Червь-4

Глава 19

И почему я ей сразу не возразил? Сказал бы, чтобы она шла на все четыре стороны, и тем более со мной пусть даже и не думает соваться к Борису. У меня не было никакого желания к кому-либо привязываться, но то, что она спасла мне жизнь (ну хорошо, пыталась до последнего спасти мне жизнь, а ведь могла молча съебнуть и до свидания) привязало меня к этой могучей воительнице невидимой нитью.

Осси поворачивается ко мне спиной, и моё мнение или тем более мои возражения ей абсолютно похую. Она встаёт на мысочки и лёгкой походкой плывёт в сторону дощатого шкафа у дальней стены. По пути стянула с себя влажную от пота рубаху и швырнула её на пол. Такое прекрасное тело было сложно вообразить даже в самых похабных фантазиях: в меру развитая мускулатура, подтянутый зад, осиная талия, и вся эта красота еле-еле проглядывалась сквозь струящиеся до пояса рыжие волосы, похожие на пучок золотых нитей, разложенных под солнцем. Ни какая дорогущая проститутка с ней не сравнится. Ни у одной девки со двора не хватит сил и желания на поддержания своей фигуры в таком прекрасном состоянии. Никакой тренажёрный зал не превратит городскую бабёнку в глянцевую красавицу. Только война сделает из жирного алмаза прекрасный бриллиант. Она прекраснее любого драгоценного камня.

— Я иду с тобой, — говорит Рыжая, открывая дверцу шкафа.

— Я не нуждаюсь в помощниках, — пробую разорвать невидимую нить.

— В одиночку у тебя нет ни единого шанса добраться до Бориса.

Вытащив с полки чистую рубаху, она посмотрела на меня через плечо. Подбитый глаз и разбитые губы, оставленные точным ударом «труперса» в лесу, болезненно искривились в улыбке.

— Ты действительно считаешь себя непобедимой? Думаешь, твой новый облик поможет победить армию Бориса?

— Мне ничего другого не остаётся. Я готова рискнуть.

— А дальше что?

Надев на себя рубаху, Рыжая обхватила волосы на затылке и вытащила из-за воротника длинный хвост. Рыжее пламя рассыпалось по её спине.

— В отличие от меня у тебя нет шансов выжить, — сказал я.

— Тогда мы умрём вместе. Мне нечего терять. Я не вижу спокойной жизнь здесь, среди этих уродливых воинов. И я не вижу спокойной жизни дома, в своей деревне под руководством Бориса. Нам только и остаётся — выживать. Я устала! Я хочу нормальной жизни! Понимаешь? Я не хочу больше этих бессмысленных сражений.

Спокойная жизнь. Я поймал себя на мысли, что никогда не пытался заглянуть куда-то в будущее. Туда, где существует мир и гармония. Где люди живут как им и полагается: строят семьи, дома, города. Где забота и любовь правят миром. Но я прекрасно понимаю, что такого не бывает. Зло всегда будет жить где-то рядом. Под боком, терпеливо дожидаясь подходящего момента, чтобы разрушить всё то, что было нажито непосильным трудом.

Пока Осси натягивает штаны, я убираю свой меч в ножны. Мне надо уходить. Я не желаю, чтобы мои проблемы затронули еще кого-то, кто заслуживает жизни.

Выйдя на улицу, я слышу, как Рыжая кричит мне в спину:

— Постой! Ты кое-что забыла! Ты забыла, что это я тебя взяла с собой! Я помогла тебе добраться до Андрея! Ты обязана мне!

Женская рука крепко хватает меня за наплечник из кровавой корки. Она хочет развернуть меня к себе лицом, но я стою столбом.

— Смотри мне в глаза! — вопит Рыжая.

Я обернулся.

— Ты получила своё! — она тычет пальцем мне в живот, прямо в ту самую маску, ради которой я проделал этот сложный путь. — Ты же ради этого всё затевала! Ты её получила! А теперь помоги мне! Мне нужна твоя помощь… я хочу вернуть всё, как было раньше…

Неужели она действительно настолько отчаялась, что готова отправиться со мной в это самоубийственное путешествие?

Оглядывая ветхую деревушку у подножья огромной горы, я понимаю, что жизни обычному человеку здесь попросту нет. Здесь мёртвая земля, по которой ходят сочащиеся гноем воины, а скоро и вовсе сюда может нагрянуть целая армия и уничтожит всё, что может двигаться. Борис устроит геноцид, и Рыжая не будет исключением. Она для него предатель. Осси в любом случае умрёт. И мне её жаль.

— У нас есть шанс победить, — говорит она, заглядывая мне в глаз. — Вместе!

— Пойдём вместе — и ты погибнешь.

— Под «вместе» я не имею в виду нас с тобой.

Она повернула голову, кинув взгляд вглубь деревни, туда, где у входа в пещеру стоял огромный воин в потрёпанном мундире — Дрюня.

— Вместе мы победим, — не унималась Рыжая. — Мы вернём нашу прежнюю жизнь. Спокойную, без ежедневных сражений.

Мою душу сжигает мысль, что кто-то первым доберётся до Бориса. Он мой. Этот ублюдок должен умереть мучительной смертью. Такой страшной, что я даже вообразить себе не могу. Он — моя цель, ради которой я пойду по головам, и если понадобиться — пройдусь даже по этой, с длинными рыжими волосами.

— Андрея необходимо вернуть на своё место, — говорит рыжая. — Он залог мира!

Без войны нет мира. Вместо одного тирана мы посадим другого, удобного нам. Но меня абсолютно не беспокоят последствия, а уж тем более — как заживут все эти люди. Я лишь хочу унять свой внутренний огонь, мучительно сжигающий меня каждую секунду, пока Борис ходит живой по этой земле.

— Мне нужен только Борис, — говорю я. — И ни в какой очереди я стоять не собираюсь.

— Я думаю, мы договоримся.

Когда Рыжая полностью облачилась в свой кожаный доспех, повесила ремень с ножнами, закинула лук за спину и закрепила на груди ремень от колчана с дюжиной стрел, мы двинул к Дрюне.

Двое «труперсов» проносят мимо нас очередного салагу — очередная жертва ради мира. И сколько еще таких жертв мы кинем в жерло мира? Бессмысленные утраты ради управления куском земли, где самым ценным ресурсом и являются те самые люди. Я обязан закончить эту бессмыслицу. Жаль, что договориться с Борисом не получиться, но избежать сотни ненужных никому смертей — просто необходимо попробовать.

С поля за нашими спинами доносится звук разгорающегося костра. Потрескивают сухие брёвна, пламя быстро пожирает трупы, наполняя воздух запахом жжёной плоти.

Всё это время Дрюня никуда не уходил. Стоял на одном месте, словно терпеливо дожидался, когда я вернусь. Когда мы подходим к нему, он радостно разводит руки.

— Ты сумела уговорить его! — воскликнул Дрюня.

— Его? — удивлённо переспросила Рыжая.

— Неважно. Червяк, ты ей не рассказывал?

— Я ничего ей не рассказывал.

Я считаю, Осси не стоит знать наше истинное положение. Да и судя по всему, Дрюня тоже особо не утруждал себя рассказами о нашем истинном облике.

— Я рад, что Осси тебя уговорила.

— Уговорила? — уже я переспросил с удивлением.

— Ты знаешь, я ведь мог тебя силой заставить пойти со мной. Мог шантажировать. Мог не отдавать столь дорогой тебя предмет. А мог просто дать умереть. Твоё упорное стремление к одиночеству всегда меня выбешивало. Ну вспомни какой мы наводили кипишь на районе! А! Вечно тебя приходилось уговаривать. Но всегда ты мне говорил: спасибо. Когда мне Рыжая рассказала, что ты сам ей предложил пойти ко мне, я подумал, что в принципе, ты её должник. Согласен? Так вот почему бы ей и не позвать тебя с нами. По-хорошему. Без шантажа и бабских уговоров.

— Дрюня, я не удивлён тому, что ради тебя бабы вновь готовы свернуть горы. Что ты такого им наобещал?

— Обещал? Я давно ничего не обещаю. Я им даю! Даю то, чего они больше всего желают. Мир! Понимаешь! МИР!

Дрюня переводит взгляд на Рыжую.

— Подожди нас здесь, я хочу кое-что показать другу.

Дрюня по-дружески закидывает мне руку на плечо, и мы как два закадычных друга топаем в сторону пещеры.

— Вспомни, кем мы были в прошлой жизни? — спросил Дрюня и, не дожидаясь моего ответа, ответил сам: — Никем! Мы были мусором общества. Скисшими отходами в пластиковых мешках из дешёвых магазинов. А знаешь кто мы здесь?

— Паразиты?

— Нет! Мы — Боги! Мы обрели новую жизнь, где мы уже решаем: кто — мусор, а кто достоин существовать рядом с нами. Ты мелко мыслишь. Раздвинь границы своего воображения. Представь, как в просторном каменном замке ты садишься на огромный трон из цельного куска дуба с мягкой кожаной подушкой, а вокруг тебя крутятся бабы всех мастей.

— Мне не нужен трон.

— Глупости! Ты просто еще не нашёл своё место в этом мире! Всем нужен свой трон. Ты ощутил боевой настрой Осси? Можешь думать всё что угодно, но поверь мне: я её не пытал, не залезал к ней в кишки, чтобы хоть как-то повлиять на её разум, не держу её близких в заложниках. Я ничего такого не делал, чтобы можно было сказать, что я её заставил сражаться за мои идеи.

— Она любит тебя?

Дрюня с бульканьем рассмеялся.

— Я же говорю тебе, ничего такого, что может заставить. Я показал им новый мир. И люди выбрали его. Но, как ты знаешь, всегда найдётся уроды и предатели, желающие втюхать людям своё гнильё, лишь бы продать! Набить карманы! Глупцы. Они не думают о будущем, живут одним днём.

Нынешняя философия моего друга кардинально отличалась от той, что я помнил по нашей прошлой жизни. Из человека, живущего одним днём, он вдруг превратился в далеко смотрящего мудреца, думающего не только о своём комфорте, но и о окружающих его людях. Сколько могло понадобиться времени на такое перевоплощение?

— Сколько ты уже здесь? — спросил я.

— Календарь не веду, но по моим наблюдениям, минуло пять зим.

— Ты еще встречал таких как мы?

— Нет. И до последнего надеялся, что я уникальный экземпляр! Но встреча с тобой заставляет думать, что мы с тобой не одни, кто ползает по этой земле. Если есть мы — значит есть и другие. И меня пугает это.

Мимо нас снова проносят тело мёртвого салаги. Его держат за ноги и за одну руку, так как вторая отрублена по локоть. Под потолком разрывается газ зелёным пламенем. Дрюня ладонью разгоняет облачко надоедливых мух и спрашивает меня:

— Как ты родился в этом мире?

— В рыбе…

— Мои первые воспоминания связаны с бурной рекой. Песчаное дно, устланное гладкими камнями и многочисленные стаи мелкой рыбёшки, среди которых плавал и я. Затем острые когти пронзили хрупкое тельце, вырвали из воды. Я чувствовал, как птица раздирала клювом моё тело. Как вспорола моё брюхо, как с животной жадностью вырывала куски плоти. А когда от рыбий тушки остались лишь голова да кости, я наклонился к блестящему рыбьему глазу. И вдруг меня охватил панический испуг. На поверхности глаза я увидел отражение огромного клюва и перьев. Затем я увидел огромные крылья, тянущиеся по обе стороны моего тела. Мои лёгкие наполнились чистым воздухом. Желудок был полон, но кто я именно — этого я еще не понимал.

Долго наслаждаться полётами мне не суждено было. Голод и… я не знаю, как это описать… но меня словно охватило желание убивать… желание свежей крови было невыносимо… Я стал воровать кур. Да-да… Обосновался в лесу рядом с фермой и начал регулярно залетать на обеды. Недолго я радовался, наглость погубила. Стрела пронзила моё тело прямо в грудь. Разум птицы — если это чёрно-белое кино с редкими кадрами инстинктивных импульсов можно назвать разумом — в туже секунду потух, а я остался сам с собой наедине. Вот тогда я и начал подозревать что-то неладное. Моё тело ещё было тёплым, когда острые вороньи клювы разрывали его на куски. Снова я увидел свой новый клюв, снова крылья. Но самое важное — я обрёл себя. Теперь я знал — что я и кто я. Началась новая жизнь. Выживание стало обыденностью. Скучная жизнь в роли тупой птицы быстро утомила. И кстати, я не сразу пришёл к идее, что можно овладеть человеческим телом. Я боялся. Боялся раствориться в желудочной кислоте и умереть. Вот так тупо. Но с каждым днём высасывая соки из птицы, я чувствовал рост собственной силы. Росла уверенность. И я наконец созрел. Придумал план.

Мне повезло. Деревянный дом с маленькой фермой располагался в приличном удалении от ближайших деревень. Мужик жил в полном одиночестве. Он словно был отшельником, живущим в изгнании. Семьи у него не было, и, если что случится, — никто не кинется его искать. В одно прекрасное утро я сидел на ветке дерева и наблюдал как мужик в сарае доит корову. Набрав полное ведро, он разлил молоко по глиняным кувшинам, один из которых поставил на стол в кухне. Тогда я принял решение действовать незамедлительно. Спланировал на подоконник, влетел в дом и сел на кувшин. Еще горячее молоко тут же окутало моё тело. Я был напуган. А особенно пересрал, когда ворона громко закаркала и вылетела из дома, чуть не опрокинув этот кувшин.

План удался. Мужик умудрился подавиться мною, разлил остатки молока по столу, разбил посуду об пол, по которому принялся кататься как бешенный, словно его душил кто-то. Но всё тщетно. Я уже чилил на полную катушку в его горячих кишках.

— Ты кому-нибудь еще рассказывал эту историю?

— А ты бы хотел, чтобы люди узнали о тебе ТАКУЮ правду? Да и вообще, о чём разговор, если мы — это жалкие глисты! Всем плевать на твою жизнь! Обществу не станет грустно или радостнее от новости, что человек, живущий рядом с ним пол жизни оказался обычным паразитом. С этой мыслью я и отправился в люди, когда жизнь в одиночестве осточертела. Хотелось полноценной жизни! Наконец, мне хотелось любви и ласки. Я соскучился по женским губам.

Кротчайший путь привёл меня в убогую деревеньку. Запах дерьма и мочи слышался за версту — по нему я и сориентировался в глухом лесу. Воняющие скисшим потом и утопающие по щиколотку в грязи люди встретили меня с полным равнодушием. Им не было дела до незнакомца из леса. Бытовые проблемы пожирали их в прямом смысле. Я не стал лезть в чужие хаты со своим уставом, я построил свою хату и уже чуждые мне люди лезли ко мне с вопросами. Всё банально. У меня была своя яма под туалет. Свои бочки с запасом воды. Реки по соседству кишели рыбой, которую мы вылавливал сплетёнными сетями. В кротчайшие сроки получилось объединить людей. Вместе мы построили фермы, разводили скот. Хватило недели, чтобы всю деревню привести в божеский вид, вычистить всё дерьмо и проложить дорогу из брёвен. Жизнь быстро налаживалась. Каждое утро возле моего дома собирались кучки людей с желанием познать что-то новое, то, что сделает их жизнь гораздо удобнее и комфортнее. Власть опьяняет. Я не ожидал от себя такого, но я начал зазнаваться. Все женщины стали моими. Нравственность покатилась к чёртвой матери, не забыв прихватить с собой все моральные качества общества. Люди слишком сильно желали прогресса. Они были готовы всё отдать, лишь бы их жизнь превратилась в рай. А я готов был брать.

Слух о быстро развивающейся деревне прокатился по округе. Даже не знаю, во чтобы вся моя затея вылилась бы, если бы не приезд одной важной делегации. Десять наездниках в кожаных доспехах на лошадях пересекли ворота нашего свежо возведённого частокола. Разглядывая наш забор, чужаки выпучивали глаза и открывали рты от удивления. Их взгляды пылали неверием к тому, что они видели — порядок, чистота, отсутствие вони. Жители чисты как младенцы, а приятный запах их кожи напугал чужаков. Они не умели варить мыло! Ты представляешь себе, Червяк!

Они забрали меня силой. Я только-только обзавёлся домом, как эти сволочи тут же его у меня отобрали! Приволокли в грязную деревушку. Привели к местному начальнику — толи барон, толи герцог, толи хуй какой-то, я не разбираюсь в этих сраных титулах, но властью он обладал обширной для своего края. А следовательно и возможностями. Любой каприз за мои знания. Никто палкой меня не подгонял. Но и работать на дядю я не особо жаждал. Пришлось. Уж слишком оплата была хороша.

Моей гордостью стало возведение здания «Швея». Среди местного сброда мне удалось отыскать более-менее рукастого портного, с которым мы очистили деревню от грязного тряпья и переодели люд в красивые вещи. Глаз радовался. А ты как думаешь, откуда этот мундир?

Дрюня схватился за полы драного кителя и махнул ими словно крыльями.

— Этих неандертальцев я научил музыке! Состряпал что-то на подобие гитары и как начал бренчать, да так, что все в округе разбежались! Местного барона это напугало. Тут-то и начался новый виток моей жизни.

Меня схватили и силком приволокли в его новые апартаменты. Красота была полностью создана моими руками — свежие картины на стенах, деревянная мебель с мягкими вставками, и, наконец, свечи. Сотни крохотных язычков пламени заполняли светом огромный зал, в котором меня и казнили. Без лишнего шума. Без лишних глаз. Вернее, они попытались меня казнить. Нож стоящего позади меня убийцы вонзился мне в спину, неглубоко. Кончик лезвия проткнул кожу, а дальше его что-то остановило. Что-то твёрдое. Моё тело молниеносно отреагировало на опасность. Может, адреналин вызвал такую реакцию, может страх. Этот секрет я так и не смог разгадать. Но в тот момент я почувствовал, как каждая моя пора кожи словно вдохнула в себя воздух, втянула всю пыль, что меня окружала. Из той крохотной ранки не сочилась кровь. Из неё сочилась струйка гноя.

Убийцы окружили меня, повалили на пол. Никакой жалости они не испытывали к человеку, превратившим их жизнь в рай. Хладнокровно тыкали меня ножами и наблюдали, как я заливал пол серым гноем. Тогда я чувствовал лишь боль. А потом внутри меня зародился гнев. Мои жили заполнила злость, и я взорвался. Кинулся на первого попавшегося. Я даже не ожидал, что в этом теле столько сил. Ранее эти способности о себе не заявляли. Видимо и вправду говорят: всему своё время.

Я отобрал нож и убил всех, кто находился в том зале. Все, кто мучил меня. Всех. К концу сражения моя кожа окончательно отвердела, покрывшись коркой высохшего гноя. Крепкий материал оказался. Обычные тычки стального лезвия — как пером по коже провести. В тот день я превратился в монстра, но стал справедливым правителем для народа. Меня уважали. Меня любили. К порогу моего дома выстраивались очереди из людей, жаждущих ответов. Власть опьяняет. Моя внешность была уродливой, но этот крохотный недочёт быстро затуманивался в женских глазах обилием различного пойла. Мне доступна была любая женщина. Любая моя фантазия, даже самая страшная и извращённая теплилась в моём разуме максимум пару часов — а далее я воплощал всё, что мог только себе вообразить. В один прекрасный день я переборщил. Придушил девку, представляя себе, как стекающий с моей кожи гной окутывает её молодое тело, и мы застываем в едином коконе, где будут слышны лишь её крики и мои стоны. Тогда погиб не только разум невинной девочки, но и в моей голове утих голос, с которым я постоянно боролся. Тогда я еще не понимал, что сотворил. Я убил разум мужчины и впитал его проклятье. Вот всё это, все эти наши доспехи, всю эту нашу силу я не могу обозвать другим словом, как проклятье. Проклятье! Другого названия у меня нет. Самые отвратительные воспоминания и фантазии даруют нам силу.

Проклятье.

— Горевал я недолго, — Дрюня продолжил свой рассказ, — и снова расслабился, тем самым позволил предателям подобраться слишком близко. Как оказалось, сынишка того самого барона, всё это время пока я строил новый мир и развлекался, планировал моё убийство.

— Борис?

— Верно. Тот самый Борис. Они не смогли меня победить в честном бою. Но чуть не сожгли в собственном доме, в собственной кровати. Вот тогда я и подумал, что я невечный. Я чудом выбрался из пылающего дома. Задыхался и кашлял, а нагревшийся доспех обжигал кожу не хуже раскалённого металла. Я пытался убежать. Пытался спрятаться, но ублюдки преследовали меня. Загнали в лес, где я свалился во влажную от росы траву и полз, вгрызаясь своими уродливыми пальцами в землю. Я спрятался под тенью дерева с огромными зелёными листьями, внутри которых пенилась жидкость, похожая на слюни. И вот эти слюни медленно стекали на землю, капали на моё тело, растекались по трещинам, и я вдруг чувствовал, как мою кожу начал раздирать зуд.

Они пришли на мои стоны и мычание. Нашли меня под деревом, корчившимся от боли. Сопротивляться не было ни сил, ни возможностей. Я лишь вскинул вперёд руку, прося их о пощаде, как вдруг острый клинок прошил насквозь мою ладонь, игнорируя доспех. Прошил как обычную кожу. Как лист бумаги. Словно и не было на мне никакой защиты. Эти пенистые слюни, эти капли, что пропитали мой доспех, — коконы кусачих мух. Они сделали меня беззащитным. Ты представляешь себе! Выделения сраных мух погубило меня!

Дыхание Дрюни отяжелело. Огромный уродливый воин в потрёпанном мундире стал казаться испуганным, что никак не сочеталось с его видом. Все мы смертны. И против всех есть своё оружие. Иголка в яйце. Дрюня это прекрасно понимал, а я вдруг вспомнил про колбочки, которые мы носили в подсумках кожаных ремней, висевших у нас на груди. Теперь мне стало ясно, что за секретная жидкость в них. Казавшийся знакомым запах. Мне не показалось — я действительно его узнал. Я знаю, как пахнет лес, в котором каждый листик стал местом проживания для тысячи крохотных личинок. Сладко кисловатый.

— Червяк, эти нелюди убили меня! А потом прилюдно выпотрошили! Выбросили все потроха на съедение стервятникам. Глупцы. В этот же день я оказался в кишках вороны. А утром следующего дня захватил разум мужчины в далёкой деревне, до которой пришлось лететь три дня. На новом месте мне хватило двух дней — и я стал главой.

Дрюня резко меня разворачивает лицом к выходу из пещеры, вскидывает руку и проводит ей по горизонту, с гордостью выкрикивая:

— В этой деревне! А знаешь, что эти мудаки сделали с моей кожей? Да-да, они срезали её! И сделали вот это!

Рука Дрюни занырнула вниз к ножнам. Всё это время я ходил рядом с ним и даже не заметил знакомый мне предмет. Ладонь скользнула в уродливый эфес в виде человеческой ладони. Дрюня вынул оружие, и в очередном разрыве зелёного газа я увидел свой старый меч. Тот самый, сделанный из кожи «труперсов».

— Эти ублюдки, — взревел Дрюня на всю пещеру, — сделали из меня оружие!