Уродливый меч с розоватым соском по центру лезвия у самого эфеса из высушенной человеческой ладони. Он снова у моего носа.
Остро заточенный кусок высохшей кожи с гнойными наростами проплыл мимо моих глаз. Я узнал его сразу. Отличное оружие. Мне стыдно за то, что я потерял столь искусно выполненный меч. Да, успели делов мы наворотить с этой игрушкой, но обстоятельства внесли свои поправки.
Глаза Дрюни с отвращением скользили вниз по лезвию и замерил, уставившись на скукоженный сосок.
— И после всего этого их языки поворачиваются называть себя людьми? — голос Дрюни бурлил ненавистью. — Они утопали в дерьме, а я помог им отмыться! Выдернул из вязкого болота деградации. И что я получил в итоге?
— Рыжая верит в тебя.
Дрюня оторвал глаза от уродливого меча и посмотрел на меня.
— Верно. Но что ты хочешь этим сказать?
— В тебя верит Эдгарс. Люди в тебя верят. Борьба за власть не должна убивать в тебе веру в народ. Но не все люди мечтали выбраться из болота. Кому-то и в дерьме комфортно.
— Ну тогда нужно их обратно втоптать в их любимое дерьмо! Мне понравилось править. И я хороший правитель! Я не только умею брать. Я многое дал народу, и готов дать еще! Но мы всю жизнь учимся и совершаем ошибки. К сожалению, эта деревня — моя ошибка. Здесь я себя показал не в лучшем качестве. Жажда мести затуманила мой рассудок, я думал лишь о войне и мщении. Как и ты, Червяк! Как и ты! Ты понимаешь, к чему это приводит? Нет⁈ К забвению! Тебя забудут! Смешают с дерьмом. Именем твоим будут называть не статуи или новые улицы, а вонючих псин, или гнойные шишки на члене. Кучу стриженных ногтей, застрявших в фильтре водоочистительной станции, обзовут твоим именем. Вот и вся история.
— Так может пора прекратить думать о войне? Прекратить наращивать численность своего войска за счёт ни в чем неповинных людей?
— А как иначе? Как иначе я могу гарантировать свою безопасность?
— Мы должны обойтись без лишних жертв. Кражи, мародёрства, убийства — это не должно нас касаться. У меня есть идея, как вернуть тебе власть без кровопролития.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Но одно условие — Борис мой.
— По рукам. Если, конечно, мы поделим Бориса. И поверь, план моего мщения будет куда извращённее твоего.
Предложение Дрюни меня заинтриговало, хоть я и был недоволен этой делёжкой. Я прикидывал, что в одиночку добраться до заветной цели будет не такой уж и простой задачей, но всё же, если хорошенько поднапрячься, то можно любую бабу затащить себе в койку. Было бы желание. Так вот сейчас я желанием обладаю. И план у меня прям заебись нарисовался!
— Каков план? — спросил я.
— Я заберу себе тело Бориса. Поселюсь у него в кишках, пущу свои гнойные корни в его разум, и каждая секунда его существования будет мучительной пыткой. Я запру его в тёмной комнате, усажу в угол и все его страхи вдруг полезут на него из каждой тени, из каждого угла, из каждой трещинке на стене. Я буду давать ему передышку, чтобы он смог осознать происходящее, и как только он чуть успокоиться — кошмар повториться. Как тебе такой расклад?
— Меня устраивает.
— Я рад. Тело Бориса меня полностью устраивает. Мужчина в полном рассвете сил. Подтянутый, плечи шире зада, пресс и седая грива, словно истлевший пепел на сигарете. И моё возвращение к власти пройдёт незаметно для народа. И Рыжая будет довольна. А то знаешь, со всеми этими гнилыми отложениями она на меня поглядывает без особого вожделения.
— Ты расскажешь ей правду?
— Всему своё время. А сейчас надо готовить войско.
Дрюня уже собирался скрыться в глубине пещеры, но я остановил его.
— Нет.
— Что?
— Мы пойдём втроём.
— Куда? За грибами⁈ Ты что несёшь?
— Зачем нам бессмысленные убийства…
— Они не будут бессмысленными! Каждый поверженный враг — наше продвижение к победе!
— Ты готов объявить своим врагом твой будущий народ? Если мы нападём на них — некем будет править, а те, кто останутся в живых, возненавидят тебя.
— Если ты хотел докопаться до моего рассудка — у тебя получилось, но так глубоко не стоило рыть, я не настолько глуп. Предлагай, а я внимательно тебя послушаю.
— По чистой случайности я обнаружил короткий путь. В дорогу мы отправимся втроём: я, ты и Осси. Путь приведёт нас в знакомую мне деревушку, откуда мы уже тронемся в Оркестр. К главным воротам мы придём ночью. Главное, чтобы Борис не отправился в крестовый поход раньше нас.
— А потом что? Мы вломимся в деревню втроём и начнём всех рубить, кто посмеет кинуться на нас?
— Конечно нет. Осси проведёт нас к Борису.
— Вот так вот возьмёт и проведёт?
— Да. Она пленит меня, а ты… ну, ты просто сопровождающий. Охрана на воротах даже не будет разбираться, кто перед ними стоит. Увидят Осси и меня — и пропустят.
— Как «троянский конь»?
— Как «троянский конь». Но твоё лицо… С ним надо что-то сделать.
— Чем тебя не устраивают черты моего лица? — Дрюня без эмоционально рассмеялся.
— То, что это не твои черты лица. Я видел твоё лицо! Настоящее. Я держал в руках твою голову и видел перед собой лицо своего друга. Как ты это сделал?
— Легко!
Дрюня схватился пальцами за гнойную корку на своём лице. Раздался звук лопающейся плоти и ломающихся костей. Мычание быстро заполнило пещеру. В зелёном свете разрывающегося под потолком газа я увидел быстро отслаивающийся застывший кусок гноя от Дрониной головы. Его лицо не покрывала цельная маска, защита состояла из нескольких частей. По левой стороне лица пробежала крупная трещина, глазница стала ещё глубже. Руки Дрюни задрожали от усилий. Он глубоко вдохнул и напрягся всем телом, замычав еще громче.
К нашим ногам рухнул большой кусок гноя, скрывающий добрую половину лица Дрюни. Затем еще один кусок. Следом прилетел третий, на котором застыла форма подбородка и нижней губы.
Перед моими глазами стоял мужчина лет тридцати. Опалые щёки, сломанный нос и узкие губы. Его кожа быстро покрывалась блестящим гноем, но я был уверен на сто процентов, что это не лицо моего друга.
— Постой, — сказал Дрюня, — сейчас будет магия! Давно я этого не делал…
Дрюня закрыл глаза. Кожа лица содрогнулась, словно по нервам пробежал ток. Губы сжались и тут же раскрылись. Надулись ноздри. На моих глаза медленно начал рисоваться знакомый лик моего давнего приятеля. Лоб опустил брови на глаза. Припухли щёки, нос выпрямился, губы надулись и стали похожи на переспелую сливу, именно ту, которой Дрюня так любил целовать шлюх в их вареники.
— Ну как тебе! — выдал сквозь хрип Дрюня.
— Похож, бля!
— Смотри как еще можно…
Мимо нас двое «труперсов» проносят очередной труп. С виду — очередной салага, но нет. Взглянув на тело, я признал в нём другого человека. Того самого — лысого с кольцом в ухо. Его звали Рудх. Редкостный идиот, и его смерть меня никак не расстроила. В его груди было по меньшей мере девять дыр от меча. Руки и ноги переломлены, словно по ним трактор проехал, а все пальцы отрублены. Бедняге досталось по полной программе. Можно только надеяться, что все те мучения и издевательства производили над мёртвым телом.
Дрюня остановил рукой похоронный конвой. Присел на колено возле висящего в воздухе тела.
— Знаешь его? — спрашивает Дрюня.
— Довелось общаться.
— Рудх. Предатель. Был одним из тех, кто казнил меня. Как же я радовался, когда нашёл его среди трупов. Живым. Поверь мне на слово, Червяк, холодные стены этой пещеры еще никогда в жизни не слышали столь мучительных и громких криков.
Дрюня достал кинжал, лежавший в кармане его кителя. Взмахом ладони Дрюня попросил своих воинов положить тело на пол, прямо у своих ног. Остывший труп рухнул к ногам, с глухим стуком ударившись затылком о каменный пол. Дрюнины уродливые пальцы схватились за блестящую лысину, сверкающую зеленью в разрыве очередного облака газа. На синеватом лице — маска ужас. Мышцы свернулись узлами от боли. И только один глаз уцелел. Какое еще Дрюня придумал наказание для этого многострадального трупа?
Лезвие кинжала вонзилось в висок Рудха, и резко ушло вниз, до самого кадыка. Кожа не сопротивлялась, разъезжалась в стороны, оголяя жировые прослойки, переплетённые тросики мышц и куски мяса. Дрюня умеючи обращался с инструментом. Движения были точны и выверены, словно он делал это в сотый раз. Профессиональный мясник. Портной, что на глаз отрежет от общего рулона именно столько кожи, сколько понадобиться для шитья вашей куртки.
Лезвие нежно погружалось под кожу, где-то приходилось с силой его пропихивать, но не прошло и пяти минут, как Дрюнина ладонь спряталась под ровно срезанным лицом Рудха без ушей и этого долбанного кольца.
Дрюня торопливо убрал нож в карман, перехватил срезанное лицо обеими руками и примерил к своему лицу.
— Ну как? — спросил он, придерживая лицо руками.
Ужасно. Лицо сидело криво. Правая сторона словно стекла, уголки губ опустились до подбородка, глаз Дрюни наполовину скрылся за опущенным веком. Лоб так вообще отклеился, повиснув козырьком над переносицей. Из ноздрей потек густой гной так же, как и из губ, и так же, как и по краям посечённой плоти.
— Ты же можешь изменить своё лицо, — вдруг осенило меня, — можешь, скопировав черты лысого? Плевать на Лысого, ты можешь скопировать черты любого человека!
— Червяк, ты считаешь меня полным идиотом? — Дрюня отвёл отрезанный кусок плоти от своего лица. — Если бы всё так было просто… Если бы… Как же я ненавижу всё это!
Он вдруг закрыл рот. Закрыл глаза. И стоял передо мной, не произнося ни слова. И вот в этом гробовом молчании я не сразу, но заметил, как блеск выделений на его лице потускнел. Затем гной и вовсе окаменел, спрятав черты лица моего друга под тонким слоем грубой корки. Дрюня с трудом моргнул, помогая пальцами сломать на веках тонкую корку. Челюсть медленно поползла вниз. Там, где рот — сплошной слой гноя. Там, где губы — вдруг появились трещины. Дрюня большим пальцем тыкает в эти трещины, шевелит губами, а потом трижды дёргает челюстью вверх-вниз.
— Я могу принять черты лица любого человека, — сказал Дрюня, — но ненадолго. А вот с этим…
Продолжая держать в руке срезанное лицо Рудха, Дрюня подходит ко мне.
— А вот с этим я бы мог пойти на маскарад, но ударит двенадцать часов, и моя тыковка превратиться в прокисший кусок кожи, в котором мухи отложат сотни яиц. Боюсь, что пока мы доберёмся до Оркестра, это милое личико будет управляться не моей мимикой, а пожирающими изнутри личинками опарышей.
Я смотрел на лежащее на ладони Дрюни лицо Рудха. Вот хуй знает, что меня дёрнуло. Я не удержался. Взялся за край и сдавил пальцами кожу. Эффект оказался максимально стрёмным. Губы чуть надулись, а на щеках проступил румянец.
— Червяк! — закричал Дрюня. — Ты — гений! Ты же можешь… ну…
— Да, Дрюня, я могу управлять жизнью в этом срезанном куске плоти.
В один миг я почувствовал все сосуды, пронзающие это лицо подобно проводам электросетей в жилом дом. Я оживил их, пустив по ним кровь. Даже если мухи успели отложить яйца — они все погибнут от рук крошечных лейкоцитов, которые обожрутся этими личинками и лопнут. Самоубийство ради жизни. Обжорство превратит тучные тела лейкоцитов в гной, который полезет из кожи наружу.
Я забираю из рук Дрюни лицо Лысого. Нам оно обязательно понадобиться, его нужно сохранить. И оно будет вот тут хорошо смотреться. Кусок кожи я накинул на своё левое плечо. Моя броня чуть смягчилась, утопив в себе инородный предмет. Вот так. Отлично. Ему здесь самое место. И румянец остался и губки надулись.
— Червяк, — говори Дрюня, пристально разглядывая меня с ног до головы, — ты выглядишь отвратительно. Хуже меня! Ты это понимаешь?
— Понимаю.
— Тогда я считаю, что у нас есть все шансы реализовать твой план! Самоубийство, но я устал от скучной жизни. Пускай эти людишки приставят к моему глазу острый клинок, пускай они отрубят мне голову — я готов к новым эмоциям! Я хочу быстрее добраться до Бориса.
— Все хотят, — сказал я, рассматривая на диковинное «украшение» на моём плече.
— Я внимательно слушаю детали твоего плана.
— Мы поплывём.
— Что⁈ Куда?
— Здесь недалеко есть река. Я особо не горел желанием в ней искупаться, но меня грубо заставили.
— Кто? Тебя пытались изнасиловать?
— Нет, бля! Меня пытались убить! Всадили стрелу в плечо, а когда я пошёл на дно, еще пустили пару штук следом.
— Промазали?
— Как видишь.
— И ты хочешь, чтобы мы втроём искупались голышом?
— Лодка. У тебя есть лодка?
— Конечно! — воскликнул Дрюня. — И катер есть, и яхту пригнал из Испании. Кстати, есть еще подводная лодка. Может на ней сразу и поплывём? А там уже можно и ракеты по Борису пустить. Всплывём и весь мир в труху! Нахуй!
— За пять лет мог бы и лодкой обзавестись.
— Ну прости, я хотел построить деревянный самолёт и улететь в жаркие страны, как-то про лодку не подумал. Ладно. Нет никакой лодки у меня.
— Хуёво…
— Конечно, хуёво. Отдадим наши тела течению?
— Да, только поплывём на плоту.
— Плот… А что, идея хорошая!
Дальше началась самая настоящая суета, в которой я хотел остаться безучастным. Мне хотелось постоять в сторонке, раскурить хорошую сигаретку, хлебнуть чего покрепче. Но теперь я даже не знаю, сможет ли мой организм хоть что-то из ранее перечисленного вобрать в себя. Не вывернет меня на изнанку? Не потечёт кровь из зада? Потеря всех этих радостей жизни — слишком дорогая цена за мои новый способности! И на такое дерьмо я не подписывался…
Но, к сожалению, в нашей жизни мы имеем то, что имеем. Ни больше, ни меньше. Посидеть на бревне в холодной тени огромной горы и наблюдать за тем, как затянутые в гнойный доспех воины рубят деревья — вот моя награда. Надеюсь, это моё меньшее. К обеду возле входа в пещеру уже лежало что-то похожее на плот. Кривое, но крепко сбитое судно на вид обещало крепко держаться на воде. Сухие брёвна рубили мечами — в размер особо никто не старался. А как всё это связали между собой — тот еще пиздец. Как оказалось, у Дрюни не то, чтобы не было гвоздей, у него не было даже простой верёвки. Вообще ничего не было, кроме горы трупов. Наш воспалённый разум родил несколько идей.
Трупы распотрошили, вынули кости. Кости обточили и использовали вместо гвоздей. И вот я вижу, как чьё-то белое ребро вбивают эфесом меча в сухое бревно. Ломают этот костяной гвоздь, берут новый. Для надёжности пары бревен обхватили между собой кожаными ремнями. Да, эти лоскуты срезали со спин трупов — от шеи и до пояса. И срезали с ног — от самого зада и до пятки.
Наблюдая, как «труперс» пытался связать между собой два бревна при помощи длинного лоскута с густым волосяным покровом, мне в голову пришла одна идея. Но услышав её, Дрюня обозвал меня психом, и добавил, что использовать трупы вместо брёвен — глупо, их тупо не хватит. Жаль. На том и порешали.
Рыжую мы ввели в курс дела не сразу. Воительница оказалась слишком воинственной женщиной, чья философия требовала мира только по средствам войны. Она ходила по деревне и постоянно возмущалась тем, что гнойные воины занимаются далеко не подготовкой к войне. Дрюне пришлось обрушить на её плечи всю правду, когда плот был почти готов.
Рыжая с отвращением глядела на нашу конструкцию. Брёвна стягивались между собой человеческой кожей, а для полной надёжности по периметру прошлись костяными гвоздями. Не каждый согласиться отправиться в кругосветное плавание на этом выродке природы и человеческого безумия. Но, безысходность вынуждает нас рожать самые лютые решения проблем.
— Но у тебя есть армия! — Рыжая до последнего швыряла аргументы в Дрюню, — куда ты её денешь?
— Ты боишься? — парировал Дрюня.
— Я ничего не боюсь. Но ваш план, в котором я играю главную роль мне не нравится.
— Когда я верну себе власть, для моей армии найдётся хорошая работёнка.
После этих слов Дрюня взглянул на меня. Объяснять он ничего не стал, лишь многообещающе кивнул мне и продолжил разговор с Рыжей.
— Свежее пополнение в моих рядах не обучено. Люди пойдут на убой, я не могу этого допустить.
— Да, лучше мы пойдём на убой! — саркастично вспылила Рыжая.
— У нас нет другого варианта. Червяк…
— Нет! — взорвалась Рыжая и начала переводить внимание на меня. — Её зовут Инга! И она не какой не Червяк! Я вообще не понимаю, как вы могли стать друзьями?
— Долгая история, — спокойно сказал Дрюня, — подробности которой тебе пока не стоит знать.
— А может ты мне расскажешь, во что ты превратил Ингу?
— Я спас ей жизнь. Её внешний вид — плата.
— Да, хорошая плата. А то лицо, — Рыжая начала тыкать пальцем мне в плечо, — это тоже плата?
— Нет, это наш план!
Дальше мы уже вдвоём начали успокаивать взбесившуюся бабу. Длительные уговоры дали свои плоды — Рыжая успокоилась, даже согласилась на план. Конечно, компанию для путешествия она выбрала не самую лучшую: здоровяк в гнойном доспехе и девчонка, облепленная с ног до головы кусками застывшей кровью. Ну а что поделать? Это ж лучше, чем умереть на поле боя! Звучит разумно, но восприятие мира у всех разное. Очень часто, ловя на себе взгляд Рыжей, я задумывался над её воспитанием. Может для неё смерть на поле боя — лучшее, что произойдёт в её жизни?
Наш ли мир ей ближе, или тот, что на небесах…