Червь-4

Глава 16

Чувство невыносимого отвращения вывернуло меня в канат.

Природу наших скользких тел в этом загадочном мире нам еще только предстоит узнать, но уже сейчас было ясно, что Дрюня сказал правду: отвращение забирает.

Только поистине истерзанной душе тяжкими муками даровалась великая сила.

Каждая пора на моей осклизлой коже брызнула густой липкой смесью. И я словно очутился в уютном коконе. Защитный механизм спас меня. Но я ни на секунду не ощутил и толика сознания той самой женщины, что валялась на липком полу пещеры.

Когда я победил окружающую среду, всё вокруг начало остывать. То, что ранее мне казалось мягким одеялом, окутавшим меня со всех сторон, вдруг начало твердеть. Меня словно засыпало песком. С каждой секундой моё продолговатое тело сжимало со всех сторон всё сильнее и сильнее. Меня как будто хоронили заживо, кинули голым в свежевырытую могилу и засыпали мокрой землёй.

Я бы хотел протянуть руку, позвать на помощь… но я не могу… да и нечем!

Смериться со своей смертью было легко. Пришло осознание, что моя жизнь ничего не стоит. Она бесценно обесценена. Меня снова терзают мысли о Инге. В смерти невинного создания виноват лишь я. И никто другой. Моё раскаяние никто не услышит. Грехи утопят меня в бурой реке совести.

Меня вдруг сжало с новой силой…

Еще чуть-чуть — и глаза вылезут из орбит, оба хвостика лопнут, выдавив из тела всё говно.

Началась болтанка, после чего я услышал голос, льющийся откуда с небес.

— Червяк! Потерпи, сейчас вытащу тебя. Если будет больно — кричи! Не сдерживай себя. У меня на руках метра четыре кишок, рвать поздно — слишком крепкие. Буду рубить.

Мы не управляем нашей жизнью, но в силах повлиять на чужую.

Глухой удар. Меня тряхануло так, как если бы рядом обрушалась на асфальт чугунная ванна, выброшенная из окна девятиэтажки.

Очередной глухой удар… и боль…

— Червяк! Не переживай, отрубил пару сантиметров. Для нас это не смертельно — отрастёт! — и громко засмеялся. — Потерпи, сейчас вытащу.

Окружающее давление резко поползло вниз. Меня словно выпустили из медвежьих объятий. Кожа ощутила сухой воздух пещеры. Вспышки жара. Затем грубое прикосновение. Не хватало увесистого шлепка по жопе, после которого я бы сделал первый вдох и зарыдал как новорожденное дитя.

— А теперь, Червяк, пора домой. Держите девчонку! — кричал Дрюня. — Полегче с ней! Чтобы ни одной царапинки не ней не появилось! Так, открой ротик, крошка… как не хочешь? А у тебя есть силы сопротивляться? Ну вот видишь. И губки у тебя сухие, а вот кожа вся взмокла. Не сопротивляйся, сделаешь только хуже… Ну же, давай… Твоё мычание сделает хуже только тебе! Не хочешь по-хорошему? Ну смотри, упёртая стерва! Откройте ей рот! А теперь глотай! ГЛОТАЙ!

Своим тельцем я почувствовал, как меня скрутили в комочек, свернули в подобие хлебного мякиша и грубо запихнули в рот. Пальцами протолкнули в самую глотку, отчего тело Инги содрогнулось от кашля, но она настолько была слаба, что я без проблем скользнул в желудок, а оттуда — в кишки.

Я дома.

Больше не надо думать о противном. Больше не надо погружаться в детские воспоминания, среди которых отыскать что-то хорошее будет сродни поискам золота на гнилых болотах. Всё хорошо. Я дома. Теперь можно думать только о хорошем.

Инга очень слаба. Её организм настолько ослаб, что я даже не чувствую уже привычного сопротивления моему вторжению. Меня никто не пытается сожрать или сжечь, как вредоносный вирус. Организм давно переключил все резервы на сохранение мозга. И на какую-то бяку в виде ленточного червя ему глубоко наплевать.

Я извиваюсь. Трусь. Купаюсь в густых, по-прежнему горячих каловых массах внутри длинных кишок.

Я содрогаюсь.

Поток приятных мыслей тёплой волной проносится по поверхности моего тела. Гладит. Иногда подёргивает. Меня скрючивает от экстаза.

Я… я… О да… Да… да-да-да, бля!

Густая молофья брызжет во все стороны, покрывая моё тело осклизлой плёнкой.

Разум Инги не сопротивляется. У него давно нет сил. Я без какого-либо труда вплетаюсь в её мысли, протискиваюсь в каждый труднодоступный уголок, где может прятаться от меня хоть какая-то шальная мыслишка. Я полностью обволакиваю её сознание. Накрываю непроницаемым куполом и поглощаю.

Сквозь закрытые веки я вижу вспышку зелёного света.

На кончиках пальцев лёгкое покалывание. Ноги ватные. Дыхание вот-вот оборвётся. Обессиленный разум блокирует окружающие звуки, заботливо заткнув мне уши, но стоило ощутить спиной холодный пол, как в ту же секунду со всех сторон в голову хлынули голоса.

— Ну как, Червяк, понравилось путешествие?

— Нет… — прохрипел я.

— Подожди немного. Сейчас начнётся магия!

Я не сразу понял, о какой магии он трындит, но тело Инги вдруг охватило огнём. Начался нестерпимый жар. Пальцы, руки, ноги, живот, шея… каждая мышца. Я чувствовал всё. А потом я почувствовал кровь. Она щекотала вены, наполняла органы, неслась с бешенной скоростью через всё тело к моей смертельной ране. Каждая клетка… я чувствовал каждую клетку своей крови. На моей груди к дыре от меча хлынуло слишком много крови. Там чувствовался избыток… а затем переизбыток.

Это так легко — управлять кровью. Я словно сидел в песочнице. Набрал в ладони горсть песка и медленно просеивал сквозь пальцы. Я сжал кулаки. И вышвырнул песок. Кровь отпрянула от раны, ровно потекла по венам. Я сделал глубокий вдох.

Выдох.

Вдох… кровь ударила в голову. Кислород пропитал мозг. Разум прояснился.

— Червяк, молодец! — ликовал Дрюня. — Давай-давай! Разгоняйся!

Пронзённое сталью лёгкое затаилось в грудной клетке, словно раненая птица. В сосудах гной. Ткани гниют на глазах. Я пробую его почувствовать, целиком. Пускаю к нему кровь. Лёгкое сопротивляется, кусает меня, охватывая грудь жгучей болью.

Больше крови.

Я усиливаю поток. Кровавая река несётся по проторенной дорожке, сметая всё на своём пути. Никакой тромб её не остановит. Никакой гной или разлагающаяся ткань не в силах противиться потоку жизни.

Лёгкое толкнулось. Сжалось, вспыхнув в груди жаром, а потом, рывком, надулось. И никакая пересадка не нужна. И не нужно ждать, пока заживут все порезы и проколы. Организм самостоятельно себя излечил — ничего удивительного, кроме сроков.

Я вдохнул полной грудью. Жжение ушло.

— Хорошо-хорошо! — вопит Дрюня. — Теперь займись своими ранами!

Тот лейкопластырь, то вещество, которым он залепил мою рану на груди, — он сдирает его. Отодрал так грубо, что я чувствую боль. И эта боль указала мне путь. Горячая кровь устремилась к рваной плоти. Казалось, что надо мной навис некто с огромной иглой и зашивает мои дыры. Кончик иглы кольнул край раны, потянулся к противоположной стороне. Новый укол — и обрывки кожи вдруг притянулись друг к другу. И так раз десять, пока я не почувствовал приятный холодок от выступивших каплей пота на груди. Кровь растекалась по телу спокойным поток, ей ничто не мешало, на её пути не было никаких преград. Каждая струйка знала тропинку к своему органу. Сердце, желудок, почки, селезёнка, лёгкие, кишки. Весь организм работал как часы. Почти как часы, но с «незначительной» поломкой.

Секундная стрелка отставала.

Я ощущал нехватку крови. Слишком много было потеряно. И как восполнить этот пробел — я понятия не имел.

Зелёные вспышки света замаячили перед глазами. Я разомкнул веки. Уродливое лицо моего друга вызвало во мне тревоги больше, чем чёрный дым над деревней. Лунные глаза блестели, открытый рот щерился гнилыми зубами.

— Ты готов к самому интересному? — безумие пропитывало каждое слово, произнесённое моим другом.

— Нет… — прохрипел я, но хрип мой был вызван усталостью, смерть больше мне не грозила.

— Я так и знал! Приступим!

Рука Дрюни резко занырнула куда-то вниз. Я хотел опустить глаза, хотел спросить, что он задумал, но было уже поздно. Я успел сделать вдох, как перед глазами нарисовался затянутый гнилистой коркой кулак, сжимающий рукоять ножа. Короткое лезвие блеснуло зелёным светом.

Дрюня издал булькающий смех, а затем сказал:

— Твоя обнажёнка смущает меня, как и моих ребят. Пора примерить парадное платье!

Дрюня резко наклонился ко мне. Его тело содрогнулось от невидимого рывка. И я ощутил, как лезвие полоснуло моё горло.

— Не сопротивляйся! — завопил мой друг. — Дай крови тебя омыть!

Я затрясся, изо всех сил сдерживая кровь в теле.

— Не сопротивляйся! Иначе я живого места на тебе не оставлю!

Дрюня вновь дёрнулся. Вспышка зелёного света. Я нервно моргнул, успев уловить еще один резкий рывок моего друга.

Запястья на обоих руках обожгло. Сдерживать кровь в теле становилось всё труднее и труднее.

Как-то мне довелось видеть истекающих кровью людей после очередной бомбардировки. Когда они умирали, нам говорили, что они «вытекли». Кровь ушла из тела. Сейчас моих ран вполне хватит, чтобы я вытек. Быстро.

Но я всё никак не вытекал.

Я не понимал, чего добивается Дрюня. Кровь по сосудам хлынула к вспоротой плоти, схватилась за края и принялась затягивать их.

— Червяк! Что ты творишь?

Как только где-то рана затягивалась — Дрюня её тут же вспарывал.

— Ты долго так не протянешь. Не сопротивляйся! Я не желаю тебе зла, поверь.

Он снова полоснул шею, запястья, вспорол плоть ниже паха, разорвав бедренную вену. Все эти порезы напоминали маленьких щенят, разбегающихся по комнате. Пока ты хватаешь одного и кладёшь его обратно в манеж, другие убегают через дырку. И так до бесконечности. Чем больше ран — тем меньше я мог уследить за ними.

— Вот! Хорошо!

Кровь потекла наружу. Странное чувство. Она уходила из тела, но связь со мной не теряла. Я продолжал чувствовать её. Чувствовать, как она растекается по коже, впитывается в поры. Застывает.

— Умница! А теперь расслабься.

Я расслабился. Закрыл глаза, прекрасно понимая, как быстро теряю кровь. Но жизнь по-прежнему в моих руках, её я не потеряю.

— Молодец. Пришло время принять ванну.

Дрюня взял меня на руки. Мы возвысились над огромной лужей крови, в которой я увидел безжизненное тело той женщины. Она валялась на спине с распоротым брюхом, из которого все кишки были выпотрошены наружу.

Я поплыл по воздуху. Где-то внизу зачавкала кровь. Я не умирал. Но и не становился сильнее. Я всё также был слаб и безобиден. Как автомат без патронов.

Когда Дрюня остановился, я смог оглядеться. Мы стояли возле горы трупов. Кровь больше не взбиралась по мужским телам до верхушки пирамиды. Всё словно замерло. Дрюня ногой откидывает в сторону болтающуюся пару рук. Вжимает выпирающую наружу голову в глубь кучи. Вминает раздувшийся живот мёртвого салаги. Он водит ногой как по траве, расчищая себе место. И в образовавшееся местечко, издалека напоминающее кожаное кресло, кладёт меня.

— Почувствуй всю кровь. Свою и чужую. Её здесь море!

Моя липкая кровь тонкими струйками оплетает мою ногу, затекает на ступни и стекает по пальцам на пол.

И вдруг БАХ!

Я словно очнулся после адской пьянки. Жуткое похмелье. Сушняк. Но я словно открываю для себя новый мир. Границы расширяются. Как будто вместо тысячи слов я теперь знаю миллион. Словно я могу разговаривать на всех языках мира. Холодный пол — я ощущал его через кровь.

Кровь оживает. Клетки просыпаются, приходят в движение. Кровь должна двигаться. Должна циркулировать.

— Червяк, у тебя получается! Продолжай!

Я опускаю глаза и вижу, как кровь обступила мои ступни, как подступила к плоти трупов. Как начала вскарабкиваться по безжизненным конечностям, наваленных друг на друга бесформенной кучей. И потекла вверх. К моей голове. Затем куда-то выше. Я почувствовал каждый труп. Словно очутился в каждом мёртвом теле. Прополз по каждому сосуду, заглянул в пустые мозги, где давно потухло сознание. Я наполнял тела горячей кровью, но вдохнуть в них жизнь мне было неподвластно.

Чем быстрее текла кровь, тем больше силы заливалось в мои обмякшие конечности.

Жар стал невыносимым. Я зажмурился, губы растянулись почти до ушей, захрустели стиснутые зубы. Кровь из вспоротой шеи хлестала мне на грудь, рисуя что-то похожее на фартук. Я специально не залечивал раны, давал крови омыть всё тело. Заполнить каждую пору. Закрыть каждый клочок кожи.

Гадкое ощущение поползло по всему телу, словно застывал жир, становясь липким. Я открыл глаза. Ноги от самых ступней до пояса покрывала грубая коричневая корка. Я хотел коснуться её, потянул палец… он тоже был затянут коркой. Я пошевелил им. Каждое движение давалось с трудом. Там, где кости соединялись суставом, корка крови на коже лопалась, возвращая первоначальные движения конечности.

Всё это время я ощущал стоящую поодаль от меня фигуру. Дрюня с трепетом наблюдал за моими изменениями. Когда я мог кинуть на него короткий взгляд, он отвечал мне полной уверенностью в происходящем. Он не сомневался в нашем успехе ни на секунду. Зелёный огонь плясал в его белых глазах, заполнял трещины на лице, стекал по скулам заросшим грубой коркой и освещал могучие плечи, затянутые в не менее грубую корку его гнойного доспеха.

Я с трудом сжал кулаки, согнул ноги в коленях. Нагибаясь вперёд, ощутил, как по спине в области позвонков поползли горизонтальные трещины, опутавшие паутиной мои рёбра и живот. Хватило короткой разминки — и я мог двигаться свободно.

Опёршись о трупы, я встал со своего кожаного трона. Лужа крови уменьшилась — большая её часть во мне.

— Я тебя поздравляю! — воскликнул Дрюня. — Ты заново родился! Давай, моё дитя, сделай первый шаг…

Дрюня протянул свои руки на встречу мне, словно любящая мать.

Я не желал участвовать в этом цирке, но пришлось. Сделать первый шаг оказалось куда сложнее, чем я подумал. Моё тело стало гораздо увесистее. На ступнях кровавые наросты оказались кривыми и бугристыми. Я только поднял ногу, как тут же поскользнулся. И рухнул на пол.

Дрюня даже не шелохнулся. Так и остался стоять неподалёку, и еще принялся смеяться, увидав как я обрушиваюсь на пол. Вот упырь! Ладно-ладно, дай я только привыкну… к своему новому образу… и…

— Вставай! — голос Дрюни величественно раскатился по огромной пещере.

Мои конечности, закованные в кровавый доспех, двигались неуверенно. Я пробую упереться ладонями в пол, но места сгибов до конца не разработались. Пробую подтянуть под себя руку, но она скользит в луже крови. Скользят колени. Я как корова на льду. Это просто стыд!

— Давай, Червяк! — вопит Дрюня. — Ты смешон! Ты даже шага не смог сделать! Вставай!

Мой друг не хотел меня оскорбить или выставить каким-то неудачником. Он так подбадривал меня. Мотивация решает все проблемы.

У меня получилось встать на четвереньки. Я оттолкнулся двумя руками от пола, спина хрустнула ломающейся коркой крови.

— Молодец! — подбадривает друг.

Ставлю правую ногу, опираюсь о неё руками. Новая попытка встать — и, вроде, стою. Я сейчас как на коньках на льду. Выставив перед собой руки, поплёлся к Дрюне.

— Твои ступни быстро сотрутся и станут ровными. Всё что тебе нужно — вкладывать больше усилий в каждый шаг. Не бойся, обрушивай с силой ноги на пол. Стирай их. Скользи, наконец! Не бойся падать!

Когда я снова завалился на пол, Дрюня подхватил меня. Может он и улыбался, но его окаменелое лицо ничего не выдавало. Мёртвый лик без эмоционально смотрел в мою сторону, шевеля лишь белыми глазами. Он приблизился ко мне так близко, что на зеркально белой поверхности я сумел разглядеть свои глаза — кроваво красные, в которых больше не было белка. Там была кровь. Такие же как у той женщины, что лежала в паре метров от нас с выпотрошенным брюхом. Неподалёку я увидел её маску, и у меня в голове вспыхнул вопрос:

— Где МОЯ маска?