Записки нечаянного богача – 4

Глава 8 Тайны Качвано Пэндо

Вопреки ожиданиям Головина, праздник продолжался. Принимающая сторона пела и плясала, водила хороводы у костров, иногда присылая делегатов чтоб выразить исключительное почтение и глубокую признательность за спасение Маленького Огня, Мотэ Мдого, нашему наземному столику. Перед Мсанжилэ образовалась приличная куча подарков — каждый считал долгом пространно выразить личное уважение старой ведьме. Как объяснил Илюха, бабка редко радовала односельчан выходом в люди, не каждый год. А так и не скажешь — для баобабовой затворницы Мать Куду выглядела вполне общительной и компанейской, даже сплясала что-то вместе со светившейся счастьем чёрной жемчужиной.

Через неё и Умку шаманка поведала о том, что дух горы Качвано Пэндо и вправду зол и силён, но моя северная магия наверняка одолеет его. Странно — в видении или сне мы вполне нормально понимали друг друга без переводчиков. И меня, а, главное, внутреннего скептика, не покидало чувство, что бабка недоговаривает, при том прилично. Но истории о том, сколько шамбала погибло или заболело после прогулок возле тёмной скалы, нагоняли тоску. Чего вот и вправду им было не найти какой-нибудь ма-а-ахонькой кимберлитовой трубочки? Без всяких уранов и ториев.

Лорд, отставив напитки, глядя на злого как чёрт Головина, рассказал, что те двое местных обмолвились об интересах к этому участку со стороны голландцев, французов, немцев и непременных англичан. И вскользь посоветовал подумать об этом. Трижды.

Под занавес банкета, когда Луна повисла, кажется, прямо над нашими головами, чёрная ведьма поднялась с циновки и, опираясь на Мотю, направилась к баобабу. От ближних костров как по волшебству сбежались те здоровяки, что держали щиты, и снова во мгновение ока организовали «крылечко». Судя по ним — они были, что называется, ни в одном глазу. Сурово у них тут, в Африке.

Поднявшись на третью ступеньку, старуха сообщила что-то торжественно — и на саванну снова навалилась тишина. В ней отчётливо было слышно, как призывали к порядку тех, кто не заметил или не обратил внимания на Мать Куду. Судя по звукам — в основном ногами. Через минуту тишь воцарилась практически полная. А бабка начала говорить, напевно, чуть покачиваясь.

— Пророчествует, — раздался из-за правого плеча тихий голос морпеха. За левым глубоко вздохнул Головин.

— О хорошем? — изобразил интерес я.

— О разном. Я, говорит, вижу, как днём, что Мотэ Мдого станет великой. Что испытания, выпавшие народу шамбала, закалили их, а с такой сильной шаманкой дела должны пойти на лад. Видит много белых людей, друзей Куду, что научат и помогут. С Родины Белого Волка, говорит, — переводил он. И хорошо, что не слышал внутреннего фаталиста, который орал: «бабка впишет нас в блудня-а-ак!».

— Вас зовёт семерых, пошли, — Умка чуть подтолкнул меня.

Я привычно вскинул на плечи дочь и взял под руку Надю. Слева Тёма приобнимал Бадму. Справа держались за руки Ланевские. И мы пошли к живому крыльцу.

Повинуясь жестам Мсанжилэ и подсказкам Моти, выстроились: женщины позади мужчин. Аню пришлось снять и поставить рядом с женой.

Бабка вытащила из-за пазухи тот самый памятный половник, засеребрившийся в лунном свете, держа его так, будто он был полным. И начала говорить. И вызывать нас по одному. Первым, удивив себя, наверное, повинуясь жесту сморщенного чёрного пальца вышел Артём. Шаманка окунула длинный ноготь в чашку половника и провела Головину горизонтальную линию над бровями. Вслед за ним, вернувшимся в строй с видом, деликатно говоря, глубочайшего изумления, шагнул Лорд, также получивший на лбу свой «минус». На подошедшего меня Мсанжилэ смотрела несколько секунд очень пристально. «Ща треснет» — предположил фаталист. Но не угадал. Опустив в чашу не один палец, а всю ладонь, ведьма провела ей мне по лицу, сверху вниз. Лицо легонько защипало, будто она мазнула уксусом, хотя ничем не пахло, да и вообще казалось, что в половнике было пусто.

Потом, также по указке, мы выставили перед собой жён. Им бабка изобразила по одной вертикальной полосе на левой щеке, а потом велела открыть животы — и коснулась ладонью каждого. Отступали девчата к нам за спины с какими-то непередаваемо спокойными, светлыми и умиротворёнными лицами. Последней отошла от ведьмы Анюта, которой полоски достались на обеих щеках. А потом пошла чертовщина.

Мсанжилэ села на щит следующей ступеньки, притянув перед собой Мотю. Положила ей руки на голову и закатила глаза так, что ни зрачков, ни радужки не осталось. Тараща на нас тревожные бельма, бабка монотонно бубнила, чуть поводя головой. А Огонёк переводила на английский звенящим в тишине голосом.

— Великий воин, снежный барс Севера, всегда будет желанным гостем шамбала, вместе с женой и тремя сыновьями. За плечом Белого Волка ты будешь счастлив и проживёшь долгую жизнь на зависть своим врагам.

— Великий торговец и учёный из рода Волка, ты будешь знаменитым. Принятые тобой решения станут краеугольными камнями. Важные люди будут считать честью и большой удачей получить твой совет или рекомендацию, и не станут жалеть денег для этого. У вас с Чёрной Птицей родятся два сына и дочь. В построенном вами городе они будут счастливы.

— Жена Белого Волка с Севера, твой сын будет здоровым и удачливым. Ему выпадет долгая и хорошая жизнь, такая же, как девочке-волчонку, что не побоялась стоять рядом с Матерью Куду у подножия Великого Дерева. Два маленьких волка и снежный барс будут друзьями всю свою долгую жизнь, как Боги и герои ваших и наших преданий. Твоим внукам выпадет длинный путь, но Солнце будет греть их, а Луна одарит мудростью для каждого следующего шага, чтобы он был таким же верным, как и предыдущий.

— Белый Волк с Севера, народ шамбала вечно будет дорожить дружбой с тобой. Земля и Небо будут щедро делиться с тобой своими богатствами. Потому что ты не просишь слуг каждое утро готовить нового слона, говоря, что вчерашний уже не такой свежий. И потому, что помнишь каждого друга и родственника на севере, западе, юге и востоке. То, чем одарит тебя земля шамбала, приведёт тебя к мечте. А она станет явью. Волки внутри тебя не знают страха. Предки гордятся тобой. Дети и внуки рода Волка будут помнить тебя вечно. Доброй дороги под ласковым Солнцем тебе!

Вздрогнули они одновременно, обе — и старая, и молодая. Мсанжилэ с видимым трудом вернула глаза обратно, будто постарев при этом ещё лет на двести. А потом медленно и неуверенно встала на ноги и поднялась, останавливаясь на каждой, на девять ступенек к вершине чёрного крыльца. Обернулась, замерев на самом верху, посмотрела на нас, на тихое море шамбала, кивнула каким-то своим мыслям — и исчезла в коре, будто дерево впитало её, как росу или капли дождя.

Чёрное море провожало ушедшую в дерево старуху так, будто она перед уходом выиграла чемпионат мира по футболу. Вой и гвалт, визг и крики под барабанный бой поднялись до небес. Мотя, спустившись с рассыпа́вшегося прямо за её спиной «крылечка», предложила проводить наших жён, стоявших со слезами на глазах и руками на животах, отдохнуть туда, где потише. Мы с Головиным тут же очень похоже сощурились. Но когда к нам подкатила маленькая машинёнка, кажется, такие, кажется, называют «гольф-карами», они за игроками клюшки возят по полям, вылупились на неё, забыв про суровые лица. Машинка смотрелась среди толп шамбала разной степени адекватности совершенно нереально. Но мы поместились ввосьмером, шустро доехали до целой вереницы шатров, которые от корней баобаба были вовсе не видны. У крайнего, довольно просторного, остановились и зашли внутрь. И обомлели — потому что там был номер люкс, только в формате студии, не разделённый на комнаты. Под сводами шатра стояла вполне современная мебель, висели светильники, лежали ковры с национальными узорами. И работал кондиционер! Четыре больших двуспальных кровати, снабжённые не то москитными сетками, не то балдахинами, что, пожалуй, одно и то же, смотрелись так маняще, что спать захотелось даже мне. Жёны, поразив нас снова, разошлись в разные стороны, выбрав каждая себе по ложу, без споров и обсуждений — знать, и вправду утомились. Мотя шагнула было к последней кровати, но остановилась и сообщила Бадме, что вон за той дверью — удобства и душевые. Наши дамы, ещё не дошагавшие до белоснежных облаков, сменили траекторию, не снижая скорости, услышав Бадькино «Надя, Мила — тут есть душ!».

Мы остались стоять возле входа, как три богатыря или тополя. Вдруг дверь, закрывшаяся за Огоньком, открылась, показалась гладкая голова и сообщила нам, что через пару минут у входа организуют чилл-аут зону, и, если мы не валимся с ног, как дамы — можем воспользоваться. Тополя молча кивнули и вышли, даже Головин, забывший, видимо, что «не понимал» английского языка.

Там уже горел костерок, стоял столик и плетёные креслица. На стол две дородных, шире Маньки, гражданки-шамбала заканчивали выставлять какие-то разносолы. Слева из темноты вышагнул Илюха.

— Башка, докладываю: периметр безопасен — безопаснее некуда. Я бы глянул на того придурка, что решил бы влезть в племенной праздник, а тем более — угрожать гостям. Рота почётного караула будет бдить, — он махнул рукой в сторону. Присмотревшись, я разглядел украшенные щиты и копья с какими-то метёлками возле острия. Присмотревшись сильнее — чёрных громил, что держали инвентарь. И уж совсем внимательнее — короткоствольные не то автоматы, не то пистолеты-пулемёты на груди у каждого. Копьё — вещь хорошая, конечно, но прогресс на месте не стоял.

— Принял, Умка. С нами посидишь, или к семье? — уточнил Тёма.

— Если не сильно нужен — к себе пойду. Нам нам тесть с тёщей такую же почти избушку выделили, только на двоих и на отшибе. Как в медовый месяц, — как можно было, имея такой кирпичный загар, покраснеть — я не знал, но морпех как-то справился.

— Добро. До утра — отбой, — кивнул приключенец. Илюха пожал нам руки и пропал во мраке, сделав от силы шага полтора. Африканская ночь приняла форму морской пехоты, как песок — воду, без остатка.

Мы упали в креслица, предварительно сдвинув их так, чтобы и огонь был рядом, и до стола дотянуться ничего не мешало. Головин устроился так, чтобы пламя не слепило глаза. Оно, будто в отместку, подсвечивало его уши розовым и оранжевым.

— Ну и денёк выдался, мать его, — выдохнул он, напомнив какой-то старый выпуск КВН.

— Не сожрали — и то вперёд, как Дима говорит, — кивнул Лорд, удивив.

— Я когда-то давно по служебной надобности много разного тутошнего фольклора изучал. Так вот скажу авторитетно — здешние сказки как бы не похлеще наших будут. Сожрать — это ещё спасибо скажешь, — Тёма, внимательно изучив тару на столе, остановился на чём-то с жёлтой этикеткой, на которой был нарисован кораблик с белоснежными парусами. — Но повезло опять, да, Дим?

— В части выжить — пока да, — задумчиво ответил я. — А дальше — будем посмотреть.

— Будем! — приключенец одновременно и согласился, и тост выдал, и мы звякнули бокалами.

— Да, в плане снабжения тут вполне прилично всё, — осмотрел он стол и шатёр за ним. — Возникает резонный вопрос: чего ж они сами-то к той горке не подступились?

— Ага. А вслед за ним — ещё с десяток, и один другого хуже, — согласился я. И замолчал, глядя на огонь.

— Иванычу когда звонить будешь? — спросил Тёма.

— Рано пока. Вот Андрюха сделает себе мнение — подумаем. И, что-то мне подсказывает, там не только ему надо будет звонить, — я потёр лицо ладонями, отставив бокал.

— Если не ему — то кому тогда? В Кремль? Господу Богу? — пошутил Головин. А потом опять прищурился на меня. — Нет! Ну-ка скажи мне, что нет! Волков, твою мать, ты чего задумал опять⁈

— Не ори, дети спят, — отозвался я. Ещё не догадываясь, как опасно прав оказался великий воин — снежный барс.

Проснулся я от того, что Анины волосы щекотали нос так, что не чихнуть было невозможным. Но я, герой, тревожный отец и нечаянный богач, как-то справился. Осторожно выбравшись из завалов жены и дочери, натянул брюки, придерживая пряжку ремня, чтоб не звякала, и вышел на улицу, махнув успокаивающе рукой дёрнувшейся было Моте. И ещё сложенные ладони под щёку положил, дескать, спи, мол, дальше. Она кивнула и улеглась обратно, закрыв ореховые глаза.

Солнце встало над саванной не сказать, чтоб давно, но припекало уже прилично. Поэтому белый тент, обнаружившийся над входом, столиком и погасшим костром, был очень кстати. За столом сидел Серёга, обложившись исчёрканными листами бумаги, поминутно заглядывая в планшет и смартфон. Чуть поодаль вышагивал Головин, вполголоса лая на кого-то в трубку спутникового телефона. Рота почётного караула, видимая при свете дня гораздо лучше, зорко озирала окрестности. Доброе, если вдуматься, утро: я только проснулся — а работа, оказывается, отлично работалась и без меня.

Кивнув парням, не отрывавшимся от своих занятий, сел. Под салфеткой обнаружился завтрак, а в ведре со льдом — французская минералка в узнаваемых зелёных бутылках-«капельках».

— Смотри, геологи в Стамбуле пересели, часа через два будут тут, — сообщил Тёма, усевшись рядом.

— Тут — в смысле «в Танзани»? — уточнил я.

— Нет, тут — в смысле тут. То есть там. Да тьфу ты! У горы, короче, мы все встречаемся через два часа. Умка наших на базу отвезёт, а сам к нам прикатит.

— Не на багги хоть? — меня аж передёрнуло, как вспомнил ту музыкальную поездку сквозь ночь. Хотя, скорее полёт.

— Не, на Садко. Не боись, поедешь в мягком, как буржуй. Хотя, почему «как»? — к Головину явно вернулись и крепко укоренились пошатнувшиеся было вчера сарказм и самоуверенность.

— Тогда — ладно, — вздохнул я.

Надя уезжать не хотела. Уже стоя обеими ногами в автобусе, игнорируя просьбы Ани, которой не терпелось снова «порулить», наказывала мне никуда не лезть, ни с кем не ссориться, драться, мириться, заводить знакомства и прочее-прочее-прочее. Закончилось тем, что Тёма поклялся, как в старом анекдоте, взять три ящика водки, ружья оставить, из автобуса не выходить. Дверь закрылась, прервав напутствия жены в части алкоголя и случайных связей. Не знай я её и себя — предположил бы, что законченная истеричка провожает на войну не менее пропащего алкаша-мужа.

У подножия Качвано Пэндо разворачивался полевой лагерь. Чётко, слаженно, грамотно. С той единственной в этих краях дороги, откуда мы свернули напрямки, не было видно ни палаток, ни дымка костров, ни техники. Крупной не было — два зелёных трактора неизвестной модели, на одном из которых красовался ковш бульдозера спереди, а на другом — экскаватора сзади, и странный насмерть проржавевший грузовичок с какими-то винтовыми трубами в открытом кузове. Там ещё стояла какая-то тренога высотой метра под три, но и её видно не было практически в упор — скрывал ствол акации. Той самой, под которой на меня не так давно смотрели Мотя с Умкой. Сейчас под деревом был натянут тент между двух палаток из жёлто-серого старого брезента. Навстречу нам вырос будто из-под земли боец в пустынном камуфляже, платке-арафатке и с шевроном «Приключений» на рукаве.

— Артём Михайлович, наука вся здесь, двое у горы, трое в лагере. Ждут какую-то дополнительную технику, с побережья идёт, будет часа через три. Участок оцеплен, заканчиваем монтаж датчиков. Доклад закончил.

— Добро, Тима. Кто от науки старший? — говорить лишнего Головин позволял себе, наверное, только в очень узком кругу.

— Андрей Олегович… Вроде бы, — неожиданно смутился военный. И на дрогнувшую левую бровь командира пояснил:

— Там бабуля одна с ними. Заслуженная какая-то явно. Они по струне у неё все.

Ого! Никак к Серёге тёща прилетела?

Из-за дальней палатки вышла практически строевым шагом высокая дама с прямой спиной и пучком редких седых волос на затылке, выглядевшая и одетая так, будто появилась прямиком из книг Куваева, Корчагина или Федосеева. На боку у неё висела офицерская планшетка на ремне через плечо, вытертая почти добела. В зубах, стальных по большей части, торчала глиняная трубка, курить которую было бы не зазорно и старому Откураю. За ней показался Андрюха. Видеть друга-тяжеловеса, семенившего, будто той-терьер или левретка, было крайне неожиданно.

— Где съёмки седьмого квадрата⁈ — выдохнула незнакомка вместе с дымом. Очень гармонично получилось, вместе с её низким хриплым голосом.

— Вот, Зинаида Николаевна! — никогда бы не подумал, что Барон может выглядеть и говорить подобострастно.

— Лентяи! Бездари! Нанести на миллиметровку, в трёх экземплярах! — протянутый было планшет она бросила за спину не глядя. — А это ещё кто тут, на закрытой территории?

Я смотрел на неё молча. Спиной чуял опаску Лорда и поднимавшуюся злость Головина — и молчал.

— Так-так-та-а-ак! Вояка и счетовод, — кем бы не была бабка, глаз у неё был острым не по возрасту. — А ты кто, милок?

«А ты кто, старая перечница?» — вежливо осведомился внутренний скептик. «Склочная баба» — подтвердил фаталист. А вот реалист молчал, изучая глубокие морщины и шрамы на лице и руках. Вставные зубы и странный ботинок на левой ноге, похожий на ортопедический.

— Чего смотришь, мальчик? Я спрашиваю, кто ты таков есть, и что делаешь на моём объекте⁈ — она явно не любила, когда что-то шло не по её. И отмахивалась от Барона, на котором лица не было — сплошной пот крупными каплями.

— Я не потерплю такого отношения! Я прекращаю работу! — выдала старуха.

Фаталист со скептиком облегчённо пожелали ей краткого знакомого пути, не стесняясь в выражениях. А я только кивнул спокойно в сторону дороги.

— Что-о-о⁈ — она едва на визг не перешла, но давно и не раз сорванный голос не позволил.

— Вон там дорога. Судя по Вашему опыту — не потеряетесь. Привет Москве, там, наверное, погода Вам больше подойдёт, — голос мой был спокойным, как Качвано Пэндо, на которую я смотрел, начисто игнорируя бабку, явно зависшую на волосок от инсульта, судя по вздутым венам на лице.

— Да как ты смеешь, щенок⁈ — начала она. Но закончить мы не дали.

— Прекрати ор-р-рать! — пожалуй, даже погорячились чуть. Три внутренних голоса и мой внешний врезали по шумной старухе, будто рельсой — и она осела на руки Барону, едва успевшему поймать её. Рык мой спугнул кого-то из кроны акации, а слева, из-за тракторов, раздался дробный топот копыт — видимо, антилопы или ещё какая-то рогатая здешняя скотина подобралась поближе из любопытства, а теперь сдёрнула в саванну, поднимая пыль.

— Дим… — сипло начал Барон, но я прервал и его.

— Тихо, Андрюха. Пусть женщина объяснит мне, с какого пса она позволяет себе блажить, как сойка, и так отвратно себя вести по отношению к владельцу этой земли? И кто учил её так вести себя в гостях? — реалист моим голосом догибал палку. Именно догибал — перегнули мы её раньше.

— Что значит «владельцу?» — уже значительно спокойнее и с явным интересом спросила она.

— Это значит: «хозяину», «собственнику». Это моя земля, — в голосе опять отыграло рычание, — и моя гора.

— Местные не делятся землёй с чужаками, — фыркнула вздорная бабка. Но без уверенности, как мне показалось.

— А я — не чужак. Я друг шамбала. Четыре вождя Куду признали меня,

— Четыре старых леопардовых валенка? Много они понимают! — а она, что называется, «в материале»!

— Так просила их Мать Куду, Мсанжилэ, — продолжил я с прежним спокойствием, без рыка.

— Она жива⁈ — непонятная тётка обвисла в руках Барона и выронила трубку.

— Вполне. Ну, по крайней мере, когда несколько часов назад уходила спать в свой большой скворечник — была жива и здорова, — подтвердил я.

Повисла пауза. От скалы раздавался какой-то мерный стук. За спиной еле слышно прогудел где-то очень далеко грузовик.

— Вероятно, стоит ещё раз попробовать познакомиться, — она опёрлась на руку Андрюхи и выпрямилась, не забыв поднять трубку с красно-жёлтой земли. — Зинаида Фетова, геолог, доктор наук, неоднократный лауреат Государственных премий СССР, Российской Федерации и имени Владимира Ильича Ленина.

«Фарабундо Марти и Джавахарлала Неру» — издевательски, но в тон ей, весомо и торжественно, добавил внутренний скептик. На то, чтоб не фыркнуть, сил ушло, наверное, втрое больше, чем на то, чтоб не чихнуть с утра от Аниных волос в носу.

— Очень приятно, Зинаида Николаевна, — я изобразил легкий кивок. — Дмитрий Волков, владелец этой землицы.

— Волков? — у старухи подскочили брови. — А Вовка не про тебя ли, часом, мне все уши прожужжал?

Вовкой оказался Владимир Иванович Дымов, легендарный золотопромышленник. Зинке, как он называл её, с её же слов, в приватных беседах, он позвонил тут же, в ночи, после звонка от внука, которому набрал взволнованный Андрей. В общем, после моего дурацкого ночного «Барон, это я» в течение получаса в столице далёкой заснеженной Родины поднялась небывалая суета в узких кругах. И то, что в небывалые сроки нашлись и спецы, и техника, причём здесь, на месте, было в немалой степени заслугой Зинаиды Фетовой. Которая находила урановые рудники в Казахстане, Турменистане, Таджикистане, России и Намибии. И которая безуспешно искала ру́ды здесь, в Тазании. Но злые аборигены, подлые капиталистические нравы и невозмутимые нормы международного права не дали добиться успеха: первые не пустили на «священную землю», третьи поддержали первых, а у вторых неожиданно кончились деньги и интерес. С подачи Дымова Андрюха вытянул не просто счастливый билет — а сразу красный диплом. Зинаиде Николаевне было под девяносто, но опыта и энергии — на все сто.

Мы уселись на корточки прямо там, под зонтиком акации, и она начала доходчиво, на пальцах объяснять мне про руды, минералы, залежи и перспективы разработки и обогащения. Через несколько минут травили анекдоты, называя друг друга «Димуля» и «Баб Зин». Барон, едва не икая, сказал, смахивая пот, что квалификация Зинаиды Николаевны в мире равных не имеет, и что до специальных аппаратных и каких-то ещё исследований и анализов со сложными названиями, он рекомендует довериться её небывалому чутью. Которое говорило страшные вещи.