Глава 5

Золота у нас было достаточно, переселенцы только увеличивали нашу экономическую мощь, причин волноваться за бюджет не виделось. Мы обменивали золото на самый важный в настоящее время ресурс, о котором мало задумывались наши соседи: на людей, что помогали нам получать это золото обратно в обмен на товары, изготавливаемые этими же людьми. А если учесть, что в настоящее время примерно треть внешнеторгового оборота обеспечивалась уже бумажными рублями, то ситуация представлялась ещё более благоприятной и даже очень перспективной.

Единственным минусом всей этой операции было то, что резко росло количество попыток подделки наших денег, причём как бумажных, так и металлических, с чем достаточно больши́м успехом боролись мои специальные службы.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Значит, Иван Борисович, сомнений особых нет? Эти порченые монеты и фальшивые ассигнации идут из-за рубежа, и за всем этим стоит мой венценосный брат, император Франц?

— Да. — Зыков был спокоен и уверен в себе, словно бы каждый день докладывал лично императору. Впрочем, надо заметить, что он был в фаворе и это был уже третий его доклад лично царю. К тому же Павел Петрович сегодня вообще был особенно благодушен, — Безусловно, государь. Император умудрился лично отметиться в этом деле, причём неоднократно. Его видели двое, кроме главного его фальшивомонетчика де Больи, он засветился перед печатниками Бедтенером и Киршхоффом, интересовался процессом…

— Зачем ему это было нужно? — удивился государь.

— Могу объяснить подобное событие исключительно его любопытством. — развёл руками следователь.

— Почему же его никто не остановил? Ну, или, на крайний случай, не допустил бы отъезда свидетелей такого безрассудства из замка Карлштейн? — покачал головой Павел.

— Де Больи предполагает, что причиной тому крайнее нежелание императора Франца дать знать об этом канцлеру Тугуту, который был категорически против этого проекта. — спокойно отвечал Зыков.

Павел удивлённо взглянул на Пономарёва, сидевшего немного в стороне, и, увидев кивок того, сменил тему:

— Что же, имея на руках такие доказательства, мы найдём способы, как использовать эту информацию. Благодарю вас за столь прекрасно сделанную работу, господин генерал-майор!

— Генерал-майор? — удивился следователь, — Но я…

— Вы, генерал, Иван Борисович! — усмехнулся император, — Вы же не сомневаетесь в моих словах? А теперь, будьте любезны, оставьте нас наедине с Захаром Памфильевичем.

Павел встал из-за стола и начал по привычке расхаживать по кабинету, бросая задумчивые взгляды на пейзаж, открывавшийся в окне.

— Ну что, Захар? Молодец твой Зыков! Такую операцию провернул! Вытащить множество участников сей авантюры из Австрии вовне, повязать их! Самого де Бальи уболтать приехать в Киев! Чудотворец он!

— Да, Зыков хорош. — устало потёр почти совершенно лысую голову Пономарёв, — Всегда был цепкий да разумный. С молодости умел вытягивать информацию из людей, не прибегая к услугам ката. А теперь, вместе с Гомоном так вообще… Майор Гомон ушлый до безобразия, но уж слишком авантюрист, но Зыков его идеи шлифует до идеала. Отличная пара образовалась… Однако, его Довбыш очень ценит, мне выпрашивать приходится…

— Хитришь, Захарка! — усмехнулся император, — Хочешь Зыкова тихой сапой у Довбыша увести?

— Вас не обманешь, государь! — поморщился в досаде Пономарёв.

— Даже не думай! Я себе Зыкова и Гомона заберу! — плотоядно оскалившись, потёр руки Павел, — Планы у меня на них есть, а мальчики свои роли уже явно переросли…

— Вот так! — огорчённо скривился главный разведчик империи, — Вечно с Вами так, государь — пойдёшь по шерсть, а вернёшься стриженным! Пришёл за Зыковым, а потерял Гомона!

— Не журись, Захарка, я их для дела приспособлю!

— Очередную тайную службу затеваете, государь?

— Много тайных служб не бывает! — настоятельно воздел перст горе царь, — Ладно, Захар, вернёмся с нашей проблеме… Не нравится мне идея прямо сейчас братца Франца подставить…

— Мне тоже, государь! Коли всплывёт, что сам император фальшивые деньги печатал да через Саксонию их в оборот пускал, боюсь вся Священная Римская Империя рассыпется… Фридрих Август не тот человек, чтобы такое простить…

— Да уж, курфюрст Саксонский и так главный неприятель моего монаршего брата, а ежели ему ещё и соли на хвост насыпать…

— Вот уж, государь, не жалеете, что Саксонию у империи не отняли?

— Да ну их… Мне Фридрих Август надоел хуже пареной репы — всё хотел под наше крылышко! Этот зануда едва не поссорил меня с Францем, хотя получилось всё одно неплохо — тот решил, что я пожертвовал очень многим. Представь себе, что нам пришлось бы и Саксонию защищать? Да ещё и этот выжига Веттин своего никогда не упустит. Да они бы уже за наш счёт всю промышленность восстановили!

— Зато у курфюрста теперь репутация главного фрондёра и русофила…

— Да какой он русофил, Захарка! Ухорез этот саксонец заправский, но весьма неглуп, да… — махнул рукой Павел.

— Тем не менее его голос много значит, а если он его возвысит, то императору не миновать беды. — продолжал рассуждать Пономарёв.

— Здесь ты прав, Захар. А нам-то подобного сейчас точно не надобно — французы этим обязательно воспользуются.

— Непременно, государь! Однако и спустить такого никак нельзя! — Пономарёв даже привстал.

— Согласен, Захар… — повернулся к собеседнику Павел, — Франц хоть и дурак, но не умалишённый — исполнителей-то он потерял, что-то да заподозрил. Тугуту он об этом рассказал?

— Нет, ничего, государь. Император Франц сильно ревнует к уму своих советников. Его кумир — император Иосиф, который своим гением вёл империю к славе… — последнюю часть фразы Пономарёв произнёс нараспев, цитируя хорошо известные слова австрийского монарха.

— Будто бы Иосиф ни с кем не советовался… — хмыкнул Павел, — А как Тугут на это реагирует?

— Бесится! Но меру знает. Всё пытается убедить Франца за ум взяться, но где там… — качал головой разведчик.

— Давай-ка, просвети его немного — думаю, у него влияния на своего сюзерена прибавится. Только пусть думает, что саксонцы хвост его императору прищемили, а то ещё проговорится, а на этого не надо. Да ещё саксонцам тоже требуется рассказать, но пусть они считают, что де Бальи и компанию прихватили в Ганновере.

— Хитро вяжешь, государь.

— Не льсти мне, Захар. Ладно, посмотрим, как закрутится… Хотя меня сейчас больше Франция волнует, там ведь что-то назревает.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Вечер был поистине прекрасным. Было тепло, но совсем нежарко, за открытым окном шелестели листья деревьев и пели птицы. Воздух был насыщен запахами сада, ароматами духов и благовоний. Комната во дворце Первого консула была роскошна, кресла удобны, а картины на стенах просто великолепны. Однако, метр Файо был весьма невесел, а разговор его со старым другом откровенно не ладился.

— Не кажется ли тебе, Лазар, что ты излишне торопишься и рискуешь? — адвокат задумчиво смотрел на Первого консула.

— Что ты говоришь, Анри? Чем я рискую? — развёл руками Карно, — Франции требуется незамедлительно уничтожить немецкую угрозу, которая держит нас за горло столько лет!

— Возможно, надо просто немного потерпеть. Твои дела идут очень неплохо, ты почти обеспечил Францию хлебом, ещё год-другой и… — чуть наклонился к собеседнику Файо.

— К чёрту ждать! — вскочил популярнейший политик Франции, — Каждый день отдаётся в моей голове словно колокольный звон! Немцы держат нас за руки!

— Почему ты так спешишь, Лазар?

— Ты не понимаешь, Анри! Не понимаешь! — Первый консул бегал по комнате, бешено жестикулируя, — Когда мы их разгромим, наша Республика сможет, наконец, жить и развиваться так, как хочет! Нас никто не будет в силах остановить! Разбив немцев, мы, наконец, осуществим вековечную мечту всех французов и установить контроль над всей Европой! Мир содрогнётся от железной поступи наших солдат, несущих на просторы континента новый порядок! А после краха прокля́той Британии мир поистине станет французским! Испания нам не соперник, она рухнет быстро, а потом Россия, Персия, Индия — все падут к нашим ногам!

— Я вижу, что ты уже сложил план в своей голове, друг мой… — грустно посмотрел на Карно адвокат.

— Да, ты всё правильно понял! — радостно вскричал человек, избранный французами своим лидером, — Это мой план! Он приведёт нашу республику к доселе неизвестному величию! Мы сможем быстро уничтожить Империю и двинуться дальше! Нам надо всего-то немного денег!

— Лазар, Лазар… Ты мой старый друг, но всё же… — качал головой Файо, — Твои идеи с новым налогом на имущих взывают явное неудовольствие почти всех сенаторов и трибунов. Даже в местных комициях не готовы поддержать тебя. Ты рискуешь, ставя на кон свою популярность. Кто стоит за тобой? Только бешеный Бабёф? Даже Второй консул не готов согласится с твоим декретом! Остановись!

— Анри? Неужели ты жалеешь денег ради Франции? — непритворно изумился Первый консул.

— Друг мой… — адвокат соединил пальцы рук и грустно посмотрел на собеседника, — Я никогда не жалел каких-то денег. Ты это и сам знаешь.

— Ты обиделся, Анри?

— Лазар! Не скрою, мне крайне неприятно, что именно ты обвиняешь меня в скопидомстве, но всё же я прошу тебя ещё раз, остановись! Твоё предложение идёт против мнения большинства. Как же твои идеалы свободы? — покачал головой Файо.

— Мои идеалы свободы уступают моим идеалам Франции, Анри! Я хочу ускорить победу, и если для этого мне понадобится уйти в отставку, то за этим не станет! Но я уверен в своей победе!

— Не уверен, что всё так просто… — тихо пробормотал себе под нос адвокат.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Как Вы считаете, метр, не слишком ли много наш первый консул берёт на себя? — собеседник Файо, чрезвычайно ухоженный мужчина, одетый по самой последней моде, нервно потёр тонкую ножку великолепного бокала с вином, погладил золотой набалдашник своей трости и поёрзал в широком кресле элегантной петербургской работы.

Особняк известного парижского адвоката поражал своей жёстко спартанской обстановкой, которая, однако, отличалась изысканным вкусом. Многие указывали, что для того, чтобы считать дом метра Файо совершенным эталоном стиля не хватало самого малого — хозяйки, но всё же адвокат с грустной улыбкой твердил, что не может пока найти достойную спутницу жизни, и по-прежнему выбирал обстановку сам. При этом удобство для Файо было на одном из первых мест, и его гости с удовольствием отмечали именно этот факт. Так что, то, что собеседник метра ёрзал в кресле, прямо свидетельствовало отнюдь не о слишком жёстком сидении сего предмета мебели, а исключительно о волнении посетителя.

Вторым вопросом, о котором искренне заботился Файо, была еда. Повар метра был известен всему Парижу, и поесть в гостях у знаменитого адвоката считалось весьма почётным. Вот и сегодня собеседники вначале отужинали, а теперь наслаждались дижестивом[1]. Грех было отказаться ещё более сблизиться с самим Шарлем де Талейран-Перигором[2], известным политиком весьма близким ко второму консулу, прославленному генералу Моро.

Вкусная и плотная еда с обилием напитков расслабила собеседников, а совершенно невероятный десерт привёл их в благодушное настроение, казалось бы, ароматный арманьяк должен был окончательно наладить разговор, но Талейран всё же нервничал в преддверии весьма рискованной темы.

— Много? Вы считаете, дорого́й Шарль, что Карно перегибает палку? — тон Файо был очень вежлив, а сам он был грустен.

— В Сенате судачат, что скоро он начнёт требовать называть себя сир[3]! — прищурился Талейран.

— Ну, зная Лазара, могу сказать, что мысли о коронации не посещают его голову, но… — с улыбкой в уголках рта начал было адвокат.

— Вот именно, что но, Анри! — повысил голос политик, — Вы же видите, что первый консул, словно слон, протаптывает дорогу своим декретам, не слушая возражений! Никто не готов его поддержать, но он хочет протащить своё решение даже против воли Сената, опираясь только на согласие одного народного трибуна. Карно явно переходит все границы! В конце концов, Анри, его очередной «сбор с имущих» касается и Вас!

— Мне сложно с Вами не согласиться, Шарль… — грустно покачал головой Файо,— Хотя вынужден заметить, что Лазар — мой старый друг…

— Вот именно! Прошу Вас, Анри, повлияйте на него! — настоятельным тоном произнёс Талейран.

— Для меня эта ситуация не очень проста, Шарль… Откровенно говоря, я уже несколько раз пытался донести до него всю сложность подобного его решения…

— Вы согласны со мной, что такое развитие событий было бы вопиющим нарушением духа нашей свободы? Пусть он вправе, которое даёт конституция, но всё же! Повлияйте на него, Анри! — тон гостя адвоката стал почти угрожающим.

— Боюсь, Шарль, это не в моих силах…

— Тогда я прошу, да что там, просто требую, чтобы Вы, Анри, выбрали сторону в этом деле!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Ночь была тёмной, сырой и холодной, осень уже вовсю брала свои права. Париж спал, не подозревая, что сейчас происходят события, снова изменяющие всю сложившуюся до сей поры жизнь. Так же, как и все соседние дома, особняк Файо, казалось, был погружён во тьму и сон, так что внезапный стук в дверь должен был бы весьма побеспокоить его обитателей.

Однако же, тьма в окнах дома была лишь демонстрацией умения самого́ адвоката и его слуг скрывать свою ночную деятельность. Так что, стук, раздавшийся около трёх часов ночи, никого уже не разбудил и уж точно не напугал.

Невысокий, улыбчивый слуга быстро распахнул дверь и увидел фигуры, полностью закрытые глухими плащами. Не выказав никакого удивления, он, молча, с поклоном пропустил гостей в дом, передав их на руки другого лакея, а сам занялся каретой пришельцев.

— Мадам, месье, позвольте ваши плащи. Теперь пройдёмте со мной, — церемонно, в стиле старого режима, проговорил служитель, — Метр ожидает вас.

Молодая женщина, которая оказалась под одной из накидок, крепко прижимая к груди младенца, отстранённо двинулась за слугой. Третий гость, маленький мальчик, шёл следом, намертво вцепившись побелевшими ручонками в подол маминой юбки.

— Доброй ночи, Мари! — метр Файо вышел навстречу гостям, — Доброй ночи, Николя!

Мальчик исподлобья посмотрел на адвоката. Ребёнок был явно напуган, но смог сохранить самообладание и ответил:

— Доброй ночи, метр Анри.

Его мать никак не отреагировала на приветствие адвоката, так же равнодушно глядя перед собой и намертво вцепившись в младшего сына, который благо мирно спал в пелёнках.

— Так, всё даже хуже, чем я думал. — покачал головой хозяин. — Себастьен, помоги мне усадить мадам.

Вместе со слугой им удалось заставить женщину опуститься в кресло. Николя сам устроился рядом с матерью. Файо налил в бокал ароматного арманьяка и заставил свою гостью сделать глоток. Мари закашлялась и пришла в себя.

— Анри! Отвечайте! Вы знали? Знали? — женщина попыталась было закричать, но Файо твёрдой рукой влил ей в рот ещё несколько капель янтарной жидкости.

— Успокойтесь, Мари, прошу Вас! — спокойно сказал адвокат, присаживаясь рядом, — Возьмите себя в руки, у Вас же дети.

— Дети, да! — всхлипнула уже явно успокаивающаяся ночная гостья, — Лазар отправил нас к Вам, Анри. Он сказал, что Вы не дадите нас в обиду. Это так?

— Безусловно, Мари. — голос адвоката был твёрд и уверен, это заставило успокоиться даже мальчика, нервно поглядывающего на мать и хозяина дома.

— Николя, друг мой! — с доброй улыбкой обратился к ребёнку Файо, — Не желаете ли передохну́ть? Себастьен проводит Вас в гостевую спальню, чуть позже мать Вас непременно разбудит.

— Теперь, Мари, расскажите, что случилось?

— Ночью дворец захватили солдаты. Лазар был в левом крыле — работал, мы спали в правом. Лейтенант Бразье разбудил нас и вывел через чёрный ход. Лазар мне несколько раз говорил, что если возникнут какие-то проблемы, то обращаться только к Вам, Анри… — мадам Карно снова попыталась заплакать.

— Почему не было слышно стрельбы, Мари? — задумчиво спросил метр, поглаживая подбородок.

— Охрана не сопротивлялась, только Бразье нам помог.

— Ясно, значит, гарнизон и гвардия консула были заодно… А этот Бразье, насколько я помню, родственник Лазара?

— Почти, он сын его старого друга…

— Что же, Мари, Вам очень повезло. — покачал головой адвокат, — У нас всего несколько часов, пока до всех дойдёт, что семья консула пропала…

— Вы нам поможете, Анри? — взмолилась мадам Карно.

— Мари, я дал слово Лазару. Какие могут быть сомнения? — устало потёр лоб Файо, — Будьте уверены, я обеспечу безопасность и Вашу и детей. Вас надо будет вывести из Парижа, быстро и тайно. Поживёте несколько дней в Понтуазе[4], посмотрим, что происходит.

— Так Вы знали, Анри? — тихо спросила успокоившаяся женщина.

— Я много раз предупреждал Лазара, просил его не делать глупостей… — с тоской сказал Файо.

— Почему он такой упрямый, ну почему? — в голосе Карно была такая боль, что ребёнок на её руках проснулся и заплакал.

— Он жив, Анри? — спросила женщина, когда малыш успокоился.

— Не знаю, Мари. Надеюсь, что жив!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Когда рассвело, в дом Файо нагрянули солдаты во главе с самим Баррасом. Слуги Файо не оказали ни малейшего сопротивления, в особняке шёл обыск, а знаменитый политик разговаривал с адвокатом.

— Анри, где жена и дети тирана? — Баррас был в новеньком парадном генеральском мундире, пошитом у лучшего парижского портного, отчего он выглядел как минимум принцем крови.

— Что Вы, Поль? Неужели Вы думаете, что я могу знать, куда Лазар спрятал свою семью? — округляя глаза и прижимая руки к груди, отвечал ему Файо, одетый на контрасте в скромный чёрный костюм.

— А кто же ещё в этом чёртовом Париже может это знать?

— Поль, друг мой! Успокойтесь, присядьте, выпейте вина́. У меня есть совершенно восхитительное бургундское ещё от Крунембурга[5]…

— Что? То самое, которым так не желал делиться принц Конти[6]?

— Именно то, дорого́й Поль, что Вы так цените. — тонко усмехнулся адвокат.

— М-м-м! Божественно, Анри, божественно! В этом разорённом войной и тиранией городе только Вы можете найти такие ви́на…

— Спасибо, дорого́й друг! Кстати, не желаете ли получить и сам виноградник? По сходной цене? — продолжал искушать политика метр Файо.

— Что? Вы купили Романе? — Баррас был потрясён настолько, что даже привстал с кресла, в которое он уже давно переместился.

— Не я! — развёл руками адвокат, — Но я знаю, того, кто его купил и готов продать…

— Семья тирана? — прищурился политик.

— Что Вы, Поль, мой друг, честный торговец, который решил во времена Карно избавиться от части заработанных денег и вложиться в виноградники. Но сам он не ценитель вина́ и скорее бы предпочёл звенящие рубли — времена сейчас суровые…

— Непременно сведите меня с этим человеком, Анри! — Баррас со вкусом пил драгоценный напиток и закатывал глаза от удовольствия, — Но всё же, это же Вы приютили жену и сыновей тирана, признайтесь?

— Я похож на сумасшедшего, Поль? Я же отлично знал про восстание, Вы же меня сами информировали. — скроил невинную мину адвокат.

— Именно Вы, дорого́й мой Анри, в курсе всего, что происходит во Франции. Мне кажется, что даже квесторы[7] не знают столько, сколько известно Вам, метр.

— Вы мне льстите, Поль.

— Но всё же, где семья Карно? — с напором спросил Баррас, — Я знаю, что ночью у Ваших дверей останавливалась карета, а тиран был Вашим другом.

— Поль, во-первых, Вы также мой друг. Ну а во-вторых, карета, действительно была, но сей визит был исключительно частным, связанным с делами торговли, которые не стоит излишне афишировать. — соединил пальцы перед лицом Файо, — Можете мне сказать, Поль, зачем Вы убили Лазара? Ведь судить его было бы куда полезнее для общественного мнения? Против него же были почти все?

— Чёрт, так получилось! — поморщился политик, — Он попытался сопротивляться, а ребята были слишком перевозбуждены…

— Поэтому его искололи штыками, да?

Издевательский вопрос Файо просто вывел Барраса из спокойного состояния:

— Говорю же, так получилось! Но остальных мы сегодня же осудим и казним!

— Кровавые времена возвращаются? — серьёзно спросил собеседника адвокат.

— Анри, разве я Робеспьер? — как бы защищаясь, выставил руки вперёд Баррас.

— Хорошо, Поль. Это могло бы повредить нашим делам. — проговорил адвокат, — Моро приедет на готовенькое?

— Да, думаю, что в новом правительстве уже я стану Вторым консулом. Но ещё ничего не решено! — хищно потёр руки политик, — Возможно, что и первым!

— Что же, давайте выпьем, Поль за Ваше будущее! — Файо поднял бокал, но глубоко в глазах его можно было бы заметить насмешку.

Однако, Баррас был слишком увлечён своими мечтами и проблемами:

— Чёрт возьми, Анри, но всё же, где же Мария Карно с детьми? — воздел руки вверх политик.

— Если это нужно Вам, дорого́й Поль, то я непременно узна́ю. — адвоката прижал ладони к сердцу.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Файо, я с Вами плохо знаком. — начал свою речь генерал Моро, пристально глядя на стоя́щего перед ним изрядно помятого, но совершенно спокойного адвоката.

— Мой генерал, вынужден согласиться с этим моим ужасным недостатком.

— Вы мне дерзите? — удивился Второй консул.

— Что Вы, мой генерал? Я действительно признаю́, это своим недочётом, который я много раз желал исправить! — поклонился метр.

— Так. Отвечайте немедленно: Вы знаете, где семья покойного Первого консула?

— Да, мой генерал.

— Что? Так почему же Вы скрываете это? — возмутился Моро.

— От кого, мой генерал? — искренне удивился Файо, — От мятежников — Барраса и компании? Так, Вы же сами их казнили за убийство Карно, Бабёфа и их сторонников. Причём сделали это за несколько часов после Вашего возвращения в Париж! Всё так быстро произошло…

— Да Вы и вправду скользкий тип! — захохотал Второй консул, — Баррас был прав в Вашей характеристике!

— Замечу, что покойный гражданин Баррас часто пользовался моими услугами в разных вопросах и был одним из моих лучших клиентов! — усмехнулся адвокат.

— Как и Карно? — палец генерала почти упёрся в грудь собеседника.

— Безусловно, равно как и ещё несколько десятков человек. — пожал плечами Файо.

— Так почему же Вы Баррасу ничего не сказали про семью Первого консула, а? — погрозил адвокату Моро.

— Тому причина — моё слово, данное Лазару. — совершенно спокойно отвечал ему метр.

— Вы так верны слову? — удивлённо посмотрел на него Второй консул.

— Это всё, чем я горжусь. — немного поклонился ему адвокат.

— Хм… Забавно… А если я попрошу Вас обещать мне что-нибудь, то Вы исполните это? — в голосе Моро прорезался искренний интерес.

— Если я дал слово, мой генерал, то я его сдержу. — с небольшой улыбкой, но очень твёрдо отвечал Файо.

— Забавно… Так почему же Вы мне готовы сказать, где Карно? — Моро опять пристально посмотрел на собеседника.

— Они уже вне Франции, мой генерал. Я должен был обеспечить их безопасность и благосостояние, и я это сделал.

— Что? Вы их вывезли из Франции? — у Консула от удивления брови тали почти вертикально, — Через все кордоны?

— Я дал слово, мой генерал! — тихо поднял глаза на Моро адвокат. Но тут же усмехнулся, — К тому же, разве это дети короля? Зачем они Вам? Дети какого-то политика, без связей, состояния…

— Кхм… Вы думаете, что я не придам этому значения и забуду о них? — с удивлением спросил его Второй консул.

— Да, мой генерал! — улыбнулся адвокат, — Я много слышал о Вас, Вы человек справедливый и разумный. К тому же, Ваша настоящая слава ещё впереди, а такие люди стараются прощать слабых и сирых.

— Вы ещё и льстец? — с улыбкой спросил Консул.

— Совсем нет. — покачал головой адвокат, — Я знаю, что говорю. Опять-таки можете навести справки обо мне у Талейрана и Журдана.

— Вы их хорошо знаете? — прищурил глаз Моро.

— Неплохо. Нас связывают приятельские отношения, а главное — денежные интересы.

— Я выясню их мнение, Файо. — кивнул генерал.

— Кончено, мой генерал! Вы желаете меня о чём-то попросить или отдать мне приказ? — церемонно поклонился консулу Файо.

— Я подумаю. Идите. Да, не покидайте Парижа, Вы мне ещё понадобитесь.

— И не собирался, мой генерал, здесь все мои интересы! Возможно ли, что в следующий раз меня не потащат к Вам волоком солдаты, а я доеду сам, мой генерал?

— Проваливайте, наглец! — от души хохотал тот, кого раньше называли Вторым консулом.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

События во Франции были нами предвидены, но вот предсказать их результаты было довольно сложно. Мы точно вычислили, что Моро придёт к власти, причём к почти безусловной власти — слишком уж он усилился, оброс влиятельными друзьями, а им-то начал серьёзно мешать Карно, равно как и Баррас, который уж слишком о себе возомнил.

Всё комбинацию придумал и провернул Талейран, отличавшийся какой-то запредельной хитростью и страстью к интригам. Пусть, он был лично обязан Карно, который предложил его в качестве квестора, отвечающего за иностранные дела, но всё же запросы этого перспективного политика простирались выше. Талейран хотел быть на более высоких постах, но главное — он желал денег. И в первом, и во втором, Карно ему мешал. К тому же Талейран смог войти в окружение Моро, более того, стать его главным помощником.

Карно слишком передавил со своими реформами, оттоптав все мозоли высшему обществу. Он стал чрезвычайно непопулярен среди сенаторов, квесторов, трибунов, которые уже заработали себе состояние на революции, а именно на эти богатства решил наложить лапу неугомонный Первый консул. Так что, падение Карно было лишь вопросом времени.

Так же, впрочем, как и приход к власти Моро, за которого была армия. Но вот что будет дальше? Не начнутся ли снова мятежи и волнения во французской провинции, где Карно был очень популярен. Ударит ли Моро на немцев сейчас или займётся укреплением власти в Париже? Успеют ли сами имперцы разгромить ослабленных внутренними проблемами французов, пока Моро занят? Что сможет показать французская армия, далеко не полностью готовая к войне. Прогнозов было много, а вот уверенности не было вовсе.

Да и не только дела французские занимали мои мысли, на первом месте всё же были англичане, которые довольно успешно вели войну в Индии. Британцы образцово-показательно провели подготовку к новому вторжению на Индостан, который довольно несправедливо было бы именовать полуостровом в силу того, что по своим размерам он не уступал общей площади Западной Европы, включая всю Священную Римскую империю.

У англичан были довольно неплохие начальные позиции, пусть им удалось удержать за собой только Бомбей и небольшие прилегающие территории. Однако же они почти полностью ликвидировали конкуренцию со стороны европейских держав: французы лишились всех колоний и торговых представительств, голландцы перестали представлять собой что-либо серьёзное, а прочих вообще можно было не принимать во внимание. Даже мы настолько надолго застряли с освоением Цейлона, что сопротивление Великобритании могли оказать только сами туземцы.

Когда правительство острова решило все силы бросить на Индию, где действительно крутились такие деньги, что с их помощью можно было решить почти все вопросы в мире, то логичным виделось наступление именно через Бомбей. Но настоящий план англичан оказался более сложным, но и более перспективным. Если вокруг Бомбея сплетались интересы сразу всех государств региона, включая Афшаридскую Персию, и там можно было вполне заполучить в качестве соперника одновременно всех их, что было бы серьёзно более затратно. Так что, целью нападения было выбрано другое место.

Вначале все державы этого субконтинента сцепились между собой, к ним присоединилась и иранские соседи — война была очень ожесточённой. А когда, в самый разгар сражений, у маратхов внезапно умер фактический глава государства Нана Фарнавис[8], а следом за ним и один из лучших полководцев и наиболее авторитетных вождей Даулат Рао Шинде[9], то междоусобица началась уже внутри страны. За этими событиями виднелись уши подданных короля Георга. Пусть индийцы сами имели многовековую привычку самозабвенно резать друг друга — всё же там жили сотни племён и народов с разной верой, языком, традициями, государствами, но всё же такой набор неожиданных смертей, неспровоцированных нападений и странных происшествий явно говорил о внешнем следе.

В общем, было сложно не предсказать, куда ударят англичане. Так всё и произошло: экспедиционные силы десантом вернули себе Калькутту и двинулись в Бенгалию. Здесь им противостояли только разобщённые гражданской войной маратхи. Однако, у туземных князей во множестве служили советниками французы, которые не могли привлечь с родины оружие или армии, они не были в состоянии даже вернуться домой, в страну, охваченную революцией, но вот европейским военным делом галлы владели превосходно. К тому же, пусть они были и довольно слабые, но всё-таки из России шли поставки европейского оружия.

Так что, сопротивление маратхов было, а это весьма затрудняло продвижение англичан и заставляло их всё наращивать и наращивать армию в Индии.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Не надо думать, что все наши проблемы были только с западными соседями — на Востоке сложностей было не меньше. На просторах Китая сцепились между собой настоящие империи: маньчжурская Цин, ханьская Мин, Новая Чу народа мяо, тибетские племена во главе с далай-ламой, монголы, кокандцы, непальцы. Причём в большинстве этих новых «сражающихся царств» шли ещё и гражданские войны. Такая же ситуация была и в Японии.

При этом любое из этих государств легко могло выставить сотни тысяч солдат, пусть плохо вооружённых и организованных, но при таком количестве, это всё равно было огромной проблемой. Мой брат, Алексей, прилагал большие усилия для укрепления наших границ, увеличения населения, возведения дорог и крепостей, строительство портов и кораблей, росту доходов от торговли, но полностью устранить всякую опасность в такие сроки было положительно невозможно. Нам нужны были верные союзники, готовые сражаться вместе с нами бок о бок.

Такими помощниками были дружественные нам монгольские и японские княжества, но противостоять тем же Цинцам они не могли. Опору на Востоке мы смогли найти в Корее, которая долгое время была вассалом китайцев. Особую роль в присоединении государства Чосон к союзу с нами сыграл Роман Левальт-Езерский, молодой востоковед, дипломат и разведчик. Волею судьбы юноша оказался подле матери наследного принца Гонга, госпожи Су.

Обладая авантюрным характером, молодой поляк, в юности звавшийся Ромуальдом, быстро проник в альков[10] наложницы[11] покойного вана[12] Чонджо. Совсем не старая ещё, незаконная супруга бывшего правителя государства подпала под влияние нашего человека. Езерский отлично воспользовался страхом молодой женщины перед регентшей, королевой Есун, властной и жестокой особы, которая, по слухам, и отравила предыдущего вана.

Госпожа Су и Езерский отлично сыграли в придворных интригах, свергли регентство и установили власть молодой королевы. Ситуация в Корее была ничуть не проще, чем политика Речи Посполитой — аристократические кланы непрерывно копали друг под друга, убивали своих противников просто самозабвенно, с непередаваемым искусством и удовольствием, и всё это обострилось на фоне исчезновения могущественнейшего сюзерена в лице империи Цин. В общем, в этой кровавой каше мои привычные к политическим хитросплетениям агенты весьма неплохо справлялись, и Езерский вскоре заделался первым министром при новой королеве.

Корейские, а точнее, пока чосонские контингенты, в которые правительство королевы Су тотчас же начало справлять потенциальных мятежников, стали весьма важной частью нашей армии в регионе. Неплохо себя показали корейцы и на Хонском острове, где помогли подавить несколько междоусобных войн, и на Хуанхэ, где нашим войскам пришлось отбиваться от мятежных местных князьков.

Более, того, история молодого поляка, ставшего королём в дикой, но очень богатой стране, оказался подлинным бриллиантом в коллекции сюжетов для авантюрных романов, которые просто захватили Европу. Мои издатели опубликовали три книги по данному сюжету, причём одну специально для Польши, в которой произошёл просто взрыв интереса к Русской Азии. Начитавшись истории Ромуальда Левальт-Езерского буквально тысячи, молодых и не очень, людей устремились на самый Дальний Восток.

Во многом, это помогла и нашему освоению новых земель и сняло напряжение в само́й Польше, где кипели страсти — как и планировалось, провинции просто ненавидели друг друга, и никто не был в силах как-то пригасить растущую взаимную неприязнь. Хотя надо заметить, что мы-то, в общем-то, и не собирались этого делать.

Всё же, польский роман был не столь популярен, как два других. Конечно, наибольшую известность получила английская книга с названием «Одинокая звезда», которая также простимулировала отъезд множества пассионарных личностей в колонии, но здесь наши земли получили лишь часть от этой волны. В России же самым продаваемым стал роман Никольского. Надо заметить, что сам писатель и учёный тоже оказался определённой проблемой, хотя и не совсем по своей воле.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

— Павел! Нам требуется немедленно поговорить! — младшая сестрёнка совершенно бесцеремонно нарушила мой покой во время прогулки. Сегодня Ася чувствовала себя не очень хорошо, и я посвятил свою привычную передышку в работе размышлениям, которые прервал визит моей резкой и стремительной родственницы.

— Добрый день, Катенька, ты забыла пожелать мне здоровья! — с несколько раздражённой усмешкой поприветствовал я нежданную гостью.

— Здравствуй, Павел! — Катя ничуть не смутилась, — Будь любезен, удели мне своё августейшее время!

— Для тебя, дорогая сестра, я всегда доступен, чему порукой хотя бы то, что тебя беспрекословно пропустили ко мне. Однако, тебе не кажется, что для серьёзных разговоров требуется несколько другая обстановка, чем идеалистическая картина весеннего парка, в котором так приятно предаваться мечтам и думам? — пытался отбиться я.

— Я требую немедленной аудиенции! — тут же начала закипать она.

Я прекрасно осознавал, что моя вспыльчивая младшая сестрёнка сейчас находится в сметённых чувствах и способна отмочить любую глупость, и это принудило меня отвлечься от отдыха и почти медитативного размышления на фоне весенней природы и внимательно посмотреть на Катю:

— Что ты хочешь, девочка? — ласково спросил я.

— Я тебе, братец, давно не девочка! Изволь видеть во мне не ребёнка, но взрослую девушку! Я написала уже две научные работы, которые опубликованы в «Академическом вестнике»! Я требую, чтобы ко мне прислушивались!

— Катенька, душа моя! — усмехнулся я, — Когда это я относился к тебе несерьёзно? В чём это ты меня упрекаешь, сестрёнка?

Если Катя и смутилась, то совсем немного, и уверенно продолжала:

— Мне нужно твоё согласие на мой брак!

— Оп-па! — от удивления я даже споткнулся и вынужден был присесть на скамейку, — Прямо вот так? Согласие на брак? А при чём тут, извини, я? У тебя же есть родители, маменька, батюшка? Вот у них и надо просить согласие! Просила?

— Но, Павлик! Глава императорской фамилии именно ты! И я…

— Так, давай-ка остановимся и подышим свежим воздухом! — совершенно ошарашенный махнул я рукой сестре. Сделав с десяток шагов, я снова вернул себе расположение духа, — Катя, я действительно глава всей царской семьи, более того, я государь, но, почему, собственно, ты думаешь, что я могу поступать поперёк мнения твоих родителей? Ты и вправду рассчитываешь, что я что-то прикажу Маме?

— Но Павлик!

— Так, давай-ка, сестрёнка, ты, во-первых, успокоишься. А, во-вторых, вспомнишь, что я ничего не делаю в ущерб твоему счастью. Я все решения относительно твоего будущего принимал и собираюсь принимать только после обсуждения с тобой. Ну а в-третьих, определение твоих матримониальных планов — это исключительное право и забота твоих родителей! Я готов принять их только после выражения воли мамы и Григория Александровича! Понятно?

— Павлик… — жалобно пискнула Катя.

— Ох, сестрёнка… Ты скажи мне, милая моя, твой избранник, вообще, кто он? — окончательно добил я уже совсем смутившуюся девушку.

— Никольский… — почти беззвучно прошептала она.

— Бог ты мой! Аникита? — изнеможённо выдохнул я.

— Я готова сложить с себя титул и положение! — пискнула сестра.

— Я рад твоей решимости, Катенька… — мягко улыбнулся я, — Ты, я уверен, всё хорошо обдумала, к тому же ты отлично понимаешь, что я не оставлю тебя без присмотра и попечения. Вот скажи мне, каким образом ты собираешься выйти за него замуж, коли это не он просит о браке, а ты?

— Но Пашенька… — совсем расстроилась Катя и начала шмыгать носом.

— Сестрёнка! — я взял её за руки, успокаивая, — Аникита Васильевич — взрослый, вполне разумный человек, который совершенно самостоятельно может принять решение просить твоей руки у твоих родителей. Ты не должна вступать в столь тонкое дело впереди мужчины, ибо он может потерять самоуважение, что, учитывая невероятную разницу в вашем положении, а уж тем более его проблемы в прошлом, очевидно, разрушит всякую надежду на Ваше совместное счастливое будущее. А, кстати, он-то знает о твоём походе?

Катя покраснела, словно варёный рак и замотала головой. Вот здесь-то мне пришлось усадить её на скамейку и обнять ей за плечи, чтобы остановить поток слёз, хлынувший из её глаз.

— Катенька, как же так-то? Что ты делаешь? — качал я головой, — Ты уверена, что Никольский, вообще, готов к такому испытанию? Про любовь я ничего говорить не стану, но ты хоть представляешь, какие трудности предстоят тому, кто решит так высоко прыгнуть? Ты Великая княжна! Моя сестра! И такой мезальянс… Я-то могу принять подобное, ибо люблю тебя и уважаю Никольского, но… Общество будет завидовать счастливчику, вошедшему из грязи в князи! Его будут ненавидеть и преследовать, порочить и оскорблять, пусть и за глаза! Сможет ли Аникита Васильевич, памятуя о его тяжёлых переживаниях в прошлом, вынести такое?

Катя просто плакала, сердце моё обливалось кровью, но надо было продолжать.

— Понимаешь, сестрёнка, мужчина должен сам проходить эту дорогу, иначе…

— Но Верный же счастлив с принцессой Кристиной! — сквозь всхлипы вырвалось у неё.

— Верный — аристократ, а Никольский из поповских детей. — погладил я Катю по волосам, — Василий всегда был выше слухов и шёпота за спиной, а Аникита… Ему будет значительно сложнее.

— То есть ты считаешь, что нам не стоит…

— Я ничего такого не сказал, Катя! Я готов принять и благословить любое твоё решение, если ты будет счастлива!

— Так что мне делать, Павлик? Я люблю его! — боль в голосе девушки была совсем неподдельна.

— Твой Никольский должен сам принять решение, выстрадать его… Подумай, будешь ли ты уважать супруга, который всего лишь плыл по течению? Кстати, а он тебе говорил о любви? О намерениях просить твоей руки? — более строгим тоном справился я у сестры.

— Ну, я думала…

— Господи! Катя! Что же делаешь? — крутилось в моей голове, — А что, если Никольский вовсе не влюблён в тебя? То, что он возится с тобой, сделал тебя своей помощницей, может всего лишь говорить об уважении или даже об игре, игре с милым котёнком… Рассматривал ли он её, вообще, в качестве супруги? Если Катя его фактически к этому принудит, то как её родителям и мне на такое можно будет согласиться, не будучи уверенным в искренности чувств?

Да каково им будет дальше, когда на них обрушится зависть высшего общества России и Европы? Выдержать такое давление возможно, только имея между супругами любовь, иначе…

Что же делать?

— Знаешь, что, поезжай-ка в Царьград, Катя. Поезжай… Родители тебя не оставят одну, там ты будешь вдали от Аникиты, море, тепло… Время пройдёт, всё же понятнее будет, посмотрим, что Никольский делать будет… Это самой большее, что ты можешь сделать теперь, сестрёнка…

Вот, не было проблем…


[1] Дижестив — напиток, подающийся после еды.

[2] Шарль Морис де Талейран-Перигор (1754–1838) — знаменитый французский политик и дипломат, чьё имя стало символом политической интриги. Удерживался у власти долгие годы при разных режимах. Епископ Отёнский, князь Беневентский, герцог Дино.

[3] Сир — форма обращения к монарху.

[4] Понтуаз — современный пригород Парижа.

[5] Крунембург — семья голландских купцов, владевших в XVII–XVIII вв. лучшими виноградниками Франции.

[6] Конти — младшая ветвь Бурбонов, один из которых, Луи-Франсуа, был больши́м любителем вина́, скупавшим лучшие виноградники Франции.

[7] Квестор — в Древнем Риме магистрат, заместитель консула.

[8] Нана Фарнавис (1742–1800) настоящее имя Баладжи Джанардхан Бхану — крупнейший политический деятель, государства маратхов в Индии, министр финансов и первый министр империи.

[9] Даулат Рао Шинде (1779–1827) — один из влиятельнейших вельмож и известнейших полководцев империи маратхов, махараджа индийского княжества Гвалиор с 1794 года.

[10] Альков — ниша, в которой стояла кровать. В переносном смысле постель.

[11] Наложница — в прямом значении служанка, убирающая постель (ложе), в переносном значении любовница, незаконная жена.

[12] Ван — титул правителя в странах китайского влияния, примерно соответствует титулу король.

Загрузка...