Дубль два

Глава 21 Озерные ведьмы

Хотя это и на пятно-то уже было не похоже. Казалось, будто внутри у неё — что-то похожее на тёмную медузу, с вершиной купола в районе ключиц и расходящимися вниз и в стороны щупальцами. Выглядело одинаково тревожно и мерзко. Даже при том, что смотрел я на эту пакость внутри живой женщины, казалось, левым ухом, проезжая мимо с совершенно отсутствующим видом. И стало как-то предельно ясно, что кур покупать я сюда уже не пойду.

Свернув за поворот под горкой после деревни, Нивейка скаканула вперёд уставшим осликом, что почуял родное стойло. В арку между осиной и берёзой прошла без прошлой нервной суеты с ручником и заносом, как-то даже деликатно, если это слово в принципе применимо к сугубо утилитарному автомобилю с вечно удивлённым взглядом круглых фар. До ручья тоже доехала вполне себе культурно, переваливаясь с боку на бок на корягах и кочках. Эдак тут скоро наезженная дорога организуется. Естественным путём.

Шарукан молчал всю дорогу, поглядывая время от времени в правое зеркало, которое повернул так, чтобы пространство позади было видно ему, а не мне. Я в нём только обочину и видел, да лес стеной за ней. Пистолета Мастер из рук не выпускал. Спокойствия это не прибавляло.

Вышли из машины, привычно потянувшись. Любая поездка на Ниве на моей памяти заканчивалась именно так — пассажиров и водителя прямо-таки тянуло понаклоняться, поводить плечами, а то и поприседать. Шарукан втянул воздух носом, продолжая выглядеть как-то хищно и опасно. И по сторонам огляделся с таким видом, что вставать у него на пути не возникало никакого желания. Потом сделал какое-то хитрое движение большим и указательным пальцами правой руки, придерживая затвор левой. И убрал оружие за ремень сзади. Если я ничего не путал — это был ТТ, который «очень быстро разбирают», и «эхо войны». Но в руках Мастера не самый маленький пистолет выглядел, как дамский, сувенирный.

— Не стой столбом. Нам ещё ходить и ходить. Давай, тащи круглое, кати квадратное, — поделился он хмуро военной мудростью.

И одним движением подхватил за вентиль красный баллон, закинув на плечо, чуть придержав другой рукой за дно. И хоть бы качнулся. Точно, штангист.

Я подхватил коробку, на которой была нарисована газовая плитка, из тех, что у многих на дачах «живут» — маленькая, на две конфорки. Сверху встала ещё одна коробка, побольше, но полегче. Шарукан уже косолапил сквозь лес, держа во второй руке картонный ящик чуть ли не в кубометр размером, перетянутый пластиковыми лентами. Двужильный, что ли?

Груз сбросили сразу за ставнем в плетне. Алиса с крыльца поздоровалась с Мастером и крикнула, что выйдет, поможет разгрузиться. Тот в ответ велел из дому носа не высовывать. Таким тоном, что сестра и переспрашивать не стала. Мы ещё за две ходки освободили Ниву от груза. И клемму с аккумулятора я скинуть на этот раз не забыл.

От бани так тянуло копчёными линями, что я почти забыл и про недавний обед, и про раков, и про всех на свете ведьм любого ранга. Но, наткнувшись на брошенный Мастером взгляд на плетень, тут же вспомнил. Не про обед, к сожалению.

— Веди к ним, — велел он. Я не стал уточнять, кого он имел в виду, шагнув в сторону амбара.

В открытую дверь Мастер заходил едва ли не боком. И в силу природной стати, и из-за пары коробок, что тащил в руках у груди. После баллона на плече и, как выяснилось, маленького такого, но всё-таки холодильника, что оказался в той коробке с пластиковыми лентами вокруг, я поглядывал на него с ещё бо́льшим уважением.

— Поздорову, други старые, — голос его под конусом крыши прозвучал низко, а главное — неожиданно. Я как-то совсем привык уже к тому, что в этих стенах даже Павлик переходил на Речь, не тревожа воздух звуками.

— Здоро́во, Мастер! — хором раздалось в голове. — Давно не заглядывал.

— Да как-то всё не складывалось, — хмуро проговорил кыпчак. Видимо, это были какие-то обычные, обязательные к произнесению фразы, привычные для них.

— Ува́жил, Шарукан, спасибо тебе, — Ося будто внимательно наблюдал за его движениями. Из коробок появлялись какие-то свёртки коричневой обёрточной бумаги, закрытые крышками колбы из тёмного аптечного стекла и даже ступка с пестиком, белые и фарфоровые. Я не смог вспомнить, когда видел такие в последний раз.

— То долг мой, Древо. Сейчас всё подготовлю, по твоему рецепту тогдашнему, — в его больших ладонях весь этот инвентарь школьного кабинета химии терялся, но двигались они быстро и уверенно.

— А потом и до тебя дело дойдёт, Серый, — во взгляде Мастера, кажется, проскочило сочувствие и грусть, когда он покосился на Хранителя. Тот, к слову сказать, выглядел уже не не полтораста, а всего-то лет на девяносто. По сравнению с собой же недавним — настоящий бодрячок, живчик прямо. Только лежавший по-прежнему в саркофаге из веток и прутьев.

— Ты не косись так, татарская морда. Знаю, всё знаю. Раскапризничался, старый дурак, слабину дал. Сбежать хотел. Пока лежал-помирал да себя с Оськой жалел — куда ни шло ещё. А как Яр вон Алиску с Павликом привёз — понял, что поспешил, — Хранитель не защищался, не оправдывался и не скандалил. Просто констатировал факты.

— Так я ж ничего и не сказал, — начал было Мастер.

— Ты громко думал! — перебил его Сергий. Со стороны это выглядело тревожно. Особенно для тех, кто Речью не владел. Стоит себе в сарае старый здоровенный мужик и говорит бессвязные, вроде бы, фразы. Ещё и обрывая их на полуслове.

— Это ещё не громко было. Ты пока тут корни в Родину пускал — под боком чёрт знает что творилось, похоже. Через деревню с Яром ехали только что. Машку помнишь, внучку Лиды? — руки Шарукана продолжали чародейство, никак не отвлекаясь на дискуссию. В колбах смешивались какие-то порошки, добавлялись какие-то жидкости. Стоило только задуматься об этом, как он тут же всучил мне ступку с пестиком и пять блистеров таблеток. Обычных, бумажных, не думал, что такие ещё выпускают. Глюконат кальция и та самая янтарная кислота, три к двум.

— На-ка вот, перетри в порошок. Все, что есть. Тщательно, — буркнул он.

— Помню Машку, как не помнить? До сих пор удивляюсь, как из них, соплюх тощих, в прыщах да бородавках, такие павы потом получаются, — у лежащего деда, вроде бы, даже глаз затуманился от каких-то личных воспоминаний.

— На втором ранге Машка теперь. Под самым забором у тебя, почитай, — перебил его Мастер. Будто ледяной водой из таза окатил закатившего было глаза Сергия.

— Что⁈ — клумба вокруг него опять качнулась.

— Что слышал. Вон, Яр не даст соврать. Да вам захочешь — не соврёшь, — судя по Мастеру, ему самому крайне не нравилась весть, что мы привезли. — А вы вон не в форме, как на грех.

— Не ёрзай, говорю! — грохнул в голове голос Древа громче обычного. — Некстати, верно говоришь, Мастер. Хранитель пока в силу не вошёл — ему и второго ранга хватит. Они выносливые и цепкие, как репьи. Сам что думаешь?

— Воинов позвать да окопаться тут, как в Отечественную. Или опять половину леса ядовитой сделать, как во Вторую. Или спецов найти да на ноль ту Машку помножить. И вслед за Заряной в озеро определить. И третий вариант мне прямо всем по душе, Древо, — пока ехали, слесарь не только снаружи голову напрягал, хмурясь да гоняя желваки, но и изнутри.

— Вечно вы, человечки, спешите, — задумчиво «проговорил» Ося.

— Потому и спешим, что не вечно мы, человечки, — твёрдо ответил Мастер, отбирая у меня ступку, про которую я уже и забыл. — Иди-ка, Яр, открывай кормушку. Сейчас не тот момент, когда сила лишняя может быть. Всей бы хватило.

— Ты до сроку-то в могилу не лезь, — без уверенности прозвучало от Хранителя.

— Кто бы говорил, — не остался в долгу Шарукан.

Тишина тянулась изматывающе. Лучше бы ругались, ей-Богу. Оставалось надеяться на то, что два сверхразума беседуют на каком-то другом, не доступном нам с Мастером, уровне. И сейчас найдут выход, решение. Вот только где-то глубоко в подсознании полыхнула досада. Будто кто-то сильный, взрослый, мудрый и большой ожидал, когда же я сам начну что-то делать, а не от старших подсказок ждать. Но так и не дождался.

— Деда, дядя Шарукан, ушица стынет. Хотите — сюда принесу? — Алиса стояла на пороге, с опаской глядя оттуда на три наших морды. Далёких от благости и умиротворения.

— Сейчас, Алиса, — среагировало, внезапно, Древо, а не те, у кого она спрашивала. — Серого жидким поить уже можно, только отсюда ему ещё часов восемь минимум ходу нет. Так что деда прямо тут корми. А Яр и Мастер сами справятся, после него.

Сестра кивнула, тут же убежав в дом.

Шарукан обходил «этажерку», набирая в ладонь порошок из ступки и осторожно сдувая его прямо на ярусы. Белая пыль кружилась в солнечном столбе, ложась на деревянные ступени какими-то причудливыми узорами. Муку так на стол не рассы́пать даже нарочно — таких волн, линий и крыльев точно не получится.

Мастер тем временем стал брать по одной тёмно-коричневые бутыли и поливать Древо, но тоже не так, как я предполагал. Не вливал всё в углубление между первым и вторым этажом, а сперва проливал тонкой струйкой поверхность каждого. И лишь остаток отправлялся туда, куда я лил воду и кровь.

Когда последняя бутыль опустела, на верхнем прутике одновременно распустились два листа. Нежно-зелёных, ярких, искрящихся на Солнце блестящей клейкой поверхностью.

— Благодарю, Шарукан. Точно, как в аптеке, всего в меру, — мысли Оси будто звенели. Словно зелья кыпчака действовали на него, как сильный энергетик.

— Ось, не гони так! — взмолился Хранитель, — Я того и гляди на танцы в Брянск побегу! — в конструкции его коо́рзиня шли какие-то едва различимые глазу изменения, она будто начинала медленно и чуть заметно пульсировать.

— Не побежишь пока. А сила, как Мастер верно отметил, лишней не будет.

Алиса тихонько зашла, держа на одной руке Павлика, который тут же начал извиваться, просясь на пол. Я подошёл и взял его на руки. Малыш было притих, но тут же обратился ко мне Речью:

— Дядя! Вниз! Деда!

Я сделал вид, что понял. Кивнул и поставил его рядом с Хранителем, которому сестрёнка уже пристраивала в уголок рта трубку капельницы. Второй конец которой был закреплён в чёрной пробке стеклянной бутылки с аптечной этикеткой. Кажется, «натрия хлорид». Но внутри точно был не он. Павлик на четвереньках подобрался к деду и положил ладошки ему на голову. А от основания тонкого побега Осины протянулся луч, накрыв и руки племянника, и лоб Сергия. Мне показалось, что сам воздух в амбаре вдруг нагрелся и стал как-то плотнее.

— Ого! Вот те раз! Второй такой же, да как бы не сильнее ещё, — Древо звучало удивлённо. Чем можно было его удивить — я и думать не хотел, хотя и интересно было.

— Наверное, Странника работа. Да если вспомнить, что Мастер отвару твоего ему дал… Всё равно лихо, — от комментария Хранителя понятнее не стало.

— Но Яри в мальце — бездна. Прав ты был, Серый. Помирать тебе никак не резон. Отдавать такого богатыря «чёрным» нельзя, — подвел черту Ося.

Сергий вытянул всю бутылку ухи как раз к тому времени, когда Древо велело закрывать солнечные окна под крышей. Листочков на побеге было уже три, и он, кажется, стал пошире. Рос на глазах.

Мы с Шаруканом сидели на кухне, доедая по второй тарелке. С копчёной рыбой уха залетала за милую душу. И казалась самой вкусной из всех, что я когда-либо пробовал до сих пор. Алиса порывалась налить добавки, кружа над нами с половником, но мы, поблагодарив, отказались.

На улицу, под ласковые уже розовеющие лучи начинавшего заходить Солнца, вышли все вместе: сестра с Павликом — на вечернюю прогулку, а мы с Мастером — по делу важному, неотложному, о котором уже я рассказывал сегодня дяде Мите.

Костерок отгонял комаров, в ведре булькала вода. Шарукан открывал тридцатилитровый алюминиевый пивной кег, что поставил возле стены, прямо на скошенную траву. Процесс был медитативный: воздух с шипением выходил из-под крышки-фитинга, но стоило показаться пене — слесарь тут же заворачивал её обратно. Судя по его одухотворённо-задумчивому лицу, он мог заниматься этим сутки напролёт. Но дух от бочонка шёл умопомрачительный, конечно. На лавке рядом стояла та самая бутылка из-под физраствора, тщательно вымытая, и с новой трубкой — Хранитель из амбара изнамекался уже, что без него никак нельзя дегустировать древний рецепт. Ося неожиданно тоже попросил плеснуть и ему. Я попробовал прикинуть, сколько надо напитка для того, чтобы хоть немного развеселить живой организм такого поперечника — метров двадцати. Ничего не выходило. У нас точно столько не было.

Кивнув самому себе, будто о чём-то договорившись, Мастер оставил в покое бочонок, вынул телефон и шагнул в сторону амбара. Хотя и зря, наверное — я всё равно опять ни одного слова не понял бы, кроме ругательных. Часть зонтиков и толстых стеблей укропа, духовитых и свежих, отправилась в ведро. Вторая накрыла панцири и клешни, тут же начавшие краснеть.

— Ты второй букет-то кому прихватил? — спросил легко, вскользь вроде бы, Мастер, садясь на лавку рядом.

Алиска даже всплакнула чуть-чуть, когда рассматривала свой. Давно, видать, цветов не дарили. А второй остался в Ниве, с черенками, замотанными в мокрую марлю. Хотя, наверное, подсохла уже. Для сестры выбрал белые розы. Нашлись свежие, пышные, на длинных ножках. Лине взял красные.

— Познакомился вчера с девушкой на пляже. Договорились встретиться сегодня.

— И сразу с цветами? — поднял бровь Мастер.

— А с чем ещё? Жвачку ей подарить? Или ПСС Владимира Ильича? — удивился я. — Цветы — вариант вечный, классический, беспроигрышный.

— Ну да. А далеко тот пляж-то? — он поворошил прогорающие дрова под закопчённым ведром и подложил ещё два полена.

— Вон там, вдоль ручья, озерцо. Родина тех раков, линей и ушицы сегодняшних, — я ткнул над плечом за спину большим пальцем, примерно указывая вектор.

— С историей водоём, — почесал он подбородок, хрустя щетиной. Огонь плясал в задумчивых глазах, что Мастер не сводил с пламени.

— Расскажи, когда не лень? — предложил я, особо без надежды на откровенность. И опять ошибся.

Заряна, которую знали и как Зарину, и как Марину, и даже как Женевьеву, в зависимости от необходимости и ситуации, была на втором ранге. Когда французы пробирались по здешним лесам, она шла с ними. Точнее, ехала с полным комфортом и пансионом. Уж что-что, а располагать к себе мужиков любого статуса женщины с темнотой внутри умели всегда. Я молча поёрзал на лавке.

Король Вестфалии, брат самогО Императора, по которому паровым катком и табуном ломовых лошадей прокатилось обаяние и неожиданные даже для опытного француза навыки Женевьевы, без разговоров согласился на пару дней дольше требуемого задержаться возле дремучего леса. По которому его нимфа в костюме охотника рыскала в поисках трофейного медведя, как он считал. И в поисках Древа, как было на самом деле. Жером, которого в русских войсках звали «король Ерёма», после регулярных ошибок в Гродно и Салтановке, казалось, вовсе потерял интерес к кампании брата. Особенно после того, как корсиканец отдал правое крыло своей армии этому плешивому ДавУ, «железному маршалу». Тогда вестфальский король, оскорблённый в лучших чувствах понижением статуса, оповестил брата, что покидает войска и отправляется к себе в Кассель. Как он оказался по пути туда под Брянском, арсеналы которого охранялись пуще глаза, никто не знал.

И, лишь потеряв при странных и тревожных обстоятельствах несколько сотен улан, Жером вспомнил, что его давно и очень сильно ждут в родной Вестфалии. Армия покатила прочь из тёмных лесов, потратив сутки на поиски азартной охотницы, но так никого и не найдя. Последние следы её терялись в крошечной, на несколько дворов, деревеньке, затерянной в густом лесу. Но ни жителей, ни самой Женевьевы в ней не нашлось.

Заряну с тремя её помощниками утопили Сергий и Шарукан. Первый заблокировал Пятно внутри неё, а второй обвязал ведьму плотной промасленной тканью и густо обмазал смолой, чтобы споры не нашли дороги наружу. Вернее, конечно, было бы сжечь. Но она, увы, была далеко не единственной слугой Чёрного дерева в армии Наполеона. А то, что показалось мне визгом паразита, извлечённого из Павлика и сгоравшего в ведре на полу кухни, именно им и было — сигналом для своих. Мелочь чуяла друг друга на расстоянии нескольких десятков метров. Третьи ранги — до семи километров. Вторые — до семидесяти. Смерть первого ранга все, равные ему по силе, ощущали вне зависимости от расстояния. Как Древа, что чуяли беду своей родни за сотни километров. Разворачивать армию, как и приманивать папских прелатов, рыскавших по округе пешими и конными, было не с руки. Камни и старая борона надёжно прижали Заряну с присными к илистому дну. Паразиты делали организм носителя сильнее, выносливее, наделяли чудесными способностями. Но научить получать кислород без воздуха не могли. Как и дозваться помощи сквозь десятиметровую толщу воды и топкого ила. Лесные озёра всегда хранили в себе множество тайн.

В тот год погибли Клён и Липа. И их Хранители. С Осины облетели листья, все до одного. По небу неделями плыли чёрные траурные следы полыхавших лесных пожаров. А потом шли дожди, где вода была пополам с тусклым тёмно-серым пеплом.

С тех пор «чёрные» подбирались всё ближе и ближе. По лесам бродили австрийцы, поляки, румыны и венгры. Итальянцы, немцы и англичане внимательно изучали их донесения и отчёты. И не торопились. Они умели ждать и планировать. И передвигать булавки с ниточками на карте, сокращая с каждым годом непознанные территории лесных дебрей и чащоб. Поэтому людям Лютцельбурга было гораздо проще, чем французам в их первый визит. Но закончилось всё так же. Разве что в озеро никто не попал. А в каждой из окрестных деревень с тех пор жило по паре низкоранговых «чёрных». Как конвой, если говорить словами Хранителя.

А вот противник такого уровня не появлялся. До сегодняшнего дня. И чего ждать от этой встречи — не знали ни Шарукан, ни Сергий, ни Древо. Ну, или знали, но мне не сообщали.

Под неторопливый, хоть и полный горечи и старой боли, рассказ, Мастер открыл-таки бочонок и нацедил в аптечную посудину пенящейся жидкости, напоминавшей цветом тот квас, каким не так давно угощал меня дядя Митя перед баней. Почти такой же, как эта, за нашими спинами, только более ухоженной, обжитой. И тогда я ещё и представления не имел о том, какие новости меня ждали наутро. Квас тот был божественно хорош. Это пиво — ещё лучше. Да, в должности Странника есть и плюсы. Главное — уметь их различать и ценить.

В амбар зашли, как волхвы с дарами — торжественно. Но только груз был однообразным. Всей-то и разницы, что для Хранителя — в стекле, а для Древа — в железном ковшике, что где-то в бане нашарил Мастер. Сергий в этот раз тянул из трубочки с таким блаженным выражением на лице, какого, кажется, не встретить и у младенца, дорвавшегося до материнской груди. Или у труженика села или завода, отработавшего смену в полях или в цеху, утеревшего лоб и принявшего запотевшую кружечку. Было видно, что за все прожитые годы этот сверхчеловек не разучился получать удовольствие от жизни и ценить его по достоинству. Ося же всосал деревянными по́рами пару литров ещё быстрее, чем воду с кровью. И уж точно гораздо быстрее, чем свои «витаминки». А я изо всех сил старался не думать о времени и о костре на берегу озера. Получалось примерно так же, как когда просят не думать о белой обезьяне.

— Я не могу тебе приказывать, Яр. Могу только советовать, но, чувствую, толку никакого не будет. Ты знаешь про врага рядом. Ты понимаешь, что опасность может грозить не только тебе, или мне, или Серому. Решать тебе, — Древо, судя по лицу Шарукана, говорило загадками, похлеще астролога или оракула. Мне же всё было ясно, как днём.

— Я пойду, Осина. Ей тоже может грозить опасность, — ответил я. Тот, кто мечтал, когда же я начну сам принимать решения и нести за них ответственность, вряд ли ждал именно такого развития событий. Бойтесь своих мечтаний.

— Шарукан. Что будешь делать? — видимо, ко мне вопросов у разумного дерева не осталось.

Мастер начал говорить на своём наречии, иногда помогая себе жестами в части направлений. Из его слов я не понял решительно ни одного. Вообще ни единого. Там не было ни «хоб», ни «салам», ни «бик яхши», а ничего, кроме этого, на подобных языках я и не знал.

— Хорошо. Продолжай. Не впервой. И не в последний, если повезёт, — фатализм Древа был вполне объясним, если знать его возраст, пусть и очень примерно. Но он как-то не успокаивал. Видимо, для того, чтобы принимать любую участь со спокойным сердцем, нужно прожить значительно больше неполных трёх десятков лет.

— Тогда просто будь внимательнее, Странник. Я не хотел бы терять тебя так быстро. Хоть ты и мелкий двуногий нахал, — в конце фразы в Речи его звучала неприкрытая ирония. Но не злая.

Я выходил из амбара под взглядами Серого и Шарукана. Каждый из них, пожалуй, мог бы влёгкую раздавить слона.

Задвинув на место ставень, глянул на часы. Без пятнадцати девять. Только и дойти. Прибавив шагу, добрался до соснового бревна, достал из Нивы букет. Марля, намотанная на срезы черенков, была сухая, я размотал её, сложил и убрал в карман. Розы пахли так, что валили с ног. Ничего общего с голландскими, эквадорскими и прочими импортными, которые, как любят говорить продавцы цветов, «зато стоят долго!». Странные полупластиковые растения, которые неделями путешествуют в тёмных контейнерах, потом стоят в потных холодильниках, а затем догнивают по колено в мутной вонючей воде. Если же регулярно обрезать черенки и менять воду — можно, наверное, хранить их годами. Я, правда, не пробовал. Те, что я держал в руке, соцветиями вниз, были живыми и настоящими. И, если завтра им суждено завять, осыпаться, засохнуть или сгнить — ну что ж, значит, судьба такая. Зато сегодня они яркие и пахнут так, что голова кру́гом. И, кажется, фатализм Оси оказался заразным.

Дым едва занявшегося нормально костерка стелился над водой, мерцавшей небом. Ветерок тянул белые пряди в сторону озера, и я сел рядом с их маршрутом — там почти не тревожили комары. Было десять минут десятого. Кроме меня и летучих кровопийц на берегу никого из живых видно не было. Розы лежали головами к берегу, подальше от пламени. Под ножками я пристроил охапку мха, которую сперва окунул в воду.

В лесу послышались торопливые шаги и сбивчивое дыхание. С такими точно не подкрадываются, чтобы напасть — с такими убегают от беды сломя голову. Я положил руку на крепкую ветку шага полтора длиной, которую нашёл, пока собирал хворост по пути сюда. И согласился со стариками-разбойниками — слишком много дури люди совершают, не подумав.Вот кто мешал мне ружьё взять? Хотя, стрелять-то я всё равно не умею. Хотел у Сергия поучиться. Только доведётся ли теперь?