Записки нечаянного богача – 4

Глава 9 Эхом славы и забытых клятв

Старуха-геолог оказалась живой легендой. По пути к горе в Садко я попросил у Серёги планшет, чтобы хоть немного узнать про все эти ураны и тории. Ознакомился очень коротко с историей советской атомной промышленности, вспомнив прочно забытые термины, вроде «Средьмаш» и «изделие». В моём родном городе во времена моего детства они были вполне себе в ходу, а потом как-то подзабылись за ненадобностью. Посмотрел на суровые лица и биографии пионеров отрасли. И поэтому понимал Барона, что ловил каждое слово бабы Зины, заглядывая ей в рот. Потому что она была одной из последних этих глыб, на которых поднималась и росла атомная промышленность Союза. И хором вместе с ним едва ли не икал, когда она рассказывала про то, как работала со Сталем Сергеевичем Покровским в Краснокаменске, как спорила до хрипоты с Ефимом Павловичем Славским. Пожалуй, скажи она, что играла в домино со Сталиным — не удивился бы.

Опуская специальные термины, Зинаида Николаевна выразила полную убеждённость в том, что мы находились на пороге грандиозного открытия. За такие месторождения, по её словам, раньше полагались баснословные премии и прочие ордена. Минимум пять металлов, важных и необходимых любому государству, где промышленность развита лучше, чем в Танзании, были здесь. И, судя по её прикидкам, в таких количествах, что промышленно подкованные страны наверняка выстроились бы в очередь, чтобы приобрести долю или даже дольку в этих щедрых недрах. Внутренний фаталист сперва бегал кругами и голосил тонко сугубую нецензурщину, а потом опал под кустом, откуда сквозь рыдания вырывались редкие от оригинальности восклицания, согласно которым нам не следовало ожидать от грядущего ровным счётом ничего хорошего. Скептик смотрел, как в развернувшейся рядом третьей палатке гипнотизировали на мониторы два «приключенца», зорко наблюдая за периметром моей новой африканской «дачки» размером чуть побольше Люксембурга. И на то, как подходили грузовики с техникой. И на то, как бабка гоняла хриплым матом по площадке четвёрку геологов во главе с Бароном. И с фаталистом был согласен полностью.

Лорд опустился на сухую жёсткую траву рядом. Здесь, под акацией, было теперь, наверное, единственное спокойное место в окру́ге Качвано Пэндо, где мы не путались бы под ногами тех, кто точно знал и делал своё дело.

— Бумаги готовы, Дим. Земля официально твоя. Это стоило немного денег, но, полагаю, тут не тот случай, чтоб экономить на спичках.

— Не тот, да. А спички нам пригодятся. А ещё соль и мыло, — кивнул я, думая о своём.

— Поясни? — с каким-то даже равнодушием попросил он.

— Если мы эту партию неправильно разыграем — потеряем всё, думается мне. Вообще всё. И жить, если несказанно повезёт, будем, чтоб никто не нашёл, в таких местах, где соль, спички и мыло — лучшая валюта. И водка ещё…

— Значит, ошибаться не стоит, — логично, с прибалтийским спокойствием ответил Ланевский.

— Не то слово, — согласился я.

— Ну ты даёшь, Волков! — выдохнул плюхнувшийся на траву рядом Головин. И сунул нам какую-то распечатку.

— Это чего, если вкратце? — мне на буквы и цифры даже смотреть не хотелось, а вот Серёга впился в строки глазами так, что не прожёг бы.

— Бабка промежуточно подбила бабки, — скаламбурил Тёма. — И как думаешь, кому продашь холмик? Голландцам или китаёзам?

— А причём тут китайцы? — удивился я.

— Ну а кто за последние несколько десятков лет только и делал, что открывал да приобретал всё редкое и радиоактивное? Думаю, товарищи предложат хорошую цену, Дим. Но решать, конечно, тебе. Ты что думаешь, Серёг?

Лорд не ответил. Он что-то строчил в планшете с такой скоростью, что пальцев не видно было.

— Я вот думаю, за пару дней обнюхают научники горку — и по домам. Выставишь её на аукцион, будешь ставки принимать. Лафа, — прищур Головина никак не «бился» с аудиорядом. Я продолжал хранить молчание. До тех пор, пока Ланевский не выдохнул длинно, прочитав что-то в пиликнувшем планшете и отложив его в сторону.

— Перестраховал, — пояснил он непонятно на мой вопросительный взгляд. Пришлось сделать эдакий округлый жест ладонью, мол, «ну и?».

— Твою и наши жизни и здоровье перестраховал, и девчонок. И детей. И основные предприятия, но там чуть больше времени займёт. Англичане ставки задрали, чуйка у них — как у легавых. Пришлось через Италию и арабов, — со второго раза он справился получше, но легче от этого снова не стало. Мы замолчали.

Реалист внутри, кажется, из последних сил сдерживался, чтобы не отхлестать впавшего в истерику скептика по щекам. Тот выдавал на-гора́ один за другим леденящие душу сценарии, где по нам исходили слюной Ми-6, ЦРУ, Мосад, ISI*, МГБ КНР и всякая шелупонь, вроде Коза Ностры, Якудза, Триад и прочих сальвадорских муравьёв**. И эти деятельные граждане так жаждали близкого знакомства с нашими активами, что не могли ни спать, ни кушать. Было предельно ясно, что ждать от них, голодных и измученных бессонницей, чего-то хорошего — крайне ошибочно.

— Тём, — продолжая в упор хмуро смотреть на Качвано Пэндо, негромко произнес я. И продолжил, краем глаза заметив, что Головин повернулся ко мне, — вероятность того, что инфа из этой бумаги вылетит за охваченный твоими периметр, в процентах?

— Сто, Дим, — кисло ответил тот.

— Криво спросил, да. Вероятность того, что это произойдёт в ближайшую неделю, и не от нас троих?

— Десять, навскидку. Если наука останется здесь — четыре, наверное, — он говорил медленно, будто пытался услышать мои мысли.

— Так, мужики. На всякий случай — простите меня. Кто ж знал, что тут кроме малярии и прочих жёлтых лихорадок ещё и такой триппер водится, — поморщился я. А парни наоборот вроде как оживились. — Нужен борт на Москву, прямой, скорый, чем быстрее.

Лорд тут же подхватил планшет. А Головин протянул мне чёрную трубку спутникового телефона с откинутой здоровой антенной. Повезло мне с друзьями.

Номер набирал по памяти. Она удивилась, потому как и предположить не могла, что именно эти цифры понадобятся прямо здесь и сейчас, но не подвела. Гудки прервал спокойный, уверенный, негромкий баритон:

— Я слушаю!

— Здравствуйте, отче. Дмитрий Волков беспокоит. Уделите минуту? — оба друга вытаращились на меня. Они явно ждали других слов.

— Здравствуй, Дима! Рад слышать тебя, как раз на прошлой неделе вспоминал наш с тобой разговор в Могилёве, — то, что голос в трубке насторожился, почуял только внутренний скептик, с его оголёнными нервами. В остальном же фразы звучали всё так же уверенно и даже приветливо.

— Вот и я решил к нему вернуться, отец Ларион. Мы сможем встретиться сегодня ближе к вечеру или завтра в первой половине дня?

— А… ты успеешь? — с сомнением уточнил собеседник.

Внутренний фаталист, не вставая из кустов, затянул слезливо: «На дере-е-евне нигде-е-е нам не спрятаться», тыча в небо фиги гипотетическим спутникам-шпионам. Скептик взвыл на мотив арии князя Игоря: «О, дайте, дайте мне лопату! Мне схорониться надо поскорей!». И лишь реалист, пытаясь хоть как-то угомонить этих танзанских соловьёв, взывая к разуму, напоминал, что наш маршрут к подаренному на свадьбы острову особой тайной не был, а оттуда тоже лететь не близко.

— Успею, — опять я сперва кивнул, а потом продублировал словами.

— Хорошо. Я с утра буду в монастыре Истринском. В соборе найдёшь меня, в полдень. Тебя проводят. Один будешь? — в трубке что-то шелестело и еле слышно щёлкало бумагой и клавишами.

— Со мной будет Артём Головин.

— Хорошо. Тогда до завтра. Ангела в дорогу, Дима!

— Благодарю Вас, отче! — искренне ответил я и отдал трубку Тёме.

— Никак, грехи замаливать собрался? — спросил он, убрав аппарат и помолчав.

— Ага. Твои, — так же, после паузы, ответил я.

— Устанешь пыль глотать, — тут же отозвался Головин.

— Даже не сомневаюсь, — с той же задумчивостью согласился я.

— А ты чего такой отрешённый сидишь? Если я тебя правильно понял — какой-никакой планчик, а у тебя уже имеется, — заинтересовался приключенец. Он вообще, кажется, начинал бить копытом потихоньку, почуяв вырисовывавшиеся цели и задачи.

— Да именно что какой-никакой, — вздохнул я. — А отрешённый, как ты неожиданно красиво заметил, потому что боюсь, как бы компасом не убило…

— Чем-чем? — хором удивились друзья.

— Компасом, чем. Надежда, мой компас земной, как пить дать убьёт, — состроил я глубоко трагическое лицо.

— Это — да, — согласился Ланевский. — Чем отдариваться будешь — ума не приложу.

— Отдариться — дело несложное. Подарок-то я давно придумал. Вот добыть его — как в сказках, чувствую, выйдет: сапоги железные стопчем с ногами вместе до самой задницы.

— А какая легенда будет? — уточнил Головин. — Мы ж не с неба капелька: были и пропали.

— Рыбалка опять? — предположил Лорд.

— Ага. Собрались поутру на крокодилов. Мотыля взяли, опарышей, — романтически начал Тёма. — А Волков, гад, со своей удачей подлой возьми да и Кракена поймай.

— Похоже вышло, согласен, — невозмутимо кивнул Серёга. И мы, переглянувшись, заржали.

— Так, комсостав хохочет — значит, всё в порядке, — резюмировала подходящая Фетова. — Доведёте до личного состава в части, касающейся?

— Баб Зин, сколько нужно времени на доскональное изучение рельефа, факторов концентрации и прочих сложных слов? — уточнил я, отсмеявшись, сделав упор на слове «доскональное».

— Ну, ежели с помощниками вашими, да с имеющимся фондом… — легенда сделала вид, будто что-то высчитывала, но по глазам было видно — шутит, — то неделю, не меньше!

— Отлично! Просто замечательно! — воодушевился я. — Тогда так: скоро приедет наш друг Илья, поможет со всем необходимым, а если будет нужно — прокатит до Мсанжилэ. Правда, не уверен, что она так часто выходит на люди. Говорят — не балует она шамбала явлениями последнее время.

— Ничего, мне главное — доехать до баобаба ейного. Я слово заветное знаю, — вмиг поймала волну бабка.

— Тогда нет разговоров — свозит, побеседуете, чайку попьёте из половника, — вроде как шутливо продолжил я. Отметив, как вздрогнула Зинаида Николаевна на последней фразе, вперившись в меня таким острым взором, что сразу Второв вспомнился с его обсидиановым взглядом.

— За главного остаётся Сергей Павлович Ланевский, мой заместитель по деньгам.

— Ого, шикарная должность! — вскинулся Головин. — А я тогда кто?

— Ты? Ты — первый заместитель по беспределу и начальник управления по борьбе с персоналом, — без паузы ответил моим голосом вылезший без спросу внутренний скептик. И из-за дерева донёсся сдавленный хохот, наверное, кого-то из «приключенцев».

— Красиво. Прямо визитку представляю: латунью по кирзе, — кивнул Лорд.

— Не завидуй — тебе не идёт, — буркнул Тёма, тщательно давя улыбку.

— Тем более, что визитка у него другая будет. Сталь-десятка, золотом по металлу. Метр на два, — добавил я, тоже улыбаясь.

— Непременно. И кольцо сверху, — согласился Серёга.

— А кольцо-то зачем? — опешил Головин.

— Как — зачем? На шее носить. В карман такую не сунешь, а на тачке за собой катать — никакого блезиру нет, — пояснил Ланевский. И из-за акации раздался неприкрытый ржач.

Когда прибыл Умка, и были распределены вахты, смены, дежурства и прочие подробности, Лорд сообщил:

— Парни, Гольфстрим сел в Додоне, можно выезжать. Заправят как раз — и в Москву.

— Какой? — уточнил Тёма.

— Пятисотый.

— Нормально. Прямой рейс?

— Прямее не бывает. Танзания — Шереметьево.

— Шик! Если не путаю, восемь часов — и мы на месте? — Головин потирал руки.

— Девять закладывай, дома, говорят, метёт, — отозвался Серёга.

А я думал, глядя на Качвано Пэндо, что совсем недавно и представить себе не мог, как буду решать вопросы и задачи такого масштаба и в такой команде. И искренне поражался тому, насколько причудливо может тасоваться колода.

— Держи, Дим, — Ланевский оторвал от исписанного листа бумаги клочок с какими-то цифрами.

— Это чего? — удивился я.

— Это телефонный номер. Позвонишь — ответит Таня. И поможет, — уверенно ответил он.

— Таня? Помощник? Персональный? — тревожно спросил я, памятуя о прошлом Бадмы Норсоновны.

— Нет, блин, общественный! Это твой, ну, в смысле ваш с Тёмой консьерж-сервис. Билеты, транспорт, проживание — всё, после того, как приземлитесь в Шарике.

— Серёг, давай только попроще как-то, без Роллс-Ройс Фантомов, а? В церковь едем, как-никак, — на всякий случай возмутился я.

— Ага. «И я в церковь еду, / Воровать невесту!» — пропел сиявший Головин.

— Там автобусик будет, в нём и переоденетесь, и подготовитесь по пути, — успокоил Ланевский.

Дорога до аэропорта ничем не отличалась от дороги из него к отелю Умки и Маньки — потому что была той же самой, единственной в этих краях. Садко ехал плавно и неторопливо — на самолёт опоздать мы не могли. Он был из тех, что без нас точно не улетел бы. Потому что исключительно нас двоих и ждал.

Вырулив на полосу, рванув вперёд и вверх, он неожиданно быстро поднял нас к облакам.

— Чай, кофе? — вежливо уточнила стюардесса по-английски с каким-то твёрдым акцентом, не то немецким, не то голландским, изрядно насторожив внутреннего скептика.

— Чайник чёрного чаю с бергамотом и кофейник чёрного кофе без сахара, пожалуйста, — удивив меня, мгновенно ответил Головин, полулежавший на кресле рядом.

Когда заказанное прибыло, в окружении каких-то плюшек-печенек-конфеток в вазочках, он спросил серьёзно:

— Ты знаешь, что делаешь, Дим?

— Я знаю, что хочу получить в итоге, Тём, — честно ответил я.

— Ну… Лучше, чем ничего, конечно. Цель — дело великое. Великое же? — внимательно глядя на меня, уточнил он.

— Ага. Я тебе, помнится, сны рассказывал разные на Севере, — проговорил я, наливая себе чаю, а ему кофе. Он кивнул, кажется, даже не моргая. — Так вот сон мне был опять. Стоит городок в лесах. И живут в нём люди. И, знаешь, хорошо живут. На работы ходят, в отпуска летают, детей растят, внуков. Спортом занимаются, самодеятельностью всякой.

— Как в Союзе? — неожиданно подсевшим голосом спросил стальной приключенец, не сводя с меня глаз.

— Вроде того. Только лучше. Дефицита нет, бедности и голодухи нет. Все друг друга знают, в гости ходят, семьями дружат, детей на улицу отпускают без опаски. И, Тём, улыбаются друг другу. По-людски, а не по-американски, понимаешь? — я заглянул ему в глаза, надеясь найти понимание. И нашёл полное.

— Понимаю, Дим. Бабуся из баобаба сказала, что я буду счастлив, пока мы с тобой смотрим в одну сторону. Я в чертовщину верю редко. Но это, как по мне, так и не она вовсе. Тебя как за руку кто ведёт, что на северах, что в Испании, что с упырями этими и прочим… Я с тобой, Дима. А расскажи про тот город ещё? — и он поразил меня восторженным, жаждущим чуда взглядом, больше подошедшим бы школьнику начальных классов на кремлёвской ёлке или в цирке.

И мы все восемь с половиной часов полёта, споря, дополняя и перебивая друг друга рождали наш город. До деталей, до мелочей. И угадывали, тогда ещё не зная этого.

В обещанном Лордом «автобусике», который мы представляли ГАЗелькой, оказавшимся Шевроле Экспресс в какой-то премиальной комплектации, прямо на ходу переоделись. И оба уставились друг на друга с недоверием. За несколько недель отдыха мы, кажется, отвыкли напрочь не только от галстуков и шарфов, но и в принципе от тёплой одежды. Люди Лорда работали на совесть: всё было в размер. Но, как сказал Головин, «не в жилу». Мне кроссовки и шорты с футболкой тоже больше нравились, конечно. Слаб человек, к хорошему быстро привыкает. А тут — оп! И на́ тебе: пальто из английской шерсти, однотонные костюмы, белые рубашки и дорогие галстуки. Даже одеколон был — Ланевский оставался королём деталей и конкретики.

Под редкий снежок у крепостных стен Новоиерусалимского монастыря вышли двое мужчин, одетых так, будто приехали не в храм, а на закрытое мероприятие для богатых или партийных. Или богатых и партийных. Один в серо-черном, второй — в оттенках тёмно-синего. И — да, они шли Головину великолепно. Галстуки и кашне в тон. Обувь впору. Один звучал диоровским «Фаренгейтом». Второй — лаликовскими «Чёрными чернилами». Тот, что озонировал воздух парфюмом из красно-чёрного флакона, политый им по-военному щедро, еле уловимым движением поправил подмышкой кобуру. И мы вошли во врата древнего монастыря.

*ISI — Пакистанская межведомственная разведка

** «Мара Сальватруча» — мощная преступная группировка из Сальвадора. На сленге «мара Сальватруча» означает «бригада сальвадорских бродячих муравьев».