Военный инженер Ермака. Книга 2

Глава 10

Работа — слово нехитрое, но для некоторых казачьих ушей оно прозвучало, как приговор. Особенно после того, как стало ясно, что работать придется не эпизодически, а каждый день.

Возмущение было. Не у всех, но у многих. Хотя недовольны были, конечно, все.

— Да за кого нас держат? Мы что, не воины, а плотники?

— Кабы знал, что тут надо в кузне горбатиться надо, остался бы дома, на Дону!

— Не по казачьему делу это всё! Нам бы саблю, да лошадь, да степь…

— Казак — не батрак!

И тому подобное.

Иногда на крик приходил Ермак. Обычно не говорил ничего, просто смотрел. От его прихода сразу наступала тишина и спокойствие.

Но с кем-то все-таки пришлось и поговорить.

— Ты что, хочешь, чтоб татары нам всем глотки перерезали? Так?

— Нет, Ермак Тимофеевич, не хочу!

— Тогда придется поработать. Потом станет легче. А сейчас иначе нельзя.

Было решено, что отправлять казаков и стрельцов на работу буду я и Тихон Родионович совместно с сотниками. Без Ермака, как раньше. Разговор с ним будет, если только возникнут какие-то сложности. Я беру на себя техническую часть мероприятия, а Тихон — организационную, то есть ведение списков, кто сколько и где работал, чтоб выходило по справедливости.

Стрельцы Собакина, кстати, отнеслись к необходимости работать гораздо спокойнее, чем казаки. Надо — так надо.

Но если говорить в целом, возмущения и криков было все-таки меньше, чем я ожидал. Свою роль сыграли и расползшиеся слухи о том, что татары придумали защиту от огня, и теперь так же легко, как в прошлый раз, не получится. А жаль! После того, как пожгли татар у стены, ходили разговоры, что Кучум теперь бессилен. Но увы, радовались рано.

Жить хотелось всем, потому и согласились работать. Да и жизнь в городке, в принципе, была не такая уж плохая. Весьма сытая и комфортная. Если вернуться назад, то все равно придется ходить в походы, чем-то заниматься — и будет ли оно сильно лучше? Еще б Кучум куда делся…

Разрешение на использование боевых подразделений получено было, но когда я сказал, что нужно делать, у Ермака (да и у всех остальных), глаза на лоб, конечно, полезли.

И было с чего, хотя я предложил то, что было основано не на эмоциях, а на точном расчёте.

А именно: сделать еще дополнительно десять кузниц, четыре плотницких мастерских, три избы-сушилки для дерева, две обжиговой печи для руды и две домницы (сыродутных печи, служащих для получения из руды крицы — железа в «первичном состоянии», сейчас у нас есть только одна такая, в самой первой кузне).

Много? Очень много! Но!

Если подсчитать, что нам нужно, то станет ясно, что в самый раз.

«Русский чо ко ну» — то есть «чо ко ну» с козьей ногой будет являться основой вооружения нашего отряда. Чем-то вроде автомата Калашникова из другого времени. Он универсален — стреляет достаточно далеко, мощно и часто, научить управляться с ним казака можно за пятнадцать минут. Нам таких нужно к весне не меньше двухсот штук, чтоб хотя бы вооружить половину отряда. И с таким числом кузниц, если смотреть реалистично, так и будет получаться, особенно если не забывать, что есть еще другая работа, и к арбалетам нужны стрелы — они из воздуха не появятся.

О стрелах разговор, кстати, отдельный. Две кузницы, я думаю, мы преобразуем в литейные мастерские — они будут заниматься отливкой наконечников для стрел. Работа не слишком квалифицированная, но нужная.

Пять плотницких мастерских (я подсчитал), обеспечит нас достаточным количеством стрел. Тут задержек быть не должно. Сухожилий на тетивы у нас достаточно, перьев, хм, на оперение, тоже. Дерево — вроде есть. Леса, слава богу, богатые. Береза, клен, вяз — все росло, надо только поискать. Ну и вытащить из леса, это тоже работенка на любителя. Еще у нас есть много использованных пушек из каким-то чудом здесь выросшего граба — порох в них больше не положишь, но попилить на стрелы их очень даже можно.

Однако я, будучи человеком осторожным и стремящимся, чтоб был запас, все-таки отправил охотников поиски зверя. И за сухожилиями, и за жиром (он нам нужен для огнеметов, от них мы отказываться не собираемся, хотя прошлого эффекта они не дадут).

Дерево, разумеется, нужно высушенное — для этого будут нужны новые избы-сушилки. И да, тоже с запасом. Много людей в них не нужно — достаточно одного человека на каждую, чтоб постоянно следил за температурой, чтоб дерево не пересохло. Эта работа нетрудная.

Инструментов на новых кузниц и плотницких мастерских нужна тьма — сейчас это ближайшая задача. Но сделать их можно, все необходимые ресурсы у нас есть. И время, пока печи будут сохнуть. Пара недель на это уйдет точно.

Железо у нас есть! Натащили его довольно много, но я все равно хочу больше. Пусть лежит, оно есть не просит. Придет время — переплавим на что-то полезное. До зимы надо сделать запас еще больше, поэтому я отправил туда целых тридцать человек. По сравнению с прошлым добыча возросла во много раз.

Места для кузниц и прочего мы наши, хотя в города с незанятым пространством напряженка. Но ничего, отыскали, и даже расположили все производство примерно в одном месте — так гораздо удобнее.

Одна из проблем, чуть ли не главная — обучение людей, поэтому занялись этим сразу. Макару и Лаптю я дал указание подыскивать тех, кто поумнее и хочет работать — их потом будем ставить старшими в новых кузницах и мастерских, хотя там все равно первые несколько месяцев будут проводиться лишь несложные работы.

Ну вроде все.

Начало перевооружения положено. «Русский чо ко ну» будем называть «многозарядным самострелом», чтоб меньше ломать язык китайскими словами. В принципе, так всем понятно.

Ночь над Иртышом стояла чёрная, глухая, беззвездная.

В узкой, покрашенной в темный цвет лодке, едва заметной среди темной воды, сидели трое. Сотник Черкас Александров сидел на носу, обернувшись к спутникам. Он не грёб, только вслушивался, смотрел, водил взглядом по берегам. Его дело — смотреть и решать, когда что делать. За веслами сидели Микита, невысокий и худощавый казак, считавшийся одним из лучших охотников в отряде, и спокойный широкоплечий Кондрат. Слышались только тихое поскрипывание уключин да еще более тихий плеск воды.

Черкас выбрал их не случайно. Сам он говорил мало, и спутники были такими же. В этом походе не нужны были разговоры. Только зоркие глаза, крепкие руки и ровное дыхание.

Они шли на Русь. Письма, завернутые в непромокаемую кожу лежали за пазухой у Черкаса. Один — Строгановым, другое — царю. В них рассказывалось о том, что происходит в Сибири, о победе над Кучумом во время осады Кашлыка. Просилось в письмах о помощи. Людьми, оружием, порохом, инструментами. Если письма дойдут — может, будет помощь. Если не от Строгановых, то от царя. Если нет — вся надежда только на себя.

Плыли ночью, а днём прятались. Лодку — в прибрежные заросли, и сами куда-нибудь за деревья, туда, где можно незаметно развести костер. Втроем против большого отряда не выстоять.

Теперь — ночь. Время идти дальше.

Они обогнули очередной изгиб. Вода здесь глубокая. Вдруг Черкас поднял руку. Весла замерли. Все застыли.

Послышалось фырканье лошади. Затем негромкий гортанный голос, потом еще один и смех.

— К берегу, — тихо Черкас.

Лодка мягко ткнулась в прибрежную жижу. Все трое выбрались, вытащили лодку в кусты и прошли дальше по течению посмотреть.

На другом берегу виднелся огонь, мутное зарево сквозь деревья. Судя по голосам — татары. Десятка два, не меньше.

— Будем ждать, — сказал Черкас. — Скорее всего, они здесь ненадолго.

Хан Кучум сидел, не шевелясь, как каменная статуя. Только глаза его двигались — медленно, будто отслеживая в уме линии на ковре, растянутом под ногами. В шатре стояла тишина. Даже жаровня не трещала — угли догорали молча, как будто боялись потревожить мысли повелителя.

Перед ханом, на коленях, замер один из старших нукеров. Моложе сорока, но лицо уже с морщинами, с резким, как резцом вытесанным, подбородком. За плечами — походы, за поясом — клинок, в голове — верность.

Кучум не спеша выпрямился. Потом сделал глоток горячего отвара, поставил чашу, и, не глядя на нукера, заговорил:

— Тишина делает людей глупыми.

Нукер кивнул. Он знал, что с ханом лучше соглашаться, что бы он не говорил.

— Когда вокруг нет врага, — продолжил хан, — человек начинает думать, что враг исчез и можно не бояться.

Он перевёл взгляд на собеседника.

— Но враг, который не нападает — самый страшный. Он смотрит и ждет. Надо направить к Искеру отряд. Небольшой, воинов пятьдесят. Пусть бьет тех, кто выходит за ворота. Пусть Ермак каждую секунду ждет стрелы. Он спрятался за стенами, но то, что за ними, ему не принадлежит.

…Значит, с основными арбалетами и «производственной частью» мы разобрались. То есть механизм запущен. Кузни и мастерские и все остальное строится, казаки смирились со своей незавидной участью (то есть с тем, что придется работать). Арбалеты в отряде, если ничего не случится, будут.

Меня беспокоил другой момент. Точнее, очень не нравился. Как это так, Кучум взял и сделал недействительными мои огнеметы? Причем вот так просто, средневековыми шерстяными тряпками? Что-то здесь неправильно, решил я, и, когда выдалось свободное время, решил это дело обмозговать.

Толстый слой войлока очень хорошо удерживает жар. Зная об этом, я заставил делать войлочные рукавицы для наших «огнеметчиков». Но татары пошли дальше, и решили завернуть в войлок своих солдат целиком, и дополнительно промазать его универсальным здесь противоогненным средством, которое, к тому же, всегда под рукой — глиной.

Разумеется, вечно такая защита сдерживать огонь не сможет. Войлок прогорит. Но пока он это сделает, татарин вполне может взобраться на стену, там сбросить с себя пылающую накидку и вступить в бой.

И это очень плохо.

Поэтому я, раздав ценные указания по производству арбалетов и строительству всевозможных кузниц и сушилок, взял огнемет, кучу войлока (столько, сколько смог найти), и отправился на стрельбище экспериментировать.

Сухой сантиметровый войлок, не промазанный глиной, сдавался огнемету довольно быстро. Десяток секунд — и все, прогорал. А вот после промазки глиной держался куда дольше. Полминуты — вполне. Дополнительно хорошо смоченный водой — минуту. А если сделать еще и раствор из золы и пропитать им войлок, то еще секунд двадцать.

Итого почти полторы минуты.

Целая вечность.

Добавка соли, гашеной извести, мела (толченых ракушек) увеличивало еще больше. Еще можно применить кипяченую хвою. Кипяток удалит из нее смолу, и получившая смесь образует на ткани пленку, которая будет работать вместе с глиной, задерживая огонь.

Но и полторы минуты кучумовский татарин находится под стеной или на лестнице не будет. Он либо погибнет, либо заберется на стену и вступит в рукопашную схватку.

Стена-то у нас не слишком высокая, пятиметровая.

Те, кто держат лестницы, чтобы их не отбросили, окажутся защищены еще лучше, а то и прикрыты переносными конструкциями, которые возьмут на себя основной огневой удар.

Мда, задача.

Головы татар будут закрыты колпаками, сквозь которые они ни черта не увидят, но это не большая проблема, как показывает опыт Европы. Залезут наверх — тут же сбросят.

Весить войлочное одеяние будет не десять килограмм, и даже, возможно, не двадцать, но забраться в нем по лестнице тренированному человеку очень даже можно. И даже не только по лестнице, но и по привязанной к крюку веревке. Ее тоже можно пропитать разными составами, и мгновенно она не сгорит.

А что если добавить в горючую смесь толченого угля? По идее, он должен добавить жару. Конечно, хорошо к нему еще и селитры… но ее отдельно нет, она вся в остатках пороха.

Попробовал!

Да, действительно, стало лучше. Десяток-другой — третий секунд было снято. Дымить пламя стало тоже сильнее, хотя не уверен, что это надо записать в плюс.

Но этого мало. Что же еще придумать?

А вот что! Железные опилки.

Добавленные в огненную смесь, они увеличивают температуру горения. Мелкие металлические частицы накаляются докрасна, достигая температуры около тысячи градусов и превращаются в железные угли и прожигают защиту.

Ну-ка, попробуем.

Я дошел до кузни, насобирал, сопровождаемый удивленными взглядами людей, металлических опилок, а потом высыпал их смесь.

Эффект был! Войлок стал держать огонь секунд сорок. Это уже намного лучше, хотя все равно, не панацея. Но кое-что. Больше, я наверное, ничего не сделаю. Разве что с селитрой вопрос решу, но это надо делать не прямо сейчас.

Таким образом получается, что принципиально восстановить эффективность огнеметов не получится. Войлочная защита вместе с различными пропитками будет действовать, хотя ее можно уменьшить. Огнемет теперь не чудо-оружие, каким был еще совсем недавно, но вместе с арбалетами и прочими устройствами он еще сможет послужить защите города.

Ночь дышала сыростью и холодом. Черкас Александров и его спутники спрятались за кустами, не отводя глаз от тусклого костерка, зажжённого татарами. Пламя почти погасло, но в нём ещё угадывались тлеющие угли. Трое татар расположились на небольшом возвышении — словно специально для того, чтобы видеть реку.

— Днём не пройдём, ночью — тоже, — тихо произнёс Черкас, едва шевеля губами. Его спутники, Микита и Кондрат, стояли рядом, молча наблюдая за патрулём. — Эти трое отсюда не уйдут. Их оставили следить.

Микита едва заметно кивнул:

— Могут вернуться и остальные. Их было больше десятка.

— Могут, — согласился Кондрат.

Черкас слегка повернулся к нему:

— Нужно спешить. Пока мы не уберём их, дальше не пройти.

Все трое замолчали. Было ясно, что ждать нельзя. Промедление могло означать приход подкрепления.

— Идем, — наконец сказал Черкас. Голос его звучал спокойно и твёрдо. — Ножами.

Микита кивнул. В темноте его лицо было почти невидимо.

Они поднялись осторожно, медленно, избегая малейшего шума. Сапоги остались у лодки, как и арбалеты с ружьями. Только ножи — короткие, удобные, острые. Каждый проверил свой клинок, потрогав пальцем лезвие.

Патруль на берегу уже почти уснул. Один татарин сидел, привалившись к дереву, его голова его клонилась на грудь. Другой, лёжа на боку, глядя на реку рассеянным взглядом. Третий, казалось, спал совсем, повернувшись спиной к воде. Рядом с ним находился лук и колчан со стрелами.

Черкас указал рукой. Микита должен был взять того, что у дерева, Кондрат — лежащего, сам Черкас — того, возле которого лежал лук.

Подкрадывались медленно. Кусты и деревья скрывали казаков. Каждый шаг был выверен, ноги ступали только туда, где мягкая земля гасила малейший звук. Лежащий тяжело вздохнул, не подозревая, что этот вздох — последний в его жизни…

Вблизи Черкас хорошо рассмотрел лицо татарина. Молодой, не старше двадцати, глаза полузакрыты. Черкас не колебался. Одно движение — ладонь закрыла рот врагу, нож мягко вошёл под подбородок вверх, достигнув мозга. Тело дёрнулось и обмякло.

Слева раздался короткий звук удара ножом. Это Микита справился со спящим. Третий татарин только начал поднимать голову, почувствовав неладное, но было поздно. Кондрат вонзил клинок сбоку в шею, перерезав горло. Татарин дёрнулся, но через секунду затих.

Всё кончилось быстро. Патруль был убит бесшумно, аккуратно, без суеты.

— В воду, — едва слышно сказал Черкас. — Чтобы не нашли сразу.

Тела, обыскав, перетащили вниз по берегу и спрятали в камышах. Костёр погасили, забросав угли влажной землёй.

Спустя несколько минут казаки уже снова гребли по реке. Вёсла опускались бесшумно, и лодка скользила вперёд, не оставляя следов.