Военный инженер Ермака. Книга 2

Глава 11

Царь Федор Иванович сидел у окна, задумчиво перебирая пальцами край парчового покрывала. Слабый свет свечи едва освещал комнату, заставляя тени колыхаться по углам, словно живые существа. Он был бледен, глаза его были беспокойны, а лицо выдавало тревогу и печаль.

— Государь, — тихо обратился к нему Борис Годунов, стоя чуть поодаль и внимательно наблюдая за царём. — Ты устал. Позволь, я распоряжусь, чтобы слуги приготовили тебе постель.

Царь вздрогнул и повернулся к Борису с тревожным взглядом.

— Не хочу я спать, Борис Фёдорович. Иначе снова увижу его. Ночью снова приходил отец мой, Иван Васильевич, царство ему небесное. Ничего не говорил, только смотрел на меня. Так строго и сурово, как бывало при жизни. Что это значит, как думаешь?

Годунов приблизился и остановился рядом, внимательно глядя в глаза царю.

— Не беспокойся, государь. Это всего лишь сон. Душа твоя скорбит о родителе. Покойному царю небось и самому невдомёк, что тревожит он тебя своим видом.

— Боюсь я, Борис, — едва слышно проговорил Фёдор, опустив взгляд на руки. — Боюсь я, что не справлюсь с делами, что батюшка мой гневается на меня с того света. Ведь я ничего в государственных делах не разумею. Дела эти тягостны для меня. Как же мне теперь быть?

Годунов осторожно присел напротив и взял руку царя в свою. Голос его звучал мягко и уверенно, будто успокаивая ребёнка.

— Не печалься, государь. Нет таких дел, что были бы тебе неподвластны. Ты, царь, помазанник Божий, и нет никого, кто был бы достойнее тебя сидеть на этом престоле. А что касается дел государственных, так на то и есть твои слуги верные, чтоб помогать тебе. Я буду рядом и во всём поддержу.

Фёдор смотрел на Бориса с надеждой, но тревога не покидала его глаз.

— Ты говоришь так уверенно, Борис Фёдорович. Но сердце моё полно сомнений. Как бы не разгневать мне Господа. Ведь страна — это большая ответственность, люди ждут решений, а я их дать не могу.

Борис слегка улыбнулся и чуть сжал руку царя, пытаясь придать ему уверенности.

— А на то тебе и я, государь, чтоб облегчить твою участь. Ты только скажи, что тревожит тебя, а я всё устрою. Не бойся. Господь не оставит тебя, да и я не покину. Отец твой суров был, но любил тебя и желал добра. Не суровость это, а забота родительская, чтоб ты крепче стоял на ногах своих.

Фёдор медленно кивнул, словно размышляя о чём-то глубоком и непонятном.

— Может, и правда, Борис Фёдорович. Только я чувствую, что не место мне здесь. Я бы лучше в молитвах провёл жизнь, в монастыре, подальше от мирских забот. Там бы мне было легче.

— Это не твоё предназначение, государь, — твердо сказал Борис. — Твоё место здесь, в Кремле, на престоле. Такова воля Божья. Ты не думай о трудностях. Бог даст силы, а я тебе помогу.

Царь посмотрел на Бориса долгим, благодарным взглядом, словно ухватившись за протянутую руку спасения.

— Ты добр ко мне, Борис Фёдорович. Один только ты понимаешь меня и не оставляешь в беде. Но всё же тяжело мне. Очень тяжело.

— Потерпи, государь, — тихо произнес Годунов. — Всё устроится. Скоро и сон твой тревожный забудется. И будет мир в душе твоей.

— А если отец снова придёт? — спросил царь с испугом в голосе.

— Пусть приходит, — ответил Борис мягко. — Пусть видит, что царство его в надёжных руках. Ты только не тревожься. Я всегда рядом. Вместе всё преодолеем.

Фёдор глубоко вздохнул и медленно кивнул.

— Спасибо тебе, Борис. Что бы я без тебя делал…

Годунов опустил глаза, улыбнувшись едва заметно. Тень уверенности мелькнула в его взгляде.

— Не думай об этом, государь. Отдохни теперь. Я распоряжусь, чтоб свечу не гасили, если так будет спокойнее.

Царь вздохнул снова, глубоко и облегченно.

— Пусть не гасят, Борис Фёдорович. Пусть не гасят.

Годунов медленно вышел из комнаты, аккуратно прикрыв дверь. За его спиной остался одинокий, тревожный царь, сидящий у окна и всматривающийся в ночь, которая так пугала его и манила одновременно.

Борис остановился за дверью, глядя в полумрак коридора, и усмехнулся про себя едва заметно.

— Всё устроится, государь, — тихо сказал он себе. — И даже лучше, чем ты думаешь.

И шагнул прочь, туда, где его ждали дела государственные и власть, которой он уже почти полностью владел. Осталось лишь убедить в этом самого царя. Впрочем, это казалось ему самой простой задачей из всех, что он должен был решить.

…За неделю упорного труда все, что запланировал, было построено. Кузни, плотницкие мастерские, обжиговые печи, сушилки, сыродутни… большой список. Еще неделя — и можно будет работать, если сейчас потихоньку начнем подсушивать печи огнем. Осторожно, аккуратно, чтоб не пошли трещины. С огнем быстрее, а времени у нас нет. Но сейчас — небольшая пауза, и это хорошо. Надо дать людям немного прийти в себя, отдохнуть. Особенно казакам, они в долгую работать непривычны. Собраться на какое-то время, построить (например, так были сооружены стены Сибира) — это да, могут и умеют. А постоянно, изо дня в день «ходить на работу» — это не их от слова совсем.

Но придется, других вариантов нет. Иначе мы проиграем.

Пауза возникла и для меня, и это очень хорошо. Работы я не боюсь, но для размышления все-таки нужен отдых. Когда тело не уставшее, то и голова ясная, лучше соображает.

Арбалеты — многозарядники (русские чо ко ну) станут основой нашего вооружения, но их, как мне кажется, будет все-таки мало. Перестрелку на дальней дистанции с татарскими луками им вести сложно. Да и кто знает, какую защиту от выстрелов придумают татары? Кучум, похоже, далеко не дурак, или у него есть умные советники.

Взять, например, те же щиты. Их можно значительно утяжелить, укрепить сыромятной кожей, сделать многослойными и так далее. В этом случае простому арбалетному болту придется тяжко. Разумеется, все в войске Кучума такими не обзаведутся, но даже если их будет использовать только элита, нам придется несладко.

Поэтому дополнительно к многозарядникам нам придется делать что-то еще.

Вопрос, что.

Ответ на него одновременно прост и сложен. Конечно, арбалеты, более мощные, чем многозарядники и даже тот, который я сделал первым. По скорострельности и удобству использования они будут уступать им, но тут уже ничего не поделаешь.

Надо решить, какие.

Можно с системой перезарядки на основе той же «козьей ноги», только еще тяжелее и сильнее. Вариант неплохой, но не единственный.

Есть конструкции арбалетов еще более мощные.

Например, с так называемым «английским воротом» — с винтовым механизмом взвода. Его отличие от других арбалетов, которые здесь известны в том, что он использует сложный рычажно-редукторный механизм, позволяющий одному человеку взводить тетиву с усилием в несколько сотен килограммов, чего нельзя добиться вручную или даже с помощью «козьей ноги».

А в остальном все примерно то же самое. Ложе длиной около метра, изготовленное из плотной древесины — например, граба или ясеня, либо из хорошо высушенной и обработанной берёзы. Плечо арбалета — железное и может иметь ширину до метра. Оно создаёт усилие натяжения от трехсот до пятисот килограммов. В центре находится спусковой механизм с вращающимся стальным крюком, удерживающим тетиву. Позади ложа крепится ворот — механизм с двумя рукоятками и приводным тросом, который при вращении постепенно тянет тетиву назад.

Человек может с помощью этого механизма взвести тетиву, прикладывая усилие не более десяти–пятнадцати килограммов на каждую руку. Полный цикл взведения и выстрела занимает от тридцати до шестидесяти секунд. Из-за этого скорострельность составляет всего один-два выстрела в минуту.

Короче, надо будет крутить рукоятку для взвода стрелы.

Но зато мощность! На дистанции до пятидесяти метров такой арбалет пробивает кольчугу, железные пластины толщиной в несколько миллиметров, щиты и даже лошадь. Болты, используемые для стрельбы, весят около сто двадцать-сто сорок граммов. Эффективная дальность — до ста пятидесяти метров, а максимальная по навесной траектории — все триста.

Вес самого арбалета без воротного механизма — шесть — восемь килограммов. Ворот в съёмном исполнении весит ещё два-три килограмм. В боевом положении, итого, получается девять — одиннадцать. Поэтому иногда после взвода ворот снимали, чтобы стрелок не был перегружен.

Такие арбалеты проще не в открытом бою, а на стенах крепостей — там, где было время на прицеливание и взвод, и не требовалось маневрировать. Это оружие медленное, но чрезвычайно мощное.

Как тебе такое, хан Кучум?

Все войско, конечно, такими не вооружить. Пробный экземпляр удастся сделать, скорее всего, только через месяц, учитывая сложность конструкции, а потом производство каждого арбалета займет еще пару недель. Ворот — штука весьма сложная для наших условий.

Но в сочетании с многозарядниками эти арбалеты создадут совершенно адскую смесь. Те будут бить по рядовой пехоте, а мощные арбалеты с воротом выбивать врагом, использующих прочные доспехи или прячущихся за переносными укреплениями, которые не пробьют многозарядники.

Сколько нам таких нужно? Хороший вопрос. Думаю, штук двадцать минимум. Это будет двадцать-сорок выстрелов в минуту… в принципе, нормально, учитывая, что вблизи, когда на штурм бежит толпа, каждый болт принесет погибель.

Двенадцать всадников подъехали к излучине Иртыша на рассвете. Вчера вечером они оставили здесь троих — Темербека, Касима и молодого Булата следить за рекой. Казаков Ермака дать далеко от Искера не ожидали, но люди здесь появлялись, и надо было знать, кто они и куда идут.

Мурза Ишим натянул поводья и оглядел берег. Никого. Костер потушен, пепел остыл. Кони часовых паслись поблизости, но самих воинов не было видно.

— Где они? — спросил Карабай, подъезжая ближе.

Ишим соскочил с коня и подошел к остаткам костра. Земля вокруг была взрыта копытами, трава примята. На песке темнели пятна крови.

— Схватка была, — сказал мурза.

Воины молча спешились и стали осматривать место стоянки. Следы борьбы читались ясно. Вещи разбросаны, седельные сумки перевернуты. В траве отпечатки ног.

— Казаки, — констатировал Алтын. — Больше некому.

— Много их было?

— Нет. Трое. Я вижу следы только троих.

— Похоже, что наши ничего не успели сделать, — сказал он. — Их зарезали спящими.

— А где тела? — спросил кто-то

Ишим указал на камыши у воды.

— Или в реке, или там. Больше их деть некуда.

— Да, там, — сказал следопыт Алтын. — Следы ведут туда, хотя они попытались их уничтожить.

— Но зачем они прятали тела?

— Чтобы мы их искали и задержались.

Через минуту раздался голос Алтына.

Он стоял по пояс в камыше возле небольшой заводи. Все трое лежали здесь, в одном месте. Темербек — лицом вниз, Касим — на боку, молодой Булат — навзничь. Вода вокруг них была мутной от крови.

— Ножами, — сказал мурза, осматривая тела. — Всех ножами.

У всех троих были перерезаны горла. У Касима виднелся еще след от удара в спину, между лопаток. Булат получил нож в грудь. На его руках была кровь, но, похоже, своя.

— Он никого не успел ранить, — заметил Карабай, указывая на окровавленные пальцы юноши.

— Наверное, да, — мрачно ответил Алтын, изучая следы.

Картина восстанавливалась постепенно. Казаки подошли тихо, по берегу. Напали внезапно, татары не успели схватиться за оружие. Бой был коротким и жестоким. Хотя какой это бой, резня. Потом убийцы затащили тела в камыши, чтобы скрыть следы.

— Собаки, — процедил сквозь зубы Карабай. — Нападать исподтишка.

— В войне все средства хороши, — ответил мурза. — Мы бы так же поступили.

— Но мы бы не прятали тела.

— Мы бы их в степи оставили. Да и нет разницы. Казаки Ермака — сильные воины. Это надо знать. Эти трое оказались слишком самоуверенны и беспечны.

Воины молчали, глядя на мертвых товарищей. Злости в их лицах было мало — больше усталости. Война шла уже не первый год, и смерть стала привычной.

— Увезем их подальше отсюда? — спросил кто-то.

— Незачем, — возразил мурза. — Здесь похороним. По обычаю.

Могилу копали в сухом месте, подальше от воды. Землю рыхлили кинжалами — лопат с собой не было. Работали молча, по очереди. Солнце поднималось выше, становилось жарко.

Тела завернули в походные кошмы, положили в одну общую яму.

Ишим прочитал краткую молитву. Остальные стояли молча, сняв шапки. Потом засыпали могилу землей и камнями. Сверху положили несколько крупных валунов, чтобы звери не разрыли. Хотя, наверное, все равно разроют, мрачно подумал мурза. Видел такое уже неоднократно. Но лучше не сделать.

— Ермак, — сказал Карабай, когда работа была закончена. — Чтоб жена твоя овдовела, а дети — сиротами стали.

— Чтоб конь твой споткнулся, а сабля в ножнах заржавела, — добавил другой.

— Чтоб стрелы твои мимо летели, а раны твои не заживали, — подхватил третий.

Проклинали без особой злости, скорее по обычаю. Мертвых товарищей нужно было отомстить, такой закон степи, тогда когда это удастся сделать. И самим бы не погибнуть во время мести.

Ишим слушал молча. Потом поднял руку — хватит.

— Ермак, — сказал он негромко. — Ты убил троих наших братьев. Мы не забудем этого.

— Что будем делать дальше? — спросил Карабай.

— То же, что делали. Следим за местностью. Если видим большой отряд казаков — сообщаем. Если малый — убиваем всех. Таков приказ.

— А если снова нападут?

— Будем осторожнее. Выставим дозор.

Мурза еще раз оглядел место битвы. Кровь на песке уже подсохла, следы едва заметными. Скоро и вовсе ничего не останется — только свежая могила под деревом.

— Собираемся, — приказал он. — Нужно найти новое место для наблюдения.

Воины сели на коней. Никто не оглядывался на могилу — мертвые остались в прошлом. Живые должны были продолжать службу.

Отряд двинулся вверх по течению. Искали удобное место для новой стоянки — такое, где нельзя подойти незаметно. Река делала здесь крутой поворот, берега были высокие и обрывистые.

— Здесь станем, — решил Ишим, указывая на небольшую поляну на холме. — Отсюда всё видно.

— Костер?

— Без костра. Холодную пищу едим.

Карабай недовольно поморщился, но спорить не стал. Мурза прав — нужно быть осторожнее. Казаки показали, что умеют подкрадываться бесшумно.

Лагерь разбили быстро и тихо. Коней привязали в низине, чтобы не были видны издалека. Поставили двоих дозорных.

Ишим устроился на краю поляны, откуда хорошо просматривалась река. Достал из-за пазухи кусок вяленого мяса, стал жевать. Думал о погибших товарищах, о войне, которая, казалось, никогда не кончится.

Темербек был хорошим воином. Касим — метким стрелком. Булат — ещё совсем молодым, но храбрым. Теперь их нет. Завтра могут убить и его самого. Или Карабая. Или Алтына. Такова война — живых становится меньше, мертвых — больше.

А сколько людей погибло под Искером… Как повезло ему, что он не успел попасть страшные огненные трубы Ермака. Эта смерть куда страшнее пули или удара саблей. Теперь, правда, говорят, что придумали одежду, спасающую от огня. Но как это будет на деле, еще неизвестно. Обещать можно что угодно. Для хана люди — пыль под его сапогами. Неважно, сколько их погибнет, лишь бы он остался доволен.

Но пока он жив, будет выполнять приказ. Следить за рекой. Высматривать казаков. Предупреждать о их движении. Темербек, Касим и Булат тоже так делали — вплоть до самой смерти. Кто знает, о чем они думали в последнее мгновение.

Солнце склонялось к западу. День был тихий, спокойный. Только птицы пели в камышах да вода плескалась о берег. Никаких признаков врага.

Но Ишим знал — он где-то рядом. Казаки Ермака ищут новые цели, готовят новые засады. Война продолжается.