Червь-4

Глава 6

Я очнулся из-за невыносимой духоты.

Язык и губы пересохли так сильно, что на ощупь напоминали детское печенье. Без вкуса, крошащееся от малейшего прикосновения. Приснись кошмар пострашнее — и я с лёгкостью бы перегрыз свой язык, а от губ остались бы шматы мяса.

Моя спина упиралась в мягкий матрац, а глаза безвольно уставились на потолок, выложенный из сухих досок. Солнечный свет, что лился из окна напротив, окутывал моё тело лёгкой дымкой, в которой мириады еле заметных пылинок сверкали подобно звёздам в чёрном небе.

Я попытался схватить звезду. Если бы мне заранее сказали, какую боль я испытаю — я даже и не рискнул бы. В эти секунды нестерпимой боли я вспомнил о своём плече. Вспомнил про стрелу. Хороший стимул для памяти, не желающей быстро возвращаться.

Медленно, но я начал всё вспоминать.

Полностью вернулось ощущения тела. Тела Инги. Плечо продолжало ныть, пуская по всему телу мучительные волны боли.

Нужно привстать на локти. Но как только отрываю спину от матраца на жалкие пару сантиметров, то сразу же оказываюсь от этой затеи, выпустив наружу сдавленный крик сквозь стиснутые зубы. Зараза! Тело беспомощно плюхнулось обратно на матрац.

Боль меня не остановит!

Меня ничто не остановит. Пусть я буду громко кричать, пусть буду терять сознание, но я найду в себе силы, и даже если придётся ползти — то доползу до Бориса, доползу до этой суки и убью её!

Не с первой попытки, но я сумел перевернуться на бок. Скинул тонкое одеяло. Луч солнца упал на свисшую с края кровати ладонь. Такой горячий и яркий. Он сумел протиснуться сквозь узкую щёлку между полупрозрачных занавесок, напомнивших мне влажную марлю. Я медленно прошёлся глазами по своему телу. Меня раздели. Повязку, опоясывающую грудь заменили чистой. Новые трусы, сделанные из того же материала что и занавески, были сухими. Плечо напоминало клубок, смотанный из длинного лоскута серой ткани. Кровь он остановил, но не сразу. Серое пятно успело засохнуть, впитавшись в ткань тонкой коркой. От него разило тяжёлым запахом сукровицы и гноя. Меня подлечили — и на том спасибо!

Я невольно окинул комнату взглядом. Скучная обстановка говорила мне о том, что я нахожусь в обычном сельском доме, возведённом из круглого бруса. Стены украшали рога животных, возле двери стоял невысокий комод. Бедность здесь не пахло, но и разглядеть богатство даже под самой крупной лупой тут не получится. Единственное, что здесь выглядело дорогим, — ковёр. Высушенная шкура коровы с типичным узором. Я здесь уже был. Давно, в самом начале своего путешествия.

Когда в комнату отварилась дверь, я уже сидел на кровати. Подозреваю, что жильцы дома услышали мои громкие стоны, которые я и не собирался сдерживать в столь юном теле. Я уставился на ковёр, когда тяжелые шаги прошли через комнату. На белый кусок шерсти встали запылённые кожаные сандалии, свободно сидящие на огромной ступне с широкими пальцами. Мне даже голову не надо поднимать, чтобы понять, кто стоит возле меня. Юрис — тот огромный мужчина, глава семейства, во дворе которого есть маленькая ферма на пару голов. Я помогал ему на время усыплять животных, а он тем временем отрезал от них жирные куски для пропитания своей семьи. После таких манипуляций, животным необходима была немедленная помощь, которую оказать могла только Роже, залечив смертельные раны. Вот я и вернулся в точку отсчёта. Только один.

— Инга, ты очнулась! — радостно завопил Юрис.

Он даже присел на колени, чтобы я мог без труда увидеть его радостное лицо. На глазах блестели слёзы, щетинистое лицо искривилось широкой улыбкой, обнажившей здоровые зубы.

— Инга! — детский голос переполненный искренней радостью раздался со стороны двери.

— Отто, — обратился Юрис к сыну, — не лезь к ней. Принеси воды.

— Я мигом! Мама! Мама! Инга пришла в себя!

— Инга, ложись обратно в кровать.

Его ладонь легла мне на здоровое плечо. Он аккуратно надавил на меня, боясь причинить мне хоть какую-то боль.

— Я… — и всё, больше я ничего не смог из себя выдавить.

Я даже не мог сопротивляться. Послушно плюхнулся на мягкий матрац, продолжая смотреть Юрису в глаза. Нервозность и растерянность читались на его лице. Он хрустел шеей, часто поглядывая в сторону дверного проёма. Его загорелая кожа пахла потом, а когда он вновь обратился ко мне, в нос ударил запах жаренного мяса. Я чуть слюной не подавился.

— Инга, тебе нужно отдыхать. Я даже боюсь подумать, от куда у тебя такие раны, но досталось тебе похлеще зайца, угодившего в зубы волков.

Волки… Альфа… Пич…

Что с ними? Остался ли хоть кто-то в живых…

Он взялся за край скомканного одеял, накрыл меня, оставив открытым обмотанное тканью плечо.

— Я только смог убрать древко стрелы, наконечник засел глубоко в коже. Прости, вытащить побоялся. На каждое прикосновение ты реагировала страшным мычанием. Мы тут все перепугались.

В комнату вбежал Отто. Симпатичный парень, беловолосый, в серой рубахе и льняных шортах. Его лицо озаряла улыбка, пока он не увидел испачканные кровью тряпки на моём плече.

— Пап, с Ингой будет всё в порядке? — его голос дрожал. — Мы сегодня сможем погулять? Я хочу ей показать…

Отец забрал из его рук глиняную кружку, а потом ласково выгнал пацана из комнаты.

— Вот, Инга, попей.

Я осушил кружку до последней капли. Хотелось еще, но просить я был не в силах. Юрис оказался умным мужиком. Только заглянув мне в глаза, он всё понял. По первому зову Отто тут же воротился в комнату и так же быстро покинул её, убежав с пустой кружкой. Юрис достал из кармана штанов платок, нежно отёр моё лицо, насухо вытерев кожу от пота.

Такой заботы я еще не испытывал никогда в жизни. Желание отправиться в дорогу за новыми приключениями вмиг испарилось. Так бы и валялся тут до самой старости.

Кстати о старости.

В дверном проёме Отто нарисовался не один. За парнем стоял сутулый старик. Он шагнул вслед за парнишкой, переполняемого желанием напоить меня водой. Старик встал напротив моей койки. Седые брови стянулись к переносице. Хмурый взгляд зацепился за моё плечо, и только потом перебежал на лицо.

Юрис словно уколотый тупой иглой в зад тут же вскочил с кровати.

— А, Эдгарс, — Юрис протянул руку мужчине, — ну наконец-то! Мы заждались тебя.

Ярко-зелёный костюм туго стягивал худое тело, морщинистое лицо блестело от пота. На бедре висела кожаная сумка с длинным ремнём, перекинутым через плечо. Пожав руку Юрису, Эдгарс приблизился к кровати, нагнулся.

— Инга, — растерянно кинул Эдгарс, — ты даже представить себе не можешь, какую радость я испытал, услышав из уст это маленького хулигана весть о твоём возвращении в деревню. Ведь слух прошёл о твоей…

Он не договорил, словно опасался лишних ушей. Его глаза метнулись на Юриса.

— Я считаю, — прошептал Эдгарс, — Отто надо пойти погулять.

— Да-да, Эдгарс.

Юрис взглянул на паренька тяжёлым взглядом. Взгляни он так на меня, я бы понял всё сразу, и в ту же секунду испарился, оставив после себя облако молекул. Но Отто продолжал стоять как вкопанный, крепко держа глиняную кружку. Отец вырвал из его рук кружку, и уже на слова попросил его покинуть комнату. Всхлипнув от обиды, Отто ушёл прочь.

Убедившись, что нас больше никто не слышит, Эдгарс продолжил:

— Инга, ходят слухи, что ты погибла. И теперь я вижу, что они появились не на пустом месте, — он внимательно осматривает моё плечо. — Что случилось?

— Эдгарс, — вступился Юрис, — она не в силах рот открыть.

Мужские пальцы оттянули мне нижнюю губу, холодная вода полилась в глотку. Я только и мог, что жадно глотать.

— Хорошо, — проворчал Эдгарс, — может ТЫ мне расскажешь, что случилось с её плечом?

— За этим я тебя и позвал.

Юрис навис надо мной, накрыв широкой тенью. Его руки принялись колдовать над моим плечом. Пальцами он поддел торчавший край ткани, потянул на себя. Когда он попытался продеть его под моё плечо, я замычал от боли.

— Придётся срезать, — сказал он, раздосадовано мотнув головой. — В любом случае, повязку необходимо сменить.

Он достал нож. Медленно вставил холодное лезвие между кожей и засохшей от крови тканью.

— Придётся потерпеть, по-другому никак.

Я даже не успел переварить его слова, как острая боль вонзилась в плечо и молнией разошлась по всей шее. Наверно, сейчас моё лицо походило на скисший помидор. Или на кучку пепла от сгоревшего ковра. Я даже нашёл в себе силы сжать пальцами влажную от пота простыню. Начавшаяся судорога быстро прошла, как только Юрис в три быстрых рывка вспорол повязку.

— Смотри, — сказал он Эдгарсу.

Юрис не стал вытаскивать из-под меня пропитанные кровью тряпки. Он раздвинул затвердевшие края, и держал их всё то время, пока Эдгарс внимательно осматривал мою рану. Их лица округлились, мне стало любопытно не меньше. Я сумел сдвинуть глаза и чуть-чуть повернуть голову.

Раздувшееся плечо напоминало сдувшийся футбольный мяч. Рана больше походила на порез, оставленный после удара ножом. Края почернели и чуть поблёскивали от свежей сукровицы, сочившейся из посиневшей кожи.

— Когда мы её нашли, из её плеча торчала стрела. Древко я обломал, а вот наконечник…

— Вижу-вижу. Правильно сделали, что ко мне обратились в первую очередь.

Эдгарс деловито подошёл к кровати, не спуская глаз с моего плеча. Он широко растопырил ноздри и сделал глубокий вдох, вбирая в себя разившую от моего плеча вонь. Морщинистое лицо исказилось, словно он нюхнул что-то мерзкое. Цветочками тут и не пахло. И это факт — вонь гнилой плоти ударила и мне в нос.

А потом Эдгарс зацокал, и это свистящее цоканье говорило только об одном — всё плохо.

— Юрис, надо немедленно обработать рану. Мне понадобится горячая вода и что-нибудь из одежды, чистое.

— Хорошо-хорошо!

Юрис тут же засуетился. Вскочил с кровати и улетел в кухню. Эдгарс присел на край кровати, предусмотрительно взяв сумку в руки. Затем положил её на колени и сказал:

— Инга, не бойся, сейчас обработаем рану. Жить будешь! Он еще раз наклонился ко мне. Голова зависла над плечом. Он был так близко, что я мог рассмотреть седой пушок в его ушах. Я видел торчавший из ноздрей пучок волос, напоминающих потрёпанный веник. Щербатая кожа давно потеряла свою гладкость, обвисла тонкими мешочками, погребя в своих складках коричневые пятна старости. Он дышал мне в ухо. Тонкие губы не выдавали ни эмоций, ни слов.

Закончив изучать моё увечье, он вернулся к своей сумке. Достал две стеклянные колбы, размером с теннисный мяч.

— Инга, это чудо, что ты жива! Все считают тебя мёртвой. У меня к тебе миллион вопросов. И я понимаю, что ты сейчас не в состоянии на них дать мне ответ. Но ничего, как тебе полегчает, мы вернёмся с Борисом.

Борис…

Живой! Он победил? Вернулся с победой?

Потратив немало сил, я разжал губы и произнёс только одно слово, а вернее — имя:

— Борис…

— Да. Он… Они вернулись пару дней назад. Новостей хороших нет. Борис в бешенстве. Сейчас ему лучше не попадаться под руку, но я уверен, новость о твоём спасении его воодушевит!

Левую ладонь Эдгарс продел под затылок и нежно оторвал мою голову от подушки.

— На вот, пей. Полегчает.

Стеклянное горлышко колбы уткнулось мне в губы. Кислятина попала на язык, и я тут же искривился. И если бы Эдгарс не держал меня, пролилось бы всё мимо. Я сделал пару глотков. Отвратный отвар. Я боялся, что меня вывернет наизнанку. Но нет! Как и пообещал старик, мне полегчало. Боль уже не казалось такой острой. Постепенно плечо прекращало доставлять мне мучения.

— Юрис! — крикнул Эдгарс, повернул голову к двери. — Ну где тебя лешие носят?

— Иду! — раздалось из кухни.

Я только успел устало моргнуть, как огромный мужчина нарисовался возле кровати.

— Вот, — сказал он, ставя деревянное ведро на ковёр, — И моя рубаха, чистая.

Забрав рубаху, Эдгарс глянул на клубящийся от ведра пар.

— Хочешь, чтобы я её тут сварил?

— Ты же просил горячую…

Резким рывком Эдгарс оторвал от рубахи рукав, от чего глаза у Юриса превратились в два огромных шарика для пинпонга.

— Зачем?

— Неси холодную воду!

— Понял. А вот рубаху не стоило портить…

— Иди уже!

Пока Юрис ходил за холодной водой, Эдгарс продолжил измываться над рубахой. Разорвал её на десяток лоскутов, разложил их на кровати. Один из лоскутов пропитал жидкостью из второй колбы. Чуть плеснул себе на ладони и растёр.

— Сейчас будет щипать.

Разве я мог возразить? Нет, я продолжал молчать, наблюдая, как он тянет влажную тряпку к моему плечу. Мне показалось, что он крапивным веником принялся хлестать меня. Каждый тычок в рану — как укус сотни острых игл.

Я зажмурился, сжал губы.

— Терпи. Знаю, девочка, неприятно.

Юрис вернулся, держа в руках еще одно ведро. Как только он переступил порог, тут же принялся разбавлять кипяток.

— Вот, Эдгарс, как ты просил.

— Намочи тряпку. И подай мне.

И в этот момент меня чуть не вырубило. Пальцы старика скользнули в рану, издав чавкающий звук. По плечу потекла горячая струйка.

— Тряпку, быстрее!

— Вот, держи.

Влажная ткань коснулась моей кожи. Эдгарс аккуратно вытер вырвавшийся наружу сок разложений, стараясь не касаться раны.

Я замычал.

— Инга, терпи!

Пальцы погрузились ещё глубже.

— Тряпку, еще, — завопил Эдгарс.

Я мечтал потерять сознание, отключиться. Заснуть. Всё что угодно, лишь бы не чувствовать ужасной боли. Хотелось оторваться от сознания Инги, но боль крепко связывала нас. Меня охватил озноб, резко сменившийся судорогой.

— Держи её, — вопит Эдгарс.

Мои ноги сковало. Эдгарс навалился на меня всем весом. Моя левая рука вцепилась ему в плечо. Под адреналином можно пустить ногти глубоко под кожу, можно вырвать кусок плоти, если борешься за жизнь. Не знаю, было ли больно Эдгарсу, но он держался молодцом. Тяжело дышал, удерживая моё извивающееся тело, и только облизывал губы, шуруя пальцами в моей ране.

— Нащупал! Инга, потерпи, осталось совсем чуть-чуть!

Меня продолжало дико колбасить. Пальцы старика крутились в ране, словно он изнутри смазывал солидолом подшипник. Его жёлтые ногти цепляли вздувшуюся плоть, скребли кости. А потом он резко выдернул руку, словно удалил больной зуб, и меня охватила эйфория. Боль ушла, оставив после себя лёгкое пощипывание.

Рука Эдгарса была вся в крови. С пальцев стекали бурые струйки прямо на мою повязку на груди.

— Что это?

Эдгарс поднёс ладонь к глазам. Прищурился. Негодование перекосило хмурое лицо. Он покрутил извлечённый предмет возле носа.

— Это же… Но как?

— Эдгарс, что там? С Ингой будет всё в порядке?

— Я… — замямлил старик.

Он потерял дар речи. Я прекрасно понимал, что его смутило. И что он видит необычный наконечник стрелы. А тот самый, сделанный из тонкой шкурки больного грызуна.

— Инга? — Эдгарс взглянул на меня с надеждой немедленно получить ответ всего на одни волнующий его вопрос.

Я молчал. Меня и самого раздирали на части сотни вопросов, один из которых мучал больше всего. Сдаст он меня Борису?

Мои пальцы разжались, выпустив плечо старика. Прекрасный пиджак чуть помяло.

— Юрис, — Эдгарс сглотнул, — принеси мне водички.

— Хорошо…

Как только мужчина покинул комнату, Эдгарс наклонился ко мне. Злобы или гнева он не испытывал. Лишь абсолютное непонимание блестело на его округлившихся глазах.

— Инга, объясни.

— Я не помню…

Да, я соврал. Да и не было сил на охуительную историю со всеми подробностями. Пришло осознание, что я попал в ловушку. Крепко так угодил, и надо немедленно придумать, как из неё выбраться.

Видя моё состояние, Эдгарс отступил. Завернул наконечник стрелы в тряпку и спрятал её в сумку.

— Всему своё время, — сказав это, старик снова полез в сумку и обеспокоенно заявил: — Почерневшая плоть на твоём плече меня больше беспокоит.

Закончив елозить по дну сумки, он вытянул руки. Тонкие пальцы держали мешочек из грубой ткани, внутри которого оказалась стеклянная колба. Я подумал, что старик вновь будем меня поить очередной сранью, или зальёт рану лечебным средством, после которого дикий зуд может свести меня с ума. Но я ошибся. Всё оказалось куда хуже.

— Тебе повезло, — улыбнувшись произнёс старик, — я их собирал для своих экспериментов, но твой случай куда важнее!

Он поднёс колбу прямо к моему носу. Я присмотрелся. На дне стеклянной банки копошилась груда белых опарышей.

— Личинки кусачик мух, — заявил Эдгарс. — Питаются исключительно разлагающейся плотью. К чистой даже не притронутся. Так что, переживать тебе не о чем.

Эдгарс вынул тканевую пробку из колбы.

— Больно не будет, — сказал он, занося стеклянный домик опарышей над моим плечом, — но будет очень щекотно.

Водопад белых извивающихся глистов хлынул на мою кожу. Эти крохотные рисинки обильно покрывали мою рану, словно на свежий кекс высыпали сахарную пудру. Они были везде — и снаружи, и внутри раны. Ползали по коже, извивались в густой сукровице, застревали в крохотных капельках крови. Часть свалилась на подушку, штук десять ползали по моей повязке на груди. Эдгарс был щедр. Высыпал всё до последней личинки.

— Бояться нечего. Личинки выскребут всю гниль из твоей ране, даже не подумав притронуться к здоровой коже. Когда их пища закончится, они полезут наружу. И вот когда повязка заходит волнами, а зуд станет невыносимым, попроси Юриса снять повязку.

— Хорошо… — прохрипел я.

Юрис вернулся с кружкой, когда старик уже собирался уходить.

— Вот, — сказал Юрис, протягиваю кружку.

Старик отмахнулся, пытаясь покинуть комнату. Юрис встал стеной.

— Что с Ингой? — накинулся он на Эдгарса. — Она поправится?

— Поправится…

— Ты скажи, что нам сделать? Чем поить?

— Повязку смените по просьбе Инги. И да, вот… — Эдгарс вытащил из сумки колбу, протянул Юрису. — Половину в обед, остальное ночью.

У меня есть время до ночи. И что я смогу? С кровати рухнуть на пол и, если повезёт, доползу до двери. Великолепная перспектива. Всего пару метров и я на свободе, только вот эти пару метров с кровати кажутся сотней километров. Я не просто в ловушке! Я в капкане, перебившим мне ноги.

Эдгарс добился своего. Юрис отступил, освобождая дверной проём. Но как только старик нырнул в него, я нашёл в себе силы.

— Эдгарс, постой…

Сутулая фигура замерла, обернулась на мой зов. Его глаза — две узкие щёлочки. Он явно заинтересовался.

— Подойди…

Молча, движимый исключительно любопытством, он вернулся к моей кровати.

— Юрис… — слова рывками срывались с моих губ, причиняя боль. — Оставь нас, пожалуйста…

Юрис хотел возразить, но Эдгарс поддержал меня, настояв на том, чтобы мужчина вышел.

Когда мы остались наедине, я попросил Эдгарса наклониться ко мне. Он повиновался. Я схватил его за плечо, притянул еще ближе. Он не сопротивлялся. Лишь неохотно наклонялся всё ближе и ближе, и когда его огромное ухо с пучком седых волос почти касалось моих разбитых губ, я прошептал:

— Поцелуй меня.