Записки нечаянного богача – 4

Глава 7 Очередные нежданные хлопоты

— Страшно, пап! — тихонько прошептала на ухо Аня, склонившись, будто пытаясь спрятаться за моей головой. В которую запоздало пришла мысль, что дочку можно было и оставить с Надей.

— Зря, Анют, — пожал я плечами, говоря абсолютно спокойно. Стараясь, по крайней мере. — Куду — это антилопы, козы такие местные. А мы — Волковы. Когда такое было, чтоб волки коз боялись?

— Ну да, — подумав, ответила дочь. Уже громче и без той прежней вибрации в голосе. И заёрзала на моей шее, очевидно, пытаясь принять нужную позу. В каких принято северным волчьим принцессам принимать дары чёрных антилоп — я не имел ни малейшего представления. Но, судя по тому, как улыбнулись Мсанжилэ и Мотя — Анна Дмитриевна сообразила лучше меня.

— Мать Куду просит тебя показать знак, Белый Волк! — перевела с бабкиного на английский Огонёк. И повела плечами под накидкой, пояснив для туговатых по вечернему времени туристов, что речь шла о дереве Лихтенберга, что по-прежнему чесалось нещадно.

Я шагнул ближе к их чёрному крылечку, снимая с шеи дочь, и поставил её на овальный щит-ступеньку рядом с Мотей. Толпа было загудела, и даже мужики под щитами что-то загомонили, но старая ведьма крикнула коротко — и тишина навалилась обратно. Дочь замерла испуганным зверьком под чёрными тонкими ладонями Огонька. Я подмигнул им обеим, стараясь успокоить и самому успокоиться. Заголяться на людях привычки никогда не имел.

Повернувшись спиной к баобабу, снял куртку и стянул футболку. Посмотрел на барахло в руках — и ничего лучше не придумал, как бросить под ноги. Ни плечиков, ни вешалки, ни завалящей спинки стула, чтоб развесить культурно, вблизи не было. Да и вдали, наверное.

Сзади загудели мужскими восторженными голосами воины-«ступеньки». И что-то снова скомандовала бабка.

— Покажи знак Мулунгу людям шамбала, Белый Волк с Севера! — голос Моти звенел.

Я обернулся к ним. И за спиной поднялся настоящий шторм. Чёрное море бушевало, выло, визжало и гремело. И продолжалось это несколько минут, пока снова не начали гулко стучать большие барабаны, повинуясь жесту Мсанжилэ. Народ шамбала затих, как по команде.

Я опять подмигнул дочери, что стояла с разинутым ртом и глазами, показывая, что всё в порядке и бояться по-прежнему нечего. А потом сморщил нос и клацнул зубами — мы так с детства с ней играли. Аня подняла верхнюю губу и зарычала, а потом рассмеялась, как всегда, когда я изобразил испуг от её «страшного рыка». Мотя и бабуля за нашими с дочерью играми смотрели во все глаза, с интересом, но каким-то довольно тревожным. Видимо, в семьях Куду не было принято рычать и щелкать зубами. Козы, что с них взять.

Дерево на спине начало будто бы пощипывать. С каждым низким басовитым ударом барабанов вокруг, казалось, шевелились волосы на голове и всём теле. Вечер оказался критично богат на эмоции и впечатления, и заканчиваться пока не планировал. Казалось, что недавняя буря, что устроили шамбала позади меня, наполняла какой-то необъяснимой силой, энергией. Вспомнилось, что почти так же я себя чувствовал на берегу Индигирки, когда Зинаида Александровна, большуха рода Кузнецовых, прокричала свой алгыс, пожелание добра, адресуемое только самым близким, которое следом за ней повторил и я. Воспоминания о ней, о Васе-Молчуне и его дочке Дайяне, о счастливых людях, ставших тоже моей семьёй, запустили в хоровод крупные мурашки по всему телу. Аня с Мотей, как и бабка позади них, не сводили с меня глаз. И если у дочки они были гордо-счастливыми, то Мсанжилэ с внучкой явно выглядели испуганными. Присмотревшись внимательнее, я заметил знакомый жёлтый блеск в зрачках Анюты. И порадовался, что она больше не пугалась этого, как тогда, а яхте у Второва.

И тут оборвался бой барабанов. Тишина африканской ночи до боли надавила на уши. А я заметил, как засеребрились украшения на ведьме и её внучке. И даже овальные щиты охотников будто бы стали поблёскивать. Поднял голову — и увидел, как над кроной великана-дерева поднимается огромный диск Луны. Казалось, она заслоняла полнеба — никогда не видел её так близко, хоть рукой дотянись. «Давай!» — хором выдохнули внутренние голоса. И мы завыли.

Полсекунды, наверное, потребовалось Лорду, чтобы «включиться» — его вой присоединился к нашему. Тоненько тянула, задрав нос к небу, Анюта. И почти сразу же вся саванна снова заполнилась лающими звуками голосов Куду, издаваемыми всеми четырьмя племенами.

Потом было застолье. Хотя, нет. Столов не было и в помине, народ сидел на земле, вокруг каких-то больших половиков, заставленных едой и напитками. От костров тянуло жареным, варёным и печёным. Мы, как пояснил Илюха, оказались в самой что ни на есть царской ложе, вместе с бабкой и четырьмя старичками-вождями, один из которых оказался тестем морпеха и дедом Моти, и теперь не сводил с неё блестевших глаз. Иногда глядя на меня, кивая и поднимая большой палец. Ни русского, ни английского он принципиально не знал.

Мотя выступила блестяще. Едва перестала саванна гавкать после нашего воя, Огонёк начала вещать, громко и звонко. Судя по тому, что овации сорвала оглушительные — публике понравилось. Илюха рассказал, что Мотэ Мдого повинилась перед всей большой семьёй за недостойное поведение и стремление покинуть родные края. Осознание и просветление пришли к ней в тот самый момент, когда Белый Волк выскочил из непроходимого кустарника, взлетел птицей и поймал её на руки у самой земли, героически скончавшись, и тут же воскреснув, потому как великий Мулунгу средь бела дня и чистого неба прислал молнию, знак-след от которой все видели своими глазами. Это, оказалось, считалось у шамбала величайшим достижением в жизни, и человек, выживший после удара молнии, признавался едва ли не святым. Не то, что в дремучей Европе, где, бывало, даже сжигали тех, кто чудом спасся, гордясь при этом тем, что помогают Богу, по недосмотру не добившему бедолагу небесным огнём с первого раза.

В соответствии с традициями и верой шамбала, жизнь Мотэ Мдого принадлежала теперь Белому Волку, и она лишь выразила робкое желание остаться дома и поступить в ученицы к бабушке. Которую просто называли бабушкой, а сколько ей было лет — вроде как даже старички-вожди не помнили. Я, разумеется, тут же прилюдно заявил, что инициативу эту всячески одобряю и поддерживаю, и даже попросил Мсанжилэ не сильно лютовать, передавая опыт молодому поколению. Услышав, что турист с дикого края не будет забирать любимую внучку в свои заснеженные края, Мотин дед полез обниматься и залил слезами мне всю обновку — безрукавку из, видимо, настоящего леопарда. Я, признаться, подобный фасон не одобрял — что-то в нём было тревожное, из девяностых. Но дарёному танку в дуло не смотрят — обрядился в оказавшуюся коротковатой шкуру и деда от всей души поблагодарил, отдарившись своей курткой, в которой тот тут же «утонул». Головин покатывался со смеху, уверяя, что я стал больше похож на гарлемского сутенёра, чем сам гарлемский сутенёр. Скептик с фаталистом в это время затеяли этимологический диспут на тему: «кацавейка и поддергайка — сходства и отличия». Было познавательно.

К моему, да и Тёмы с Серёгой удивлению, на половиках кроме традиционных блюд и напитков попадались вполне привычные глазу бутылки с американской газировкой и виски, ирландским и шотландским. Удивили бутылки с иероглифами, кажется, китайскими. Умка, отведав из такой, помолчал и выдал:

— Сильна́ советская власть, живёт дело партии. Аж цитатник Мао Цзедуна вспомнил.

Сидели вполне культурно, и от похожего сабантуя в Белой Горе отличия были только по климату, кухне и динамике мероприятия — местные то и дело срывались поплясать у костров, колотя в барабаны и тряся копьями и прочими подробностями. Праздник набирал обороты.

В разгар очередного танца с прыжками к нам подсели два молодых парня, одетых, как и все здесь, в национальное. Только у одного на носу были тонкие очки, смотревшиеся чуждо и дорого, а у другого подмышкой портфель, из крокодиловой, правда, кожи. Внутренний скептик напрягся, отметив, что для аборигенов у юношей излишне правильный прикус и маникюр.

— Уважаемый Белый Волк, — сообщил тот, что в очках, по-английски, снова на языке богатых, тут же заинтересовав Лорда и Бадму, навостривших уши, — для корректного оформления сделки с земельным участком нам необходимо знать Ваши имя и фамилию, адрес и ИНН.

Ну, то есть про ИНН — это уже я сам так перевёл, очкастый спросил «TIN-number», да так привычно, будто был юристом или нотариусом. «Или копом!» — влез внутренний скептик. «Или вражеским шпионом!» — добавил фаталист.

— Господа, я имею честь представить вам моего финансового поверенного: Сергей Ланевский, — важно ответил я, стараясь в меру сил попадать в их акцент и насквозь казённые фразы. Лорд возник рядом, умудрившись даже на половик этот местный присесть как-то вальяжно и по-дорогому. Они втроём продолжили общаться на богатом, исключительно беся Головина — он то и дело громко шептал Бадме: «Чо он сказал? А чего тот ответил?». Язык он, надо полагать, в силу специфики профессии и прошлого знал неплохо, так что скорее всего просто дурака валял.

Из крокодилового портфеля появились какие-то бумаги, сложенная карта и вполне современного вида планшет, сбивший снова с толку внутреннего скептика. На экране господа в шкурах продемонстрировали картинки и какие-то таблицы с описаниями и длинными рядами цифр, похожими на кадастровые номера — вот уж не думал, что в этом захолустье ими тоже пользуются. Лорд внимал, кивая изредка. Судя по застывшей на лице маске, где сочетались аристократические скука, скепсис и чувство своего глубокого превосходства над окружающими — Серёга был шокирован не меньше нашего, но виду не подавал. Попросив планшет, он откуда-то, из «облака», видимо, подтянул и скачал, если я правильно заметил, мой паспорт и ещё какие-то документы, много.

Когда через некоторое время шкурные джентльмены покинули нас, попрощавшись в соответствии, кажется, с дворцовым этикетом династии Виндзоров, Ланевский проводил их задумчивым взглядом. А потом протянул руку, взял с половика бутылку в иероглифах, так запомнившуюся Илюхе, и отхлебнул прямо из горла, дважды.

— Не томи! — влез Головин, требовательно произнеся эту фразу хором со внутренним скептиком.

— Я вас поздравляю, господа, — отдышавшись, выдал Серёга, отставляя китайский флакон подальше.

— Я щас ударю! — предупредил Тёма, очевидно опасно изнемогавший от любопытства.

— Волков в своём репертуаре. Где он — там непременно творится всякая странь. Но опять выгодная, — и он замолчал, глядя на меня с той же задумчивостью, с какой провожал господ в очках и с портфелем.

— Серёж, нам же нельзя волноваться! Не беси уже! — не выдержала и Надя. Судя по тому, как оживлённо кивала Бадма — согласна была полностью. Даже Мила чуть хмурилась, глядя на любимого мужа.

— Гражданин Волков Дмитрий Михайлович в ближайшее время станет собственником земельного участка, площадью чуть больше Люксембурга, включающего в себя горный массив, саванну и кусок какой-то речки, я не запомнил название. Земли, пригодные для земледелия, скотоводства, строительства рекреационных и туристических объектов, — когда Лорд говорил вот так, по-счетоводски, изжога начиналась ещё хуже, чем от спокойного тона Головина. Ну хоть сердце не ёкало. Хотя вру, ёкнуло, как раз на фразе: «и добычи полезных ископаемых».

— Тут поподробнее, — а вот и Тёма с его ровным голосом, об который только спотыкаться.

— А вот, глянь-ка, — и он протянул ладонь к нам. Жёны только головами не стукнулись, резко склонившись над ней.

— Для нас с Димой, кто из химии помнит только селитру и карбид, Серёг, — попросил Головин. Но взгляд его на ладонь Лорда меня насторожил.

— Это, — Ланевский покатал пальцем медово-оранжевый кристалл, — бастнезит. А вот это — он указал на серо-жёлтый, — монацит.

— И-и-и-и?.. — напряжённо протянула Надя, удивив даже Анюту.

— И если мы найдём их там ещё, в товарном количестве, то к твоему, Дима, банковскому счёту можно будет прибавить несколько нулей, — скучно ответил Лорд.

— А несколько — это… — выжидающе уточнил Головин, сглотнув.

— Два — с гарантией. Скорее — три, — и Ланевский осторожно убрал невзрачные камушки.

— Тём, связь с Москвой нужна, сейчас, — протянул я руку к приключенцу. И почти не удивился, когда в неё легла такая же, или та самая трубка с толстой антенной, что и тогда, на берегу Индигирки, когда я говорил эту фразу впервые.

— Я вас слушаю, — вальяжно и с некоторой озабоченностью делового человека отозвалась трубка голосом моего друга Андрюхи.

— Барон, это я. Ты сейчас где?

— Волк, ты, что ли? А что за номер левый? Ты где сам-то? — зачастил он уже нормальным голосом.

— Андрюх, по порядку: да, это я. Номер не левый, а правый. Я в Африке. Перехожу на приём, — дисциплинированно ответил я.

— А… А! А я в Москве, вчера только прилетел. Горно-обогатительный наш летал инспектировать. Тебе от Вали и Светы приветы огромные, в гости зовут!

— В гости — это очень хорошо. А то устал я от жары, честно говоря. И как там комбинат? — переходить к делу почему-то было тревожно.

— Как положено — обогащает. Руду — металлом, нас — деньгами, — довольно поведал Барон, бывший там каким-то соучредителем.

— А скажи-ка мне, друже, ты знаешь такие слова: бустезит и монацит? — перешёл я к сути.

— Бастнезит? — на автомате уточнил он.

— Ага, вот это слово, да, — нет, геология — по прежнему не моё. Но я знаю, у кого спросить.

— А ты с какой целью интересуешься? — ого, как напрягся.

— А я тут гору одну нашёл. Ну — как нашёл? Подарили мне её, гору эту. И вот там, говорят, в окру́ге этой хренотени валяется кругом — ахнуть.

— Ты свалил бы с той окру́ги, Волк, рысцой, и девчонок отогнал подальше, — тут же отозвался, перебив меня, Барон, явно говоря очень серьёзно, чем удивил.

— Подробнее? — я прижал трубку покрепче. Андрей, как многие бывшие и нынешние боксёры, не имел привычки наводить суету на пустом месте. Взгляд Головина стал неприятным прямо физически, как в душу смотрел. Потому что уточнял я, в точности повторив его тон, тот самый, пакостно-спокойный и ровный.

— Навскидку — в тех рудах, кроме обычных редкозёмов, очень часто находят всякую крепко фонящую дрянь, — сказала трубка напряжённым голосом Андрея.

— Например? — второе уточнение вышло таким же тусклым, как и первое.

— Торий. Уран, — этот размеренный ответ из далёкой Москвы выбил внутреннего скептика, как страйк — кегли, только подмётки мелькнули. А фаталист пристал к реалисту с вопросами, когда именно у Лорда отрастёт вторая голова, и сможет ли он при таком тюнинге зарабатывать вдвое больше?

— Слушай задачу, Андрюх, — голос мой стал ещё скучнее, хотя, казалось, дальше было решительно некуда. — Собери группку толковых и малообщительных, вроде Клима. В идеале бы — глухонемых. Завтра вылетай с ними и инвентарём в город Додома, республика Танзания, континент Африка, планета Земля. Встретят и проводят. Нам надо провести разведку быстро, тихо и хорошо. Очень хорошо.

— Очень хорошо… — Барон не то просто повторил последнюю фразу, то ли согласился. — С кем связь?

— Я, Тёма или Серёга, — лаконичность его была очень кстати. Лишних слов не хотелось. Вообще никаких не хотелось, откровенно говоря. — Давай, приветы семье от нас.

— Добро. Гляди там.

— Буду.

Головин забрал трубку, хмурый, как туча. Но хоть с вопросами не полез. Только еле заметно приподнял левую бровь, глядя на меня. Я в ответ досадливо чуть качнул головой, как тренер из фильма «Джентльмены», которого сыграл Колин Фаррелл. На нормальный язык нашу пантомиму можно было перевести, как: «Ну?» — «Даже не спрашивай!».

— А ты, Тём, чего не пьёшь? — голос мой звучал фальшиво-бодро, как позывные радио «Юность» в глухой ночной тайге. Или на внутреннем наглухо зарешёченном дворике заведения, вроде «Белого лебедя» или «Чёрного дельфина».

— Я так понимаю — праздничек блыснул? Ну что ж, пойдем в ямку, — до противного удачно ввернул он цитату из «Калины красной».

— Это ты, брат, радоваться не умеешь просто. Умеешь — радуйся, не умеешь — так сиди, — замечательный фильм, для любого почти случая в жизни можно правильные слова там найти.

— Радоваться я вполне умею. Только редко случается. Особенно, когда рядом появляешься ты, ходячий инкубатор головняков!

— Серёг, ты что скажешь? — отвернулся я от военного. Потому что он своей правдой и впрямь глаза колол.

— Я, наверное, Андрея подожду, и его вердикта. И тогда скажу что-нибудь, — с почти вернувшимся хладнокровием ответил Ланевский. — А ты когда у него спрашивал про «Подробнее» и «Например» — там о чём разговор был? У тебя когда лицо такое становится — во мне начинает горько плакать страховой агент.

— Красивый образ, живой, даже неожиданно от тебя. Но, в целом, правильно он начал. За кадром остались слова «фонящая дрянь», «торий» и «уран», — спокойно ответил я.

Лорд скованным, чуть судорожным движением извлёк из кармана оба камушка и положил на половик-циновку-скатерть подальше от нас, еды и напитков. А Головин сразил наповал, запрокинув голову, но вместо вполне ожидаемой витиеватой ругани выдав старую песню группы Smash: «О, Боже, дай мне сил / И терпенья одолжи / Против зависти и лжи». Красиво пел, проникновенно, от души.