Барон особого назначения, том 2

Глава 6 Шоколадки

Мы сидели в отделении Гузна, куда нас всех попросили приехать. На часах было без десяти три. Что было вчера, я бы не хотел вспоминать. Лёгкий привкус похмелья преследовал меня до сих пор. И это несмотря на то, что граф напичкал нас зельями, а Егор приложил свою целительскую руку. Я догадывался, что маги могут выпить больше обычных смертных, но чтоб настолько…

— Служивые сказали, мол, дознаватель Питерский — та ещё заноза… — хмуро протянул Ребров, сидя по правую руку от меня.

Зорин едва заметно прыснул, но внимания я на это не обратил.

— У нас проблемы, Пётр Васильевич? — переспросил я, подтягивая стул чуть ближе к собеседнику.

— Да мне почём знать, Ян, — отмахнулся мужик. — Что слышу, то передаю. Я-то этого хрена в глаза не видел и даже не слышал…

— Хреновину, — перебил нас женский голос, раздавшийся сбоку. Я обернулся на звук и увидел невысокую молодую девушку. На весьма симпатичном лице с тонкими чёткими чертами эмоций было не разобрать. Спокойным движением руки она убрала за ухо прядь волос. Ей шло это каре, было в нём что-то строгое. Волосы были пепельно-серыми, но точно не седыми. Смотрела она на нас вопросительно и немного оценивающе.

— Простите? — я решил не разочаровывать красавицу и подыграл.

— Ваш боевой товарищ, Пётр Васильевич Ребров, сказал, что дознаватель — хрен, — уголок полных губ едва заметно дрогнул в ироничной ухмылке, затем она продолжила совсем уж сухим тоном:

— Здесь я вас и поправила. Хрен — мужского рода. А я — женщина. Старший дознаватель Псионического Института Наблюдения и Аттестации, княжна Ангелина Константиновна Романова.

С каждым словом этой прекрасной особы в глазах Реброва угасала воля к жизни и потихоньку сходила на нет аристократическая выправка. Впрочем, принял он это без лишнего фарса:

— Прошу простить мне эту досадную ошибку, Ангелина Константиновна, — граф поднялся на ноги и сделал едва заметный поклон. Как я понял, тут в принципе особо низко никто не кланялся — разве что всякие подхалимы и проходимцы. Ни тем, ни другим я Реброва назвать бы не смог.

— Принимается, — сухо бросила Романова и, бегло пройдясь по мне оценивающим взглядом, продолжила:

— Пётр Васильевич, вы идёте за мной, — девушка повернулась в мою сторону. — А вы, молодой человек, готовьтесь. Сразу после графа нам с вами предстоит интересный разговор.

Последние несколько слов дознавательница выделила явным нажимом в голосе, а может и чуток псионикой приложила — не знаю, но отчего-то по спине пробежалась волна мурашек. Ребров скрылся за дверью, а мой взгляд непроизвольно мазнул по широким бёдрам Романовой и намертво к ним приклеился. Будто в замедленной съёмке, одно из них качнулось напоследок, и звук закрывающейся двери привёл меня в чувство.

Тряхнул головой и нервно поправил воротник. Душновато здесь? Да, Ян Борисович, надо бы тебе девушку найти. Когда юн телом, плевать на зрелые привычки — гормоны берут своё. Впрочем, отвлечься от аппетитных форм дознавательницы помогли всплывшие в памяти её последние слова.

Что ей от меня нужно? Просто пообщаться о бойне под Печорой? Попросить познакомить её с Райденом? Спросить, почему я скрываю от государства свою предрасположенность к магии бездны? А может быть, задать вопрос о том, какого хрена во дворе арендуемого мной дома стоит иномирный танк? Или того хуже, спросить, что я делаю в этом мире и в этом теле?

Волна ужаса накатила на меня второй раз за сутки. Твою мать! Она псионик! Если смекнёт, что я не из этого мира, меня же за яйца подвесят или на опыты пустят…

Так, стоп. Успокойся, Ян Борисович. Кто сказал, что ты не из этого мира? Может, у тебя просто проблемы с головой? Биполярка там, не знаю, или вот, например, раздвоение личности… Я хоть не вслух об этом рассуждаю? Вроде бы нет.

Всё. Вдох, выдох, повторить десять раз. Полегчало. Детектор обманывал? Обманывал. И тут не оплошаю. Просто не думать о другой жизни. Мне и так не до неё обычно, нахрена вообще вспомнил… Хватит. У меня и тут есть о чём пораскинуть мозгами. Ангелине… как там её по батюшке… Романовой, короче, точно хватит.

Вот тебе и юношеский задор, блин. Посмотрел на филейную женскую часть дольше секунды и всё, спёкся. Не надо так, Ян Борисович, не надо! Впрочем, первичный шок уже отступил — ясность ума победила окончательно. Ничего страшного не планируется, шоколадки лежат в машине, ещё пара небольших лежат в кармане пиджака. Они вообще помогают, или это байка для молодых?

— Бронин! — строгий голос Романовой раздался из-за закрытой двери. Впрочем, она тут же открылась, и на волю вышел Ребров. Вид у него был спокойный, но слегка потерянный. В едва заметно трясущейся руке он сжимал так и не распечатанную шоколадку. Мы ненадолго встретились взглядом, он замер в попытке мне что-то сказать, но его опередили:

— Господин баро-он! — нетерпеливый тон дознавательницы не оставлял выбора.

— Уже на месте, — сказал я, прикрывая за собой дверь. Тут же активировался артефакт, блокирующий звуки и свет. На столе горела яркая лампа, по типу керосинки, только магическая.

Хитрые лисьи глаза вкупе с серыми волосами производили эффект и хотя бы немного отвлекали внимание от весомого аргумента, прикрытого до этого папкой с бумагами. Такие декольте вообще законны?

— Какого цвета глаза?

— Серые, — без промедления ответил я. — Если мы о ваших, конечно же.

— Садитесь, Ян Борисович, — улыбнулась девушка, поправляя блузку. — Пятёрка.

Едва сдержался от комментария в духе «Да нет, тут максимум три с половиной», но инстинкт самосохранения взял верх. Присел. Отлично, под этим углом действительно проще сохранять визуальный контакт.

Мне, значит, скрипучий твёрдый деревянный стул, а у неё кресло кожаное. Старый трюк, чтобы мне неуютно было? Не думал, что псионики таким пользуются. Какое-то время играли с ней в гляделки. Роста она была невысокого, но за столом казалась выше. Она что… подушку подложила?

— О чём думаете, господин Бронин? — вопрос дознавательницы был с лёгкой ноткой иронии.

— А вам это ещё не известно? — недоверчиво прищурился я.

— Если мне потребуется влезть в вашу светлую голову, вы почувствуете сразу, — «доброжелательность» так и сочилась из собеседницы.

— О стульях думал, госпожа Романова.

— О стульях, значит… — девушка убрала локон волос за ухо и демонстративно открыла тонкую папку, вероятно моё досье. С пару минут мы сидели молча. Она листала бумажки и иногда вскидывала брови вверх, поглядывая на меня исподлобья.

— Ну, господин Бронин, — Ангелина задумчиво покачала головой, — даже не знаю, с чего начать.

— Если позволите, начнём с Печорской бойни, — пожал плечами я. — Нас же для этого здесь собрали?

— Верно… — протянула дознавательница, поглаживая мою папку. — Но к прочим вопросам мы ещё вернёмся. Что случилось в Печоре?

— Мы выпивали, отмечали спасение графа Реброва из заточения иномирной цивилизацией механоидов…

— Механоидов? — дознавательница вопросительно приподняла бровь.

— В том Оазисе вместо обычных мутантов были механические разумные существа. Я их назвал механоидами, название прижилось.

— Хорошо, — девушка пожала плечами, как ни в чём не бывало, и сделала какую-то отметку в блокноте. — К этому мы вернёмся позже, а пока продолжайте.

— Охотники спешно вернулись в имение, доложили об орде мутантов, мы оперативно протрезвели, собрались и поехали на грузовике графа наперерез тварям. Около двухсот мелких, с десяток химер и две альфы…

— Ближе к делу, барон, — нетерпеливо перебила меня Романова и слегка наклонилась вперёд. — У меня мало времени. Как вы сдерживали вторую химеру?

— Уворачивался, прыгал, бегал, злил заклинаниями…

— Какого рода? — давление усиливалось с каждой минутой. Я быстро смекнул, о чём будет эта часть разговора, но решил до последнего притворяться дурачком.

— Применял ситуативно.

— У вас шоколадка в кармане пиджака?

— Да.

— Отлично.

По спине будто пропустили разряд тока, в голове что-то завибрировало, зрение на мгновенье погасло. Ощущение было таким, будто у меня забрали литр крови, не меньше. Дознавательница откинулась на спинку кресла и поправила выбившийся кудрявый локон волос. На лице читалось удовлетворение.

— Ну так бы сразу, — с натужной улыбкой проскрипел я. — А то всё прелюдии да прелюдии…

— Буду знать, господин барон, — тон собеседницы сменился на ещё более сухой, канцелярский. — Поняли, что сейчас произошло?

— Могли бы и предупредить.

— Могла бы. Теперь расскажете, какого рода магия была применена?

— Давайте лучше вы.

— Вы скрываете факт предрасположенности к магии Бездны, ведь так?

— А должен был доложить?

— Нет, но я спросила, почему скрывали.

— Опасно такими секретами светить, не находите?

— Справедливо, — пожала плечами Романова. — Этот факт останется между нами и институтом наблюдения. Утечки невозможны, так что до обучения в академии вашей тайне ничего не грозит. По крайней мере, с нашей стороны.

— Это всё, что вы хотели у меня узнать?

— Далеко не всё, Ян Борисович, — дознавательница довольно улыбнулась и, зажмурившись, потянулась на стуле. Мой взгляд снова ненароком задержался на довольно откровенном вырезе блузки, будто нарочно выпяченном наружу. Романова продолжила:

— Но о других, не менее интересных аспектах вашей жизни, нам придётся поговорить позже. Сейчас нет времени. Когда вам удобно?

— Любой день следующей недели, — я ответил без особого энтузиазма, понимая, что чем скорее мы разберёмся с этим всем, тем скорее меня оставят в покое.

— Послезавтра, во вторник, — сказала девушка и сделала пометку в блокноте, не дожидаясь моего ответа.

— Идёт. Шоколадку дадите?

— Занесу в следующий раз, — Ангелина вновь улыбнулась, смотря на меня своими яркими серыми глазами. — Мы же у вас встречаемся, в Озёрном?

Адрес я ей не сообщал, но удивляться было нечему.

— Верно. Я могу идти?

— Последний вопрос. Вы когда-либо видели прорывы аномальных мутантов подобного масштаба или хотя бы больше десяти?

— Несколько дней назад, при обходе территории вокруг Оазиса, где застрял граф Ребров, на нас напал десяток механоидов. До этого на меня напала химера — гигантский кабан, он был один.

— Свободны, барон, — внимание девушки переключилось на блокнот. — И позовите Павла Зорина, будьте добры.

Допрос Зорина, судя по его рассказу, да и времени, затраченному на него, ничем особенным не выделялся. Всё по шаблону — спросили про Печорскую бойню, не видел ли он ничего странного, на этом всё. Похоже, это название здесь прижилось.

Дожидаться остальных мы не стали. Граф уехал домой ещё раньше, даже сына не дождался. Мы с Пашей решили не отставать и поймали такси до дома, остальные члены команды вернутся своим ходом.

Был ещё даже не вечер, а шоколадка меня совсем не поправила. Паша сказал, что так магическое тело реагирует на ментальное сканирование впервые. Дальше будет проще — выработается некое подобие иммунитета к таким вмешательствам, а пока лучше всего было бы поспать часик-другой.

Уговаривать меня не пришлось — я кое-как доковылял до своей спальни и с облегчением рухнул на кровать.

Разбудил меня Райден — ворон нагулялся и настойчиво стучал клювом по стеклу, мол, впускай давай, человек. Кое-как поднявшись с кровати, я хорошенько потянулся и открыл окно. В лицо пахнуло морозной свежестью — я окончательно взбодрился. Рановато в Печоре наступал вечер — краем глаза заметил, как с макушек деревьев пропало закатное солнце. На часах было без десяти три, а на улице уже темнело. Ну хоть ночи светлые.

Фамильяр вальяжно прошёл в открытое окно и примостился в куче моих вещей, из которых он собрал себе домашнее гнездо. Потребовалось время, чтобы найти пиджак, который я скинул где-то у входа перед тем, как вырубиться. Райден, почуяв запах лёгкой наживы, начал посылать мне мыслеобразы семян.

— Знаю, знаю… За этим и иду. На вот, лакомка, блин.

Закончив с фамильяром, я наскоро помылся и переоделся. М-да… Побыстрее бы получить оплату за наш первый Оазис. Аномалия ВС-3102? Нет, как-то по-другому… Не суть.

Голова до конца в себя не пришла, спасибо чертовке Романовой. Мало того, что в мозгу пошерудила, так ещё и сны всякие снились дурацкие. Этого мне ещё не хватало. Старший дознаватель из самой ПсИНЫ. У правителей Российской Империи с неймингом было всё очень непросто: «Псионический Институт Наблюдения и Аттестации» ещё куда ни шло, но вот аббревиатура… Зато теперь стало вдвойне понятно, почему дознавателей называют ищейками, ха-ха.

Правда, было в этом всём одно отличие — если служащие ГУЗНА относились к карикатурному названию своего заведения с юмором, то вот сотрудники ПСИНЫ, наоборот, аббревиатуру свою не любили и старались называть организацию коротко — «институт», «институт наблюдения» и так далее. А учитывая то, что череда «забавных» переименований началась именно с ГУЗНА, псионики относились к этой организации с лёгкой неприязнью. Это всё тянулось с тех самых пор, когда переименовали институт. Местный ректор был в бешенстве и во всех смертных грехах обвинил главу ГУЗНА, а тот посмеялся и не отрицал. Это всё мне Паша рассказал, пока мы домой ехали, а усвоилось оно только сейчас. Что ж, пора посмотреть, что дома творится.

В гостиной меня дожидался Горелый. Как только я вошёл, он отложил газету и с кряхтением поднялся с кресла, протягивая мне руку:

— Наконец-то мы с тобой вдвоём, Ян Борисович! Думал уж и не свидимся до моего отъезда.

— Извиняйте, Виктор Игнатьевич, — замялся я, отвечая на рукопожатие. — Тут оно, сами видите, сумбурно так всё. Мог бы найти время, но, признаюсь, утомился. Отдохнуть вчера хотел, а оно вот как вышло…

— Ничего страшного, малой, — голос семейного врача полнился теплотой и заботой. — Всё понимаю. Главное, что свиделись. Видок у тебя заспанный, может, по кофейку?

— Почему нет, — я подошёл к двери и крикнул в сторону кухни. — Вася, можно нам два кофе?

В ответ по коридору эхом пронеслось громкое, но такое скупое «Угу».

— А Василий, смотрю, всё такой же, — рассмеялся Горелый.

— И не говорите, Виктор Игнатьевич, — улыбнулся я. — Хоть клещами из него слова тяни!

— Присядешь? — доктор указал на кресло рядом со своим и едва заметно помрачнел.

— Что-то случилось? — спросил я, усаживаясь поудобнее.

— Ты так и не спросил о похоронах отца… — было видно, что тема давалась человеку тяжело. Впрочем, и мне она чуть не встала поперёк горла. Проглотив этот комок, я ответил:

— Признаться… — голосовые связки мигом осипли, пришлось прокашляться. — Я пока стараюсь избегать этой темы. Тяжёлая она.

— Понимаю, — кивнул головой врач. — Может, и не виделись мы в дни моего визита поэтому?

— Возможно… — я старался не говорить прямо, дабы не обижать старика. Впрочем, стариком он был для Яна Бронина. Для меня прошлого — максимум старшим товарищем.

Пару минут мы просидели молча, глядя, казалось бы, в одну и ту же точку, где над камином сплетались узоры кованой решётки. Тишину прервал двойной стук в дверь. Василий принёс нам кофе. Поставив поднос на невысокий столик между нами, он коротко откланялся и удалился.

Ещё минуту мы сидели молча, я неторопливо размешивал сахар в кружке, пытаясь подготовиться к разговору, а Горелый старался даже не двигаться лишний раз. Он всё понимал, просто давал мне столько времени, сколько было нужно. Уверен, понадобилось бы мне три часа — мы бы просидели их точно так же.

— Расскажете, как всё прошло? — спросил я. Решиться было сложно, но Горелый был прав — без этой информации я не смогу двигаться дальше.

— Конечно, Ян, — глаза доктора немного просияли. Может, потому, что он на какое-то время подумал, что мне всё равно? Кто его знает. Но всё равно мне точно не было. Просто я до сих пор был бессилен перед теми, кто сотворил это с нашей семьёй. Думаю, и он это понимал, потому и не давил.

— Похороны были… правильные, — сказал Горелый после паузы. — Борис Степанович был аристократом, аристократом и погиб. Государство взяло на себя похороны, с семьи ни копейки не дёрнули. Говорят, кто-то из старых друзей всё организовал. Но кто… Не могу знать. Всё по уставу прошло. Чётко, ровно, с барабанной дробью и латунным оркестром. Гроб обит чёрным бархатом, герб выжжен по центру, венки от чистильщиков, даже от губернаторской семьи. Командующий толкнул речь — красивую, выспренную, даже трогательную местами. Только вот сам он Борю толком и не знал.

Он замолчал, передёрнув плечами. Глаза будто увлажнились на секунду. Но нет. Сдержался. Как и я.

— Никто из родных не пришёл. И правильно сделали. Вдоль дороги — чужие глаза, в толпе — чужие лица. Спрятались под шляпами, в мундирах, в мантиях. Их немного было, но ассасины профессиональные. Затесались в толпе и глядели… не на гроб, а кто с ним попрощаться посмеет.

Он вздохнул, медленно разминая пальцы.

— Государство простилось. А мы — позже. По-своему. Где было можно. Без слов и музыки.

Я молча кивнул. Не было нужды говорить вслух то, что уже горело во мне огнём. Я знал, кто убил моего отца. Знал, кто теперь ходит по нашим землям, словно это их право.

Они не сильнее. Они просто воспользовались моментом, когда у нас не осталось ни меча, ни щита. Но это — пока. Я стану сильнее. Как маг, как наследник, как воин. Я найду тех, кто встанет рядом со мной в этой войне.

И мы вернём всё. До последнего клочка. До последней капли крови.