Глава 23 Здесь будет город

Реальность, как известно, частенько даёт фору любой фантастике. Куда там всяким Санта-Барбарам и прочим Просто Мариям? Валентина Васильевна оказалась инструктором в одном из заведений, где стажировался Тёма. Она, когда чуть подсхлынул ажиотаж и радость встреч, признала, чуть улыбаясь, что курсант Головин отличился и на этот раз, заслужив высший балл. Вождь приключенцев, если и был чуть разочарован тем, что его второй раз за год прилюдно назвали курсантом, виду не подал, рявкнув уставное: «Служу России!», на что снова, вроде бы, закемаривший дед Петя, пробормотал благожелательно: «Орёл, орё-о-ол!».

Сам Пётр Алексеевич, ночной директор леспромхоза Княжьих Гор, на эту ответственную должность попал тоже далеко не сразу. Судьба-индейка сложилась так, что ему в своё время довелось поработать очень много где и с кем, в том числе и с Валькой-Чумой, тогда этому позывному соответствовавшей процентов на триста. И хотя дед регулярно делал вид, что засыпал на полуслове, мне и этих полуслов, вроде «Вымпел», «Заслон» и «Каскад» и фамилий уровня Дроздова, Кузнецова, Старинова и Судоплатова, хватило вполне, чтобы понять примерный масштаб этого «спящего агента».

— Ты-то какими судьбами тут? — спросил он у Валентины Васильевны, в один из промежутков очень условного бодрствования.

— Да Сашка прислал! Попросил приглядеть за ребятками, пока сам, гад, в Африке своей кобелирует опять! — да, знали раньше, как позывные присваивать, конечно. В голосе бабки звуков, казалось, не было — чистый яд.

— Ну-ну, не ругай брата! Он на ответственном посту, без выходных, без проходных, — успокаивающе начал было дед Петя. Но успокоился первым и задремал снова. А я услышал, как охнули фаталист со скептиком. Потому что тоже догадались, что это за брат Сашка, и что там за работа в Африке без выходных.


Разметку закончили ещё по снегу. Лесорубы работали в три смены, для них рядом построили целый городок из бытовок. Черепанов выделил какие-то не то списанные, не то краденные тележки от вагонов, прямо в лесу проложили рельсы, и этот в прямом смысле слова «Гуляй-город» и вправду гулял следом за вальщиками. Думаю, при Союзе нам бы, как сказал восхищённый Трофимыч, «за эту ную-хаю» выдали госпремию. Хотя, не исключено, что так кто-то и до нас поступал, решение-то было простое, на поверхности. А вот результат давало поразительный, при том по всем фронтам.

Не утерпевший и приехавший с Володей легендарный «золотой дед», Владимир Иванович Дымов, облазил всё лично, от пилорамы до крайней границы участка, убив весь день, всё пальто и все ботинки, но проникшись духом будущего города на все сто.

— Молодец, Димка! Не ошибся в тебе! — он сжал мне ладонь так, что внутри заойкал-заскулил скептик, и ожидаемо хлопнул по плечу. Но сегодня я подготовился, ноги поставил заранее пошире и напряг шею, поэтому голова на этот раз не дёрнулась, как у курёнка, не то, что в прошлый. Прямо сам себя зауважал за продуманность. И мужики вокруг загудели одобрительно.


Со стройкой и проектированием вышла ровно та же самая история, что и со стадионом в Могилёве. Только теперь я прилетел не с Сент-Невиса, а из Додомы, но тоже не спал третьи сутки. Поэтому, когда на большом экране в конторе, в директорском кабинете, появились толстые физиономии строителей и одухотворённые — проектировщиков и архитекторов, ощутил явное дежа вю. И вышло всё ровно так же.

Сперва сорвались на мат и хриплый визг демиурги-зодчие, услышав, что гарантийный срок составит десять лет, а договор предусматривает личную материальную ответственность собственника. Это, откровенно говоря, была рискованная новелла в российском правовом поле, но Дымовы, Минин, Черепанов и ещё с десяток других подрядчиков приняли её с восторгом, вернув мне было веру в то, что не все контрагенты — строители, которых какой стороной не поверни — везде задница. Но тут, как говорится, нашла Оксана камень… То есть, коса на камень, да.

Я гонял желваки по скулам, слушая оголтелый лай про то, что так не бывает, так не работают, и что мы охренели. Перед камерой сидел Ланевский, тоже, кажется, из последних сил удерживая человеческое интеллигентное лицо. Меня в кресло не пустили, усадив на диван и всучив кружку с чаем от деда Пети, с мятой и зверобоем, потому что видео-конференция уже шла, а менять «говорящую голову» в процессе переговоров было дурным тоном, как нашептал мне на ухо Тёма. С хитрой, правда, улыбкой.

Минуты на три-четыре хватило нас с чаем. Потом я отставил чашку на столик рядом и встал с застонавшего, словно в предвкушении действа, дивана. Лорд поднял на меня скорбные глаза — и откатился на кресле от камеры. Чаячий базар жадных до чужих денег меж тем и не подумал утихать.

— Христопродавцы! — было первым, и, наверное, единственным цензурным словом в ответном монологе-экспромте, который я начал, находясь ещё за кадром, и продолжал, наращивая обороты, встав перед камерой, уперев кулаки в стол. Рык отражался от дубовых панелей.

— Мать моя волшебница! Это ж, никак, сам Волков! Я в деле! Куда переводить обеспечение контракта⁈ — завопил один из строителей. Тот самый, что подписался на прошлую авантюру в Могилёве. И лично не покидал площадки, пока не получил от дёрганного и невыспавшегося меня все подписи на закрывающих документах.

— Тот самый? — прозвучало несколько голосов.

— Он! С одним стадионом умудрился весь мир на глобус натянуть и моргать заставил, а тут целый город! Ну нет, я этого точно не пропущу, — не унимался узнавший меня, подогревая в остальных интерес, как нанятый зазывала.

В результате контракты мы заключили, а первые партии рабочих примчались в Княжьи Горы в тот же день, хоть и поздно вечером. Обалдело заселились в блочные гостиницы, наши «Гуляй-городки», которых было уже три штуки, с разных сторон большой площадки, оценив комфорт и размах, которые друг другу не уступали. И с утра впряглись в работу так, будто строили дома сами для себя.


«Впихнуть невпихуемое» набирало обороты. Я вплотную познакомился с новинками альтернативной энергетики, особенно в части геотермальной энергии. Вышло дорого. Солнечные панели из какого-то сверхнового, сверхпрочного и сверхэнергоёмкого материала, которыми оклеили все двускатные крыши и часть стен у домов, денег тоже стоили сверхчеловеческих, конечно. Но не дороже геотермальной установки. Три речушки, отведённых в ходе подготовки площадки, дали нам приличное озеро и каскад прудов-фонтанов, который, помимо красоты, свежести и прочего, тоже электричество вырабатывал, да прилично так. Конструктор клялся, что может сделать так, что пруды и зимой замерзать не будут, но мы с друзьями отказались. Красиво, конечно, но не по-русски как-то, чтоб вода, да зимой льдом не становилась.

Раньше мои познания в градоустройстве ограничивались сплошными риторическими вопросами. К примеру, зачем класть дорожки во дворах по прямым линиям, если народ через некоторое время всё равно протопчет свои так, как ему удобнее? Чего бы вот не подождать, а потом замостить красиво те, по которым люди уже ходят? Теперь же оказалось, что какие-то программы и решения могут просчитать и это, и специальный, тоже дорогой, архитектор, один из лучших специалистов по «городским средам и пространствам», сделал всё, как и обещал: красиво, максимально эффективно и функционально, но при этом как-то с душой. И это чувствовалось. У каждого квартала, у каждой улицы, у каждого дома была какая-то индивидуальность, узнаваемые черты, свой образ. Та самая душа.


Мы построили живой город за лето. Как я и предполагал, среди задействованных нашлись люди, и много, которые не захотели из него уезжать. Получилось так, что, строя нашу мечту, они загорались ей. А уходить от мечты, построенной своими руками — дураком быть. Поэтому, как и прогнозировал тот самый градоустроитель, мы заложили определённый процент квартир и домов под тех, кто решит «понаоставаться». Сам он, архитектор-виртуоз и гений современности, тоже попросился жить в Княжьих Горах.

Ходить по пустым улицам в самом начале было страшновато, конечно. Дома, смотревшие на чистые и безлюдные дороги и тротуары окнами, заклеенными крест-накрест малярным скотчем, наводили на тоскливые мысли о постапокалипсисе. Но стоило дойти до уже обжитой и заселённой окраины — всё менялось. Мамочки с колясками в парках и палисадниках. Малышня на детских площадках под присмотром бабушек. Дворник, поливающий из шланга клумбу. И тележка с мороженым, из-за которой нам улыбалась Валька-Чума, старшая сестра жуткого товарища Директора, тоже оставшаяся жить здесь.

Народ подбирался так, будто сами Боги задались целью собрать хороших людей в одном месте. Через пару домов жил Барон с семьёй. В больнице (а тут была построена именно больница, пятнадцать отделений) трудился Док, что логично, и его жена, реаниматолог. Я предложил ему сразу стать самым главным врачом, но Стас был и оставался человеком в высшей степени разумным, поэтому аргументированно объяснил, почему ни ему, ни мне нельзя быть главврачами. Потому что, как совершенно резонно учили нас Платон и Зинаида Александровна Кузнецова, «Каждому — своё!». Зато отделение диагностики он возглавил без разговоров, и очень помог в дальнейшем «доукомплектовании» больницы.

Не менее, а то и более, помогла и баба Валя, в которую незримо превратилась Валентина Васильевна, ставшая любимицей и детей, и взрослых. Она не просто помнила, кто из жителей какое мороженое любит, но и кому сколько можно — мамы потом в пояс кланялись ей, когда хмурые дети сообщали, «что бабка откуда-то знает, что у меня недавно ангина была, и эскимо не продала!». Ясно, что знала она не только это. С её подачи в разных концах города появлялись старички и старушки, занимавшиеся сугубо мирными делами: сапожники, швеи, слесари и плотники. И лишь у строго ограниченного круга лиц, знающих или чувствующих, вроде нас с Тёмой и Серёгой, иногда проскакивали странные чувства, когда в глазах пожилых людей мелькало что-то такое, о чём наверняка ещё лет сто нельзя ни писать, ни говорить, ни даже думать.

В пригороде, в стороне, противоположной от села, что дало название городу, раскинулась Академия —тренировочная база, открытие которой посетили товарищ Директор и владыка Филарет. Ребята жили на своей закрытой территории, но отдыхать выбирались на нашу, общую. Видеть их, счастливых и свободных, катавшихся на машинах и аттракционах, сидевших на летних верандах кафе, было тоже очень приятно. С ними, а ещё со студентами колледжа-ПТУ «лесных» специальностей, что открылся по настоянию Трофимыча и получил его же имя, хоть большой старик и гудел смущённо, что не надо, была связана ещё одна хохма.


Мы с Головиным спускались по длинной лестнице с холма над нашими Горами. Тогда ещё не запустили фуникулёр, и прогулка туда-сюда занимала почти час, нам как раз хватало развеяться и обдумать что-то, требующее повышенного внимания. Но в тот раз не хватило.

— Чего хмурые такие, а? — спросила баба Валя, облюбовавшая это место не так давно. И поменяв своим выбором народный траффик — никто не считал неудобным или зазорным пройти пару кварталов или проехать ещё больше, чтобы получить заветный вафельный стаканчик или брикет.

— Беду чуем, Валентина Васильевна, — тоскливо отозвался Головин. — Неминучую.

— Подробнее, — бабка напряглась вроде бы незаметно, но моментально стало ясно, что их так роднило с младшим братом. Вот этот самый холод, которым от них веяло в такие минуты.

— Академия вон, — ткнул пальцем за спину и за холм Тёма, — курсантов новых набирает. Путяга тоже скоро начнёт второй курс учить, а первый пополнять. Парни там молодые, в основном или сироты, или вроде того. Вот начнётся у них на фоне повышенной мозговой и физической активности «Играй, гормон!» — чего делать будем?

Я только кивнул. Об этом мы как-то не задумывались, когда хором одобрили открытие обоих заведений. И преподаватели, и будущие офицеры и молодые специалисты тогда казались идеальным приобретением, а не гормональной бомбой с таймером.

— Что наперёд думаете — это молодцы, конечно. Плохо, что всё равно поздно и не так, — Валька-Чума, а чего мы хотели?

— Но это дело поправимое. Думаю, и с приступами надвигающегося токсикоза среди мальчиков справимся, и демографию поднимем, — хитро улыбнулась она. — Дима, у тебя в субботу в обед найдётся часа два времени, чтоб с тремя старушками кофейку попить?

— Для Вас, баба Валя, я готов хоть весь день эту гажу хлебать, хоть и не люблю, — искренне ответил я, не сводя с неё глаз.

— Да знаю я, — привычно отмахнулась она. — Пробей тогда нам столик на четверых у Самвела. Нет, на шестерых сразу давай — нечего Головину с Ланевским под дверью торчать, а потом от тебя по второму кругу слушать. А ну как напутаешь чего? — потешалась бабка.

— Это я запросто, — печально кивнул я, а Тёма уверенно и быстро закивал, подтверждая её правоту.

— Ну вот и ладушки тогда. Нате вам по мороженке. Выше нос, бойцы! — когда она говорила таким голосом, опускать нос становилось не только стыдно, но и опасно, поэтому мы дружно задрали их к небу. К высокому и васильково-голубому летнему небу над нашей землёй.


В субботу приехали подруги бабы Вали. И, подходя к их столику в «Арарате-2», над которым вился и гудел усатым шмелём Врунгелян, Головин проговорил:

— Вот поэтому я — вояка, Серёга — счетовод, ты — вообще нечаянный, а она — легенда!

И спорить с ним никто даже не подумал. Потому что за столом щебетали три подружки: сверхсекретная старшая сестра смертельно опасного брата, всемирно известная тренер по художественной гимнастике и не менее известная — по фигурному катанию. Я их до того дня только в телевизоре видел, и то редко. И про обеих ходили слухи — один другого хлеще, что, мол, чуть ли не к тайному-секретному правительству страны они относятся, куда входят те, кто принимает реальные решения. Хотя, после моего совместного турне по древним монастырям с тремя мудрецами-богатырями, наверное, можно было этих и не опасаться. Но скептик не разрешал, крича: «С этими держи ухо востро!». Фаталист добавил позитива унылым: «Да толку-то?».

Места здешние дамам предсказуемо понравились. Город мы объехали на двух «Победах», которые ГАЗ-М-20. Лорд нарвался как-то на целый списанный таксопарк, что доживал свой век на заброшенном складе где-то под Нижним Новгородом, не удержался от юношеской романтики, потому что такая же машина была у его деда, и скупил чохом весь тираж, говоря по-журналистски. Кол, который тоже жил уже в Княжьих Горах и держал тут предсказуемый автосервис, взвился ракетой, натащил запчастей и помощников — и буквально через неделю выкатил на улицы города сверкающих хромом и белыми ободками покрышек красавиц. Народ фоткался, садился посидеть, радости было без меры. А потом — шок, когда узнали, что машины остаются в городе, и каждый, кому надо, может подойти, завести и поехать в магазин, в кафе или в кино. А потом просто оставить ключи в замке, для другого, кому понадобятся колёса. Так и с таксистами, кстати, решился вопрос, которые обивали проходную со стороны села, норовя заехать на территорию. Но дальше широкой оборудованной парковки перед забором их никто не пускал, конечно. А грузы заезжали внутрь по другой дороге, через другой КПП, со сложностями, вполне достойными режимного объекта, которым наш город и являлся, откровенно говоря. Всё это — порядок, чистота, безопасность — не оставили гостий равнодушными.

— Ну так чего тебе надобно, Дима? — голосом золотой рыбки в начале истории со стариком и старухой, что не видела краёв, спросила богиня художественной гимнастики. И мне вдруг показалось, что я прямо-таки услышал, как вспотел вмиг рядом Ланевский. Да, этой тоже силы и влияния было не занимать.

Я сдержанно и корректно постарался обозначить проблематику. Опытные дамы потешались над тем, как я выкруживал деликатные фразы и подбирал нейтральные термины.

— Вполне осуществимо. Поставлю дачку рядом, буду на своих куриц в окошко наблюдать, — задумчиво глядя на меня, предположила она.

— Не уверен, — ответил я под стон и плач фаталиста со скептиком. А Тёма с Серёгой, кажется, сделали большое усилие, чтобы не отсесть от меня подальше.

— В чём именно? — в тёмных глазах за стёклами очков, наверняка баснословно дорогих, начало светиться адово пламя.

— В дачке. Здесь Город, закрытая социальная группа. Не зоопарк, не цирк уродов. Тут или жить — или в гости приезжать, к друзьям или в отель. Тут не предусмотрены дачные товарищества, — размеренно проговорил реалист, отпив чаю, держа чашку в на удивление не дрожавшей руке.

— Ты отдаёшь себе отчёт, с кем говоришь, юноша⁈ — казалось, ещё чуть-чуть — и чёрные волосы взовьются змеями над головой, а за спиной хлопнут кожистые крылья. Лорд громко сглотнул, а подходивший было Самвел развернулся едва ли не в воздухе и направился обратно на кухню, почти не хромая, быстро.

— Разумеется, — едва ли не с лёгкой ленцой отозвались мы с реалистом, глядя на разгоравшийся за стёклами очков пожар с интересом юннатов.

— Да мне пальцем шевельнуть — и всю твою песочницу с землёй сравняют! — ух, как её разобрало-то. Даже акцент какой-то прорезался. Где-то мы это уже проходили, про бульдозеры, про мусорный полигон. При воспоминании о той аварии на МКАДе я чуть улыбнулся, от чего и без того взволнованную собеседницу аж затрясло.

— Ну, положим, пальцами где ни попадя шевелить — так себе занятие, — я понимал, что спорить с такими фигурами, а тем более бесить их — это дорога в один конец, к рамке с ленточкой в углу, и дорога очень короткая, но поделать с собой ничего не мог. Не мог по-другому.

— А чтобы шевелить там, где это помогает, надо сперва отсюда выбраться. А места тут глухи-и-ие, — протянул я, но без угрозы, а с той же улыбкой. Которая собеседницу и добила.

— Что-о-о⁈ — вскочив, взвыла она так, что чуть посуда на столе не полопалась.

А я в ответ лишь чуть поднял левую бровь. А ещё шевельнул ноздрями, будто принюхиваясь. И заметил, как в стёклах её очков загорелся другой свет, с моей стороны. Буквально на глазах гася тот, что был там, внутри.

— Ты гляди, Танюх, и вправду не боится! — с каким-то чуть ли не детским восторгом воскликнула она, хлопнув по плечу богиню фигурного катания, падая обратно на стул.

— Редкий. Жаль, не спортсмен, — сдержанно согласилась та. Таким тоном, что я от души порадовался, что на коньках катался ещё хуже, чем на лыжах.

— Повеселил, Дима. И порадовал. Давно таких не встречала. Школы откроем, как здания готовы будут. За сколько справишься? — перешла к делу гимнастка, будто это не она только что планировала тут всё сравнять с землёй.

— К середине сентября сдадут, — спокойно ответил я, снова отпив чаю. Он, таёжный, у Врунгеляна был просто великолепным.

— Вряд ли, уж больно быстро, — усомнилась вроде бы она. Но мы с реалистом видели искорки под очками, теперь смеющиеся.

— В марте тут лес стоял глухой, сплошняком, — пожал я плечами, а Тёма и баба Валя синхронно кивнули.

Расставались вполне по-дружески, даже обменявшись телефонными номерами. Хотя даже выдумщик-скептик не рискнул предположить, что же такого должно было произойти, чтобы я позвонил этим спортивным ведьмам.


Академии обоих видов спорта открыли в начале третьей недели первого осеннего месяца. Понаехала такая прорва журналюг со всего мира, что я было решил пересидеть всю суету в офисе. Но Надя, солнце моё ясное, едва ли не за ухо меня вытащила. За второе планировала схватиться, но не дотянулась, Анюта. Пришлось выбираться. За коммуникации с массовыми информаторами отвечал Лорд, как человек более нордический и стойкий. Мы поздоровались и познакомились со спортивными богинями, что наперебой затискали дочку, но так, профильно, как в мясном отделе или на собачьей выставке. И хором решили, что старая: шесть лет для захода в большой спорт — слишком поздно. А я изо всех сил сдержал облегчённый вздох.

Операторы и прочие корреспонденты обсели Ланевского, как мухи — портрет государя императора, но тот держался молодцом и не выдал им ни меня, ни главную буржуинскую тайну. Близко к ним я на всякий случай не совался, помня твёрдо завет фаталиста нечаянным богатеньким буратинам: «с „карабасами“ даже рядом не стой!». Выпроваживать некоторых из особо охочих до скандалов, интриг и расследований пришлось ребятам Головина.


Оба вида спорта в стране были любимыми, зрелищными и популярными. Спортсменки, по большей части уже совершеннолетние, оказались по-спортивному настойчивыми и нацеленными на результат. Как-то неожиданно сложилось так, что у фигуристок было больше тяги к мирным специальностям, а у гимнасток — к военным. Поговаривали, что с появлением спортшколы гормональный фон наладился не только в соседних учебных заведениях, но и в Городе в целом. И, хотя никто никого на горячем, а точнее «на горячей», не ловил, наш «Ледовый городок» с лёгкой руки какой-то языкастой жительницы иногда стали называть по-другому. Как, всё-таки, всего одной буквой можно коренным образом изменить смысл и значение прилагательного. Велик и могуч русский язык!

Загрузка...