Червь-4

Глава 24

На стене еще долго дёргалась кривая тень старика, нагло усмехающегося над происходящем. В камине потрескивали брёвна, половые доски устало скрипели под каждым его грохочущим смешком. Был ли это искусный манёвр, или просто мы были слепы и не видели всего того, что творилось вокруг? Какая уже разница!

Когда старик вдруг заткнулся, его левая ладонь уже сжимала колбу из нагрудного ремня.

— Предатели! — проорал старик на всю хату.

Я только успел сделать вдох, как стеклянная колбочка, размером с человеческое сердце ударился о широкую грудь Дрюни и звонко разлетелась на мелкие осколки.

— Остановись! — завопила Рыжая.

Даже я не понял, кому именно она крикнула.

Старик кинулся в сторону Дрюни. Дрюня ошарашенно кинулся в бок, прижимая левую руку к груди, к тому самому месту, где в свете свечей я заметил расплывающееся тёмное пятно влаги. У меня не было сомнений, что в этой драке победит Дрюня. Здоровый амбал против дряхлого старика с трясущимися ногами. Но я забыл главное правило — не стоит ценить по обложке, бля. И уж точно все шансы нужно оценивать наверняка только после того, как все двери в доме распахнуться, и оттуда вывалятся шесть воинов в кожаных доспехах со стальными мечами на перевес.

В одну секунду нас окружили.

Никто не стал разбираться в происходящем. Все увидели старика, отгоняющим от себя взмахами меча огромного «труперса», и кинулись на нас.

Первого удара я избежал, откатившись в сторону. Уже рухнув на жёсткие доски, на мгновение перед моими глаза мелькнула картинка: Рыжая метнулась в сторону бегущего на неё мужика с уже занесённым над головой мечом для удара. Её меч продолжает покоиться в ножнах. Женщина не стала никого бить ни ногами, ни руками, ни головой. В два рывка она хорошо разогналась и резко рухнула на пол, давая инерции протащить её по полу еще пару метров. У неё получилось скользнуть между мужских ног.

Эфес моего меча бьёт мне в затылок.

Отталкиваюсь руками от пола и встаю на ноги. Мужской силуэт с рёвом напирает на меня. Я успеваю выхватить меч и тут же обрушить длинное лезвие на фигуру. Стальной меч блокирует удар. Этот мужик, чьё грубое лицо переливалось глубокими морщинами в свете свечей, ловко уводит мой меч в пол. А затем он сделал знакомое движение — крутанулся против часовой стрелке и нанёс рубящий удар мне в шею. Приём Бориса. А это значит — учитель у нас один. Кто из нас двоих внимательнее учил уроки?

Удар в шею мог бы быть для меня смертельным. Факт. Но я успел вскинуть левую руку. Удар прямо в запястье — и мой доспех отработал на Ура! Только удар вышел слишком сильным; мой собственный кулак влетел мне в скулу, но вражеский меч до цели не добрался.

Мужик снова бьёт. Пот заструился по его лбу. Зубы сжаты, от каждого вдоха и выдоха его губы болтаются словно флаг. Лезвие рубануло воздух возле левого уха. Затем — возле правого. А когда между нами стало меньше метра, я нырнул вперёд. И врезал левым кулаком ему в морду. Мне не хотелось никого убивать. Мне не хотелось заливать пол кровью. Мне не хотелось пачкать свой новый плащ.

Я хотел разойтись мирно.

Но один удар ничего не решает.

Мой кулак разбил мужику нос в кровь. И на что я надеялся? Что он рухнет замертво? Схуяли…

Стальное лезвие рубануло воздух. В правое плечо хорошо так прилетело, меня аж дёрнуло, словно кто-то в толпе толкнул плечом. Новый удар, уже снизу. Кончик лезвия упёрся в доспех на животе и понёсся к груди. Если бы на мне не было моего доспеха — кишки вывалились бы на пол. А так — я отступил, и кинул быстрый взгляд на себя любимого. На груди — ничего, еле заметная борозда от стали. Меня это не удивило, а вот моего соперника сей факт привёл в бешенство.

Меня толкнули в спину. Мощный удар обрушился на правое плечо и чуть не дошёл до шеи, если бы меня не подкосило. Это было глупо. Глупо с моей стороны! Я совсем забыл про других.

Припав на колено, я поднимаю глаза. Первый мужик тычет мечом мне в лицо, второй громко орёт позади меня. Я даже сумел разглядеть Рыжую. Она запрыгнула на стол, оттолкнулась и умудрилась перелететь через стражника, пытавшегося её рубануть мечом. Дрюня сражался против двоих — старика и вояки.

Не выпуская меч, я сумел вскинуть перед лицом руки, изобразив крест. Стальное лезвие угодило точно в центр и ушло по щербатому доспеху в сторону. Удар второго воина прошёл мимо, я вовремя откатился в бок. И без разбора рубанул перед собой. Кровавое лезвие со свистом рассекло воздух и с лёгкостью отсекло ногу ниже колена первому вояке.

Первые оглушительные крики раскатились по хате.

Мужик рухнул и громко завопил. Его меч со звоном упал рядом. Из отрубленной конечности кровь хлынула как из опрокинутой бутылки. Мой плащ и лицо второго вояки окропило горячими каплями. Как громко он вопит! Это просто невыносимо! Хочется облегчить его страдания. Успокоить. Но у меня нет времени. Он сам себе должен помочь. И у него неплохо получается; двумя ладонями он обхватил культю и туго сжал пальцы. Вопль усилился. Но ничего страшного. Это нормально. Останется калекой, но жить будет.

Такие вещи надо произносить вслух! Всегда! Почему-то не до всех доходит вся серьёзность ситуации. Вот же, живой пример того, что с тобой может случится — распластаешься на полу, и будешь вопить от боли. Ты хочешь так же? Уверен? Ну смотри…

Пришедший ему на помощь приятель дёрнулся в мою сторону, но вдруг замер.

СУКА!!! ВОТ УРОД! БЛЯДЬ! КАК ЖЖЁТСЯ!

Пока я тут размышлял и пытался свести потери к нулю, второй вояка зря времени не терял. Судя по всему, он прикинул свои шансы, и решил чуть-чуть их подкрутить в свою сторону. Это было очень метко! Я даже ничего не увидел. Бросок был слишком быстрым и точным.

Ёбаный пузырёк разбился о мой лоб и залил жидкостью всё лицо. В глаза словно брызнули едкой струёй из перцового баллончика. Очень больно! Я зажмурился и сжал губы. Вкус кислятины уже ощущался на языке.

Понимая, что последует дальше — а это точно удар мне в голову, я слепо рубанул перед собой воздух.

Ничего. Лезвие не встретило никакого сопротивления. Вскакиваю на ноги и снова бью, просто веду мечом справа-налево, словно кошу траву.

Слева скрипнули доски, раздался чавкающий звук (кто-то наступил в лужу крови), за которым последовал резкий выдох. Рассекающего воздух звука я не услышал, всё утонуло в жутком крике, раздавшемся где-то в стороне. Я только почувствовал обрушившийся на мою руку вес. Затем еще раз. И еще. Я вовремя её подставил. Закрыл лицо. И ощущал удары по запястью, по ладони, по предплечью, словно кто-то озлобленный колотил меня палкой.

Бил и бил.

Бил и яростно колотил, а вокруг нас все звуки оттенялись жуткими криками и воплями боли. Я открыл глаза. Я словно смотрю на всё сквозь тонкий целлофан. Всё мутное. Всё в оранжевой пыли от свечного освещения.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Этот воин, что колотил меня мечом по руке всё никак не мог угомониться. Он вопит на меня словно псих. Его горячую слюну я ощущал на своих щеках, она даже могла заменить мне пот на лбу. Он явно обезумел от моего стойкого желания не умирать. А потом я увил, как что-то сверкнувшее металлом устремилось мне в лицо.

Этот озлобленный ублюдок решил ткнуть мечом прямо мне в лицо.

Я махнул ладонь возле лица, словно отгоняю надоедливую муху. И мне повезло. Я попал прямо по лезвию, откинув острый клинок в сторонку. Подальше от моего лица. А потом резко вскочил и со всей силой ударил этой же ладонью в пространство возле меня.

Я усердно моргал, но зрение полностью возвращаться отказывалось. Я смотре перед собой. Я видел свет, видел расплывчатые силуэты. Я даже видел, как что-то большое рухнула на пол у моих ног. Это тот взбесившийся урод. Я влепил ему хорошую пощёчину. Настолько хорошую и сильную, что бедолага издал хруст, ухнул и рухнул. Боюсь, после такого удара и на бетонной стене появились бы трещины.

Мужик выжил. Я это понял, когда попробовал шагнуть вперёд, но мой кровавый ботинок наступил на что-то мягкое. Хруст не раздался, но мычание было болезненным. Я перешагнул тело. Выставил левую руку перед собой и шёл на расплывчатые фигуры. Они словно плясали безумный танец; прыгали, падали и вставали, и во всей этой куче моле хрен разберёшь — кто есть кто.

Под ноги снова попалось что-то мягкое. Раздался хруст — и всё. Ни криков, ни хрипа. Этот товарищ был мёртв. И даже мёртвым он умудрился мне навредить. Я зацепился за кожаную куртку мысом ботинка, когда перешагивал через тело, и завалился на бок. Вовремя подставил левую руку. Свалился, но не распластался. А когда стал подниматься, увидел приближающуюся к себе фигуру.

Свой? Или чужой?

— На, тварь! — завопила серая фигура.

Ясно! Чужой!

Я вскочил на ноги. Но пока вставал, в грудь мне что-то прилетело. И снова звон бьющегося стекла. Я провёл ладонью по тому месту, куда был прилёт — ничего не чувствую; корка запёкшейся крови не передавала ощущений, схожих с прикосновением кончиков пальцев к голой коже. Но если это то, что я думаю — ёбаная жидкость для смягчения доспеха — я смогу ощутить её иным путём. Я быстро надавил пальцем на грудь — всё твёрдое. Даже ели это та самая жидкость — на меня она не действует! Мой доспех по-прежнему твёрже стали.

Как только я встал на обе ноги и выпрямился, в грудь прилетает мощнейший удар, отправивший меня обратно на пол.

Если я продолжу изучать свои новые особенности в таких далеко не спокойных условиях, шансы на моё выживание равны жирному нулю.

Я перехватываю меч двумя руками и выставляю его перед собой, нацелившись кончиком на приближающуюся фигуру. Дурачок и не пытался сбавить тем — нёсся как угорелый. Стоило ему почувствовать мою слабость, как он в один миг опустился до уровня бабуина, слепо бросающегося на раненую жертву.

Эфес меча с ощутимой силой упёрся мне в живот. Отдалённый звук лопающейся кожи быстро сменился мучительным кряхтением, а потом и вовсе тишиной. От живота до самой шее меня залило чужой кровью. Горячей. Густые капли попали на губы и окропили щёки. После чего безжизненное тело рухнуло на меня и продолжило заливать кровью из вспоротого брюха и разинутого рта. Нападавший был мертвее мёртвого. И его кровь произвела поистине ошеломительный эффект. Я словно по утру умылся тёплой водой. Перестало жечь глаза и вернулось зрение. А вкус… ммм… Поселившуюся во рту кислятину полностью вымыло, оставив после себя сладковатый привкус.

Скинув с себя труп, я посмотрел на свои руки. Они были все в крови. В каждой трещинке, в каждой складочке, даже на кончиках пальцев. И на всей этой кровавой черноте, размазанной по моим ладоням, я вижу дёргающийся огонёк свечи, горящий над моей головой. Я словно перед зеркалом. Могу увидеть себя, могу рассмотреть. Кровь на лбу. Кровь на щеках. Она никуда не уходила, она никуда не убегает. Она даже не думала капать на пол. Она капнет только после того, как я ей прикажу, а пока она в моих руках — она моя. Моя… вся…

Я подношу руки к лицу…

Там, вдалеке огромного зала кричит Рыжая. Рядом, в паре метров, булькает Дрюня. Отчётливо слышны мужские крики и стоны. Драка быстро выматывает, тела покрываются потом. Налипает усталость и грязь. Мне нужно умыться.

И я умываюсь.

Я веду шершавыми ладонями по лицу и чувствую, как на коже остаются порезы. Они быстро заживают. Затягиваются с легким покалыванием. Как приятно…

Я снова тру. И снова терзаю кожу лица, оставляя десятки тонких порезов, словно кто-то больной исполосовал меня бритвой. Всё заживает. И оно будет так заживать бесконечно…

Мне хочется снова разодрать своё лицо на тонкие лоскуты, а потом медленно наслаждаться, когда болезненное пощипывание нахлынет волнами на мою кожу.

Опять. Опять я поднимаю руки и сквозь пальцы вижу, как Рыжая ловко уворачивается от вражеского меча. Она отразила выпад, затем крутанулась и оказалась за спиной врага. Затем она выбросила вперёд руку. Так стремительно и быстро, что не заметь я кончик лезвия, вышедший из груди противника, никогда бы и не догадался, что Осси хладнокровно убила человека. Мужчина рухнул на колени и стоял так до тех пор, пока Рыжая не выдернула меч из его спины.

Я хочу крикнуть ей, что там, совсем рядом еще один. Но Рыжей не нужна помощь. Взрослая девочка сама во всём разберётся, сама всё увидит, сама все решит.

Что случилось дальше — я не увидел! Я снова ослеп! В скулу влетело что-то твёрдое, словно камень, но не прочнее стеклянной бутылки. Моё лицо залило жидкость и ослепило. Глаза защипало. Но всё прошло так же быстро, как и началось. И как только зрение вернулось, я повернул голову в бок. Там, на полу, на залитых кровью досках лежал мужчина, которому я отрубил ногу. Он нашёл в себе силы успокоиться, вытащить из грудного ремня колбу и швырнуть мне в лицо. Когда я его увидел, в руке он сжимал еще одну колбу, последнюю…

Как я это понял?

Что-то тёплое коснулось моей ступни. Я опускаю глаза и вижу тонкую струйку крови, тянущейся от этого самого парня к моей ноге. Его культя продолжает кровоточить, высасывая жизнь из побледневшего тела. Усталость, страх, адреналин и панику с лёгкостью читаются в его биохимии крови. Он думает о последнем броске. Он верит в него. Он верит, что если снова попадёт мне в лицо — я умру.

Какая глупость. Чушь! Его мозг вот-вот лопнет от гормональной надежды.

И что наш мозг рисует нам перед смерть? Одну чушь! На смертном одре мы и герои, и победители. И вообще, мы — это самое лучшее, что могло родиться на этой планете.

Парень вдруг вскинул руку, нацелившись колбой мне в лицо. Бледное лицо исказилось от усилий, и он замер. Из его культи больше не текла кровь, рука застыла в воздухе. Может он и хочет моргнуть, но я этого не хочу.

Через эту крохотную струйку крови, что подтекла к моим ногам, я сумел проникнуть в парня. Я полностью им овладел. Поселился в голове, убрав все видимые и невидимые преграды в виде предрассудков, страхов и желаний.

Стеклянная колба выпала из его руки и разбилась об пол. Он послушно перевернулся на живот. Пока я встал на ноги и пошёл в его сторону, он начал уползать. Не от испуга. Он полз туда, куда я ему велел. Молча, вгрызаясь ногтями в доски, отталкиваясь ногой и теребя в воздухе культей. Струйка крови неразрывно связывала нас как нить. Как пуповина между матерью и ребёнком.

Мне хочеться кое-что проверить.

Рыжей достался искусный противник. И, судя по всему, они знакомы; я слышу, как он называет её по имение, а потом обрушивается на неё с новой силой. Они равны. Они оба искусно машут мечами, двигаются, повторяя движения друг друга. Равная битва, если не одно но.

Это «НО» схватило за мужика за ногу. Вцепилась в его кожаные штаны обеими руками и поползло вверх. Моё дитя взбиралось по мужчине до тех пор, пока они оба не завалились на пол.

Рыжая стояла в полном недоумении. У её ног сплелись между собой двое мужчин. Один громко вопил от страха и просил приятеля отстать от него. А этот приятель тем временем молча полз по нему, крепко хватаясь пальцами за доспех.

И вдруг всё обломалось в одну секунду.

У моих ног рухнул труп со вспоротым животом и глоткой. Дрюня хорошо постарался. Но место было выбрано неудачно. Точно не знаю, что произошло, но мою связь с моим детищем нарушили вывалившиеся кишки на нашу пуповину. Я ощутил другую кровь — мёртвую, быстро остывающую.

Крики и вопли зазвучали совсем по-другому.

Рыжая вдруг вскинула меч над головой. Она даже растерянно отступила от двух мужчин, корчившихся возле её ног. Моё дитя было отброшено двумя ногами. Грубо, прямо в грудь. И ему уже ничем не помочь. Безжизненное тело укатилось под стол у стены. Соперник Рыжей успел очухаться. Он даже собрался с силами и попытался вскочить на ноги, но ему в плечо врезалось уродливое лезвие и, вспоров кожаный доспех, опустилось до пояса.

Рыжая выдернула меч, заляпав тонкими кровавыми полосками пол и потолок, а труп мужчины в полном молчании медленно утопал в луже собственной крови.

Рыжая взглянула на меня. Я на неё.

Поняла она что случилось? Догадалась? Честно говоря, я еще и сам до конца не осознал, что произошло.

Она кивнула мне, и мы быстро вернулись в реальность.

Стены, пол и потолок усеяны кровавыми полосками и кляксами, большая часть которых затушила свечи.

Пять истерзанных трупов валялись под нашими ногами. Мучения их прекратились, рты умолкли. Прочь ушла боль. Я эту чувствовал каждый раз, когда наступал в лужу крови. Мы с Рыжей шли к Дрюне.

Огромный воин успел отхватить пару прямых ударов в свой посеревший от жидкости доспех. Левая ладонь прижата к животу, он заметно прихрамывал, но продолжал сражаться против двух искусных воинов. Точнее сказать, он продолжал от них отбиваться. Их двое — старый и молодой. Один воин, прожжённый опытом, второй — с трудом прорывает пелену трусости и неуверенно прыгает на Дрюню, когда тот только-только подставил своё уродливое лезвие меча под сокрушительный удар старика.

Выбить всю трусость в одной драке — невозможно. Тело и дух должны вместе пережить сотню ударов. Вместе встать против толпы и пройти её насквозь, ободрав со своего тела налёт трусости. Сыкливый паренёк был далёк от столь тяжких испытаний. Увидев наше стремительное приближение, его глаза инстинктивно упали на пол. Лицо искривилось от ужаса, когда юный мозг быстро сосчитал количество бездыханных тел. Сложилась страшная цифра. В одну секунду он забыл обо всё. Он забыл про всех. Он даже забыл про старика, чей меч Дрюня сумел выбить из рук. Даже когда старик рухнул на задницу после промощённого удара кулаком в челюсть, парнишка и не думал ему помогать. Как трусливая шавка он запрыгнул на стол и ломанулся вдоль стены, опрокидывая на пол те самые столы. Он убегал, выбросив меч. Он убегал, что-то громко выкрикивая и вереща как юная девка.

Он бежал, перепрыгивая со стола на стол. Так стремительно и так быстро, что мы не смогли его остановить.

Рыжая вытащила лук, вложила стрелу, но в момент выстрела поскользнулась на луже крови и стрела вонзилась в дверной косяк чуть выше головы парня, успевшего выскочить на улицу.

Вот урод!

— За ним! — взревел Дрюня.

Первая на улицу выскочила Рыжая, за ней — я. Дрюня остался внутри. Я обернулся, посмотрел на него. Продолжая прижимать ладонь к животу, воин в гнойном доспехе тяжело дышал. Лезвие уродливого меча рисовало в воздухе круги над головой старика. Может Дрюня так издевался над ним? Демонстрировал свою силу? Ведь всё это время, старик смотрел ему в глаза. Без страха. Без мольбы о пощаде. Я не знаю насколько их отношения были сложными, но Дрюня не стал его убивать. Старик лишь махнул головой на слова Дрюни, которые я не услышал, а после они вместе посмотрели на меня.

Дрюня выскочил на улицу.

— Быстрее, — взревел он, — надо догнать ублюдка!

— Куда? — спросила Рыжая.

Я догадывался, куда он побежал. Уже открыл рот, но мой друг меня опередил.

— В «Швею»! Борис там!

Мы бросились в уличный мрак. Свет полевых костров освещал стреловидные крыши домов спящей деревни. Тишина была всюду. И лишь топот убегающего сыкуна отражался от невысоких каменных стен соседских домов. Мы знали куда бежать.

Я помнил каждый поворот.

Дрюня знал каждый дом.

Длину каждой улицы Рыжая выучила в шагах.

Сыкливый ублюдок истошно завизжал, когда обернулся и увидел наши приближающиеся тела. Ему не оторваться. Он бы ни за что от нас не убежал, даже будь эта деревня в два раза шире и длиннее. Он сумел добежать до распахнутых ворот в каменном заборе, отгораживающем от спящей деревни здание «Швеи». Его убегающая фигура скрылась за воротами, но мы слышали, как он слёзно кричит:

— Борис!

Вот ублюдок! Ладно всю деревню на уши поднимет, но вот звать Бориса точно не стоило. Спалились так спалились. По-тихому теперь не выйдет, придётся брать нахрапом, а по-другому никак, бля!

До ворот оставалось пару шагов, когда мы услышали дрожащий от испуга голос парнишки:

— Он здесь! Андрей… он жив…

Последние слова парнишки сжевало голосом, обладающим абсолютной властью и силой:

— И ты его не убил?

— Я… мы… я пытался, но он сильный! Он всех убил!

— Ты убежал? — в устрашающем голосе слышалось лёгкое бульканье.

Мы поравнялись с распахнутыми воротами, и вбежали на территорию «Швея». И замерли, как вкопанные. Увиденное поразило меня до глубины души. Можно во многое поверить, но только не в это.

Парнишка стоял на коленях перед огромной фигурой с зажатым факелом в вытянутой над головой левой рукой. Голова парня тряслась от плача, он боялся признаться в своей трусости. Но тому, кто стоял перед ним на целую ступень выше, и не нужно было никаких оправданий.

Раздался свист. Лопнула кожа, хрустнули кости. В свете факела мы увидели огромную секиру, разрубившую воздух у лица парня.

— Трус! — завопила огромная фигура и пнула ногой стоящее перед ним тело в грудь.

Бедолага молчаливо покатился по лестнице, а когда до земли оставалось ступеней пять, его голова отделилась от туловища, и, не хуже футбольного меча, попрыгал вниз по ступеням.

Факел медленно опустился. Мы видели, как вздрагивающее пламя осветило лысую башку, покрытую странной коркой. Мы увидели вздувшееся тело, покрытое такой же грубой коркой. И мы увидели огромные руки, затянутые доспехом из какой-то корки, шершавой и грубой. Примерно, как у меня…

А точнее — как у Дрюни.

— Ты и вправду хочешь вернуть власть? — знакомый до боли голос бульканьем раскатился по округе. — Так знай, Великий Андрей, народ тебя ненавидит! Народ тебе не поверит! Мой народ на моей стороне!

Это огромный уродец, этот амбал в гнойном доспехе оказался Борисом. Его белые глаза, его голос, его лысая голова… он сумел перевоплотиться.

Свет факела медленно пополз по затянутому гноем животу. Борис подтянул правую руку к телу, выпуская на свет ужасный предмет, что в одну секунду сумел обезглавить человека. На нас с высока взирали секира, у которой вместо двух стальных лезвий — два грубо срезанных лица. По ним словно проехались катком, вытянув уголки глаз и губ. Лица крепились на толстом древко, почти с рост Бориса. Необычное древко удивило не меньше: могло показаться, что его покрывает древесная кора, но это была корка, один в один похожая на ту самую корку гноя, что покрывало тело Дрюни. И вся эта конструкция — два лица и древко — были сплетены между собой длинной полоской высушенной кожи, на которой болтались дюжина человеческих ушей.

— Осси, Инга, — пробулькал Борис, — Рад вас видеть. Вы же понимаете, какая участь ждёт предателей?

Его белые глаза стрельнули в подкатившуюся голову к нашим ногам.

— Андрей, ведь мы уже проходили всё это! Ну зачем ты вернулся? Мало боли ты испытал? — голос Бориса быстро обрастал гневом. — Или понравилось? — и тут он уже вопил на всю деревню. — Я не знаю, каким образом ты сумел вновь оказаться на пороге моего дома, но я тебе обещаю — это в последний раз!

Факел взмыл в воздух, пролетел все ступени и рухнул у наших ног, осветив застывший ужас на отрубленной голове парня. Борис сделал пару шагов назад, перехватил секиру двумя руками и проорал:

— Пришло время умирать!

Дрюня сорвался с места, ломанувшись к лестнице. Одновременно с ним и Борис сорвался с места. Огромное тело со вскинутой над головой секирой в несколько шагов подбежало к краю лестнице, с силой оттолкнулось и взмыло в воздух, нацелившись точно в бегущего на встречу Андрея.