Эвис: Заговорщик

Глава 2

Глава 2.

Седьмой день второй десятины первого месяца лета.

Добраться до Лайвена с восемью заводными, увешанными переметными сумками, оказалось несложным. А вот въехать в город… Сообразив, что у всех этих лошадей и, главное, груза всего один хозяин, да и тот выглядит, скажем так, не очень состоятельным, мытарь, взимавший плату за въезд, как-то уж очень сильно обрадовался. Поэтому условным звоном небольшого колокольчика вызвал из караулки весь десяток стражников и сходу приказал меня задержать. При этом нагло «не заметив» родового перстня на моей правой руке!

Я взбесился. В смысле, вышел из себя, холодно оглядел все это вороватое «воинство», и, демонстративно возложив длань на рукоять меча, потребовал немедленно позвать старшего.

Ага, как бы не так — мытарь, решивший, что с таким количеством воинов за спиной стал бессмертным, ПОТРЕБОВАЛ предъявить к просмотру груз! Ну, я и «предъявил»: снял одну из сумок с последнего мерина и выкатил на дорогу четыре изрядно пованивающие головы. Ох, как они забегали! Четверо молодых и неопытных, немногим старше меня, «рубак», путаясь в ногах, принялись носиться туда-сюда и размахивать копьями. Видимо, изображая перестроение в боевой порядок. Что интересно, из этой компании в сторону ворот не посмотрел никто, хотя им должны были объяснить, что их первейшая обязанность не трясти мошну у народа, а в случае опасности не позволить врагу захватить надвратную башню. А вот шестеро ветеранов, дядьки годков за тридцать пять, повели себя куда увереннее: как бы невзначай передвинув щиты из-за спин на руки, они практически мгновенно разделились на три двойки. Одна оттеснила лишний народ и от меня, и от ворот. Вторая сместилась к открытой створке, встав так, чтобы, в случае чего, максимально быстро ее захлопнуть. А последняя, ни на миг не поворачиваясь ко мне спиной, рванула внутрь арки. Где разошлась к рычагам, с помощью которых можно было мгновенно уронить герсу[1].

Я смотрел на их маневры, как на возню детей в песочнице. Еще бы — окажись на моем месте любая Тень с заданием захватить этот проезд в город, десяток таких придурков ее бы точно не удержал.

Тем временем мытарь, как-то уж очень быстро потерявший цвет лица и со страхом поглядывавший на меня из-за спин «молодежи», визгливо поинтересовался, что это такое.

Я пожал плечами:

— Головы!

— Я вижу, что головы! — взвыл он. — Что они тут делают?

— Лежат!

— А по какому праву?

— Слушай, а тебя в детстве мама на пол не роняла? — стараясь, чтобы в моем голосе чувствовался неподдельный интерес, спросил я.

За моей спиной, куда оттеснили народ, желающий въехать в город, послышались приглушенные смешки. А законный потрошитель чужих кошельков аж побагровел от возмущения:

— Что⁈

Я повернулся к ближайшему стражнику и удивленно приподнял одну бровь:

— Он у вас не только тупой и забывчивый, но еще и глухой?

Воин усмехнулся в густые усы, но промолчал.

— Я-я-я… — набрав в грудь побольше воздуха, заверещал мытарь. Только вот слушать его вопли мне уже надоело — хотелось побыстрее продать трофеи, получить законное вознаграждение за голову Кровавого Орла и добраться до дому. Или заехать в заведение матушки Оланны и провести ночь с какой-нибудь из ее прелестниц:

— Слышь, ты, недоумок, я потребовал НЕМЕДЛЕННО ПОЗВАТЬ СТАРШЕГО!!!

«Недоумок» онемел от возмущения. А стражник, стоявший у правого рычага, наконец, догадался ударить в малый тревожный колокол. Слава Пресветлой, всего один раз.

Их начальник, через четвертинку кольца выскочивший из караулки, врубился в ситуацию за считанные мгновения. Подошел поближе, кстати, встав так, чтобы мне было неудобно его атаковать, а ему наоборот, оглядел с ног до головы и, увидев перстень, склонил голову в коротком, но уважительном поклоне:

— Доброго вам дня, арр! Как я понимаю, все это — на Псарню[2]?

— Не все, а только головы… — уточнил я. И, не дожидаясь следующего вопроса, выпростал из-под нагрудника бляху зарегистрированного в Разбойном приказе охотника за головами.

— А в каком месте они сидели, если не секрет? — с искренним интересом поинтересовался вояка. Не забыв жестом просигналить своим людям, что можно расслабиться.

— Чуть дальше Швита… — ногой закатив обратно в сумку первую голову, буркнул я.

— Неужто прямо на Гельдском тракте⁈ — не поверил он.

Я кивнул.

— И на что они надеялись?

Я пожал плечами — объяснять, чья это была шайка и сколько она пролила крови, не было никакого желания.

— Что ж, на всякую тупую башку — свой арбалетный болт! — сообразив, что я не расположен к светской беседе, подытожил десятник и любезно предложил сопровождающего. Дабы было кому присмотреть за последними лошадьми на оживленных улицах города. И чтобы хоть как-то загладить неудобство, доставленное мне не самым учтивым поведением его подчиненных.

Отказываться я не стал — дождался, пока выделенный мне парнишка передаст жуткое копьище товарищу и взглядом показал, на которую из кобылок ему забираться. Потом вскочил в седло и, наконец, въехал в город. Кстати, пошлину так и не заплатив…

…В течение следующих полутора страж я носился по оружейным лавкам и барышникам Нижнего города, сбывая трофеи. Продавал, предлагая чуть заниженную цену и не пытаясь заработать. Во-первых, потому, что здорово устал, а во-вторых, торговаться мне, благородному, было невместно. Впрочем, учитывая то, что на пути из Маггора в Лайвен я почти целый день провел в Медвежьем Урочище, где не только похоронил несчастных пленниц и забрал стреноженных лошадей, но и прихватил все, что можно было продать за нормальную цену, особо не расстраивался. Ибо денег набиралось порядочно. Кроме того, душу продолжала греть мысль о «векселе» ценою в целых тридцать золотых, все еще ожидающем превращения в звонкую монету.

Разобравшись с продажей последней партии добра — шести неплохих кольчуг, бахтерца и двух кожаных нагрудников — я вручил ожидавшему меня стражнику пару медных щитов[3] на пиво. Потом ответил коротким кивком на благодарный поклон и в поводу с единственной заводной кобылкой очень неплохих кровей, которую я решил подарить Майре, неспешно поехал в сторону Верхнего города.

Полуденные ворота в стене, разделяющей внутреннюю и внешнюю части Лайвена, преодолел без каких-либо проблем, так как там дежурила смена во главе со знакомым десятником. До Псарни тоже добрался достаточно быстро. А вот перед дверями в кабинет ее начальника завис на долгие полторы стражи.

За время ожидания я основательно пропах мертвечиной, так как поднял с собой не один «вексель», а две сумки по четыре головы в каждой, ибо был уверен, что получу не только награду, обещанную за голову Шэнги, но и премию за уничтожение его людей. Почему? Да потому, что «главный волкодав» королевства Маллор, Витсир ар Дирг по прозвищу Лайвенский Пес, был одним из ближайших друзей моего отца. И до сих пор считался другом рода Эвис. Впрочем, почему «считался»? Он помогал. В меру своих отнюдь не маленьких возможностей. И при этом умудрялся не задевать моего самолюбия!

Увы, стоило мне дождаться вызова и, волоча за собой сумки, войти в хорошо знакомый кабинет, как настроение стремительно ухнуло в пропасть. Вместо дяди Витта за тяжеленным столом из мореного дуба обнаружился Овьен ар Биер, двоюродный брат королевы Маниши, нынешней старшей жены Зейна Шандора. Или человек, умудрившийся всего за два года службы в Мытном приказе заслужить прозвище Чумная Крыса!

— Так-так-так… — оглядев меня с ног до головы и очень неприветливо поморщившись, пробормотал он. А про необходимость поздороваться благополучно «забыл». — И что это вы мне притащили?

Покидать кабинет, чтобы увезти «трофеи» в другой город, было уже поздно, поэтому я поставил «добычу» на пол и по-военному стукнул себя правым кулаком по груди:

— Головы, арр!

Крыса поморщилась. Что меня нисколько не удивило — воинское приветствие не требовало ни поклонов, ни пожеланий доброго дня, ни иных проявлений уважения, демонстрируемого собеседнику. А для людей вроде арра Овьена, крайне щепетильно относящихся к ущемлению своего статуса, такая простота должна была казаться чем-то вроде плевка в лицо.

— Головы? И чьи же?

Я достал из нагрудного кармана аккуратно сложенный розыскной лист, неторопливо его расправил и, сделав два шага вперед, припечатал правой ладонью к столешнице:

— Шэнги Кровавого Орла и его людей, арр!

Взгляд Чумной Крысы в мгновение ока выхватил из текста сумму, выделенную писцом красными чернилами, и на губах нового главы Разбойного приказа тут же зазмеилась крайне неприятная усмешка:

— Позволю себе вас огорчить: Шэнги Кровавого Орла мои палачи удавили не далее, как на прошлой десятине! Так что вы, наверное, ошиблись и зарубили кого-то похожего.

Услышав выделенное голосом слово «мои», я окончательно потерял надежду на то, что арр Овьен восседает в кресле главы Разбойного приказа временно. Поэтому продолжил изображать тупого служаку — вытащил из сумки нужную голову и опустил ее все на тот же стол. Только чуть-чуть в стороне от розыскного листка. И начал крутить, при этом «не подумав» озаботиться ни чистотой столешницы, ни сохранностью документов:

— Вот косой шрам на виске и еще один, в четыре пальца, поперек темени… Волосы черные с проседью… Правая залысина длиннее левой… Лоб узкий, над правой бровью родинка… А вот еще одна — на правой ноздре… Нос свернут влево… Вот сломанный левый верхний клык… Дырка на месте пятого нижнего зуба с правой стороны… «Раздвоенный» подбородок… Глаза… глаза, как видите, серые…

— Что вы себе позволяете? — запоздало завопила Крыса, но мне было уже все равно:

— Все приметы один в один повторяют те, что указаны в розыскном листке. Получается, что ваши палачи удавили не того, и имели наглость вас обмануть!

— Вознаграждение уже выплачено! — сделал он еще одну попытку послать меня куда подальше, но не тут-то было — удивленно изогнув бровь, я вперил в него тяжелый взгляд и, сделав акцент на своем имени, холодно поинтересовался:

— Могу я, Нейл ар Эвис, убедиться в этом лично, заглянув в книгу учета выдачи вознаграждений, лежащей во-он в том шкафу на второй полке сверху?

Арр Овьен растерялся! Ведь, несмотря на то что со дня смерти моего отца прошло уже три с половиной года, его имя все еще было на слуху — о Гатторе Молнии не забыли ни благородные, приближенные ко двору, ни сам король Зейн. А значит, я, сын человека, четырежды спасшего жизнь верховному сюзерену, и раз восемь предотвратившего покушения, мог серьезно обидеться. И потребовать справедливости у человека, заслужившего прозвище Гневный.

— Подождите, если мне не изменяет память, то у того татя, которого удавили, клык был целым! — начала выкручиваться Чумная Крыса. — И шрама на темени я что-то не припоминаю…

— А в розыскном листе эти приметы указаны! — уже понимая, что победил и изо всех сил стараясь удавить торжествующую улыбку, «хмуро» бросил я.

— Значит, тот себя оговорил! В смысле, сломался во время допроса… Что иногда случается… вернее, случалось… при моем предшественнике… — выдвинув из стола верхний ящик и без особой радости на лице доставая из него по одному золотому, продолжил арр Овьен. — Палачей уже пороли, дважды лишали половины месячного жалования, но дурные привычки, знаете ли, очень живучи!

— Кстати, а что в остальных сумках? Добро, награбленное Орлом и его шайкой? — с надеждой спросил он, закончив выстраивать третий столбик из монет.

— Головы его людей. В этих — семь. И еще десяток внизу, в переметных сумках, навьюченных на заводную лошадь. Их приметы в розыскных листах я, честно говоря, не искал, ибо очень устал. Но не удивлюсь, если они там найдутся.

Крысу чуть удар не хватил. Но вместо ужаса перед возможной потерей еще какой-нибудь суммы он сочувственно вздохнул:

— Тогда езжайте домой и хорошенько отдохните! А головы оставьте тут — я поручу кому-нибудь покопаться в архиве. Если соответствия найдутся, то вас, конечно же, об этом немедленно уведомят…

…К дому я подъехал уже в поздних сумерках и, услышав сначала радостное повизгивание Рыка, а затем и знакомый перестук клюки Генора, радостно заулыбался.

— Открывай ворота, старый, я сегодня верхом! — весело воскликнул я и спешился, чтобы не заставлять пожилого человека толкать массивную створку.

Заскрипел сдвигаемый засов, створка поддалась моему рывку, и в стремительно расширяющуюся щель выметнулась черная молния.

От первого прыжка в лицо я увернулся. Второй слегка подправил, заставляя пса снова пролететь мимо. А когда он развернулся и обиженно заскулил, присел на корточки и развел руки:

— Ну, иди сюда, звереныш! Дай, я тебя обниму…

Следующую четверть кольца я пытался возместить четвероногому другу хотя бы часть ласки, недополученной им за время моего отсутствия. Он отвечал тем же — вилял обрубком хвоста, подпрыгивал на месте и пытался улучить момент, чтобы облизать мне лицо. Зато, когда из дома вынеслась Майра и, сияя, бросилась ко мне, тяжело вздохнул и принялся делать вид, что очень занят присмотром за лошадьми.

Пожать широкую, как лопата, но уже не такую сильную, как в молодости, ладонь Генора я все-таки успел. А потом оказался закручен счастливым ураганом.

Зная, что первые мгновения после возвращения домой сопротивляться ключнице бессмысленно, я стоически перетерпел первый, самый жуткий приступ ощупывания, разглядывания и поглаживания. Затем дождался момента, когда она, наконец, удостоверится в том, что я жив, здоров и даже не поцарапан, и ласково потрепал ее по волосам:

— Я тоже соскучился! Как вы тут без меня?

Девушка растаяла. Но ответила, как всегда, коротко и по существу:

— Честно говоря, не очень: деньги практически закончились, и с продуктами беда. А тут еще и Рык волноваться начал…

— Четыре последние ночи кто-то наблюдал за домом! — объяснил Генор, взяв лошадей под уздцы. — Дело знает. И лежки выбирает с умом. В общем, как бы чего не вышло…

— Разберусь… — пообещал я, задумчиво оглядев двор и потерев пальцем переносицу. Потом снял с пояса один из кошелей и кинул его Майре: — А с деньгами все хорошо: охота выдалась более чем удачная!

Девушка поймала кошель, быстренько распустила стягивавший его шнур, заглянула внутрь и вытаращила глаза:

— Серебро⁈ Золотых на восемь-девять⁈

— В этом — на одиннадцать с лишним. И он у меня не один! — гордо уточнил я. Потом схватил ее за талию и закружил по двору: — Но и это еще не все: видишь вот эту каурую? Она твоя!

…Второй приступ ощупывания, разглядывания и поглаживания, как водится, Майра устроила в предбаннике. После того, как я, наскоро перекусив жалкими остатками имеющейся в доме еды, отправился смывать дорожную пыль и въевшийся в кожу запах мертвечины.

Пока раздевала, предельно внимательно осмотрела с ног до головы и не пропустила ни одного кусочка кожи крупнее медного щита. Старых шрамов аккуратно касалась пальцами и вздыхала. А при виде невесть где заработанных ссадин потемнела взглядом и пообещала смазать их заживляющей мазью. Естественно, после того как я вымоюсь. Потом усадила на табурет, быстренько привела отросшую шевелюру к своему идеалу и собственноручно побрила. Когда закончила, склонила голову к левому плечу и, оценив результаты своего труда, удовлетворенно хмыкнула. После чего затолкала в мыльню и заставила забраться в бочку с горячей водой.

Волосы мыла целую вечность, приятно разминая кожу головы сильными пальцами и прикрывая ладонью глаза тогда, когда смывала мыльную пену. Чуть позже собственноручно остригла отросшие ногти и добросовестно помыла. А стоило мне выбраться из бочки и, опрокинув на себя ведро с чистой водой, завалиться на невысокий столик, дорвалась до возможности ощупать меня от души — начала делать массаж.

Мяла так же добросовестно — чуть ли не стражу. И расслабила до состояния киселя. А когда почувствовала, что я уже почти ничего не соображаю, помогла встать, завернула в широченное полотенце, приятно пахнущее какими-то травами, и проводила до постели…

[1] Герса — подъемная решетка в надвратных башнях.

[2] Псарня — народное название штаб-квартиры Разбойного приказа. Кстати, сотрудников последнего в народе уважительно называют волкодавами или псами.

[3] Щит — медная монета. По размерам самая крупная из имеющихся в ходу.