Больное сердце

Глава 18

Ментальный кнут, которым пираты планировали управлять строптивым пленником, по-прежнему не работал в полную силу. В принципе, он вообще не работал – всего лишь подавал не очень приятный, но вполне терпимый сигнал о том, что он задействован. Тим полагал, что его неизвестный доброжелатель легко мог бы сделать и так, чтобы кнут не срабатывал совсем, но тогда бы Тим не знал, когда следует на него реагировать, и пираты сразу бы обо всем догадались.

Сейчас Тима удивило другое. Он полагал, что задействовать кнут может лишь тот, в чей ид-чип загружена соответствующая программа. Ничего странного не было в том, что кнутом, пусть и вхолостую, но вполне однозначно и целенаправленно «щелкали» Сапов и Серш – разумеется, они имели в ид-чипах эту программу. Но кто мог задействовать ее здесь, на «Мадеме»? Или он упустил момент, когда Сапов загрузил со своего чипа нужный код на ид-чипы Хряка и Лиса? Но ведь нужно еще было пояснить это действие и словесно, а такого точно не было, он бы услышал… Или же это сделал Серш, когда валялся с ушибленной башкой по ту сторону люка, где находился как раз и Хряк? Несколько странно, но все же правдоподобно… А еще, быть может, эта программа была уже давно прошита в ид-чипах всех пиратов, ведь кнут мог иметь не один лишь Тим, а и другие особо важные пленники. «VIP-пленники», – хохотнуло в части сознания Тимофея.

Этот вариант показался Тиму наиболее разумным, и он даже слегка успокоился. Хотя какая, казалось бы, разница, откуда у здешних отморозков «рукоять» кнута. Важным было то, что они могли им пользоваться, а значит, следовало реагировать.

Но сейчас в пилотской кабине рядом с Тимом был только бывший сокурсник Кин Робел. Лис или Хряк (скорее, все-таки Лис) был где-то поблизости, раз уж кнут сумел «дотянуться», но пока еще Тима не видел. И было уже, к огромному сожалению, ясно, что восстание подавлено, поскольку один из пиратов здесь. Почти здесь… И вот что же теперь было делать? Начинать стонать и закатывать глаза «от боли»? Но как это воспримет Кин? Не подумает ли, что Тим рехнулся или, что еще хуже, ломает перед ним комедию? Или же «включить» страдание лишь когда в кабину войдет Лис? Но Кин в таком случае может удивиться еще сильнее, а то и вообще ляпнет что-нибудь вроде: «Ты чего? При виде этой хари закорежило?» Лис хоть и дебил, но может догадаться. И вообще, Кин хоть и сокурсник, но все же не близкий друг. Кто его знает, что у него внутри? Вдруг он вообще за свою жизнь трясется и пиратам начнет подпевать?

Тиму стало стыдно за подобные мысли, но все же он решил подстраховаться. А потому сморщился и негромко, чтобы сильно не пугать Робела, застонал.

– Ты чего? – и впрямь спросил тот. Но испугался, похоже, не столько за Тима, как за саму ситуацию, потому что торопливо заговорил, оглядываясь на дверь: – Давай-давай, возвращай прежний курс! Надо успеть, пока эти не прочухали…

Тим хотел было сказать, что наверняка уже и так прочухали (неясно, правда, как), иначе с чего бы стали «щелкать» кнутом. Но про кнут он все же решил пока Кину не говорить, поэтому быстро отменил команду на разворот и вернул в систему прежние данные.

Лис почему-то все не шел и не шел. И между прочим, «тараканы» в голове угомонились. Пират что – сделал свое дело и вернулся в кают-компанию? У Тима вдруг закралось подозрение, что тот затаился под дверью и слушает, о чем говорят двое пленников. Скорее всего это было начинающейся паранойей, но с другой стороны, почему же пират не идет? Тим решил подстраховаться: очень уж не хотелось, чтобы эти гады знали, что они с Кином знакомы – это был какой-никакой козырь. И Тим, подмигнув сокурснику, заговорил:

– Как, ты сказал, тебя зовут? Ким?

– Кин, – ответил, нахмурившись, Робел. Не совсем, видимо, понял, что задумал собеседник. Но хоть не стал выказывать удивление – и то хорошо.

И Тим продолжил:

– Ага, Кин… А я – Тим. Короче, я уловил: дядей нужно слушаться, они не любят, когда кто-то выкручивается, могут сделать бо-о-ольно! Или вообще навсегда успокоить. Так ведь я и не выкручиваюсь. Ты же сам видишь: я сижу себе, на циферки поглядываю. Циферки хорошие – значит, летим мы правильно, туда, куда нужно.

– Надо не куда нужно, а на Эстер! – ворвался в кабину рыжий Лис. Неужто и правда подслушивал под дверью?

Пират выглядел так, словно его долго крутили в древней стиральной машине двадцать первого века, причем в грязной воде: потный, растрепанный, со слипшимися в сосульки волосами, в расхристанной, испачканной, кое-где даже порванной одежде, с расцарапанным лицом и начинающим наливаться под левым глазом фингалом.

Он увидел Робела и замахал руками, в одной из которых по-прежнему держал лучемет:

– А ты что здесь забыл?! С какого лысого колена ты здесь выкручиваешься? Тебе ухо отрезать или нос? – навел он на Кина ствол.

– Мне… не надо… – сглотнул, пятясь к двери, Робел. – Ничего не надо резать. Я только пришел за ним присмотреть… Ты ведь ушел туда, вот я и пришел. Вдруг бы он убежал.

– Куда бы он убежал? – загоготал Лис. – Вокруг же космос, ты че, не знал? Он же не твердый, как по нему бегать? – Пират резко перестал смеяться и посуровел: – Это ты у меня сейчас, туда-сюда, побежишь! – И снова навел на Кина лучемет.

Тиму стало не по себе. Кто его, этого идиота, знает! Пристрелит сейчас парня… И он вмешался:

– Давай-давай, пристрели его, правда! Чего он за мной следит? Что его теперь, награждать, если он вам с Хряком помогает?

– Да! – дернул стволом лучемета Лис. – Какого лысого колена ты нам помогаешь?.. – Пират вдруг задумался, а потом опустил оружие. – Не… Ты это… Туда-сюда, помогай. Только не этому, – мотнул он головой на Тима, – а этому, – ударил он себя кулаком в грудь. – И тогда я тебя не убью.

– Достойная награда, – подмигнув Кину, сказал Тим. – На стену не повесишь, зато в жизни пригодится.

Кин ушел. А пират, захлебываясь от восторга и гордости, поведал Тиму, как они с Хряком «туда-сюда» вдвоем расправились с огромной кучей врагов.

– Теперь вас еще меньше стало, – торжественно объявил Лис. – Того и эту шваркнули! За бортом, туда-сюда, кувыркаются. Не хотела с Хряком, вот пусть теперь с этим. – И пират заржал над своей супершуткой. Видя, что Тим не смеется, пояснил: – Он же труп, просек? Он не может того-самого… – Лис опять начал смеяться, но прервал сам себя: – Э! Она тоже труп. О, я просек чего ты…

– Не знаю, что ты там просек, – процедил Тим, – только вот я что-то просечь не могу, чего ты так радуешься, что нас меньше стало? На «Мадеме» изначально было, как я понял, двадцать шесть рабох и пять членов экипажа – всего тридцать один человек, если ты считать не умеешь. И ваши главари ждали, что вы привезете им тридцать одного раба. Так?

– Ну… – начал хмуриться не въехавший еще в мысли Тима Лис.

– А теперь вы везете им только семнадцать, не считая меня, потому что меня потом уже сюда доставили. Сечешь?

– Ну… – стал совсем хмурым пират. – Еще и наших двое…

– Насрать на ваших. И мне, и командирам вашим гребаным тоже. Но вы потеряли четырнадцать потенциальных работников, – размеренно и четко проговорил Тим, но сорвался, заорал: – Вы убили четырнадцать человек, уроды! И вы же теперь над этим регочете! Я лично расскажу вашим шаксанутым главарям, как ты ржал, что везешь им меньше людей, чем они ожидали! Просек, дебилоид ржавый?!

– П-просек… – в одно мгновение смертельно побледнел Лис. – А как теперь?.. А что?.. Их ведь теперь никак, туда-сюда… Слушай, ты не говори никому, что я ржал, ладно? А я тебя бить не буду. И Хряку не разрешу. А?..

По исцарапанному, помятому лицу пирата, смешиваясь с крупными капля выступившего пота, потекли слезы. Лис начал, давясь соплями, всхлипывать, в итоге, подвывая, зарыдал и упал возле кресла Тима на колени:

– Не гово-о-ори-и-и!..

Тиму стало очень противно, едва не стошнило. Он отвернулся к экранам. И только теперь до него дошло, что Лис ничего не сказал ему о попытке разворота. Ведь самое время было поторговаться: ты не говори о моем грешке, я не скажу о твоем. Он что, и не знал, получается? Или просто забыл обо всем с перепугу?

Тим глянул назад. Лис все еще стоял на коленях, будто молился, и тихонечко поскуливал.

– Встань, – брезгливо произнес парень.

– А ты… не скажешь?

– Не скажу. Если будешь хорошо себя вести.

– Я буду! – подскочил пират. – А как?.. Что, туда-сюда, нужно делать? Бить я тебя не буду, я уже сказал.

– Бить? – развернулся к нему Тим. – Шакс! А ты попробуй.

– Не… – отступил на шаг Лис. – Я же сказал…

– А я тебе вот что скажу. Если ты вдруг захочешь меня бить – то давай, не стесняйся. Только без лучемета, один на один. Серьезно, я разрешаю. Только не плачь потом. Уловил?

– Уловил, – затряс рыжей гривой пират. – А можно я не буду?

– Можно. А сейчас слушай главное. Если ты хотя бы пальцем тронешь кого-нибудь из людей на этом звездолете, то как только мы прилетим, я сразу доложу вашим главным сам знаешь о чем. Просек?

– Просек. Туда-сюда, а Хряка трогать можно?

– Вот с Хряком можешь делать все, что тебе хочется. Хоть на фарш его поруби. И проследи, между прочим, чтобы он тоже руки не распускал.

– А как?.. Он же там, а я тут…

– Ну так иди к нему! Мне нянька не нужна.

– Не! Хряк тогда рассердится… Давай я отсюда за ним послежу, с экрана?

– Давай, следи. Но как увидишь, что у него лапы зачесались – сразу беги и напомни ему, что он не просто бьет пленных, а портит имущество своих хозяев.

Тиму, конечно, было неприятно называть людей имуществом, но он понимал, что так, возможно, хоть немного сможет облегчить их участь. И ему было очень обидно, что не удалось их спасти по-настоящему. Но все-таки он не терял надежды, что это удастся осуществить на Эстере. Там это будет сделать куда сложнее, но к трудностям он был готов. В конце концов умирать со сломанной ногой в ледяной пустыне было страшнее.

И остаток пути прошел спокойно. Возможно, Лис выбрал случай и намекнул Борову, что кое-кому может очень не понравиться, как мало осталось людей на борту, а может, и сам Хряк что-то наконец понял, только он никого больше не тронул. Да и сами пленные потеряли, видимо, надежду на спасение, приуныли, и на рожон больше не лезли.

Когда Тим после торможения приблизился к Эстеру и вывел «Мадему» на круговую орбиту, он сам почувствовал нечто похожее на уныние. Не так давно он покинул эту планету, надеясь, что обрел свободу, и вот он снова здесь – уже в качестве пленника.

Связался с Тимом Сапов – наверное, это поручили сделать именно ему, потому что Тим был с ним знаком, а значит, может быть, меньше станет выкручиваться, как сделал бы это перед незнакомцем. С другой стороны, повыкручиваться, или, как бы сказал Тимон, повыделываться ему больше хотелось как раз перед скотиной старпомом. Тим лично видел и прекрасно теперь знал, что тот из себя представляет. Не просто жулик, пусть и большого масштаба, не хитрожопый нарушитель законов – таможенных, экономических, пусть даже и уголовных, но еще и гнусный рабовладелец – как минимум поставщик рабов, а самое мерзкое и страшное: он был хладнокровным убийцей.

Но и с Лероном Саповым Тим выкручиваться не стал. Во-первых, он знал, что теперь и сам он несет ответственность за семнадцать человек (Хряк с Лисом не в счет) и должен посадить звездолет так, чтобы они не пострадали. А во-вторых, Тим просто устал – физически и морально. Поэтому, получив от Сапова координаты посадки, он повел корабль на снижение.

Когда «Мадема» вынырнула из-под облаков, Тим увидел далеко впереди прямо по курсу проплешину в бирюзовом с изумрудным оттенком лесу Эстера. Сначала он подумал, что туда ему и предстоит садиться, но спустившись еще ниже, он увидел на проплешине другой звездолет. Это была «Ава». И Тим сразу узнал место: именно тут, под слоем почвы, было подземное лесохранилище пиратов. Выходит, «Ава» загружалась здесь «левыми» бревнами, и что-то подсказывало Тиму, что объем именно этого леса и был для грузовика основным.

Но разбираться в пиратской логистике было сейчас недосуг. Тем более, сверившись с данными, Тим понял уже, что садиться ему нужно не здесь, а чуть дальше – буквально в двух километрах, где в лесном массиве тоже виднелась проплешина, несколько меньших размеров, чем эта.

Посадка прошла успешно. Стоило опустить трап, как по нему тут же забухали шаги «встречающих». Тим уже был среди остальных пленных, когда в кают компанию вошел в сопровождении двух вооруженных лучеметами бугаев мужчина. Он не носил спецкостюм, был одет лишь в легкий серый комбинезон, оттого разглядеть его удалось хорошо. Вошедший был, можно сказать, средним по всем «показателям»: выглядел сорокалетним, под метр семьдесят ростом, обычного телосложения, с русого цвета короткой прической, невыразительным лицом с глубоко посаженными глазами… Говорил он тоже как-то «средне» – не тихо, но и не громко, без явных командных ноток, но вполне строго, а скорее, деловито и сухо, без эмоций. Жестикуляцию он при этом тоже не использовал – руки держал за спиной. Сказал же он следующее:

– Добрый день. Вы прибыли на планету Эстер. Теперь это ваш дом навсегда, привыкайте. Привыкать придется к жаркому климату и удвоенной по сравнению с Землей силой тяжестью. И сделать это желательно скорее, потому что вам придется в этих условиях очень много работать. Главный вид деятельности – лесодобыча и деревообработка. Но сейчас вашей первоочередной задачей будет сделать подземный ангар для звездолета, на котором вы прибыли. Грубо говоря, нужно будет вырыть очень большую яму. Сейчас вас проводят на нашу тоже находящуюся под землей базу, где вы теперь и будете жить. Да, забыл представиться: меня зовут Тигр Котиков. Любить и жаловать не имеет смысла, но и смеяться не рекомендую, за это последует жестокое наказание. Предлагаю называть меня просто Кот. Насчет наказаний… Они действительно будут жестокими и непременно последуют за любое, даже самое маленькое нарушение правил. С ними вы будете ознакомлены в самое ближайшее время.

После этих слов Тигр Котиков развернулся и покинул кают-компанию.

Сознание Тима разделилось.

«Мы попали», – угрюмо сказал Тимур.

«Полный звездец», – согласился Тимон.

Оба отчетливо осознали, что неприметный, внешне спокойный Котиков определенно был тигром не только по имени. Причем тигром коварным и злобным.

На пиратской подземной базе пленников разместили в камеры-одиночки. Именно такое определение всплыло в сознании Тимона, когда Тим увидел то узкое, тесное помещение, в котором его закрыл конвоир. Да, это очень напоминало тюремную камеру, виденную Тимофеем в кино. Причем камеру не двадцать первого даже, а начала двадцатого, а то и более ранних веков: дощатые нары, такой же грубо сколоченный из досок столик, деревянная же, но из досок потолще дверь с зарешеченным окошком. Стены же, пол и потолок были и вовсе земляными, правда почва была стекловидной, гладкой и твердой – вероятнее всего камеры выреза́ли плазменными резаками большой мощности. В противоположных углах подземной комнатушки – одно в потолке, другое в полу – было два примерно одинаковых в диаметре отверстия: наверху для вентиляции, внизу – для отправления естественных нужд. Тимон даже сделал поправку к своему мнению насчет камеры: это точно не двадцатый и даже не девятнадцатый век, а самое что ни есть глухое средневековье. Правда, если учесть, что доски, из которых были сколочены нары и столик, выпиливались из местных деревьев, то стоимость такой камеры приближалась к дорогим хоромам зажиточного землянина, но утешало это почему-то мало.

Оказавшись в одиночестве, Тим первым делом попробовал связаться с обитателями соседних камер: постучал ногой в стену, громко крикнул в сторону вентиляционного отверстия:

– Эй! Слышит меня кто-нибудь?

Результатом стало лишь то, что за решеткой двери показалось угрюмое лицо охранника:

– Че орешь? Хочешь, чтобы я зашел?

– Еще не соскучился, – буркнул Тим.

Он не сомневался, что один на один справился бы даже с более сильным противником – он и так-то не был слабаком, а уж теперь, с армированными «тэу-нитями» мышцами, нужен был редкий силач, что смог бы оказаться в рукопашной схватке хотя бы ему равным. Но Тим понимал, что если охранник по-настоящему рассердится, то или позовет кого-нибудь на помощь или, что скорее, применит оружие – не смертельное, разумеется, а что-нибудь вроде электрошокера – тот же лучемет, выставленный на минимальную мощность. Да и вообще, просто так злить охрану было глупо. Зачем привлекать к себе дополнительное внимание? Нужно стараться быть как можно незаметнее, вести себя так, чтобы тебя не считали непосредственной угрозой. Потому что иначе будет куда труднее сделать что-то действительно стоящее: совершить побег, поднять восстание… Там видно будет, что именно – но Тим не сомневался, что он обязательно что-нибудь предпримет: лучше погибнуть в попытке обрести свободу, чем гнить в этой могиле заживо. А еще лучше – спастись не только самому, но и помочь в этом другим пленникам. Нет, даже не лучше, а именно так и нужно сделать, иначе совесть не даст потом спокойно жить.

И он как можно более дружелюбно добавил:

– Это я так, акустику проверял.

– Че, петь собрался? – насторожился охранник. – Только попробуй – сразу по-другому у меня запоешь.

– Нет, не буду петь, и кричать больше не буду, – сказал Тим и с виноватым видом опустился на нары.

Ему было до отвращения к самому себе противно, но, к счастью, оба парня, ставшие теперь одним, и поодиночке, и вместе начали в конце концов понимать, что порой нужно переступить через самого себя, через свои дурацкие принципы, чтобы совершить не то, что хочется или не хочется тебе самому, но что является действительно правильным. Сделай он сейчас глупость, потешь свое самолюбие, и в итоге пострадает не только он сам, но и люди, – свобода, а то и сама жизнь которых зависит теперь от него. «Может, я наконец повзрослел?» – подумал вдруг Тим, и оба парня независимо друг от друга мысленно на это ответили: «Вот бы отец-то порадовался».

Кормили в подземной тюрьме на удивление сытно, хоть и не особенно вкусно. Впрочем, это имело вполне практическое объяснение. С учетом того, что на Эстере была повышенная сила тяжести, пиратам, чтобы иметь хоть на что-то пригодных рабов, волей неволей приходилось их хорошо кормить. Но даже несмотря на это люди с «Мадемы», особенно в самые первые дни, выглядели как сонные мухи, зачастую просто падая от усталости на землю.

Работа была организована следующим образом. Основное углубление в почве делалось с помощью большого резака, управляемого кем-то не то из пиратов, не то из работников более высокой категории, чем просто рабы; но там и действительно требовалось умение. Еще двое работников управляли эдакими летающими самосвалами с антигравами, которые забирали и отвозили в сторону вырезанные земляные куски. Эти трое были одеты в спецкостюмы, да и труд их не был физически тяжелым, поэтому они работали в среднем часов по семь-восемь в день, не меняясь. Часть же вновь прибывших, неквалифицированных рабочих, точнее, просто рабов, занималась подготовкой места под земляные работы: спиливали мешающие деревья, выкорчевывали пни, вырубали мелкую поросль. Другая часть людей «подчищала» в вырастающем котловане за большим резаком – устраняла неровности, где-то подрезая, где-то, наоборот, закапывая и утрамбовывая. Некоторые использовали в работе обыкновенные лопаты, но многим приходилось пользоваться промышленными резаками – вроде того, что некогда использовал при рубке леса Тим. Разумеется, за рабохами с резаками пристально следили охранники, у которых наготове были уже не промышленные, а самые что ни на есть боевые лучеметы.

Тима, как наиболее сильного, для которого удвоенная тяжесть не была теперь помехой, в основном использовали на выкорчевке, хотя привлекали и на любые другие работы, где требовалась мощь его армированных мышц. И он был этому даже рад. Во-первых, он бывал везде и имел практически полное, во всяком случае внешне, представление о ходе работ: знал, где что находится и куда что ведет. А во-вторых, он имел возможность, пусть и немногословно, лишь когда не видят и не слышат охранники, общаться с другими рабохами. Тем более оказался плюсом на первый взгляд казавшийся минусом факт, что работать Тиму из-за его физических данных приходилось вдвое дольше, чем быстро выматывающимся людям, у которых, разумеется, не было внутри «тэу-нитей», а спецкостюмов для них у пиратов тоже не нашлось. Таким образом Тим за одну свою «смену» трудился с рабочими сразу из двух, поэтому имел вдвое больше возможностей для общения.

И он эти возможности старался использовать по максимуму. Наипервейшей задачей, которую Тим поставил для себя, было познакомиться со всеми. А заодно аккуратно прощупать почву. И не только буквально, с помощью лопаты и трамбовочной биты, но главным образом – узнать, кто как настроен по отношению к пиратам и к своей будущей судьбе. Тим должен был знать, на кого он мог положиться в своих планах борьбы за свободу.