Утро нового века

Глава 20

— Ну что, Феденька, никак не выходит у тебя Джервиса подловить? — казалось бы, шутливый тон Потёмкина вовсе не обманул командующего Черноморским флотом.

— Никак, Великий князь. — мрачно отозвался тот.

— Хвалился же, обещал поймать хитрого британца… — теперь уже было очевидно, что наместник в гневе и едва скрывает это.

— Ушёл Джервис. Не лезть же под орудия Порт-Магона. Трюге меня поддержал. — коротко отвечал Ушаков.

— Что, теперь ты, Феденька, уже и на француза ссылаешься?

— А ты сам, Григорий Александрович, попробуй-ка корабли поводить! — взорвался адмирал, — Проиграй мы Джервису, долго ли ждать, пока англичане на Мальте будут? А на Кипре? А то и в сам Цареград приплывут, а?

— Вот это, братец, твоя забота! — багровел наместник.

— Я и забочусь! — орал в ответ Ушаков, — Не может Джервис никогда не ошибаться! Поймаю — и разобью! Или помру, но разобью его всё одно!

— Ох, Федя! — Потёмкин предпринял над собой явное усилие, успокаиваясь, — Ну не тяни ты с этим! Видишь же, Карпухин уже землю копытом роет. Государь каждый день спрашивает про твои успехи. Я к тебе в Валлетту приплыл чай не от хорошей жизни.

— А то я сам не понимаю, Григорий Александрович. — тоже начал успокаиваться генерал-адмирал, — Но вертится, собака Джервис, как уж под вилами! Мы уж и так и сяк его водим, а он ни разу не подставился. Вроде подкараулили отряд из шести кораблей у Порто Конте, да оказалось, что и весь британский флот недалеко.

Крутились, крутились вокруг друг друга, дошли до самой Менорки, а там и к Джервису ещё три корабля да фрегаты подошли. К тому же там батареи британские, подставить нас под их огонь проще простого… Вот и пришлось несолоно хлебавши возвращаться.

— Уфф… Садись, Фёдор Фёдорыч, в ногах правды нет. Спасибо тебе, что хоть без потерь сходили…

— Ты и правда ко мне специально приплыл, Григорий Александрович?

— Не совсем только к тебе, — дружески усмехнулся Потёмкин, — у меня ещё и в Неаполе дела есть…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Колокол звенел и звенел, словно вбивая гвоздь в голову. Старый человек устало потёр виски. Силы уже покидали его, он так старался, но всё напрасно, а тут ещё этот набат, что не прекращался уже часов двадцать — звонарь, похоже, окончательно спятил от ужаса смерти и находил успокоение в ударах колокола.

Чума свирепствовала, улицы Лондона опустели, только патрули оглашали окрестность своими голосами, да скрип колёс повозок молчаливых мортусов, забирающих трупы, иногда разрывал страшную тишину. Над мостовыми царил запах смерти. Казалось, что огромный город умер и разлагается. Ужас стал единственным чувством, поселившимся в сердцах всех лондонцев.

— Мой Светоч, нам пора. — тихо-тихо произнёс старик, обращаясь к своему собеседнику. Они были одни в этой очень дорого, но строго обставленной комнате, очевидно, кабинете.

— Нет, Питер. — также тихо отвечал лорд Чарльз, — Я решил — никаких больше побегов. Господь собрался прибрать этот мир. Я же останусь со своей паствой.

— Но, мой Светоч, чума и раньше приходила к нам, почему же…

— Я знаю это, сын мой! — в очередной раз повторил старый сектант.

— Но быть со своей паствой и попасть в руки королевских прихвостней — вовсе не одно и то же! — покачал головой русский агент.

— Всё равно, старый друг, всё равно! Я умру во славе, показывая «чистым» путь в Эдем. К тому же моя жертва может стать подобной жертве Спасителя! — ответил ему хозяин особняка, и в глазах его сверкнуло безумие.

— Но ведь Вы, мой Светоч, могли бы нести свет и дальше, оставаясь живым! Господь не давал Вам знака, что Ваш час настал.

— Сын мой, — с блаженной улыбкой сложил руки лорд Колдфилд, — Какой смысл оставаться в живых среди умирающего мира, если можно открыть истинный свет для страждущих? Тела их уже не спасти, но я спасу их души! Господь мне являлся и знаю, что делаю!

— Вы ведь своей гибелью просто порадуете короля, этого сына Сатаны, мой господин. — в голосе бывшего голландца прозвучала такая тоска, что глава луддитов даже смутился, подошёл к своему помощнику и погладил того по голове.

— Столько боли и горя, сын мой, вокруг! Посмотри — на улицах даже не успевают убирать трупы. А в голове у короля — только война. Люди умирают — им надо придать сил! Господь воцарится! А ты, друг мой, беги! Спасайся, Питер! Тебе нести слово Божие по миру! Я же уже слышу колокол, возвещающий скорый конец света!

На сей раз тот, кого называли Питером, грустно кивнул. За окном унисоном с непрекращающимся колокольным звоном слышался уже и шум приближающейся толпы. Низко поклонившись, старик вышел, почти выбежал, из кабинета и кинулся к задним дверям дома, где его уже ждала закрытая коляска, на козлах которой в нетерпении ёрзал верный Майкл.

— Скорее, господин, скорее! Солдаты уже рядом!

— Гони, Майкл, гони!

— Что, старик отказался бежать? — настёгивая лошадей, спросил слуга.

— Упёрся, как осёл! — махнул рукой русский, — Хочет, аки святой, быть убит язычниками… Стар он стал совсем… Битых три часа его уговаривал, но не уболтал! Успеем уйти, друг мой?

— Куда денемся! — оскалился однорукий, — Я здесь все уголки знаю.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— У меня такое ощущение, что я сплю… — тихо проговорил Гурьев, приложив ладонь ко лбу.

— Я не понимаю Вас, посланник! — не успевший короноваться принц Фердинанд всплеснул руками в возмущении, — Я требую, чтобы силы моего шурина и союзника, царя Павла, немедленно навели порядок и уничтожили бунтовщиков!

— Я здесь уже во второй раз, в этом самом Фуэнлабрада, снова король без трона… — неверяще качал головой посланник, — Может быть, это сон?

— Прекратите нести чушь! Мне нужны войска немедленно! — взвизгнул дофин.

— И где же я их возьму, Ваше Высочество? — усмехнулся русский.

— Величество! Я требую, чтобы Вы титуловали меня Величеством! — потряс кулаками Фердинанд Бурбон.

— Ваш батюшка, король Карл, не успел отречься от трона, а Вы не успели принять корону…

— Мне всё равно!

— Мне, собственно, тоже, Ваше Величество, коль пожелаете. — вздохнул Гурьев, — Однако замечу, что совсем недавно именно на этой площади я встретил Вашего батюшку, он был в карете, пусть и без гербов, и с ним были три верных ему дворянина.

Принца перекосило от злости, но от его внимания всё же не ускользнул тот факт, что он действительно встречается с русским послом в этом городишке, будучи верхом, причём на весьма заморённой лошадёнке, одетый в платье своего телохранителя, и в сопровождении всего-то одного слуги.

— Я был вынужден скорейшим образом покинуть Мадрид, из-за бунта черни, который охватил мою столицу…

— Ваше Величество, — спокойно прервал речь молодого Бурбона дипломат, — конечно, я рад буду услужить брату моей царицы, но всё же, мне хотелось бы уточнить, что к простолюдинам присоединились гарнизон и гвардия…

— И что? — тон Фердинанда был уже вовсе не таким требовательным, как раньше.

— Ну, верных Вам войск сейчас в Испании не найти — все присоединились к мятежу. — вздохнул Гурьев.

— Поэтому-то мне и нужны русские солдаты! — почти просительным тоном проговорил инфант.

— Да-да, Ваш дядюшка мне сообщил обо всём, да… — рассеянно ответил ему посланник.

— Так что же мне делать? Что Вы мне посоветуете? — почти плакал наследник испанского престола.

— То же, что и Вашему батюшке. Я дам Вам свою карету и сопровождающих. Надеюсь, что до Кадиса Вы доберётесь без приключений. Там уже Ваш дядюшка, принц Антуан, я думаю, что у него должны быть идеи, как Вам спастись.

Вам никак нельзя будет открывать своё инкогнито до Кадиса. Вас могут убить прямо в дороге. Очень уж Вы зря казнили офицеров, что устроили переворот в Вашу пользу…

— Но ведь они подняли руку на короля!

— Стоило подождать, как рекомендовал Вам Ваш дядя, до того момента, как Вы укрепите свою власть. Сейчас же всё довольно печально. Я даже не берусь предположить, что теперь будет. Единственный положительный момент, что Моро слишком занят сейчас подавлением мятежей и не станет разевать рот на Каталонию…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Страшен Фёдор во гневе, страшен! — смеялся Потёмкин, наливая мне вина, — Веришь ли, Павел Петрович, легенды о нём по Цареграду ходят, да что по Цареграду — по Италии тоже! Сам слышал!

— Ох, Гриша! — смеялся я, — Каждый бы так гневался, горя бы не знали! Обещал Джервиса побить — и побил. Подробности-то уже есть?

— Только реляция нашего наварха. Всё, как ты уже читал: выманил англичан аж к мысу Креус[1], где и устроил им головомойку, а потом погнал их вдоль Иберийских берегов. У Картахены снова схватился с Джервисом и снова разбил его. В шторм британцы оторвались, но фрегаты Мышецкого караулили их возле Гибралтара. Джервис не проскочил мимо, завязалось было сражение, но на горизонте показались мачты — англичане предпочти бежать дальше, опасаясь, что это Ушаков их нагоняет.

— Прогнал Джервиса, потопил два корабля, сохранил свои, молодец Фёдор Фёдорович, справился. — я посмотрел на море, оно сегодня было просто чудесно, благодаря какому-то оптическому эффекту водная гладь казалась изумрудной, — Пора, значит, Карпухину отправляться…

— А что, революция в Испании нам не помешает? — хитро посмотрел на меня Гришка.

— Король Георг хорошо потратил свои деньги. — отмахнулся я.

— Что, не смогли твои подсылы дело решить? Переиграли их англичане? — откровенно смеялся мой старый друг.

— Ещё одно подтверждение того, что даже самое мощное действие извне не может ничего поделать с проблемами внутренними, Гриша. То, что мой тесть — редкий остолоп, я всегда знал, а вот в том, что мой шурин — дурак ещё более высокой категории, чем его батюшка, я, глядя на Анастасию, ошибочно сомневался. Без влияния Годоя всё покатилось под откос так быстро, что даже и представить себе было сложно. — я грустно развёл руками.

— Видишь, Павел Петрович, это вечная проблема самодержавных владык: сильный государь — сильное государство, слабый государь — слабое…

— Знаю, Гриша. — криво усмехнулся я, — Дело государя не только править, но и наследника воспитать… А у Карла таких достоинств не наблюдается… Ничего, с Верховной Хунтой мы договоримся.

— То есть, не просто Ушакова наградить ты в Цереград примчался, а ещё и Карпухина благословить? — прищурился наместник Юга.

— И на тебя, Гришенька, посмотреть. — я ласково взглянул на своего верного сподвижника.

— Боишься, что старик душу Богу без тебя отдаст? — Потёмкин неприлично заржал. — Али за мной какие грехи числятся?

— Ты, Гришенька, из такого дуба вырезан, что ещё на моих похоронах плясать будешь! — я ткнул огромного Великого князя в живот, — А за свои грехи ты сам перед Богом ответишь. Давно тебя не видел, друг мой.

— Ох, Государь, ты из меня всё верёвки вьёшь! — широко улыбнулся мой последний старый друг.

— Давай-ка, Гриша, по старой памяти, посидим с тобой, поговорим, былое вспомним…

— Былое, это хорошо, но как же родичи царицы? Она, небось, изволновалась вся?

— Ася — женщина умная, знает, что я за их безопасностью присматриваю. Так что, мои свойственники — они, чай, в Америке не пропадут. А через несколько лет, глядишь, всё и само утрясётся — Испания она надолго.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Господин Неверов, поверьте мне, это не шутка! — контр-адмирал Мышецкий раздражённо смотрел на собеседника.

— Как же не шутка! — искренне недоумевал судовладелец, — Моя Магнолия застряла в этом Кадиксе из-за английской блокады, груз портится, я несу убытки! И вот когда Джервиса выгнали и появилась возможность покинуть порт, то являетесь Вы и объявляете, что записываете меня на государеву службу. И для чего? Для вывоза очередной коронованной особы?

— Степан Епифанович! — русский флотоводец стукнул кулаком по столу, — В десятый раз повторяю Вам — это не шутка! Молодого Бурбона надо вывезти из Старой Испании в Новую! Испанские военные корабли либо ушли вместе с Чуруккой, либо серьёзно повреждены, либо захвачены мятежниками! Местные торговцы ненадёжны. Городской гарнизон пока ещё верен Фердинанду, но дело идёт уже о нескольких днях. Допустить угрозу для шурина Государя мы не можем! Его надо вывезти из города! Обязательно!

— Но почему же Вы сами…

— Николай Епифанович! Я не могу сделать это с помощью своих кораблей — нельзя ссориться с Верховной Хунтой и Кортесами!

— Но почему же именно я? — почти плакал Неверов, — У меня груз на борту, прибыль…

— Напомнить Вам, кто вывез из Лиссабона этого прокля́того короля Жуана? — раздражение Мышецкого пока не отражалось на его речи, но вот стальное перо, которое адмирал крутил в руках, явно переживало последние секунды своего существования.

— Ну, вывез… — уныло ответил судовладелец.

— Мы до сих пор не прекратили извиняться за тот случай! Сейчас настал прекрасный момент для окончательного решения этой проблемы. Посланник Государя в Мадриде уверяет, что именно Ваше участие в спасении дофина превратит всю ситуацию в забавный анекдот. Я склонен согласится с этой точкой зрения, особенно в отсутствие других возможностей.

Понятно?

— Но мой груз… — Неверов уже был сломлен.

— Я выкуплю его по цене продажи, передайте мне Ваши расчёты, и я заплачу тотчас же. Вываливайте всё прямо на причал — запрещать Вам это сейчас уже некому, а потом разберёмся. — перо, наконец-то сломалось, и чернила брызнули на стол и рукава адмирала, что вызвало взрыв его гнева, — Быстро, Неверов! Быстро, чёрт Вас дери! Если через три часа Вы не будете готовы к приёму этого недоноска, его свиты и поклажи, то я лично Вас застрелю!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

После падения хорошо укреплённой англичанами Менорки, которую взял исключительно флот, показав доселе никем не достижимый уровень организации, настал черёд Гибралтара. Ликвидация этого нарыва должна был завершить процесс изгнания Британии со Средиземноморья, лишить остров прибылей в регионе, уменьшить количество игроков на Великом море, уже многие тысячелетия дающим своим обитателям огромные доходы от торговли.

Именно «скала» была мечтой Испании со времён Утрехтского мира, мечтой настолько заветной, что за этот приз иберийцы были готовы заплатить практически любую цену. Долгие годы мои дипломаты вели сложные переговоры с Испанскими властями, оговаривая условия нашего участия в этой кампании, определяя силы, которые должны быть предоставлены королевской армией и флотом, торгуясь за каждый рубль.

Мы готовились к операции несколько лет, но сначала проблемы нам создал Джервис, гонявший своих противников в хвост и гриву, затем эта глупая революция в Испании… Однако же выдворение англичан с полуострова, контролирующего вход в Средиземное море из Атлантики, стало основой для множества наших планов, оно было уже просто необходимым и для нас тоже. Так что, ничто уже не должно было встать на пути России.

Карпухин, мрачный, но энергичный, высадился в Альхесирасе[2] на первом же судне, предназначенном для транспортировки «особой армии». «Москва» была огромным кораблём, могущим перевезти разом полноценный пехотный батальон с приданными подразделениями. Сейчас с него выгружался полуэскадрон Олицинских драгун, рота Костромских егерей, полуроты отдельных Рязанского сапёрного и Московского артиллерийского батальонов, а также штаб этой самой особой армии во главе с фельдмаршалом, которого уже многие прочили в генералиссимусы.

Словно муравьи, русские солдаты с огромной скоростью распространились по городу, беря его под контроль. Местная хунта не успела даже ничего сказать. Хотя, что они могли возразить, если им тотчас же предъявили договоры о совместных действиях, подписанные как отцом, так и сыном Бурбоном, причём оба были подтверждены Верховной Хунтой в Мадриде, а также лично генералом де ла Куэста[3], назначенным главнокомандующим армией Испании. К тому же войск в Альхесирасе толком и не было.

Карпухин в день высадки, не откладывая дела в долгий ящик, отправился на рекогносцировку. Три недели русские корабли сновали между Альхесирасом и Цареградом, высадив в Испании более сорока тысяч человек, включая все две русских осадных бригады, два отдельных медицинских батальона и весь резерв чумного ертаула.

Первая схватка состоялась на второй день — генерал Коллингвуд[4], генерал-губернатор Гибралтара, заметив движение на испанских укреплениях вдоль границ полуострова, отправил в разведку роту пехоты. Возможно, что это могло бы принести большие неприятности для Карпухина и его свиту, так как их сопровождали всего-то три десятка Олицинских драгун.

Командовавший кавалеристами юный подпрапорщик Капунин собирался было дать своим людям отдых после тяжёлого плавания и последовавшего сразу за этим довольно неприятного перехода, но присутствие высокого начальства заставило его изменить своё решение и приказать занять оборону по всем правилам армейского Устава. Это и стало главной причиной того, что бой оказался скоротечным и завершился в пользу русских.

К тому же в плен попал первый лейтенант девятого британского пехотного полка Кристофер ван Хаут, богатый наследник, любимец женщин, гуляка и бездельник, отлично знавший каждый закоулок Гибралтара. Именно его рассказы дали Карпухину полное понимание настроений гарнизона, а также общее представление о готовности крепости к осаде.

После первой схватки русская пехота начала быстро прибывать на укрепления, наводя там порядок, беря под контроль испанские войска, стоявшие там ранее. Над землёй незамедлительно повисли никосферы отдельного воздушного полка. Сапёры принялись оборудовать позиции артиллерии, намечаемые штабом фельдмаршала, и обустраивать дороги, которым предстояло выдержать движение тяжёлых осадных орудий и многих пудов припасов.

Местное население с восторгом восприняло появление русских. Во-первых, драгуны быстренько ликвидировали все банды, свирепствовавшие в окру́ге, аккуратно развесив негодяев по деревьям вдоль дорог. Во-вторых, закупки продовольствия для снабжения особой армии осуществлялись не бесплатно, как это привыкли делать королевские служащие, а за звонкую монету, причём цены были весьма приятными для поставщиков. В-третьих, население, привлекаемое для выполнения земляных работ, получало отличную плату, теми же серебром и золотом. Ну и в-четвёртых, англичан здесь очень не любили.

Так что, вскоре на русских трудилось более сорока тысяч испанских крестьян, с энтузиазмом роя землю и перетаскивая тяжести. Кстати, позиций строить пришлось значительно больше, чем планировалось, ибо вместо пятидесяти тысяч солдат союзников в деле участвовало только восемь, что серьёзно меняло всю ситуацию.

Ушаков и Карпухин ежедневно устраивали совещания, определяя дальнейшие планы. Сразу же, чтобы враг не скучал, наш флот принялся его активно беспокоить, прощупывая систему батарей англичан на море. Паровые фрегаты Мышецкого то и дело показывались в их видимости, поднимая никосферы, промеряя глубины и определяя пределы дальности стрельбы орудий противника.

Коллингвуд понимал, что скорой помощи от Джервиса ждать не приходится: бедняга-адмирал был ранен при Картахене, к тому же его корабли, и так потрёпанные русскими, пострадали от штормов во время прохождения вокруг Пиренейского полуострова, а этим воспользовался де Галль. Флот Понанта атаковал истерзанных англичан возле островов Силли[5]. Французы желали отомстить давно ненавидимому противнику той же платой унижения, что долго терпели сами. Джервис дрался как лев, оставив врагу на растерзания целых пять кораблей, он вывел остальные из боя и сохранил флот для Англии.

Впрочем, ему самому это не принесло ничего хорошего, в конце сражения славнейший адмирал Британских островов был снова тяжело ранен и умер на мостике, так и не узнав, что его план увенчался успехом.

В таких условиях у Гибралтара только и было надежды — просидеть в осаде как можно дольше. Следовало ждать, что король Георг либо сможет собрать новый флот, либо заключит мир. Коллингвуд был человеком деятельным, так что англичане пытались беспокоить наши войска непрерывными вылазками, что, впрочем, им не очень-то удавалось: никосферы лишали противника шансов что-либо совершить при дневном свете, а ночью русские егеря были более зорким и внимательным противником, чем того хотелось бы губернатору Гибралтара.

Так что, после третьей попытки ночной атаки силы на подобные действия у обороняющихся иссякли, впрочем, как и энтузиазм. Русские строили свои укрепления быстро, словно пчёлы соты, уже через две недели на позициях появились первые осадные орудия, а главное — ракетный полк, и начались обстрелы крепости.

В то же время Ушаков вполне разобрался с системой защиты Гибралтара и принялся бомбардировать батареи англичан с моря, что заставляло Коллингвуда метаться между угрозами. Радиус поражения артиллерии противников оказался примерно одинаков — удачные позиции и угол возвышения пушек англичан вполне компенсировались более высокой дальнобойностью новых русских орудий. Так что всё зависело от умения пушкарей.

Здесь люди Карпухина и Ушакова смогли удивить противника, ежедневно оказываясь чуть точнее у удачливее, да и сами командующие ели свой хлеб совсем не даром. К тому же на осадные позиции вставали всё новые и новые орудия. Три недели непрерывных бомбардировок привели неуязвимую «скалу» в весьма потрёпанное состояние. Сам Коллингвуд был тяжело ранен, его преемник, генерал Роуг — убит, настроение гарнизона превратилось в паническое. Когда же ещё через неделю непрерывных обстрелов на глазах обороняющихся в глубине русских укреплений принялись выстраиваться, готовясь к штурму, обряженные в латы гренадеры, то Гибралтар выбросил белый флаг.

Падение считавшейся неприступной крепости, причём не в результате многолетней блокады или измены, окончательно убедило Европу, что с Россией сейчас шутки плохи.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Мой Бог! Мой Бог! — повторял, словно заведённый, казавшийся очень усталым немолодой человек, сидевший в карете перед Ньюгейтской тюрьмой[6].

Сколько тысяч лондонцев собралось в этот дождливый день на улицах, с которых были видны ворота в страшное узилище, а точнее, на площадь, где проходило столь жуткое и притягательное зрелище, было не понять. Казалось, что весь город собрался здесь и наблюдал за чудовищной по своей жестокости казнью несчастного лорда Чарльза Колдфилда, также известного как «светоч», «пророк» или просто «лидер омерзительных луддитов».

— Не стоило Вам, Василий Петрович, сюда приезжать. — тихо, по-английски проговорил человек аристократического вида, сидевший вместе со стариком, — Сердечко Ваше не шибко хорошо себя ведёт…

— Бросьте, сэр Генри, с этим человеком связана вся моя жизнь, разве бы я мог допустить, чтобы он умер без моего последнего прости? — покачал головой русский агент.

— Он умирает уже два часа, и вряд ли ему позволят сделать это быстро, Василий Петрович. Может, всё-таки уедем? — участливо спросил его собеседник.

— Пока нет. Колдфилд так и не сказал ничего, пока молчит… — смотрел в окно тот, кого знали как Питера.

— Вы ждёте от него откровений? — удивился хозяин кареты.

— Он без этого не сможет, и я хотел бы его услышать. — вздохнул старик.

— Почему? Луддиты попробуют его спасти?

— Наверняка. Но солдат слишком много. У них здесь ничего не выйдет. — почти равнодушно говорил бывший купец и сектант.

— То есть выйдет где-то ещё? — хитро прищурился аристократ.

— Конечно. Пусть Черкашин и считает, что восстание пока не готово, но мне-то мниться, что оно начнётся прямо сегодня. — также без особого выражения проговорил Василий Петрович.

— Что? Луддиты? — удивился его собеседник.

— Да что они? Люди устали. Голод, чума, разорение, поражение за поражением. Смерть Джервиса, падение Гибралтара и высадка французов в Ирландии совсем подорвали их доверие к королю. Казнь лорда Чарльза должна была отвлечь людей от тягостных мыслей, но он всё-таки слишком популярен среди горожан. Его считают святым и бедняки, и аристократы, да и смерть его пугает и тех и других… Разве что католики могли бы поддержать его казнь, да те уже сбежали или умерли… Да и глупость это — пытаться сделать такую не шибко значимую фигуру, пусть и главу наводящий ужас секты, главным виновником поражения…

Так что, когда лорд Колдфилд произнесёт свои последние слова, всё и начнётся.

— А он обязательно скажет нечто, провоцирующее волнения? Его уже повесили, но не до смерти, сейчас его приводят в чувство, чтобы отрезать ему гениталии. Неужели у него хватит сил не просить пощады? — со вздохом проговорил хозяин кареты.

— Светоч, сэр Генри, никогда не сдастся. Он совершенно уверен, что он посланник Бога. А перед лицом Всевышнего не предают. — старик повернулся к собеседнику, и морщинки вокруг его глаз собрались от улыбки в пучки, словно две высохшие сливы.

— Посланник Бога… — задумчиво, будто смакуя каждый звук, произнёс аристократ.

— Именно. — снова улыбнулся русский агент, — Он уверен в этом, но ведь не только он, а уж после его речи — не сомневайтесь, сэр Генри, в это поверят ещё многие из тех, кто сейчас в этом сомневается.

— Что же он такое может сказать, Василий Петрович?

— Что угодно, друг мой! — хитро усмехнулся тот, — Любые слова, сказанные в таком состоянии, будут восприняты, как высшее откровение. На месте короля и его советников я изменил бы древний ритуал казни и первым бы делом лишил Колдфилда языка, но они стали слишком уверены в своей правоте и слишком мало знают о настроениях народа.

Тем временем палачи привели в сознание несчастную жертву пыток и приготовились к следующему этапу казни. Эти несколько секунд лорд Колдфилд использовал полностью, он успел выкрикнуть всего пару слов, но и этого было достаточно, как и предсказал бывший голландец.

— Проклятие власти Сатаны-короля! — прохрипел Светоч. Голос его был вроде бы слаб и дрожал, но человек, который не раз выступал в обеих палатах Парламента, не мог не сказать так, чтобы его не услышали, — Грядёт Страшный суд! Я буду высшим судиёй в этом мире! Проклятие!

Дальше экзекуторы пришли в себя и принялись затыкать рот истязаемому. Но и этой короткой речи вполне хватило. К воротам тотчас бросилось с десяток человек, только что изображавших из себя зевак; заранее настроенные на опасность солдаты дали нестройный залп, толпа качнулась, словно единый организм, отшатнулась и пустилась в беспорядочное бегство.

Началось форменное безумие: потерявшие разум и ищущие спасения люди топтали своих соседей, сносили даже лошадей и кареты. Тысячи лишившихся от страха рассудка людей не понимали, куда бежать. Одетые в красные королевские мундиры, бенгальские стрелки, выставленные вокруг тюрьмы, были испуганы не меньше, они видели, как к ним направляются оскаленные в крике рты, выпученные глаза и растопыренные, словно ветви деревьев, пальцы рук. Они снова стреляли, не слыша окриков своих командиров. Только палачи деловито продолжали свою работу, но на жуткие страдания лорда Колдфилда уже никто не обращал внимания.

«Сатанинское помешательство» — так говорили потом о случившемся в Лондоне, и в жалких лачугах бедняков, и в богатых домах купцов, и во дворцах, причём даже в королевском, но вот вкладывали в это выражение они совершенно разный смысл.

А пока люди бежали, тысячи людей. Жуткий нескончаемый крик повис над городом. Карета, в которой сидели русские наблюдатели, разделила судьбу прочих повозок, доставивших богатых лондонцев, пожелавших увидеть казнь изменника. Выглядевший старым и дряхлым Василий Петрович оказался более готовым к случившемуся, он выскочил из падающего набок экипажа, смог вытащить за воротник из людской кучи помятого кучера, пинками расчистил путь к спасению.

Прячась между лежавшими каретами и бьющимися лошадьми от бегущей толпы и выстрелов солдат, целый и сияющий бывший помощник лорда Колдфилда вёл за собой помятых и растерянных сэра Генри и возницу их поверженной коляски.

— Я ведь говорил! — торжествующе хохотал старик, — Я предупреждал! Но вы все отказывались мне верить!

— Думаете, началось?

— Обязательно началось! Непременно началось!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Восстание было настоящим, уже никакие солдаты не могли остановить его, да и не хотели. Верность частей, собранных из коренных жителей Британии, была очень низкой, король не мог рассчитывать на их верность, опорой короны стали те же бенгальцы, но их резали как свиней, они уже не могли выходить из казарм подразделениями меньше десятка.

Всё ухудшилось, когда за измену были повешены граф Мортон и полковник Бредшоу. После казни мосты были окончательно сожжены: почти все вельможи бежали из Лондона, а многие полки просто перестали подчиняться Георгу. Везде распространялись акт Парламента, требующий немедленного отрешения от власти занимавшего трон узурпатора, и воззвания луддитов о том же самом. Наконец, закрывать глаза на это стало уже просто невозможно — король с родственниками бежал под защиту туземных стрелков и флота в Портсмут.

В Лондоне уже официально собрался Парламент и объявил короля Георга низложенным. Армия почти в полном составе признала измену Ганноверов и правоту Парламента. За короля были только бенгальцы и три собственно британских полка, включая шотландскую гвардию. Бывшие американские колонисты в Ирландии не желали остаться один на один с французами и местными жителями, которые начали войну на уничтожение, и не могли, даже если бы захотели, принять свергнутого суверена.

Сомнений, в свете уже многочисленных побегов монархов в колонии, не было — надо бежать за море, где получится сохранить хоть какую-то власть и возможность позднее вернуть потерянные земли. К тому же Уэсли и Аберкромби в Индии остались верным королю и династии. Сомнений не было. Да и флот был за Георга: морские волки Джервиса много лет ходили по океану, воевали и побеждали, им некогда было проводить время на берегу, видеть боль и смерть простецов, они верили королю и адмиралу, как учил их покойный флотоводец.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Что же, ты, наконец, счастлив, друг мой? — Остен-Сакен с улыбкой отсалютовал генералу Грину бокалом с рубиновой жидкостью.

— Чарли, мои планы реализуются, я получаю то, что хочу — неужели мужчина может быть несчастлив в таком случае! — захохотал тот и тоже поднял стакан.

— Что ты предпримешь в первую очередь? Теперь, когда ты снова возглавляешь Конгресс, а? — с интересом спросил русский посланник.

— Поеду в Филадельфию, конечно! — в усмешке оскалил зубы глава США, — Выступлю перед Конгрессом, напомню им, что я именно это предсказывал.

— Ты предсказывал сожжение Нью-Йорка, Натаниэль? — шутливо округлил глаза и рот дипломат.

В ответ Грин только рассмеялся и отпил из своего бокала.

— Тебе не жалко Нью-Йорка? — Остен-Сакен задумчиво посмотрел на качающее ветвями дерево, растущее прямо напротив террасы.

— К чему жалеть? Я предупреждал, что твои русские не любят, когда их пытаются убить, а рука у вас тяжёлая. Только такой урок мог привести в чувство мальчиков из Конгресса.

Кстати, что мы прищемили Чичагову, чтобы он устроил этакое представление? — Грин заглянул в глаза своему приятелю.

— Кроме Одессы? — усмехнулся русский, — Ну, я слышал, Натаниэль, что в Буэнос-Айресе сейчас буйствует пока ещё не коронованный император Кастилии, Леона, Арагона, Португалии, Индии и прочая, прочая, прочая Карл I, а вытерпеть это не многим под силу. Мало того что тесть моего Государя взбалмошный старый дурак, так он ещё и воюет со своим сыном Фердинандом, также объявившим себя императором с таким же титулом, но сидящим в Мехико.

Так вот, Карл просто потребовал от Чичагова присоединиться к флоту Новой Гренады и воевать против Новой Испании. А адмирал и так уже был вне себя, проторчав столько времени в Буэнос-Айресе, где из-за волнений ремонт его эскадры непозволительно затянулся. Так что, Чичагов просто бежал, бросив в порту четыре своих линейных корабля и бо́льшую часть выздоравливающих и заболевших. Как ты думаешь, после такого он был спокоен?

А здесь ещё ваш флот, когда русская эскадра пришла к Квебеку, атаковал её и потопил толком не отремонтированный «Святитель Иосиф».

— Чичагов же всё равно победил? Что не так?

— Потеря корабля в бою ещё обиднее — адмирал прозевал Одессу, потом такие проблемы в Буэнос-Айресе, а потом…

— Ладно, понятно. — лицо генерала помрачнело, — Вот только скажи мне, Чарльз, почему ты знаешь об этом, а я — нет?

— Потому что ты, друг мой, бывший, именно что бывший, глава Конгресса США, а я действующий, пусть и неформально, посланник России. — Остен-Сакен проговорил эти слова так, что разница между двумя государствами казалось просто невероятной.

— Ты наглец, Чарли… Наглец… — Грин медленно-медленно сделал глоток вина.

— Разве ты в этом сомневался, Нат? Мы давно знакомы. — пожал плечами русский, — Так что ты предпримешь, в качестве нового главы США? Надеюсь, не станешь делать глупостей?

— Ты имеешь в виду, не поведу ли я армию на север? — поднял бровь генерал, — Я не безумец, и я всё прекрасно понимаю: начни я давить на вас, из-за океана приплывут ещё солдаты, а Чичагов выжжет всё побережье. Но вот поискать удачи на юге нам сам Бог велел!

— Понятно, пока испанцы развлекаются…

— Мне нужна победа, друг мой, иначе мне не заполучить этот Конгресс.

— Хорошо, однако не заходи слишком далеко — всё же это родственники Государя, а он не очень любит, когда их обижают.

— Учту, Чарльз! — усмехнулся человек, готовившийся стать в своей создаваемой империи новым Августом[7].

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Ваше Высочество, мой Государь обращается именно к Вам, а не к Вашему батюшке. — твёрдо сказал Мазурский, — Именно на Ваше влияние все наши надежды!

— Но я не желаю мешать императору в его делах! — воздел руки вверх второй сын испанского короля Карла, носивший то же имя, что и отец — Им движет проведения, спасшее нас из рук мерзавцев, которые…

— Ваше Высочество! — прерывать речь монарха было совершенно неподобающе и недопустимо, но у русского дипломата уже не осталось сил и времени, чтобы продолжать убеждать упрямых испанцев вернуться на путь разума. — Я прошу Вас посмотреть на эту ситуацию как наследник династии! Пока вы с Вашим братом дерётесь за Гватемалу, Жуан захватил Монтевидео! Нельзя же оставлять эту проблему без внимания, иначе вам не удержать и Буэнос-Айрес.

— Это всё ерунда! Народ не даст прокля́тым бразильцам завоевать наши земли! — попытался огрызнуться инфант.

— Я слышал те же слова, когда Жуан захватывал Восточный берег[8]. — грустно усмехнулся дипломат, — Ваш отец-император допустил ошибку в общении с местными, не стоило так пренебрегать креолами. Те ведь так надеялись, что, прибыв в Америку без большой свиты, Их Величество соберёт новое окружение из местной знати, а он принялся принимать к себе всех европейских беглецов.

Креолы снова на грани восстания. Поверьте мне, Ваше Высочество, они вас не поддержат. Сейчас они скорее примут Жуана, потом, да, они прогонят и его… В общем, в ближайшем будущем, вам придётся бежать в Лиму или Каракас, а ведь и там начинаются волнения.

— Победа над изменником Фернандо укрепит Испанию, и тогда мы сможем смести всех врагов и восстановить власть над мятежными провинциями! — голос инфанта прозвучал излишне патетически, что почувствовал и сам Карл, поэтому он смутился, и это придало сил Мазурскому.

— Боюсь, слишком велики шансы на то, что такая победа может оказаться Пирровой, Ваше Высочество. — внимательно посмотрел в лицо принца русский, — Креолы, португальцы… Держа все верные войска в Гватемале, вы рискуете потерять всё остальное.

— Но ведь Фернандо… — хрипло пробормотал младший Бурбон.

— У него большие проблемы с США, Ваше Высочество. Грин вот-вот захватит Флориду, при этом он без счёта режет становища индейцев, те очень волнуются и требуют защиты от Вашего брата, креолы в Новой Испании тоже не шибко довольны. Возможно, что никто в этой схватке не выиграет.

— Ну и Царь? Неужели он не пошлёт Чичагова?

— Оставить наши города и купцов без защиты? Когда у американцев ещё есть пираты? — усмехнулся Мазурский, — Позже, возможно, но ведь Вам помощь нужна прямо сейчас.

— Что Царь Павел хочет от меня? — сложил пальцы перед лицом наследник.

— Уже лучше. — подумал про себя посланник, — Карлос показывает себя лучшим бойцом и более разумным человеком, чем его батюшка.

— Государь просит Вас поговорить с Императором, убедить его перестать мстить Вашему брату и сосредоточится на других, более опасных врагах. Хотя бы на некоторое время. В отношения с креолами мы вмешиваться не станем — это ваши дела.

— А зачем всё это Царю? Где его выгода? Неужели, это всё только ради братской любви? — показал зубы инфант Карлос.

— Государю нужно, чтобы на границах царства был порядок, а ещё ему нужен кто-то, кто будет платить по счетам. — Мазурский произнёс эти слова так элегантно, что, казалось, он сейчас изобразит некое па из изысканного танца, — Мадрид однозначно отказывается отвечать по долгам Бурбонов, даже за Гибралтар платить не желает, так что…

— Деньги? Всё дело в деньгах?

— Нет, конечно, Ваше Высочество, но мы должны помочь Испании сохранить свою честь. — чопорно поклонился Мазурский и вышел не прощаясь.

В карете его секретарь спросил у посланника:

— Иосиф Станиславович, как прошло?

— Неплохо, Яшенька, неплохо… Похоже, что я его убедил…

— К генералу Абаскалю[9] не поедем?

— Непременно поедем, Яшенька, непременно. Губернаторы сейчас должны лучше понимать ситуацию, без их давления, боюсь, нашего старого Карла не переубедить. Господи, а ведь потом ещё к этому Фердинанду плыть…

[1] Креус — мыс, крайняя восточная точка Пиренейского полуострова.

[2] Альхесирас — город-порт рядом с Гибралтаром.

[3] Де ла Куэста Григорио Гарсия (1741–1811) — испанский военачальник, генерал.

[4] Коллингвуд Катберт (1750–1810) — английский флотоводец, адмирал, 1-й барон Коллингвуд.

[5] Силли — группа островов к юго-западу от полуострова Корнуолл.

[6] Ньюгейтская тюрьма — главная тюрьма Лондона с 1188 по 1902 г.

[7] Гай Юлий Цезарь Октавиан Август (63 до н.э. — 14 н.э.) — великий римский политический деятель, первый римский император и основатель Римской империи.

[8] Восточный берег — территория к востоку от реки Уругвай. Современная республика Уругвай.

[9] Де Абаскаль и Соуза Хосе Фернандо (1743–1821) — испанский полководец, администратор и государственный деятель, вице-король Перу в 1806–1816 гг.