После подтверждения, также торжественного, данного мне обещания организовать в ближайшее время поисковую операцию на территории одной из сопредельных стран, где, при моём деятельном участии, будет «обретён» Крест внучки Всеслава, перешли ко второй части соглашения. Хотя скептик и выл внутри, что эти старые крохоборы вгоняют нас в долги: вместо одного клада нашёл им три, и чудо в придачу, а теперь выходит, что надо мчаться куда-то ещё и крест там искать, который вон тот, пристальный, в подвале у себя держит. Я его старательно игнорировал, понимая, что он прав полностью, и с одной точки зрения меня просто «развели». С другой — тоже. Но если подняться над точками чуть повыше — других вариантов ни у них, ни у меня не было.
Когда приступили к тонкостям обмена «тёплого и выгодного Люксембурга на бурелом и гнилые болота между Ржевом и Шаховской», как охарактеризовал сделку внутренний скептик, я озадачил собеседников вопросом:
— Не будет ли возражений, если я приглашу к беседе моего друга и финансового поверенного Сергея Ланевского? Он сейчас на месте, на том участке, о котором пойдёт речь, и сможет быстрее организовать взаимодействие и совместную работу. — О том, что ещё он проследит, чтобы я снова не встрял по привычке куда-нибудь, деликатно умолчал.
Получив одобрение присутствовавших, набрал Серёге. На такой счёт у нас уговора не было, поэтому оставалось надеяться, что мой экспромт он поддержит и не испортит. Не тот он человек.
— Сергей Павлович? — уточнил я церемонно, заставив Головина опять загнать глаза под лоб.
— Что случилось? — тут же предположил, наверное, недоброе, Лорд.
— Пока всё по плану, как у вас? — переходить к делу я опять не спешил. Троица интересантов тоже смотрела за разговором без спешки и негатива, так чего тогда торопиться?
— У нас, похоже, вилы, Дим, — выдал Серёга, поломав мне всю картину «Лорд изволит беседовать по телефону в Африке», где он сидел в пробковом шлеме под тентом, попивая чай. Времени, кстати, было почти пять.
— Детали? — спросил я скучным голосом, от которого справа отложил внеочередной корабль-бутерброд Головин.
— Периметр окружён военными без знаков различия. Вроде славяне или европейцы, не местные точно. К ним с самого утра подходит техника, в основном строительная, но есть и профильная, при таких калибрах, что Тёмины бойцы не пляшут. Тима сказал, минут за двадцать все приключенцы закончатся. И мы тоже. Девчата в порядке, на базе. Как-то так, — завершил лаконичный доклад мой зам по деньгам.
— Это нормально, — не вполне уверенно, но молясь, чтобы этого не было сильно слышно в голосе, отозвался я. — Слушай сюда: мы на переговорах, я включаю видеосвязь. Сядь там где-нибудь, где потише. Помощь твоя нужна, профильная.
— Сладилось? — выдохнул он.
— Вроде да. Сейчас и узнаем, — ответил я, устанавливая смарт, оперев на ножку или основание, не знаю, как правильно, того самого самовара, что стоял с правого торца.
— Господа, представлю вам нового участника беседы: Сергей Павлович Ланевский. С нами за столом Михаил Иванович Второв, отец Ларион и Александр Васильевич, директор Фонда, — плавно начал я, молясь, чтоб Лорд не влез на нервной почве с уточнениями, вроде «какого именно фонда». Но Серёга не подвёл.
— Рад приветствовать вас, господа, и видеть в добром здравии. Польщён знакомством, Александр Васильевич. Прошу простить за то, что позволил себе явился без галстука — наша встреча оказалась сюрпризом для меня. — Лорд говорил таким скучным и сухим тоном, что аж зевнуть захотелось. Видимо, здорово волновался. Но выглядел в простой белой футболке, измазанной чем-то на плече, как герой фильмов Гая Ричи.
— Рад взаимно, Сергей, — ответил за всех товарищ Директор. — По форме одежды — ничего страшного, мы тоже сегодня забыли надеть манишки.
Ого! Второй раз пошутил, подряд? В здешних лесах точно начался падёж медведей.
— К сути, если нет возражений, — ждать возражений он явно и не планировал, — мои люди готовы принять под охрану периметр и получить данные имеющихся исследований по геологии. У руководителя операции есть полномочия предложить геологам контракты по дальнейшей разработке месторождений, пусть изучат. Условия, думаю, их устроят. К строительству храма приступят завтра же, площадку разметят сегодня. У меня всё.
— Отец Игнатий готов приступить с послушанию стать настоятелем на землях восточной Африки. Приход начнёт работу с завтрашнего дня. Храм, школа, амбулатория, семинария и профессиональное техническое училище заработают сразу же, как только будут возведены. Опыт, полномочия и компетенции отца Игнатия я подтверждаю. У меня всё, — лаконично отчитался отец Ларион. Я был занят только тем, что внимательно контролировал собственные вдохи и выдохи. Без этого — просто забывал дышать. Тёма завязывал вторым узлом вилку.
— Земельный участок площадью около тридцати пяти тысяч гектар сформирован, выделен и переведён в собственность гражданина Российской Федерации Волкова Дмитрия Михайловича, — начал Второв, и дышать я всё же перестал. — Соответствующие законы Московской, Тверской и Смоленской областей приняты сегодня. Подробное описание и технические детали тебе, Серёж, Павлик отправит в ближайшее время. Поздравляю, господа!
Директор, владыка и кардинал несколько раз хлопнули в ладоши, протокольно. Мы с Тёмой — как два дебила на утреннике для умственных инвалидов, исключительно редким чудом попадая левыми руками в правые. Пару раз сухо щёлкнул динамик смартфона. Надеюсь, это Ланевский поаплодировал, а не застрелился.
— Да плевать мне! У меня там вся работа стоит, потому что какая-то паскуда трубы задержала! Уйди, пришибу! — раздался оттуда, из телефона, глухой, но вполне узнаваемый голос урановой королевы Средьмаша.
— Ты чего тут, картинки срамные смотришь, Серёжка? Красный и не шевелишься? — в камеру заглянула Зинаида Николаевна Фетова собственной персоной, потной и злой. И тут же удивилась так, что выронила вечную глиняную трубку прямо на стол:
— Ого, интересное кино! Мишу знаю, Гришу помню. Сашка! Жив, чёрт старый! Опять детей обижаешь⁈ — веселилась легендарная старуха.
— Зинка, пропащая душа! — едва не подскочил фельдмаршал, отчего трое моих внутренних стержней развалились во все стороны, как стапеля или стойки ракеты, когда та уходила в космос. — Будут тебе трубы, честное комсомольское! А через пару дней прилечу — в клуб сходим. Пойдёшь со мной в клуб?
— Тут ближайший — полдня на слоне ехать, — мне показалось, или алмазной крепости бабка чуть смутилась⁈
— Не боись, Зинуля, к тому времени, как прилечу — построят. Ты там мальчикам покажи, где именно его поставить. Чтоб закаты были, помнишь, как на Аргуни тогда, — я не выдержал и вздохнул шумно, глубоко, потому что воздух сжёг весь в ходе их задушевной беседы уже давно. Головин выронил аккуратный металлический шарик, в которой скатал вилку.
— Покажу. Только и ты уж прилетай, а не как в тот раз, — пропасть мне пропадом, если она не кокетничала! Она! С фельдмаршалом!
— Прилечу, Зин, точно прилечу. Два дня, край — три. Там мои ребятки тебе контракт принесут, так ты сразу по сусалам-то им не маши, почитай внимательно. Землица та с минуты на минуту от Димы к Родине отойдёт, так что за светлое будущее будем там вместе отвечать, ты — под землёй, а я — снаружи, — товарищ Директор выбил финальным страйком всех разом: меня, Тёму, Серёгу и даже бабу Зину, судя по тому, что молчание её тянулось уже четвёртую секунду.
— То-то я гляжу, по-знакомому обложили, в три кольца, муравью без хитрой справки ни зайти — ни выйти. Хорошо, Саш, присмотрю за мальчишками. Если мне склероз не врёт, южные надбавки нынче будут получше северных? — вот это класс, вот это школа!
— Не врёт, Зин. И надбавки, и пайки́ всем академические, и автомашину «Волга», — улыбнулся он. «И нам!» — слабым голосом протянул опавший фаталист, не вставая.
— «Волги» мне уже ставить некуда, — рассмеялась неожиданно приятным глубоким смехом урановая королева. Да, некоторое время назад от неё наверняка не было спасения никому: не женщина — ураган.
— Ты там, зная тебя, через полгода такой ангар отроешь под горой, что хоть… Ладно, об этом при встрече. Иди работай уже, королева! — и голос ледяного повелителя прозвучал тепло и с добротой.
— Пока, ребята! Не задерживайте мне Серёжку, ему ещё за тушёнку и солярку рассчитаться надо! — и бабка пропала из кадра, оставив по центру лицо Лорда. Которое я даже не смог придумать, с чем сравнить.
— Господа, — сухо, казённо продолжил фельдмаршал, как ни в чём не бывало, — сейчас на почту Сергея Павловича придёт документ, вот тут у меня — оригинал, — он достал из сумки, что лежала на лавке между ним и владыкой чёрную папку со знакомым и родным гербом. — Как только Дима поставит подписи — сделка будет закрыта.
Из смарта раздался какой-то гул, а Лорд дёрнулся и упал набок. Вернее, это телефон его упал, потому что пришедшее с вибросигналом сообщение передвинуло трубку чуть в сторону. Серёга очнулся, установил аппарат на место, скучно-протокольно извинившись за технические неполадки, и открыл планшет, лежавший где-то за кадром. Минут десять изучал что-то в нём, и плевать ему, видимо, было на то, как тут, в монастырской трапезной, переводили глаза друг на друга представители денег, власти и веры.
— Всё в порядке, Дмитрий Михайлович, можно подписывать, — выдал-таки он долгожданное.
Папку передавали все втроем: каждый из них положил руку на чёрную кожу и подвинул мне. Я раскрыл её, достал два экземпляра договора, где одной стороной выступал нечаянный богач, а другой — посольство Российской Федерации в Объединённой Республике Танзании. То, что там уже стояли гербовые печати и подписи, поражало. На чём, интересно, привезли бумаги фельдмаршалу — на ракете? Но это наверняка был секрет, который меня снова совершенно точно не касался. И я просто расставил автографы в местах, где была моя фамилия. Один экземпляр передал в руки товарища Директора, а второй закрыл в папке, вместе с тяжёлой тускло-жёлтой ручкой с красным гербом на колпачке, тоже тяжёлом.
— Копит, наверное, — легко сообщил вдруг Второв, хотя вопроса не прозвучало никакого. — В монастыре карандашик прибрал, у тебя, Саш, ручечку. Хозяйственный парень, в надёжные руки Родина землю отдала!
И все за столом позволили наконец себе от души посмеяться, будто подводя итог сделки не только фактически, но и эмоционально.
Заканчивали обед в мирной, практически семейной обстановке: Головин не портил приборы, внутри меня никто не падал с грохотом. Но ожидаемого облегчения продолжение приёма пищи не несло. Потому что жути нагоняли собеседники один за другим, будто бы поставив себе цель, чтобы Дима Волков в слезах выскочил из-за стола, с криком: «Заберите у меня эту землю к чёртовой, простите, отец Ларион, матери! И на покатушки эти ваши я больше не ездец! Не ездюк! Ни ногой, короче!».
Сперва Второв, глядя с отеческой гордостью, «радовал» тем, что я с пинка открыл двери в нешироко известное сообщество крупнейших землевладельцев Московской области, завсегдатаи которого наверняка теперь будут деятельно искать встречи со мной. Сияя, как молодожёны, они с фельдмаршалом наперебой рассказывали, какой поднялся было хай в реестрах, кадастрах и прочих инстанциях, где, как посетовал товарищ Директор, «разучились быстро работать, наплодилось крапивного семени непуганого!». Как озаботились все три губернатора, с какого это такого волевого решения Московская область надумала прирасти за счёт Тверской и Смоленской, да ещё в такой спешке, в тех кругах тоже не поощряемой. Но там люди были опытные, с аппаратной чуйкой, поэтому вопросов напрямую задавать не стали, приняв к исполнению «ЦУ сверху». Что интерес к моему «личному бренду», как сказал Второв, или «печальному таблу», как перевёл внутренний скептик, взлетел до небес, там упёрся в Администрацию, чуть отлетел и поднялся ещё выше.
От него эстафетную палочку перехватил отец Ларион, вскользь пройдя-таки по сегодняшним находкам. Там были и сундуки с озера, и фото из тех трёх келий, что нашлись-таки в отрытом подземном ходе. Оказалось, взрывом обрушило один или два пролёта клетей, из которых состоял коридор, и за тем обвалом всё сохранилось в первозданном виде, вплоть до толстой стародавней кладки, которую монахи возвели, вероятно, опасаясь подкопа со стороны разинцев, что сновали тогда по окру́ге. Пока он показывал, вроде как соседям справа и слева, фото на планшете, держа его так, чтобы и от нас с Тёмой ничего не утаилось, скептик с фаталистом хлопали глазами. Потом, отставив ножку в какой-то чуть ли не балетной позиции, процедили с презрением, хором: «И вот это ты сменял на какой-то старый крест⁈». И тут же схватили по подзатыльнику от реалиста, который ощущался внутри довольным донельзя.
Правда, потом стало опять тревожно, потому что разговор зашёл о семи ларцах. Их владыка коснулся, можно сказать, мимоходом. Но то, с каким лицом он говорил, и его слушали два деда, вызывало чувства разнообразные, но всегда яркие. По хитрым кружевам былинных речей его отделить правду от вымысла было, конечно, невозможно. Но истории выбивали землю из-под ног, стулья из-под спины, самого её начала, и шатали знания школьной программы почём зря. Например, чего только стоил намёк на то, что чудесная икона с ликом царевича Димитрия Углицкого, утраченная невесть когда, была писана по заказу матери тогда ещё царицы Ксении Иоанновны дабы замолить страшный грех. И что рядом с ликом царевича нашлись доказательства того, что убийство его, как и вся кровавая суматоха Смутного времени, были спланированы и организованы Романовыми. И что началось их поэтапное приближение к престолу и восхождение на него задолго до этого, и задолго до летописного Андрея Кобылы*. Кроме которого через Речь Посполиту на Русь пришло и приехало ещё четверо одинаково заряженных «торпед» с закатной стороны, с одной и той же целью.
Когда я вернул Второву, а тот передал отцу Лариону крест, наконечник стрелы и уголок от оклада, выяснилось, что последний был найден где-то в катакомбах одного из старых столичных храмов, и что именно он и положил начало всем этим поискам. В архивах значилось, что эта деталь была на смертном одре передана своему духовнику одним из приближённых Романовых с легендой о том, что, когда будет обнаружена сама икона безвинно убиенного царевича, состоится суд Божий над иноязычной династией и восторжествует Господня справедливость.
Наконечник стрелы же был передан другому священнику, в другую эпоху, но при точно таких же обстоятельствах, с изустным семейным преданием о том, как один из древних предков рода, прославившегося великими князьями, самодержцами и императорами, купил жизнь князя Юрия Даниловича у монгольского нукера. И как тот застрелил князя в Орде. А в убийстве признали виновным Дмитрия Михайловича Грозные Очи, хотя тот увидел киллера, выхватил меч, но не успел оттолкнуть жертву. Усилению Рюриковичей эти «заказ» и последующий «чёрный пиар» не поспособствовали никак.
А ещё там, по едва уловимым намёкам, отовсюду торчали уши, пальцы и кошельки самого маленького сейчас на планете государства. И смена правящей династии была спланирована и так вдолгую разыграна вовсе не родоначальниками новой, а другими заинтересованными гражданами. И шло всё у них вполне успешно, делая из истории нашей страны сборник анекдотов для узкого, очень узкого круга знающих. И это неимоверно злило. На месте товарища Директора я бы совершенно точно не смог усидеть с индифферентным лицом, попивая монастырский чаёк. Поэтому, хвала Богам, на его месте был именно он. Тот, кто ничего и никогда не забывал и наверняка был готов нанести удар именно тогда, когда это будет наиболее эффективно.
Из трапезной вышел сперва отец Ларион, по какой-то не то церковной, не то оперативной надобности. За ним пришёл отец Сергий, новоявленный настоятель обители. Следом вышел и товарищ Директор, сообщив походя, что нужно сделать «пару звонков». Дверь за ним закрылась, затих звук шагов в длинном гулком коридоре за ней. И тут Второв вскочил с места, хватая меня за руку:
— Мало времени, Дим, засиделись, вылетать уже скоро, давай, не спи! — он тянул за собой, тараторя, как цыганка на вокзале, что с образом его не вязалось никак.
Мы выскочили в пустой и тёмный коридор, и побежали, стараясь не топать, у Тёмы даже получалось вполне. Слетели по еле заметной впотьмах лесенке, нырнули под низкие своды. И замерли через несколько метров, остановившись в тесном зале, где на тех же самых утренних носилках покоилось тело отца Василия.
— Не спи, Волк! Слово давал! — будто разбудил меня серый кардинал.
Я опустился на колени возле покойного келаря и положил правую руку ему на грудь.
— Благодарю тебя, отче, за науку. За пример жизни и смерти по чести и по совести. Окончен путь твой, вернулся ты на святую землю монастырской обители, к братии. Верю, что ждёт тебя после скитаний долгих, неприкаянных, покой. Мир по дороге!
Вокруг не поднялся ветер, не задрожали стены. То, что душа келаря обрела долгожданный покой, я понял по едва слышному: «Благодарствую, княже! И тебе — мир!». Которое, впрочем, вполне могло мне померещиться. Как и запах липового мёда, что будто окутал всё подземелье.
* Андрей Кобыла — по ряду источников, боярин, бывший конюшим (заведующим гаражом) при Симеоне Гордом, родоначальник династии Романовых, выходец из Прусских земель.