Записки нечаянного богача – 4

Глава 25 Феодальные будни

Он попал в аварию с родителями, когда ему было десять. Они погибли, а он с травмами головы и переломами всего, включая позвоночник, остался жить. Родных не было, и после выписки из ЦИТО Женю определили в приют. Там было плохо.

Мы с Головиным сидели с прямыми спинами, слушая модулятор, который голосом комедийного актёра с интонацией телевизионного полицейского Володи Яковлева рассказывал вообще не смешную жизнь Жени Курочкина.

Программировать учился сам. Когда в руки попал дряхлый смартфон, никому из старшаков не нужный, с битым экраном и быстро садившейся батарейкой, дело пошло быстрее. Удалось найти деньги, оставшиеся в наследство от родителей. И тех, кто устроил аварию. И тех, кто заказал её. Им тоже было плохо.

Весёлый голос рассказывал вещи, от которых хотелось если не сразу плакать, то уж точно скрипеть зубами и сжимать кулаки. Как жилось инвалиду в приюте. Как его отказывались выпускать, следуя указаниям «с воли» держать парня до восемнадцати лет. Как он умудрился доказать в суде дееспособность и вступить в права наследования. И как пропал с радаров и из всех возможных баз, каталогов и электронных реестров. Даже в бумаге записей о нём не осталось, хотя про поджог архива ЗАГСа голос смешного актёра, кажется, говорил с сожалением.

С тех пор он здесь. Денег хватило на две квартиры в новом доме, в одной стояло оборудование, в другой в основном тоже. Спал он сидя, еду и прочее доставляли до двери курьеры, сперва нанятые из местных, а потом, когда сервисы доставки развернулись во всю силу — самые обычные. Теперь денег ему хватало — программа, перегоняющая с нескольких миллионов счетов по всему миру по сотой и десятой доле копейки, цента, сена или фыня* сделала его вполне состоятельным человеком. Врагов, убивших родителей и посадивших его в кресло, перестала искать даже полиция. И основными проблемами стали одиночество и скука. Сетевые «друзья» и партнёры по онлайн-играм особо сильно справиться с ними не помогали. Женька содержал десяток детских домов, учредил фонд поддержки юных талантливых программистов, побеждал во всех закрытых хакерских чемпионатах. И всё это — сидя в кресле, в спальном районе Зеленограда, оставаясь призраком даже для всесильных структур, способных найти то, чего нет и никогда не было.

А в прошлом году он посмотрел трансляцию свадьбы из Могилёва. И стало совсем тоскливо. Когда понимаешь, что можешь делать классные, невероятные, масштабные вещи, но вынужден прятаться и заниматься «всякой ерундой» — становится невыносимо грустно. И Женя решил понаблюдать за теми, кто подарил ему самое яркое за последние годы впечатление, пусть и с экрана. Отметил, что вокруг нас с друзьями постоянно творилась какая-то чертовщина, несмотря на пристальное внимание со стороны сил, с которыми он сам старался поменьше контактировать. А потом мы стали строить Город, и построили. И он захотел жить там.

Мы с Тёмой рассказывали о наших приключениях, которые при всей своей опасности ни в какое сравнение не шли с той хтонью, что выпала на долю Женьки. Он неумело, но искренне хохотал, захлёбываясь и икая, сопереживал, стискивая тонкие прозрачные пальцы. И тогда я впервые назвал его Джесси. Чем-то он очень напомнил того парня-механика из первого «Форсажа».

— Это же из фильма про гонщиков, да? Я смотрел все части! Про машины прикольно, а про айтишку — чушь собачья! А Джесси меня и Кирилл называл. Мне нравится! — тараторил несуществующий в природе гений. Чужим голосом.

— Тогда, если не против, так и будем тебя звать. Сколько тебе надо времени и людей, чтоб собрать тут всё барахло, ну, то есть оборудование? — спросил я. А Тёма кивнул.

— Зачем? — напрягся он. Откладывая откусанную, но недоеденную трубочку с варёной сгущёнкой. Последнюю из семи.

— Смотрел мультик «Теремок»? — ребёнок без детства, супермозг и гроза мировой кибербезопасности распахнул глаза и отрицательно покачал головой. Реалист внутри меня сопроводил это парой фраз, очень эмоциональных и крайне нецензурных. — Там так говорили: «Давай вместе жить — не тужить. Места всем хватит», — закончил мысль я.

И увидел то, что представлялось мне ещё при первом телефонном разговоре — вспыхнувшие глаза октябрёнка, который очень хотел верить в чудо. Хоть и очень боялся, что его снова обманут. И что придётся многое поменять.

Эксфильтрацию Джесси планировал и реализовывал лично Артём. Полагаю, жители дома, те, кто не спал в интервале с половины третьего до четырёх часов утра, были удивлены тем, что грузовой лифт ездил не переставая. И что вещи выносили крепкие люди в масках и чёрном городском камуфляже без знаков различия. Фура с битком набитым сорокафутовым контейнером выбралась на Пятницкое шоссе, выехала на ЦКАД, а с него — на Новую Ригу. И ни на одной из камер по всему маршруту не появилась. Призрак переселялся так, что комар носа не подточит. Даже специально обученный комар, под погонами с большими звёздами. Сам же призрак в это время сидел на заднем диване в Радже, повалившись на бок, и одновременно что-то делал в маленьком ноутбуке, жевал трубочки с варёной сгущенкой и взахлёб восторгался первым в жизни путешествием. И в этот раз голос из модулятора звучал его собственный.

Мы условились с Джесси, что Док осмотрит его и возьмёт анализы. У меня не было никакой уверенности в том, что в этом будет хоть какой-то толк, но порядок есть порядок. После чего по совершенно пустому по утреннему времени Городу мы с Тёмой отвезли его в дом. Через один от наших, и точно такой же.

— Утром придут слесари по компьютерам, покажешь им пальцем, что и как сделать. Говорить не обязательно, считай, что они глухонемые. Но схватывают налету, — инструктировал, кряхтя, Тёма. Коляску, а точнее — какую-то современную приблуду на гусеничном ходу, что и по лестницам умела ездить, мы пёрли с ним вдвоём. Вес самого пассажира-призрака в этом раскладе вообще роли не играл, в Раджу и из Раджи я пересаживал его, как бумажного.

— Двери хочешь запирай, хочешь не запирай, у нас никто не закрывает, нет секретов в деревне у нас, — добавил я, переведя дух, когда портативный танк Джесси встал на крыльце. — Держи ключи. Добро пожаловать в Княжьи Горы!

— Можешь начинать зазнаваться, Жека! — осторожно хлопнул его по плечу Головин. — Мы в этом Городе на ручках в дом только сыновей заносили. Так что ты, почитай, крестник наш! И я посмотрел бы на ту падлу, что крестнику Волкова и Головина хоть вслед криво посмотрит, — скроил он зверское лицо. А Джесси крутил головой, глядя на нас снизу вверх широко распахнутыми голубыми глазами в больших очках.

А когда открыл, подрулив неловко боком, перевесившись через край, дверь и въехал через порог в свой собственный новый дом — заплакал.

Сидели в «нашем» закутке у Самвела в «Арарате-2». Он, если и удивился раннему визиту, то виду не подал. Подал чаю таёжного и кофе с кардамоном.

— Не боишься? — сощурился на меня над чашкой Головин.

— Чего именно? — уточнил я, думая о том, что Боги явно решили снова сыграть за нас и продолжали наполнять Город хорошими людьми.

— Ну, что этот кибер-злодей тебя по миру пустит? Он завтра про нас будет знать больше, чем мы сами. А потом лифты́ остановит, свет погасит — и привет.

— Он уже про нас всё знает. И всё остальное, наверняка. Он, Тём, больше рисковал, чем мы. Но поверил. Вот и я поверил. Помнишь, как Люба Байкалова говорила в кино? «Ну вот верю я ему, понимаешь? Верю!»

— Добрый ты, Князь, — буркнул он, смутившись, тоже, кажется, цитату из какого-то фильма.

— Смотри не ляпни кому — засмеют, — хмыкнул я. — И вообще — тут, выходит, все у нас в гостях. Кто не понравился — Славку вон пришлём, он брови насупит, зубами щёлкнет. И всё, на волю.

— Ну, положим, зубами ты и сам щёлкаешь — будьте любезны. Клацнешь жвалами — и всё, душа отлетела, а смрад остался, — широко улыбнулся Тёма. А беседа про «в гостях» получила неожиданное продолжение буквально через неделю.

Соседи были проинструктированы Головиным про Джесси и его особенности. Поэтому когда через два дня он осторожно выехал ночью на крыльцо — никто не удивился и даже виду не подал. Ещё через день коляска уже ездила по тротуару, но тоже исключительно ночью. И когда дворник приветливо кивнул и махнул рукой — спешно укатила к дому. А на выходных мы затеяли шашлыки.

— Думаешь, приедет? — сомневаясь, переспросил Тёма, размахивая картонкой над углями.

— Не думаю. Сроду такой привычки не имел, — ответил я, листая разросшуюся телефонную книгу в смартфоне.

— Это да, — с сожалением вздохнул он.

— Джесси, это я! Мы шашлыки жарим. Есть Гиннес твой любимый, с шариками, и трубочки со сгущёнкой. А ещё мяса тьма, нам одним никак не справиться. Выручай! — сообщил я трубке.

— Я… А м-м-много т-т-там… — «затроил» он в ответ.

— Мы втроём с жёнами и детьми. Аня обещала тебе мультик про «Теремок» показать, — подмигнул я дочери, что стояла рядом, и грела уши.

— Я уже в-в-видел, — только что не шёпотом ответил Женька.

— Ну, ещё раз глянешь. Или другой посмотрите. Если не понравится — поедешь домой.

— Ага… — прозвучало еле слышно.

Когда с едва уловимым жужжанием и скрипом снега под гусеницами из-за дома показалась коляска, мясо как раз подошло. Фонила негромко музыка, стояли с наветренной стороны три коляски, белая, синяя и красная, в которых причмокивали сыновья. Рядом болтали ногами в валенках и языками, сидя на лавочке, жёны. Мы толпились у мангала, а Анюта в новой кухлянке, что недавно прислали Кузнецовы из Белой Горы, сновала между тремя означенными ориентирами, как челнок или паро́м. Она и увидела коляску первой.

— Привет! Ты — Джесси, да? Папа сказал, ты классный! Прокати до мангала? — в искусстве непосредственности Анне Дмитриевне, конечно, равных не было. Хотя я и предупреждал, чтоб не лезла первой к гостю.

— Залезай, — махнул он рукой. И широко улыбнулся. Не заикаясь.

Они подружились сразу, и когда коляска преодолела те метров семь, что нас разделяли, трещали без умолку. Ну, вернее, трещала дочь, а Джесси только улыбался, но такой счастливой улыбкой, что я сразу понял — не прогадал.

— Блин, Серёга! Чего ты всё портишь! Я говорю же: хочу, чтобы народ в городе рассчитывался какими-нибудь местными деньгами, а зарплата их в рублях пускай лежит «до востребования»! Чего сложного-то? — возмущался я.

— Сложность в том, что тем дяденькам ты устанешь доказывать, что устроил это всё из человеколюбия, — терпеливо объяснял Ланевский, подняв глаза к облакам. — А по факту это будет либо мошенничество в особо крупных, либо преступление против конституционного строя. Нельзя на территории Родины выпускать в обращение валюту, альтернативную Родине. Очень плохая идея, Дим.

— А… если… — начал было Джесси, но три наших головы, разом повернувшиеся к нему, видимо, смутили призрака. Он потянулся к кармашку на панели коляски, достал планшет и застрочил.

— Это же частная территория? Ничего не мешает ввести на ней игровую валюту, как в настолках, типа «Монополии», в приложениях или программах лояльности, — сказал он через модулятор.

Лорд открыл было рот, чтобы аргументировано возразить. И закрыл его обратно, вытаращившись на Джесси, теряя весь аристократизм.

— Что, съел, банкирская морда? — флегматично спросил Тёма. И протянул гению-призраку вилку с наколотым куском мяса, показав поднятый большой палец.

Так в Городе появилась свои валюта и система расчётов.

Точнее, так они были придуманы. А наша банда пополнилась кадром, высочайшую ценность которого признавали все ведущие службы экономической безопасности мира. И готовы были очень щедро заплатить за любую информацию об их «страшном кошмаре», «неуловимом призраке, обходящем все системы и ловушки». И который теперь катался по Городу, почти всегда в окружении ребят, которые в нём души не чаяли. А я говорил, что дети сердцем чуют. На что Головин всегда отвечал, что давно знал о том, что по умственному развитию я и сам от дошколят совсем не далеко ушёл.

Сложнее было с объяснением новых правил жителям и с механикой — как платить, как конвертировать. Но справились и с этим, тоже при сверхдеятельном участии Джесси, который даже целый ролик снял про это, и отдельно — мультик для ребят, для финансовой грамотности с молодых ногтей, так сказать.

Каждому жителю вместе с релокационным пакетом, куда входило жильё, одежда на два сезона и месячный продпаёк, вручался смартфон. Собирали их здесь же, на «Хуторе Головастиков», где запустилось производство всякой высокотехнологичной хреноты, в которой я разбирался ещё хуже, чем в фигурном катании. Но плодами пользовался, как и все. В смартах были чипы, «на которые» зачислялись зарплаты, пенсии и прочие поступления. Кто телефоны носить не любил или отказывался — получали браслеты, как у Лорда, кольца или кулоны. Детям кулоны выдавались поголовно, с рождения, вместе со щедрыми подарками от Города молодым родителям. Наша внутренняя платёжная система была бивалютной, но по умолчанию работали местные счета. Вместо рублей с копейками у нас были грош и грошик. Без фантазии, соглашусь, но уж как придумал. Про курсы и их сравнения мне пробовал объяснить Ланевский, но я предсказуемо ничего не понял. Зато когда на КПП услышал разговор двух наших, возвращавшихся из Москвы с какой-то стажировки — стало понятнее. Они вполголоса хвалились друг перед другом, кто, чего и сколько купил в Первопрестольной, и что расплачиваться гро́шами оказалось не в пример выгоднее. Это было приятно.

Почти на каждом перекрёстке стояли терминалы с большими экранами, где можно было получить любую информацию по городу, найти ближайшую «Победу», заказать столик в ресторане и кучу всякого остального. А ещё — найти подработку. Те, кому нужна была помощь или рабочая сила, размещали объявления, а те, кому нужны были деньги или просто некуда было деть себя и своё время, читали. И находили друг друга. С этим тоже был интересный случай.

Я шёл от Самвела к офису, кивая и улыбаясь встречным. И у одного из терминалов возле парка увидел мальчишку помладше Ани. Он возил пальцем по экрану, временами подпрыгивая. И чуть не плакал.

— Привет! Помочь тебе? — спросил я, переходя дорогу.

— Зрасьте, — смутился и покраснел тот, опустив глаза и убрав руки за спину.

— Ты искал что-то? Давай, помогу?

— Нам говорили, что тут можно работу найти, — качнул он головой на терминал. — А я не могу до той картинки дотянуться. Мы три дня как приехали, родители работают, а в садике мне скучно.

Я глянул на часы и понял, что занятия в саду уже час как закончились. И раздумал идти скандалить с заведующей, милейшей, но иногда чуть рассеянной женщиной.

— Я книжек вчера купил, а сегодня хотел мороженого, но мне четыре грошика не хватает на пломбир, я посчитал — протянул он мне пальцы на правой руке, сложив только большой. — Хотел посмотреть, какую работу могу делать. Подметать там, полы мыть или посуду, или кульером, если не тяжёлое.

Он смотрел на меня, будто пытаясь поймать момент, когда я начну смеяться или издеваться над его бедой. Но мне не было смешно ни разу. У меня в носу и в глазах защипало. Потому что я увидел ещё одного хорошего жителя Города, которому ни в коем случае нельзя было дать стать плохим. Прояви я иронию или равнодушие, пройди я мимо — были все шансы. А тут как Боги голову повернули. Малыш моргал большими серыми глазами и терпеливо ждал совета и помощи от взрослого. Не подачки, не сочувствия. Не «дядя, дай», а «помоги мне самому заработать».

— Джесси, — сказал я в трубку и откашлялся, потому что голос подсел и мурашки топали по спине и затылку. — Я на углу у парка, возле терминала.

— Я вижу, где ты. Ч-ч-что случилось? Что-то с Ваней? — он говорил уже гораздо лучше, и модулятор использовал, только если приходилось говорить много, например, на лекциях, которые Евгений Курочкин решился читать курсантам Академии. И детей в Городе помнил всех до единого в лицо и по именам.

— Смотри, тут для того, чтобы до раздела «Задания» дотянуться, надо ростом выше быть. Можешь переверстать экран так, чтобы любой мог достать? А то издевательство получается и дискриминация по длине, — объяснил я, как смог.

— Сейчас… — на фоне что-то защёлкало. Экран погас, а когда зажёгся снова, иконки были размещены внизу, а верхняя часть была занята красивым кадром: вид на Город и восходившее над ним огромное яркое Солнце.

— Шикарная фотка! Сам снимал?

— Да. Правда, красиво? — я как наяву видел его обрадованные голубые глаза.

— Очень! — честно ответил я. — Если не возражаешь — мы бы её как официальную использовали, в рассылках там, на наружке. Продай?

— Дарю! — рассмеялся Джесси. Теперь и это у него получалось почти без хрипов и бульканья.

— Широко, уважаю! — улыбнулся я. — А где родители Вани, не потеряли его?

— Отец на смене на з-з-заводе, мама к дому п-п-подходит. Вот сейчас и п-п-потеряет. Щас, сек, — и он снова чем-то защёлкал.

На экране перед нами появилась миловидная шатенка, копавшаяся в сумке, откуда торчали покупки, видимо, в поисках ключа. А потом, улыбнувшись, вспомнившая, что двери не закрывала, как и все в Городе.

— Мама! — воскликнул мальчик. И она вздрогнула, озираясь.

— Ваня, где ты? Ты дома?

— Я в парке, мам, от нас три дома налево! Я пошёл работу искать, мне дяди помогают! — гордо заявил он.

— Стой на месте, никуда не уходи! — выронив сумки, шатенка метнулась к калитке в палисаднике.

Она примчалась, раскрасневшаяся и взволнованная, через пару минут. И чем ближе подбегала, тем сильнее менялось лицо, со встревоженного на удивлённое. Я вспомнил, что звали её Света, и прилетели они и вправду три дня назад из Владивостока, а туда приехали из Зарубино, с бухты Посьета. Светлана работала там в нашей гостинице, а муж, Коля, кажется, усатый такой, стал молодым военным пенсионером. За них поручились три семьи из Тёминых бойцов, живших тут — практика была такая, не меньше шести человек должны были дать рекомендацию.

— Света, здравствуйте! Спасибо Вам за сына, толковый парень растёт, — не придумал я ничего умнее, как успокоить мать, похвалив её ребёнка.

— Чего он опять устроил? Не мальчик, а наказание! — взяла она нахмурившегося Ваню за руку.

— Он не наказание. Он — надежда и опора. Я хочу, чтобы мой сын вырос таким же, — удивил я онемевшую женщину. А сам протянул ладонь мальчику. Он осторожно отцепил пальцы матери и пожал её в ответ.

— Хорошего вечера, — кивнул я им и пошёл дальше.

— А кто это был, мам? — раздался громкий шёпот за спиной.

— Волков. Князь, — задумчиво негромко ответила мать.

— Ух ты! Он же тут самый главный, да? Это поэтому его Джесси так быстро послушал и этот телевизор починил? А он всем-всем помогает, да? — дети умеют задавать вопросы «по площадям», по мере их возникновения. Которой у них, наверное, нет, поэтому и сыплются они, как зерно из мешка.

Мать оторопело молчала. Я шагал дальше. И улыбался. А на душе было по-настоящему радостно.

* сен — 1/100 японской йены, фынь — 1/100 китайского юаня.