Дубль два

Глава 20 Откуда не ждали

Глаза Алисы, смотревшие на меня, ввалившегося во двор, увешанного рыбой, как новогодняя елка, стоили дорогого. Павлик, копошившийся в траве рядом с лавкой, на которой сидела мама, сразу сунулся к сеткам с большими зелёными медленно шевелящимися раками. Но я успел отдёрнуть коромысло повыше в самый последний момент. А потом показал ему, как клешня легко перекусывает прутик от метлы. И попробовал объяснить Речью что-то вроде: «Нельзя! Кусачий. Больно!». Судя по тому, как он прямо на попе пополз спиной назад от опасных зверей — получилось убедительно и доходчиво.

— Лис, выбери, какие больше нравятся. Варить — жарить, как сама решишь. Деда не сегодня — завтра домой принесём, ему ушицы похлебать будет самое то, что доктор прописал, — сестра кивала, не сводя глаз с улова. — Вот таких не трогай, их я коптиться поставлю, видал, вроде бы, что-то похожее на коптильню в сарае.

— А с остальными что делать? — уточнила Алиса. Даже если планировать два ведра ухи — всё равно оставалось.

— Оставь так. Вернусь — засолю или в морозилку спущу, — махнул я, уже спеша к амбару. Чуть завтрак не прогулял.

Киса и Ося, вернее, старики-разбойники, встретили меня приветливо и тут же засыпали вопросами про рыбалку. Дед Сергий явно был в ней дока, поэтому интересовался профессионально. Древо слушало больше за компанию. То, что сетки бросал прямо с дерева, Хранитель оценил сугубо положительно, намекнув, что та берёза неспроста выросла именно под таким неожиданным углом, и, вроде как, он чуть ли не лично к этому руку приложил.

За выпущенную обратно подводную мелочь даже похвалил. Да, осознанное потребление появилось тоже не вдруг и не на пустом месте. Мне и самому всегда казалось, что брать больше, чем надо — редкая глупость.

Под столбом яркого света, казавшегося сегодня ещё шире, чем вчера вечером, нежился верхний живой побег Осины. Он стал шире и выше, на нём показались два новых ростка с почками. Скоро, наверное, и листики пойдут. Я поймал себя на мысли о том, что за возрождением дерева смотрел с восхищением и гордостью. Как-никак, сам помог.

Про ночную встречу не то, что рассказывать не стал — старался даже не думать. Но с этими двумя матёрыми прокурорами с астрономическим стажем играть в такие игры мне было явно рано. Вернее, играть-то — запросто, а вот выиграть — без шансов.

— В Двориках по сторонам смотри. Там обязательно одна-две бабки с чернотой будут. Уж на что деревенька бесполезная да маленькая — но нет, живут себе. В Хацуни тоже пара постоянно сидит. Вроде как конвой. Знают они, что мы с Оськой в этих краях где-то, но видит око — да зуб неймёт. Вот пусть так пока и продолжается. А ты про деревню-то с какой целью спросил? — уточнил Хранитель. Хотя я не помнил, чтоб спрашивал.

— Да думаю до города сгонять, как рыбу коптиться поставлю. А на обратном пути у местных про молочко да курятину поузнавать. Свойское-то всяко лучше покупного, — выдал я бесспорную истину.

— Это — да. Коров там точно держат штуки три. Ну, в том году, по крайней мере, три было. А куры, почитай, в каждом дворе роются. А зачем в город тогда? — продолжал пытать Сергий.

— Да за пивом же. Раков-то полтора ведра сами себя не съедят, а без пива их есть — не по-людски как-то. Если можно с ним — зачем тогда без него? — я будто заразился от этих двоих вселенско-житейской мудростью. — Эх, жаль, тебе раков нельзя, наверное.

— Чойта нельзя-то⁈ — у деда вздрогнул весь «розарий», в котором он лежал. — Можно! Нужно даже! Ты чего, пива дедушке зажал с раками? Ну, точно Аспид, как есть змей подколодный! Оська! Глянь, какую гадину на груди-то пригрели⁈

Прутик в столбе света чуть шевельнулся, еле заметно, как хвост старого ленивого кота на солнышке:

— Не ёрзай, Серый. Осиротишь, не ровен час. И про то, кто кого пригрел — тоже вопрос ещё. Как и про то, зачем ему второй дом от околицы с белыми наличниками так занадобился, — Речь Древа звучала неторопливо, размеренно. Да, идея отвлечь и его разговором про пиво с раками была слабоватой. Но я хотя бы попытался.

— Второй-то? Синий такой? Лидка там живет. Ну, в прошлом году ещё жила. Дети разъехались у ней, внучка одна осталась, Машка, оторва редкая. Никак, по ласке заскучал, касатик? — ну вот, теперь он мне не простит своих раковых переживаний. Или рачьих?

— От вас, отцы, ничего не утаить. Нет, Машка мне без надобности. А вот молоко и куры точно нужны, — я «говорил» так, что даже сам себе верил.

— В соседнем к ним доме Тимофевна живёт. На четвёртом ранге она. Ушлая баба. Смотри там, повнимательнее. В лес им ходу нет, но мало ли, как подгадить надумает. А Шарукану поклон мой передавай, коли увидишься. И скажи ему, что, помнится, рецепт он у меня всё вызнавал как-то. Потом бочонок привозил на пробу. Ох, и напробовались тогда… Хм… В общем, если то, полутёмное, бархатное, ещё варят — возьми обязательно!

— Возьму. Мне бы только выехать. А то как до ручья долетели — убей Бог не вспомню. Только Павлик хохотал всю дорогу, а мы с Алиской головами о двери стучались.

— Зря вы так. Головы у вас — места слабые, — Древо продолжало «говорить» размеренно и вальяжно, по-прежнему напоминая кота, развалившегося на тёплом крыльце под ласковым солнышком.

— Так чего сложного-то? Куда влез — туда и вылез, как в народе говорят. По своей же колее и пяться назад. Про пониженную не забудь только, — поддержал его Хранитель. Интересно, они теперь всегда будут мне очевидные вещи подсказывать? Не суй руки в огонь, не лижи зимой качельку…

— Не бухти, Яр. Это по-стариковски мы. Через какое-то время всех вокруг начинаешь абсолютными идиотами считать, поверь мне. Столько дуростей люди на ровном месте делают — ты себе не представляешь. Ты вот почему у Шарукана номер не взял? Сейчас бы уже с пивом сидели, — да, зря я взялся спорить с ними. Кругом правы. И вот чего я, действительно, телефон не спросил у кыпчака?

— Ладно уж, хорош бичеваться. У Мастера спроси мелу, янтарной кислоты и этих, как их, зараз-то… Хела́тов! Запиши, слово сложное. Ладно-ладно, не пыхти. Запомни тогда. Хелаты железа, меди, цинка и марганца. Хе-ла-ты. Четыре металла. Запомнил?

Я повторил. Внимательно. Четыре знакомых слова и одно незнакомое.

— Это металлоорганическое соединение. Ой, нет, зря сказал, не запоминай длинные слова! Это зелье волшебное, для Древа чудного, аналог молодильных яблочек. Да не злись ты, пыхтит как ёж. Витаминки это для меня. Могу сам синтезировать из почвы, но долго. И лень. А я из них Серому живой воды нагоню. Пиво, конечно, вещь хорошая, если правильно сварено, но помогает не от всего. К сожалению, — Ося объяснял доходчиво. Когда переставал издеваться.

Закрыв дверь в амбар, набрал в колодце воды и наполнил корыто и два здоровенных медных таза, что нашёл на подворье. Алиса выбрала в первую очередь ту рыбу, что плавала «белым вверх» — хозяйственная, не пропадать же добру. Возле бани развёл костёр на том самом месте, что показала память Хранителя. Раз у них уже есть кострище, где принято раков варить — не снимать же дёрн где-то ещё из-за того, что десяток шагов пройти лень? Пока прогорали дрова — успел и коптильню найти и линей выпотрошить. Потроха, кстати, в пакет завернул. Мясоовощных консервов у нас не так, чтоб уж очень дохрена, а раков наверняка ещё захочется. А тут целый мешок готовой привады.

Медленно, помогая руками и уточняющими вопросами, объяснил сестрёнке, какой высоты должен быть максимальный огонь под железным ящиком, стоявшим на воткнутых в землю железных прутах с поперечинами, обнаруженными под стеной бани. Пока рассказывал — чувствовал себя немного Сергием, которому явно довелось общаться с бо́льшим числом людей лёгких и невнимательных. Но Алиска схватывала на лету.

Узнал у неё, чего ещё надо захватить из города. Она перечислила, не забыв в самом конце и сугубо женские принадлежности, отчаянно краснея. Я записал всё списком в телефонные заметки. Удобная штука, раньше всегда так делал перед походом в магазин, чтоб не нахватать лишнего.

Нивейка встретила, кажется, едва хвостом не завиляв. Ввиду отсутствия, опять же. Всё было на местах — двери, стёкла, колёса и руль. С умным видом слазил под капот и проверил уровень масла на всякий случай. Лучше бы вчера клемму с аккумулятора снял, балбес.

Но движок схватился сразу, без сюрпризов. Нужные рычаги встали в нужное положение. Я поправил сквозь открытое стекло зеркало с Алискиной стороны, сложившееся вплотную к кузову обо что-то твёрдое. Глубоко вдохнул — и тронулся.

Движение задом наперёд в глухом лесу, по пням, корням и корягам — удовольствие сомнительное, конечно. Наверняка есть талантливые и увлечённые джипперы, которых хлебом не корми — дай залезть туда, куда и трактора́ из опасения не заглядывают. Но я не из этих. Поэтому, когда вслед за задницей на дорогу выехала вся машина целиком, едва не перекрестился. Рванул сразу в сторону Двориков. Только за тем, чтобы сразу же оттормозиться и отключить, ругаясь про себя, пониженную передачу. Говорю же — не из этих я.

В этот раз деревней ехал неспешно, без суеты и нарушений — мне тут ещё кур покупать. И снова почудился какой-то изучающий взгляд справа. Кажется, из того самого синего дома в белых наличниках, на которые я нарочно старался не коситься. Получалось плохо. Особенно мешал аромат жареной рыбы из окон. И знакомая спортивная кофта с полосками на рукавах, что висела на перилах крыльца.

Шарукан встретил, широко распахнув лапищи и поднявшись из-за своей стойки. Ожидаемое «Шо, опять⁈» не прозвучало. В этот раз я зашёл степенно, поздоровавшись, а не влетел с умиравшей сестрой на руках. Венера и другие женщины приветливо улыбались.

— Как устроились на новом старом месте? Всё ли ладно? — спросил первым делом тайный слесарь-олигарх, обняв меня так, что внутренности едва не стали наружностями.

— Успели, слава Богу. Обживаемся помаленьку, — ответил я, оглядываясь на строчивших что-то на машинках за столами сотрудниц. Или родственниц.

Он расценил это движение верно, потянув меня к выходу, бросив жене что-то на своём. Я, кажется, расслышал имя «Нина». И, видимо, не ошибся, потому что, едва поднявшись по лестнице на свет, мы свернули к давешнему ресторану, где был стеклянный фронтон в форме конуса, нацеленного остриём в синее небо.

— Венера позвонит, пока дойдём — как раз накроют. Рассказывай, — велел он.

— Для начала — спасибо тебе огромное за помощь, Шарукан. И за еду отдельно, а то мы рванули, как ошпаренные. Ты бы знал, как на армейскую консерву рак прёт! Никогда такого не видел.

— Рак, говоришь? — он резко остановился, внимательно глядя на меня раскосыми глазами.

— Ага. Полтора ведра, и один к одному, как калиброванный. Может, и не с голубя, как дед обещал, но приличные. Ты, Мастер, что на вечер сегодня планировал? — закинул удочку я.

— Теперь уже не важно. Полутёмного бархатного не спрашивал Сергий? — да, этих двоих тоже явно многое связывало.

— Угадал. И от Осины заказ привёз я: мел нужен, янтарная кислота и… — вот чёрт! Надо было тоже в телефон записать! Поди вспомни теперь. — Так. Там точно было железо, медь, цинк и марганец. Но какие-то сложные. Что-то про какие-то хрено́ты было — убей Бог не вспомню.

— Не морщи ум, понял я. Хелаты четырёх металлов. Никак, оживать Ося надумал? — чёрная с сединой бровь изогнулась.

— Да там места такие — рай! Грех помирать. А рыбалка какая? — перевёл я в шутку разговор.

Шарукан громко захохотал, спугнув какую-то старуху, что отскочила к стене дома, волоча за собой сумку на колёсиках, шепелявя себе под нос что-то про «совсем озверели чёрные». Я с тревогой глянул на Мастера, но тот только ещё громче заржал, аж до слёз. Уж кого-кого, а его-то «чёрным» точно грех было считать. В нашем теперешнем понимании.

Громила в костюме, очень похожий на прежнего, но другой, вновь распахнул двери перед нами, стоило кыпчаку подняться на крыльцо. Нина встретила, выходя из-за стойки:

— Шарукан Исмаилович, добро пожаловать! Пойдёмте, — и легко повернулась, взмахнув платиновыми волосами.

Мы в этот раз не поднимались на второй с половиной этаж, прошли первый насквозь, лавируя между столиками, что стояли на приличном расстоянии друг от друга. В этом заведении явно собирались разные люди и вели очень разные беседы. И вряд ли были бы рады, если обсуждаемые тайны стали не только их тайнами. В конце зала Нина открыла дверь, что почти сливалась со стеной. Я, по крайней мере, не обратил на неё никакого внимания, пока мы не остановились прямо напротив.

За дверью оказался кабинет, пожалуй, вдвое больше того, в котором мы беседовали при первой встрече. Вместо венецианской штукатурки стены были оклеены обоями какого-то страшно дорогого на первый взгляд фасона. На второй, наверное, ещё дороже. В кадке, стоявшей в дальнем от входа углу, росла берёза, настоящая. За ней виднелась полочка, на которой стояли три тёмных от времени иконы в окладах тускло-зеленоватого оттенка. На стене, доламывая шаблон, висела громадная плазма, на которой транслировали какой-то модный канал. Модный — в том смысле, что по экрану шли на тощих ногах, качаясь, будто от голода, страшные угловатые и долговязые девки, наряженные во что-то такое, в чём я и в гроб ложиться отказался бы. Современная мода — дело тонкое, не для каждого. А я, видимо, был и не из этих тоже. Вот и здорово.

— Ты телефон с собой взял или там оставил? — спросил Шарукан, заказав в изящную старинную трубку телефонного аппарата что-то, звучавшее очень аппетитно. А я подумал, что обед как раз подошёл.

— С собой, — положил я смарт на стол справа от тарелок.

— Набери Алексеичу, просил он чего-то. Через Виталика передал, а тот уж мне, — объяснил он.

А я подумал, что в этой навалившейся суете совсем забыл про дядю Митю. Даже неловко стало. Хоть он и не просил звонить-отчитываться. Никогда не умел поддерживать социальные связи и во всякий нетворкинг, как сейчас модно говорить. Я поднял телефон, нашёл нужный номер, что было несложно. В теперешней записной книжке у меня их было ровно два — его и подмосковного Мастера.

— Славка! Здоро́во, пропащая душа! — вместо третьего гудка гаркнул в ухо динамик.

— Здравствуй, дядь Мить! Как ты жив-здоров? — даже на душе потеплело.

— Всё путём, Славка, всё путём! А теперь так и вовсе захорошело. Рассказывай, как ты, где ты? — оживление лесника чувствовалось.

— Да вот, к Мастеру местному заглянул по делу важному, неотложному, — начал я тоже сбиваться на его напевную простую речь.

— Это по какому же? Может, помощь нужна? — тут же напрягся голос Алексеича.

— Ещё как! Бочка пива местного да раков полтора ведра. Как сдюжить — ума не приложу, — вздохнул я. Шарукан фыркнул, печатая что-то в своём смарте, а дядя Митя захохотал мне прямо в ухо:

— Узнаю́, узнаю́ породу странничью! Вались весь мир в тартарары — эти непременно найдут и чего, и подо что, и с кем! Годы идут — ничего не меняется! Вот что, Славка. От Дуба поклон тебе. Просил благодарность передать. И сказать, что ты в нашем лесу всегда дорогим гостем будешь. Они, Дерева́-то, чуют, когда с кем-то их них беда. А этих, старых, двое всего и осталось-то. Я сам, слышь, волновался — не затосковал бы он. Существа-то они чувствительные. Потерял бы охоту жить — да и помер бы, бывает так, — частил лесник.

— Не рассказывай, навидался. Еле справился с одним таким отчаявшимся, — согласился я, как только он прервался, чтоб вдохнуть. Шарукан слушал внимательно.

— И как совладал? Мало случаев таких было, по пальцам пересчитать можно, — насторожился Алексеич.

— Да разозлил я его. Выбесил, — честно ответил я.

— Для разозлившего Древо ты слишком… живой, — усомнился он.

— Случайно повезло, — махнул я рукой. — У меня как мозги из ушей капать начали — Сергий вступился. Его я тоже за живое задел.

— Ну, Хранители — народ отходчивый обычно. Закопают — и отойдут себе, — нейтрально сообщил дядя Митя.

— Наверное. Только этот не ходил уже. Давно. Даже под себя. Оба они почти засохли, честно говоря.

— Сейчас поподробнее, — голос стал строгим и каким-то тоже суховатым что ли.

— На Осине — ни листа. Ходы солнечные грязью забиты, вряд ли с зимы открывались. Хранитель в ко́рзине на полу, к стволу ногами. Достаточно подробно? — уточнил я.

— Вполне. Как вышло? — фразы стали короче. Но напряжённее. Шарукан тоже глаз с меня не сводил.

— Кровь выручила. Сперва — фигурально. Застыдил Хранителя, что с того света к нему внучку с правнуком привёз, а он тут, вишь, сам отходить наладился, разминуться решил с ними. А потом, как он завёлся, вроде как и Осине совестно стало. Теперь вот хрено́т каких-то запросил, живую воду гнать собирается, — продолжал я откровенничать.

— Ого! Стратег ты, Славка! Психолог тонкий! Молодец, каких мало! — что-то в голосе дяди Мити мне не понравилось.

— А чего не так-то? — не понял я.

— Ты примерно, очень примерно представляешь, сколько лет Дерева́м? — поинтересовался он.

— Очень примерно — да. Плюс-минус пару ледниковых периодов.

— Значит, и объём знаний их приблизительно сможешь прикинуть. И опыт. Способности сможешь вряд ли — я и сам-то малую толику знаю. Но и её достаточно, чтоб понять, что план их со всех сторон удался. Четыре живых души спасли.

Я замер с открытым ртом. Чувствовать геройским победителем-спасителем себя самого было приятнее, чем с треском вернуться к образу почтового голубя. Но, в конце-то концов, какая разница, чья была операция? Души-то и вправду живы остались.

— Ладно, не робей, Славка. Слова Дуба помни, он такими не бросается. А от меня тебе — до земли поклон отдельный. Спасибо за батю, — в конце фразы голос лесника чуть дрогнул. Я дрогнул весь. И не чуть.

— Сергий… — начал было я, но Алексеич, видимо, и так решил, что сказал лишнего.

— Сергий-Сергий, ага. Любил многих, спасал, помогал. Епишка-писарь про то много насочинял в своё время, что про него, что про Степана-Устюжанина. Про того вообще наворотил — не разгребёшь, одна история про берёзу прокудливую чего стоит…

Я рта не закрывал ещё с прозапрошлой фразы. В голове летали, стучась друг о друга с колокольным, почему-то, звоном образы деревьев и святых угодников.

— Семь веков… Этого же просто…

— Ну да, ну да, не может быть, правильно ты всё говоришь, — подхватил Алексеич. — Деревья не разговаривают, не шевелятся, воду живую из хелатов не гонят и мозги сварить, не вынимая из башки, тоже не могут. Прав, кругом прав. Кроме одного. Мало мы знаем, Славка. Обидно мало. Очень хочется побольше узнать. Некоторым удаётся, тем, кто с Древом общий язык найти сможет. Ты вот, выходит, с двумя уже сговорился. А знания придут, не торопи их, главное.

Слова не то, что не находились. Они все будто напрочь пропали или попрятались в то самое подсознание, о котором думалось недавно. В сознании же было пусто — шаром покати.

— Ладно, Славка. Хотя, нет. Пожалуй, что уже Яр. Спасибо тебе ещё раз. Смотри там. Ну и звони, как охота придёт — поболтаем! — и трубка загудела короткими сигналами. Я отодвинул её от уха и посмотрел на экран с подозрением. Перевёл взгляд на Шарукана.

— На меня даже не смотри — выставил ладони тот, — я ещё меньше Димитрия знаю. И вообще, где еда-то уже?

Дверь как по волшебству открылась тут же. Два парня в белых рубашках занесли и расставили на столе кучу тарелок. И ушли. Аппетит не пришёл ни с ними, ни после них. Вот в самом прямом смысле слова кусок в горло не лез. Я пожевал мяса, запил морсом, поковырял вилкой в тушёной капусте и жареной картошке. Во время еды аппетит, вразрез пословице, тоже не появился.

— Ладно, вечером сам спросишь, если надумаешь как и что, — Мастер посмотрел на меня искоса. — Я вот до сих пор стараюсь ничего у них не спрашивать. А то, упаси Боги, ответят. Потом вовсе все мозги сломаешь. А мне со сломанными никак нельзя — у меня бизнес. И семья большая.

Я молча кивнул, соглашаясь со всем сказанным. Сломаю, это уж как пить дать. У меня-то ни семьи, ни бизнеса. Но тут в голове будто просветлело, и раздался весёлый чистый смех Лины. И стало гораздо легче.

Поднялся и дошёл до небольшого комодика, что стоял прямо под плазмой, на которой так и мотылялись до сих пор страшные девки. Подумалось, что, раз тут серьёзные люди о важных делах говорят, то им и записать чего-нибудь может понадобиться? И не ошибся. В верхнем же ящике сразу обнаружился блокнот, большой, формата А4, на красной пластиковой пружине, и несколько ручек с карандашами. Придирчиво оглядев те четыре, что случайно попались в зажатый кулак, вытянул не идеально остро заточенный, остальные убрал обратно. Шарукан наблюдал за моими действиями с явным интересом.

Сдвинув тарелки в сторону, начал составлять список, иногда задумываясь, сверяясь с заметкой в телефоне и отпивая морсу. Вспоминал то про кроссовок с розовыми вставками. То про спортивный костюм. Про кружева тоже вспоминал, врать не стану. Перечень составился минут за пять.

— Мастер, тут кой-чего из нужного накидал. Посмотри, как время будет. Осметишь — скажи. У меня сколько-то новых денег осталось, и старые ещё есть, Николаевские десятки. Должно хватить, — я пододвинул блокнот к нему.

— Старовер? — поинтересовался он, вынимая из кармана очки и водружая их на нос.

— Почему? — удивился я.

— Двадцать первый век идёт. Нейросети. Чаты, мать их, джи-пи-ти. Искусственный, туда же его, интеллект. Тут обычный-то не у каждого — так нет, им искусственный подавай, — бурчал он под нос, изучая список. — А этот вон карандаликом пишет. На бумажке. Спасибо хоть — не на бересте! И почерк нормальный, Сергия-то письма вообще с доцентом филфака разбирать приходилось.

Он опускал толстый палец всё ниже и ниже, пока не добрался до самой последней строчки. Потом потыкал им же в свой телефон, что лежал рядом. И включил громкую связь. После второго гудка раздался молодой голос, поприветствовавший Мастера вежливо и очень уважительно. Но точно — не по-русски. Шарукан начал говорить, зачитывая, судя по всему, позиции списка. Я понимал только отдельные слова, но и в этом уверен не был. Из знакомых были, вроде бы, только «Нива», «газ», «холодильник» и несколько матерных, но и за них не поручусь. Закончив звонок, он посмотрел на меня с явным превосходством. На всё-про всё ушло минуты полторы-две.

— Прогресс, Ярослав, вещь полезная. Ну, если кто понимает, конечно.

Спорить с ним не было никакого желания. А тут как раз и аппетит проснулся.

Подходя к дому, перед которым я оставил машину, неспешным прогулочным шагом мы говорили о всякой ерунде. Ехать со мной он, конечно же, согласился. А про список велел перестать думать. Есть всё же в статусе Странника и приятные опции.

В багажник Нивы темноволосые крепкие парни как раз грузили красный газовый баллон. Заднее сидение под крышу было заставлено какими-то коробками и пакетами. И сидела машина явно ниже, чем утром. А нам ещё по лесу продираться. На мой изумлённо-восхищенный взгляд Шарукан лишь шире расправил плечи и выше поднял нос. С момента его звонка и чтения списка прошло от силы часа полтора.

Выезжали из города неторопливо. И потому, что после позднего обеда чуть начало клонить в сон. И от того, что машина, набитая под завязку, к быстрой езде не располагала никак. Хотя, впрочем, она и пустая для неё не была предназначена. Остановились только один раз — возле цветочного ларька. Глядя на меня с двумя букетами, которые я с абсолютно непроницаемым лицом положил между коробок на заднее сидение, Мастер поднял большой палец и азартно, по-молодому, подмигнул.

В Дворики въехали так же неспешно. Радио «Ретро», настроенное Шаруканом, голосом Пугачёвой выводило про «Три счастливых дня*». На обочине в пыли купались куры, но приценяться к ним сейчас не было ни желания, ни надобности — за спиной ехал запас свежатины ещё на пару недель точно. На заборе, будто пытаясь поспорить с Примадонной, заорал здоровенный белый петух. Откуда-то справа доносились прочно забытые звуки двуручной пилы. Сельская тишь и пастораль.

— Налево не смотришь, башкой не крутишь, скорость не меняешь, — вдруг произнёс Мастер каким-то чужим, злым голосом. Послушавшись, я посмотрел направо. И увидел, как он левой рукой внизу, между колен, сдвигает назад затвор пистолета. Которого только что в руках у него не было.

Нивейка катилась по центральной улице Осиновых Двориков так же, как и пару секунд назад. Двигатель бурчал так же ровно. Только сердце у меня явно прибавило оборотов. И по спине пробежали неприятные мурашки.

— Вот же падла, разожралась где-то. В том году ещё четвертая была, — прошипел Шарукан, хотя я готов был поклясться — губы не шевелились.

Перед заборчиком синего дома с яркими белыми наличниками сидела на лавке яркая, ладная и фигуристая брюнетка в неожиданно смотрящихся на ней застиранном ситцевом халатике и тапочках-сланцах. И знакомой кофте с полосками на рукавах. Глядя на нашу машину с непонятным выражением лица. Я понял, что за взгляд чуял оба раза, что проезжал здесь. Холодный, цепкий, гадючий. А в груди её, напрочь отшибая все мысли об аппетитных формах, клубилось Пятно. Второго ранга.

* Алла Пугачёва — Три счастливых дня: https://music.yandex.ru/album/3662714/track/30252256