Две недели печи в новых кузнях сушились, а я в это время вкалывал, как проклятый, стараясь все успеть. Хотел закончить опытный арбалет с английским воротом до того, как начнём массовую работу. Потому что когда она начнётся, мне будет ни до чего — только и буду бегать организовывать, объяснять, показывать. Самостоятельно новые работники ничего делать не смогут, да и не захотят.
Самой большой головной болью стал именно ворот. Плечи, крючки и прочие железки мы уже хорошо научились делать даже в наших примитивных условиях, а с вращающимся воротом пришлось повозиться.
Но, пусть и с большим трудом, после бесконечных подгонок и переделок все получилось. Вот оно, новое оружие. То, что поможет нам выжить.
Когда арбалет оказался полностью собран, посмотреть на него прибежали все кузнецы и плотники. Интересно — до жути. Такой же ватагой пошли его и испытывать. Первоначально всех впускать в острог даже не хотели — туда можно только казакам да «руководству», и мне пришлось настоять.
На шум пришел откуда-то Ермак — как мне показалось, он очень любил смотреть на испытания, и в этот раз его глаза тоже очень разгорелись.
Для испытаний на стрельбище мы собрали большую охапку свежей травы, стянули ее веревками, и засунули под татарскую кольчугу.
Посмотрим, что из этого выйдет.
Вышло хорошо!
Арбалетный болт пробил кольчугу и впился в бревно так, что вытаскивать пришлось с трудом.
Народ дружно заохал от восхищения. Следующим номером программы был выстрел по деревянному татарскому щиту. Мне и всем стало ясно, что он стреле не противник, поэтому мы поставили три, один за другим.
Но арбалет не знал, что их там так много, и пробил это заграждение, причем с легкостью.
— Да он сильнее пищали! — воскликнул Мещеряк.
— Не совсем, — покачал головой я. — Просто у ружья пуля круглая, мягкая, а тут острый наконечник. Но какая разница. Важно, что от стрелы теперь особо не укроешься.
— Татары хитрые, — все-таки сказал Ермак, держа в руках арбалет и осматривая его со всех сторон. — Кто знает, что они придумают теперь. Какие-нибудь заграждения у них теперь будут точно, и много. Они знают, что у нас вся надежда теперь только на стрелы. Хотя и не знают, насколько сильные у нас теперь самострелы. Надеюсь, не узнают до последнего.
— Мы будем готовы ко всему, — сказал я. — Голыми руками нас не возьмешь, несмотря на отсутствие пороха. Не пропадем!
Арбалет, слава богу, получился. Но теперь новая проблема — как наладить его массовое производство? Наука утверждает, что лучше, когда есть разделение функций — то есть каждая мастерская делает свою работу, свою деталь, а потом все это объединяется. Это проверено практикой, двух мнений быть не может. К тому же, учитывая неквалифицированный состав будущих плотников-кузнецов, их, хотя бы поначалу, намного проще будет научить делать что-то одно, а не универсальности.
Но как это все осуществить — большой вопрос, особенно если учесть поголовную неграмотность и незнание такой вещи как «миллиметры».
Поэтому путь один — делать шаблоны, с которыми все будет сравниваться. Много шаблонов, потому что они будут нужны на каждую кузню, и, к тому же, неизбежно начнут теряться.
Дополнительным плюсом станет то, что детали к нашим арбалетам станут взаимозаменяемыми. То есть в случае поломки одного его запчасти можно будет использовать для других.
Почесав в затылке, я понял, что шаблоны должны быть как деревянными, так и железными. Деревянные — для плотничьих работ, а в кузни нужны как деревянные, так и металлические.
Когда происходит ковка, шаблон нужно прижимать к раскаленной заготовке, и деревянный, понятное дело, тут же обуглится. Поэтому — только железо. А потом надо будет смотреть, не повело ли его, не перекосило, не расплющило ли нечаянным ударом молотка, и для этого нужны еще и деревянные. Для сравнения в спокойной обстановке.
Помимо этого, необходимо пометить шаблоны, чтоб не запутаться, какой к какому арбалету, потому что они все-таки будут отличаться. Поэтому на каждом из них нанес ударом керна отметины. Один удар — обычный арбалет, два — многозарядник, три — с английским воротом. Дополнительно к этому, чтоб не перепутали шаблоны с деталями, которые будут ставиться на оружие, рядом с этими все тем же керном выдолбил небольшие кружки.
Для ковки сделал два вида: наложные и проходные. Наложные — это плоский силуэт детали; приложил к раскалённой заготовке — сразу видно, где лишнее, а где недотянул. Проходные — «рамки» с прорезями. Заготовка должна проходить через прорезь едва-едва; не идёт — значит, есть лишнее, легко проскакивает — тоже плохо. Дополнительно к ним — непроходные рамки. То есть деталь должна проходить один шаблон и застревать в другом. Для работы с деревом пока не уверен, что такое нужно, но посмотрим.
В принципе, все ясно. Всем понятно, даже при большом желании не перепутаешь. Лишь бы не растащили на память и не потеряли. Казаки — народ дисциплинированный… ну, для партизанского отряда — да, а для строевой части, конечно, не очень.
Но не мне менять казачий дух! Не превратить казаков в прусских гренадеров, да и надо ли это делать. За годы службы в армии я неоднократно убеждался, что готовность беспрекословно следовать приказам очень часто убивает разум и смекалку. А в бою нужно все. Солдат — винтик не всегда хороший солдат, а тем более в наших условиях.
Так, вроде все.
Ан нет, не все!
Иногда надо быть максималистом.
Может принести пользу.
Только что говорил о том, что казаки Ермака — не винтики покоряющей Сибирь военной машины. А в моих кузнях и мастерских я приготовил для них как раз роль этих самых беспрекословных винтиков — без, пока не начнет проходить, пили, чтоб совпадало с лекалом.
Это неправильно и даже неэффективно.
То есть что нужно сделать?
А вот что.
Сибирь должна стать центром мировых инноваций, хм. Метрическая система была введена в Париже в конце восемнадцатого века — но нам ждать несколько столетий нельзя, к нам весной опять Кучум заявится.
Поэтому у нас должны появиться линейки с сантиметрами и миллиметрами, весы с килограммами, и еще песочные часы. С минутами и часами!
Часы особенно важны. Если для изготовления деталей можно использовать шаблоны, то объяснение, как долго нужно что-то делать, вызывает огромные сложности.
Например, при термообработке. Закалка требует, чтобы заготовка держалась при нужной температуре определённое время, хотя и по цвету каления кузнец понимает, что металл прогрет, и тогда вынимает его для охлаждения. Если сделать это слишком рано, сердцевина останется «сырой», а если запоздать, углерод начнёт выгорать, и металл потеряет прочность. При отпуске, когда снимают хрупкость после закалки, время также критично: обычно металл выдерживают при определённой температуре от получаса до часа, чтобы достичь нужного баланса твёрдости и упругости. При кузнечной сварке и пайке нагрев до «сварочного» цвета держат буквально секунды, иначе либо металл не сплавится, либо начнёт «гореть».
При работе с деревом время необходимо учитывать при сушке заготовок для ложа арбалета. Если сушить слишком быстро, появятся трещины и коробление, а слишком медленно — древесина останется влажной и будет легко деформироваться. Оптимальной будет выдержка при теплом сквозняке или у печи несколько дней, с регулярным переворачиванием. При пропитке дерева маслом, воском или смолой также есть границы: слишком долгое кипячение приведёт к выкипанию масла из пор, слишком короткое — к поверхностной пропитке.
При приготовлении и применении рыбьего или костного клея время выдержки на водяной бане тоже имеет значение: перегрев разрушает клей, недогрев не даёт ему расплавиться должным образом. После нанесения склеиваемые детали должны быть зафиксированы в зажиме до полного схватывания. То же относится к отвариванию сухожилий для тетив: слишком долго — коллаген разрушается, слишком мало — очищение неполное.
А при сушке пороха? Когда-нибудь он же у нас будет!
После грануляции влажный порох должен сушиться ровно столько, сколько нужно: пересохший будет крошиться, недосушенный — портиться. Песочные часы здесь особенно полезны — можно отмерять время для каждой партии.
Все это я могу сделать. У меня глаз — алмаз. Я об этом уже говорил, и повторю еще. Иногда хвалить себя невредно.
Значит, так.
Из чего делается стекло, известно. Песок, поташ и известь. С этими ингредиентами проблем не будет, хотя насчет идеальной светопропускной способности стекол у меня большие сомнения. Но для часов этого хватит, а дальше разберемся. Главная проблема — где это все плавить. Теоретически можно и в кузне.
В ней можно развить температуру порядка одиннадцати–двенадцати сотен градусов, чего достаточно для плавки простого стекла. Если поместить в зону максимального жара глиняный тигель с подготовленной шихтой — смесью кварцевого песка, поташа и извести, — то уже через два–четыре часа она начнёт плавиться. Для защиты тигля от резкого перегрева и контакта с раскалённым металлом или углём его футеруют — покрывают изнутри глиняной подкладкой.
Однако при использовании кузнечного горна возникают серьёзные трудности! Главная — неравномерность прогрева: горн даёт локальный, очень интенсивный жар, тогда как стеклу нужен длительный и равномерный нагрев со всех сторон. Чтобы избежать непроплавленных включений, тигель придётся часто поворачивать и переставлять. Вторая проблема — чистота: в кузнечной печи много золы и окалины, которые могут попасть в расплав и замутнить стекло. Для защиты придётся закрывать тигель крышкой, хотя это и не слишком большая проблема.
Кроме того, объём горна ограничен, поэтому крупный тигель прогреть трудно, а партия стекла получится маленькой.
Поэтому… понятно, что надо делать.
Еще одну печь и ждать пару недель, пока она высушится.
Дадут мне разрешение на еще одну постройку? Самостоятельно я не могу решать этот вопрос.
Дали, и без лишних слов. Ермак собирался куда-то уезжать, и он только устало махнул рукой — мол, делай что хочешь. Вот это правильно, всегда бы так.
Я побежал к нашему старосте, затем мы выбрали место для стеклодувочной мастерской (как раз поблизости от наших мастерских и кузниц), после чего началась работа над печью.
Она будет весьма отличаться от кузнечной, которая предназначена для нагрева металлических заготовок перед ковкой, сваркой или закалкой. Это открытый или полузакрытый горн, в котором топливо — древесный уголь — лежит на колосниковой решётке, а снизу в зону горения постоянно подаётся воздух из мехов. Жар в такой печи локальный и очень интенсивный: в центре топки можно довести металл до сварочного каления, но по краям температура падает. Металл в кузне нагревают быстро, иногда за считанные минуты, и так же быстро извлекают для обработки. Для стекловарения такие условия не идеальны, так как требуется не резкий, а долгий, равномерный прогрев всей массы.
Стекловаренная печь создаётся специально для расплава шихты — смеси песка, щёлочи и извести — в однородное стекло. Она имеет закрытую камеру (горн) с массивными стенами, которые долго прогреваются и затем удерживают тепло часами. Нагрев в такой печи распределён равномерно по всему объёму, а температура поддерживается постоянной в течение многих часов или даже суток. Внутри печи можно размещать тигли или специальные ванны для стекломассы, защищённые от золы и пыли.
Она будет в несколько раз больше кузнечной.
Конечно, для песочных часов нам много не надо, но у меня зародилась мысль — а что, если использовать стеклянные изделия для торговли-обмена с местным населением?
Думаю, им будет очень интересно.
Ассортимент можно сделать хорошим, особенно со временем.
Сначала можно было бы изготавливать простые вещи, которые быстро расходились бы на обмен. Это бусины и подвески, которые будут наверняка высоко цениться у ханты, манси и татар как украшения и амулеты, а также стеклянные кабошины для вставки в ножны, пояса или шкатулки (кабошины — это изделия из камня или стекла, у которых лицевая сторона выпуклая и гладкая, а тыльная — плоская, их не гранят, как драгоценные камни, а полируют до блеска).
Полезными были бы небольшие банки и пузырьки для масел, благовоний и снадобий, которые могли бы быть как матовыми, так и цветными (я придумаю, как придать стеклам цвета). Ещё одним направлением могла стать посуда — небольшие кружки и чарки.
Затем можно было бы перейти к изделиям средней сложности. Например, к оконным стеклам! Но это точно не сейчас.
Непосредственно сейчас — время линеек.
На данном историческом этапе на Руси длину измеряли, сравнивая ее с частями человеческого тела. Одной из основных мер был локоть, равный примерно сорока шести–сорока семи сантиметрам; он соответствовал расстоянию от сгиба локтя до кончиков вытянутых пальцев. Другой распространённой мерой была пядь — расстояние между концами большого и указательного пальцев при максимальном разведении, составлявшее примерно семнадцать–восемнадцать сантиметров. Существовала и великая пядь, измеряемая от большого пальца до мизинца, около двадцати трёх сантиметров.
Аршин имел длину примерно семьдесят одну целую одну десятую сантиметра и состоял из шестнадцати вершков. Вершок был самой мелкой из распространённых мер и равнялся примерно четырём целым сорока пяти сотым сантиметра.
Для больших расстояний применялась сажень — около двух целых тринадцати сотых метра между кончиками пальцев вытянутых в стороны рук взрослого мужчины. Разновидностью была косая сажень длиной около двух целых сорока восьми сотых метра и маховая сажень — примерно один метр семьдесят шесть сантиметров. Иногда длину измеряли ступнёй, равной двадцати восьми–тридцати сантиметрам, или пядницей — мерой в три пяди, что давало около пятидесяти трёх–пятидесяти четырёх сантиметров.
В общем, все сложно.
Поэтому будем делать линейки и мерные веревки с двойной системой исчисления — с метрической и локтями-пядями. Печально, что большинство здесь считать умеют только постольку-поскольку (хотя все-таки умеют, без этого на рынке ничего не купить). Поэтому буду объяснять, рассказывать, привлекать к делу грамотных из нашего отряда… Думаю, втянется народ. Это как если попал в чужую языковую среду — рано или поздно научишься говорить, деваться некуда.
Для начала я сделал тонкую плоскую рейку — на это ушло некоторое время, а потом начал раскаленным на огне шилом выжигать риски. Точнее, сначала на ее маленьком кусочке — на нем я нанесу десять миллиметров, то есть сантиметр, а потом буду двигать его дальше.
Такой способ надежнее краски. Метки не исчезнут и не сотрутся со временем.
Ой, нелегкая это работа.
Времени она забрала уйму, но я справился. Вот она, первая линейка в Сибири. С цифрами — сантиметрами, короткими черточками, обозначающими миллиметр и длинными через каждые пять миллиметров. А на восемнадцати сантиметрах гордо красовалась пять — классическая, так сказать. Чтоб было на что ориентироваться. Затем я промазал линейку льняным маслом и покрыл воском. Защита от сырости обеспечена.
Таких линеек нам нужны будут десятки. Еще бы желательно металлических, но это не к спеху. Потом. Скажу, пусть сделают кузнецы. Одному заниматься такой работой — глаза на лоб полезут.
Пока я занимался линейкой и прочими делами, наступил глубокий вечер. Почти ночь. Стемнело, подул ветер. Обычный вечер в Сибири. Пора, наверное, ложиться спать. Без отдыха человек не может. Чем лучше выспишься — тем лучше работают мозги.
Я встал из-за стола, вздохнул, и тут в дверь постучали.
Кто же это может быть?
А потом дверь открылась, и я увидел, что на пороге стоит Даша.