Больное сердце

Глава 13

Вспомнив все, Тим осознал, что с ним случилось, и медленно выдохнул. Как ему все-таки повезло! Даже не верилось. Теперь ему стало понятно, что с ним случилось. Когда он сломал ногу и не смог идти, холод негостеприимного Фроста его доконал. В самом прямом смысле этого слова. Его искусственное, не выносящее низких температур сердце при минус пятидесяти остановилось. И Тим второй раз за свою не очень долгую жизнь умер. Это еще надо суметь! Другим и за сто лет только единожды это удается. А у него появился шанс сделать это и в третий раз. То есть, третий-то раз будет наверняка, желательно лишь, чтобы он случился попозже. Лет этак через шестьдесят хотя бы. А можно и через семьдесят семь – до ста лет тоже было бы интересно дожить, красивое число.

Впрочем, Тим тут же одумался, мысленно извинился перед благосклонной к нему судьбой за такую наглость и поблагодарил ее за предоставленную возможность пожить еще в принципе. Ведь то, что его вовремя увидели и спасли было такой фантастической удачей, что и впрямь выпадает раз в жизни, да и то далеко не каждому. Сколько там оставалось до базы? Километра три самое меньшее. А он лежал на снегу в окружении камней в светлом скафандре. Его и с трехсот метров легко было принять за сугроб, за припорошенный снегом камень. Вероятно, ученые из базы заметили его еще тогда, когда он двигался. А когда упал и перестал шевелиться, заподозрили неладное и отправились к нему на выручку. Наверняка не пешком, а на планетоходе или глайдере, потому и успели доставить в медотсек вовремя, когда в организме – в первую очередь в мозге – не начались необратимые процессы. Тут еще, конечно, положительную роль сыграл холод… Вот ведь ирония: сначала мороз его убил, а потом сберег для воскрешения. Как там говорят?.. «Что нас не убивает – делает сильнее». Впору переделывать это высказывание: «Что нас убивает – делает живее». Во всяком случае, сохраннее. Но для афоризма «живее», конечно же, лучше. А еще лучше, уж для него, Тима, точно, что исследовательская база оказалась не автоматической, а обитаемой. И обитаемой именно в нужное время. Да и то, что нужное медицинское оборудование нашлось, и грамотный врачел, и Медея… Хотя на таких базах все это наверняка и так должно быть. Но все равно ему повезло. Обалденно повезло! Охренительно просто! Теперь нужно дождаться медуна и поклониться ему в ножки. Ну, поклониться пока вряд ли получиться, а вот поблагодарить от всего… гм-м… спасенного сердца обязательно надо! Интересно, кстати, ему завели прежний «мотор» или поставили новый? А еще интересно, почему болит, пусть и не сильно, вообще почти все тело? Последствия переохлаждения? Непременно нужно спросить!

Вот только спрашивать было пока не у кого. Про Тима будто забыли. Ид-чип кроме всего прочего фиксировал также и время, и хотя поначалу, когда Тим только очнулся, ему было не до того, чтобы узнавать, который час, то теперь он на встроенный хронометр нет-нет да поглядывал, и с удивлением отмечал, что прошло полчаса, час, потом и два, а к нему так никто и не приходил. Это было странным, ведь насколько Тим понимал, информация о том, что он пришел в себя, наверняка должна была сразу поступить медуну. Другое дело, что это была не земная лечебница, а медицинский отсек дальней космической базы, и тот же врачел мог выполнять на ней и другие обязанности. Точнее, не мог, а наверняка выполнял – в космосе, как правило, работают не узкие специалисты, а мастера широкого профиля. Наверняка медун был занят сейчас чем-то срочным, и получив сигнал о состоянии Тима, понял, что тому ничего не угрожает, а потому и продолжил делать то, что делал. Это показалось Тиму вполне логичным, поэтому, успокоившись, он решил немного поспать – ослабленный организм уже устал бодрствовать.

Когда Тим проснулся и открыл глаза, в помещение как раз входил мужчина. Одет он был не в медицинский комбинезон, а в нелепую розовую рубаху, с черными шестиконечными символами разной величины, похожими то ли на букву «ж», то ли на недоразвитые снежинки. Рубаха была длинная, носил ее мужчина навыпуск, поверх синих, в обтяжку, похожих на балетные или гимнастические колготок. Обут же он был в точно такие же «девчачьи» красные тапки, что надевал иногда на Земле и сам Тим – это, конечно же, отметил Тимон, для Тимура ничего странного в одеянии незнакомца, кроме, пожалуй, раскраски рубахи, не показалось. С другой стороны, кто их знает, этих ученых, может, розовый – это командный цвет данной исследовательской группы, олицетворяющий, скажем, рассвет или озарение, а символические снежинки – это и в самом деле снежинки, поскольку база находится на весьма снежной планете.

Сам же мужчина имел одутловатое щетинистое лицо, глубоко запавшие, близко посаженные глазки и короткие волосы грязно-рыжего, словно ржавчина, цвета.

– Очухманился? – увидев, что глаза Тима открыты, буркнул он весьма хмуро.

Можно было подумать, что такому ходу дел он вовсе не рад, а ждал, что пациент откинет копыта. Или коньки, что более соответствовало характеру этой планеты. Да и, говоря откровенно, подобных словечек Тим от врачела не ожидал. Хотя, опять же, кто их знает, этих ученых. Судя по фольклору, берущему начало еще с древних времен, они всегда были слегка чудаковатыми. Да и не слегка, бывало, тоже.

– Да, я вот… – проговорил Тим, не зная, как охарактеризовать свое состояние поточнее. Так ничего и не придумав, спросил: – А что со мной было? Я… умер, да?

– А че, ты без сердца жить умеешь? – скривил губы «ржавый» медун. – Ясен мрак, умер. Окочурился по полной. Скажи спасибо, что мы тебя ждали. А то бы валялся и дальше на холодке.

– Ждали?.. – заморгал Тим. – Вы меня ждали? Почему вы меня ждали? А! Вы, наверное, вели астрономические наблюдения и заметили мое приземление?..

– Мы вели гастрономические наполнения, – неприятно захрюкал, хлопая себя по животу мужчина. – А потом наши передали, что ты у них «Стрижа» сдернул, просили глянуть. А нам чего не глянуть? Глаза есть пока. И во что глядеть, ясен мрак, имеется. Вот и узырили «Стрижика», а потом и как ты с него сколупнул…

– Погоди, ты сказал: «Наши передали?» – свел брови ничего не понявший Тим. – Но этот «Стриж» был у пиратов… А-аа!.. – дошло до него. – Это пираты угнали у ваших коллег «Стрижа», а не я! Мне пришлось на нем от них удирать. Но его здешние пираты запеленговали и вели по лучу, вот я с него и… сколупнул. Так что «Стриж» опять у пиратов.

– За «Стрижа» мы с тебя еще спросим, – недобро прищурился врачел. – А Пиратом будешь шавку свою называть. Мы не пираты, мы – свободные предприниматели.

Сказать, что Тим был ошарашен, значит ничего не сказать. По правде говоря, до него не сразу и дошло то, что он услышал. Только единое сознание распалось вдруг снова надвое, и Тимон в конце концов не выдержал первым.

«Мы что, у пиратов?!» – мысленно завопил он.

«Шакс! Да какие пираты, – раздраженно, а скорее, все же испуганно забормотал Тимур. – Пиратская база в другом месте, сам знаешь!.. Не может у пиратов быть несколько баз – на кой им это надо?»

«Но ведь этот, вон, говорит…»

«Что говорит? Он говорит: мы не пираты!..»

«Ага, свободные предприниматели… Это что, по-твоему? И что за "Стрижа" спросят…»

В общем-то, эти препирательства были совершенно лишними, и оба прекрасно уже понимали, что действительно находятся на пиратской базе. Просто очень уж не хотелось это принимать, вот и затеяли словесный пинг-понг. Так уж отреагировала психика. Готовилась, наверное…

Но и Тимону, и Тимуру было не только страшно оказаться у пиратов, но и очень обидно. Столько вытерпеть, преодолеть, в итоге даже умереть – и все же оказаться в плену! Непонятно лишь – как, почему так вышло с базами? Рыжий медун сказал, будто им сообщили о бегстве Тима на пиратском корабле, и после этого они здесь увидели полет «Стрижа» и отделение от него глайдера. И ни слова, что корабль вели навигационным лучом. Что же тогда получалось: их вел кто-то другой?.. Другие пираты? Или вообще не пираты? Судя по словам их собеседника, корабль оказался потерянным. Потому что разбился или потому что его вели действительно не пираты? Но тогда получается, что глайдером они воспользовались зря. Вот уж действительно обидно! Одинаковая досада захлестнула как Тимура, так и Тимофея. Это общее чувство снова объединило сознания в одно. И теперь уже Тим подумал, что раз уж так вышло, то нечего зря распаляться и корить себя – ничего это не даст. И в любом случае окончательно падать духом не стоит. Удалось сбежать от пиратов один раз – почему не попытаться еще? Нужно лишь дождаться подходящего случая. Хорошо уже то, что он жив. И благодарить за это, как ни крути, нужно как раз пиратов. Кстати, то, что они его спасли, еще и обнадеживало: значит, убивать пока не собираются. А вот зачем он им понадобился… Что ж, наверняка очень скоро он об этом узнает, долго ему разлеживаться вряд ли дадут. Между прочим, было бы интересно узнать, что с ним вообще сотворили. Уж не потому ли у него все болит, что пиратские медуны плохо знают свое дело? Или у них нет нужных препаратов…

– Чего притих? – спросил рыжий. – Страшно стало? – И он дурашливо, как пугают детей, пошевелил перед Тимом пальцами: – У-у-уу!

– Да… То есть, нет… – Тим досадливо поморщился. – Вы ведь не станете меня убивать, раз уж оживили и лечите…

Пират расхохотался так, будто услышал очень остроумную шутку.

– А может, мы тебя лечим как раз, чтобы убить? За твои уродские выходки на Эстере, за «Стрижа»? Может, хотим, чтобы ты в этот раз умер не так быстро и небольно, а хорошенько помучился перед смертью?..

– Тогда бы не обязательно было выхаживать меня в Медее. Запустили бы сердце – и все дела.

– Умный, – хмыкнул врачел. – Вот потому и лечим. Нам умные нужны. И сильные.

– Скажи, что ты со мной вообще делал? – не удержался Тим. – У меня осталось то же самое сердце, или ты поставил новое? И почему я чувствую… – он снова поморщился, но продолжил: – …чувствую себя не так, как в прошлый раз, когда мне его впервые поставили?

Пират снова засмеялся, но уже не так заливисто. А потом нехотя процедил:

– Я ничего тебе не делал.

– Как?! – ошарашенно заморгал Тим. – То есть я просто «оттаял» – и сердце опять заработало?

– Ага, щас! – буркнул «ржавый». – Заработало… Захрено́тало! Ясен мрак, тебя латали. Хорошо, медун у нас четкий. Еле вытащил тебя – ты уже в раю ромашки нюхал…

– Ромашки не пахнут, – машинально сказал Тим, а потом воскликнул: – Так это не ты медун?

– Я тебя разве что выпотрошить мог бы, – заржал смешливый пират. Впрочем, тут же стал серьезным. – Тебе не все равно, кто тебя штопал – я или нет?

– Но я хочу знать, что со мной делали. Все-таки это мое тело.

– Не-а, не угадал. Теперь уже не твое. Теперь наше. А что сделали, я и сам могу тебе продудеть. Ну, без медуницких залепух, по-простому, так ведь и ты не медун. Короче, молотилку тебе старую завели, у нас тут не сердечный склад, чтобы новые всяким жмурам отмороженным ставить. Но зато мы тебя заарматурили…

– Что вы со мной сделали?! – выкрикнул Тим.

– А ты не ори. Мы тебя укрепили. Слыхал про «тэ-нити»? Или как их там…

– «Тэу-нити?» – переспросил упавшим голосом Тим. – Но ведь это экспериментальные разработки…

– А нам экспериментировать некогда. Нам нужны сильные работники. Особенно там, где сила тяжести забабаханная.

Разум Тимона испуганно заметался, не понимая, о чем идет речь, но тут же получил информацию из сознания Тимура. «Тэу-нити» – еще их называли «тээнками» или попросту «тэнками» – в принципе, были довольно старой разработкой в сфере нанотехнологий, но использовались только в технике и строительстве для укрепления конструкций и сооружений. С биологическими объектами они, мягко говоря, не уживались, поскольку при нагрузке становились прочной, тончайшей, практически несгибаемой струной – как и положено, собственно, – только при этом они разреза́ли находящиеся рядом живые ткани, калеча, а то и убивая носителя. На людях, во всяком случае официально, опытов с «тэнками» не проводили. По крайней мере, так думал Тимур. И вот…

«То есть, нас пошинкует? – мрачно и, в общем-то риторически поинтересовался у напарника Тимон. – Прямо изнутри. Стоит напрячься – и звездец!..»

– Не ссы, – будто услышал его мысли пират. – Все уже отработано. Ну, почти. Вояки уже на людях испытывали. Втихаря пока.

– На людях?.. – не выдержал Тим. – А я кто? И почему у меня еще голова болит?! Ее вы тоже чем-то укрепили?

– А в голову тебе вшили кнут! – опять очень весело захохотал «ржавый». – Слыхал про кнут и пряник? Так мы пряников не даем, сладкое портит фигуру. А вот если делать то, что тебе скажут, не захочешь, кнут у тебя в башне и щелкнет. Больно-оо! Больше не захочется.

«Шакс! – мысленно завопил Тимур. – Ментальные волны! Да мы в рабство попали! Я слышал про такое изуверство, оно везде запрещено! Там можно такую боль сделать, что выполнишь все – сам себя на кусочки порвешь и счавкаешь!.. Шакс-шакс-шакс!.. Тимон! Мы закрутились! Надо бежать! Как только – так сразу!..»

– А! Чуть не забыл! – широко улыбнулся пират. Неужели и правда подслушивал мысли? – Еще одну фишечку тебе вставили. Бонус! Только я не помню куда. То ли тоже в башку, то ли в сердце, а может, и в самое изысканное местечко… – И он в очередной раз захохотал, на сей раз наиболее радостно.

– Что еще за фишечку? – холодея от дурного предчувствия, спросил Тим.

– А бомбочку. Ма-ааленькую, ты не бойся. Чтобы никого не обрызгать. Если вдруг тебе опять погулять без спросу захочется, то эта прогулка станет последней. Зато фееричной.

Пират в очередной раз хохотнул и ушел. Тим же остался лежать в полной прострации. То, что он только что услышал, окончательно сразило его, растоптало, морально уничтожило. Надежды не осталось. Хоть и говорят, что она умирает последней, но сейчас она сделала это раньше Тима. Хотя как посмотреть… Ведь он уже умирал. Дважды. Вот и надежда, наверное, спохватилась. Тим подумал, что лучше бы ему было замерзнуть насовсем. Впрочем, даже думать ему сейчас не хотелось. Не хотелось вообще ничего, кроме одного – закрыть глаза и не открывать их больше никогда.

Сознание упавшего духом парня вновь распалось надвое. И тут же подхватился Тимон:

«Нам что, точняк теперь звездец? Не сдернуть уже?.. Может, рыжун этот гнал про бомбу?»

«Чего он куда гнал? – раздраженно процедил Тимур. – Ты хочешь проверить, засунули они взрывалку и куда именно?.. Я не хочу».

«Да уж лучше взорваться, чем…»

«Чем что? – оборвал Тимофея напарник. – Думаешь, они такие шаксанутые гуманисты – типа, мы убьем тебя небольно? Заряд наверняка маленький, как этот сказал, чтобы никого не обрызгать. Оторвет тебе кое-что – будешь истекать кровью и вопить от боли, пока не сдохнешь. Может пять минут, а может, час, два… И нет – шакс! – это не тебе, это мне что-нибудь оторвет! Так что заткнись о том, что мне лучше, что нет!»

«Больно будет обоим…» – примирительно начал Тимон.

«Ни хрена! – выкрикнул Тимур. – Ты боль лучше переносишь!.. Вот когда "кнутом" в башке начнут стегать – ты и подставляйся».

«Значит, все, лапки кверху? Сдаемся?»

«А что мы теперь можем?! Даже если про бомбу рыжун насвистел, то нам и менталки хватит. Закрутишься от боли так, что далеко не сдернешь».

«Может, и про "кнут" этот – свистеж?»

«А ты не чувствуешь, что башню будто обручем стянуло?»

«Не сильно же…»

«Да, не сильно. Скоро вообще пройдет. Но ментальный кнут в башке останется. Вот это мы можем скоро проверить. Да нам и так наверняка продемонстрируют, чтобы даже мыслей выкручиваться пото́м не возникало».

«Все ясно…» – пробормотал Тимофей.

«Что тебе ясно?! Думаешь, я трус? Просто сделать ничего нельзя, когда на такую цепь сажают. Ее не перепилишь…»

«Мы даже не пробовали!»

«Заткнись! Надоел уже!..»

И тут послышался тонкий неравномерный писк. До этого в помещении тоже что-то тихонько шуршало и попискивало – работало медоборудование, – но звуки были ритмичными, однотонными, оттого почти не воспринимались сознанием. Сейчас же пищало совсем по-другому: то прерывисто, то длинно, то еще раз длинно и несколько раз прерывисто… Тимофей даже подумал, что это похоже на азбуку Морзе.

«Тихо! – мысленно шикнул на него Тимур. – Это и есть азбука Морзе!»

Тимон от изумления на какое-то время выпал из реальности. Даже в его время об этом архаическом способе передаче информации в его окружении мало кто помнил, но чтобы теперь, в двадцать третьем веке!.. Но вскоре, когда опять смог нормально соображать, он понял, что был неправ. Ухватив воспоминания Тимура, он узнал, что азбуку Морзе, оказывается, даже преподавали в космолетном училище. Потому что какими бы ни были совершенными средства связи, они все же могли подвести. Выйти из строя, потеряться, да мало ли какие могли возникнуть причины для потери стандартной связи в экстремальных условиях, к которым и готовили будущих космолетчиков! И тогда примитивный древний способ общения мог оказаться самым надежным, а то и единственным.

Теперешняя ситуация как раз и подтвердила правильность этого подхода. Непонятно, правда, кто и зачем, но кто-то определенно передавал нечто с помощью прерывистого писка: четыре долгих звука, потом три долгих, долгий и сразу короткий, еще один короткий и сразу три коротких подряд. А затем все повторилось: четыре длинных писка, три длинных, длинный-короткий, короткий, три коротких. Потом еще раз, еще и еще…

«Шонес…» – пробормотал Тимур перевод.

И Тимофей сначала почувствовал его дикое, ошеломительное изумление, и лишь потом вспомнил, что это была настоящая фамилия Тимура. Не Шосин, как он представлялся в последнее время, а именно Шонес. Но кто здесь, на пиратской базе, мог об этом знать, если такой информации не было в поддельном ид-чипе?.. Кто мог вообще это знать, кроме людей из его далекого прошлого, с которым Тимур давно и, казалось бы, безвозвратно порвал? Каким образом его прошлое могло всплыть здесь?!.. Проще было поверить в невероятную случайность, в некий сбой оборудования, создавший такое сочетание звуков.

Это казалось куда более реальным, и Тимур на самом деле стал уже склоняться к такой версии, когда писк изменился. Короткий – два длинных – короткий, три длинных, короткий – два длинных, длинный… И еще череда писков разной длительности. А потом – все опять заново; короткий – два длинных – короткий…

«"Повтор топорика", – перевел повторяющуюся фразу Тимур. – Бред какой-то!.. Точно случайность. Что-то барахлит».

«Барахлит?! – воскликнул Тимон. – Сначала пищит твою фамилию, потом осмысленную фразу – и это, по-твоему, случайность?..»

«А "повтор топорика" – это, по-твоему, осмысленность?»

«Но ведь это реальные слова! Не может какая-то долбаная неисправность пропищать все это случайно, да еще несколько раз! Фамилия вначале была наверняка для привлечения твоего внимания. А настоящая – чтобы кому не нужно, не понял. Даже если еще кто-то знает азбуку Морзе и это случайно услышит… – Тимофея вдруг осенило: – Про топорик – это тоже шифровка! Чтобы другие не поняли! Давай, вспоминай, что у тебя было связано с топорами?»

«Шакс! Но кто?!.. Кто это вообще может передавать?! Доступ к медсистеме есть только у пиратов, да и то наверняка не у всех!»

«Давай лучше думать не "кто", а "что". По-моему, сейчас это важнее. Вспоминай про топоры!»

Тимур стал вспоминать. А поскольку память у парней была общей, Тимон оказался вовлеченным в это процесс. И топоры – настоящие топоры – вспоминались как раз только ему, в эпоху Тимура ими практически не пользовались. Разве что пару раз в училище, во время походов на занятиях по выживанию. Кстати, фамилия инструктора была тоже созвучной – Торопов. Почти Топоров. Курсанты его даже так и прозвали: Топорик…»

«Стоп! – завопил Тимур. – Я понял! Мне намекают на этот Топорик – на Торопова!»

«И что тебя просят повторить?»

«Пока не знаю… Мне с ним сразу вспоминается одна подляна, которую я устроил… Ну, не то чтобы подляна, а…»

«Это оно…» – пробормотал Тимофей, который увидел, что именно вспомнил напарник.

Занятия по выживанию включали в себя много тяжелых, а часто и неприятных испытаний. Одно из них было особенно гадким: определение болевого порога курсанта. Это было примерно то же, что пресловутый «кнут» в голове. Только там ничего испытуемому не вшивали. Его просто помещали внутрь устройства, генерирующего мощное ментальное поле. Через него можно было «внушить» любое чувство: голод, радость, страх, боль… В том случае была как раз боль. Ее уровень постепенно повышали. До тех пор, пока курсант не начинал кричать или подавать иные признаки, говорящие о том, что он больше не может терпеть. Тогда испытание прекращали.

«Звездец! – не выдержал подобных воспоминаний Тимофей. – Ты же говорил, что такое изуверство везде запрещено!»

«В качестве пыток – да, – невесело усмехнулся Тимур. – Но это же была не пытка. Это на самом деле было нужно. Знать болевой порог космолетчика бывает очень важно. Вот даже с моей ногой… Тьфу! Шакс!.. Короче, это правильная хрень была, нужная. Тем более, ее же прекращали сразу, как только… А я зассал и смухлевал…»

И Тимон «увидел», как проходил это испытание напарник. Вообще-то, курсантам о нем заранее не рассказывали, чтобы те даже не подозревали, что с ними собираются делать. Чтобы результат был наиболее объективным, чистым. А Тимур случайно подслушал о предстоящем «экзамене» из разговора старшекурсников, и когда его поместили в устройство, и сначала в голове, а потом будто и во всем теле стала назревать боль, он почти сразу принялся кричать и корчиться. Обмануть Топорика не удалось, тот сразу просек халтуру, и Тимуру пришлось-таки прочувствовать боль сполна. А вдобавок схлопотать от инструктора несколько дополнительных «бонусов» в виде тридцатикилометрового кросса, еще кое-чего… Впрочем, речь сейчас шла не об этом. Сейчас обоим парням стал понятен смысл фразы: «Повтор Топорика». Они должны были симулировать боль, когда сработает «кнут». А это значило, что тот и не сработает! То есть сработает не в полную силу. И чтобы пираты это не поняли, нужно будет изображать мучения.

Теперь это снова был Тим, который сделал очевидный вывод: у него появился тайный союзник! Казавшаяся бездыханной надежда вновь ожила.