Эвис: Заговорщик

Глава 33

Глава 33.

Третий день четвертой десятины первого месяца осени.

…Пристальное внимание к нашему дому Вэйль заметила в самом конце тренировки, когда мы с ней только-только закончили отработку последней комбинации из «объединенной техники» и готовились присоединиться к остальным женщинам, тянущим мышцы и связки. Сразу же накрыв меня Даром, она дала почувствовать эмоции двух незнакомых сознаний, а затем выделила мыслью еще одно, знакомое, двигающееся от нашей калитки в сторону этой парочки.

Я тут же выскочил в окно, благо оно выходило на задний двор, подошел к краю тренировочной площадки, на которой бывшие маггорцы продолжали отрабатывать связку, показанную им еще утром, и подозвал к себе десятника.

В три прыжка преодолев разделяющее нас расстояние, Конгер вытянулся во весь рост:

— Да, арр?

— Только что со двора вышла Аника, кухарка. Почему-то одна. Так вот, ей вслед рвануло два каких-то урода — видимо, собираются прижать на Пепельной Пустоши и ограбить. Или ссильничать…

Воин мгновенно подобрался:

— Наши действия по отношению к этой парочке?

— Если не возьмете их живыми, я очень расстроюсь…

Ни один из четырех дней, которые прошли с момента принесения вассальной клятвы бывшими вассалами арра Бриела, не прошел в праздном ничегонеделании, поэтому через считанные мгновения десяток разделился. Двое самых молодых парней поснимали с себя кольчуги с поддоспешниками и, оставшись в пропотевших нижних рубахах, штанах и сапогах, рванули влево, чтобы перемахнуть через забор и изобразить двух бездельников, куда-то плетущихся по жаре. Сам Конгер и три его сослуживца — вправо, чтобы, пробежав через поместье Витзеров, выскочить на Пепельную Пустошь и не позволить будущим обидчикам Аники затеряться в развалинах. А четверка оставшихся побросала наземь тренировочное оружие, подхватила перевязи с боевыми мечами и щиты, и рассредоточилась по владению, чтобы, в случае чего, встретить незваных гостей сталью.

Незваных гостей не ожидалось — Дар Вэйльки, продолжавший меня окутывать, позволял утверждать это совершенно точно — поэтому я уселся на Геноровскую лавку, с наслаждением вытянул ноги и прикрыл глаза. А уже через четверть кольца, почувствовав сначала две вспышки чужой боли, а затем и нешуточное облегчение кухарки, мысленно усмехнулся — десяток кабанов, некогда «одолженный» в замке Маггор, а с недавнего времени ставший моим, начал оправдывать свое существование.

Когда Конгер, его парни, незадачливые обидчики Аники и их несостоявшаяся жертва показались из-за угла дома, я остался сидеть в той же позе. Только повернул голову на скрип песка под ногами приближающейся ко мне процессии и оглядел основательно помятых незнакомцев с ног до головы.

Особой нужды что-либо спрашивать или уточнять не было — родовые цвета Шорезов в одежде не заметил бы только слепой — но неотомщенное прошлое все еще травило душу, и я все-таки перестраховался, задав один-единственный вопрос. А когда услышал ожидаемый ответ, рявкнул на всю Служивую слободу:

— Майра, искорка моя, спустись-ка во двор!

«Искорка» не стала терять ни мгновения, поэтому атакующим соколом пронеслась по лестницам с третьего этажа на первый и остановилась. На несколько мгновений, чтобы накинуть на себя правильный образ. А когда почувствовала себя хозяйкой рода, чинно выплыла во двор через заднюю дверь и, подобно настоящей инеевой кобылице расплылась в морозной улыбке, от которой у не очень сильных духом мужчин могли подкоситься ноги. Тем не менее, «узнавать» эту парочку вслух даже не подумала, вовремя сообразив, что с некоторых пор выглядит инеевой кобылицей:

— Дорогой, у нас гости?

— Ага! — подтвердил я. — Причем долгожданные. Поэтому через половину стражи выезжаем из дому. Всей семьей. В сопровождении Конгера, пяти его воинов, Аники и двух этих покойников.

— Мы не покойники! — тявкнул обидчик помоложе, но наткнулся на многообещающий взгляд Майры и побледнел. И правильно сделал — по губам девушки зазмеилась о-о-очень многообещающая улыбка:

— Мой муж не ошибается — раз сказал «покойники», значит, покойники.

Отправив шестерку «счастливчиков» готовиться к «боевому» выезду, а их менее удачливых товарищей помогать Рогеру и Одену седлать лошадей, я рванул в баню смывать с себя пот. Вломился в мыльню, разбавил две трети древнего бака с кипятком холодной водой, а через несколько мгновений оказался окружен женщинами, в глазах каждой из которых горело мстительное предвкушение. При этом вопросов не задавала ни одна: молча намыливались, молча ополаскивались, молча вытирались. Правда, привычно помогая друг другу. А когда облачились в халаты и чуть ли не бегом рванули одеваться, я вдруг понял, что чувствую их эмоции без всякого Дара!

Пообещав себе разобраться с этим ощущением позднее, я взбежал по лестнице на второй этаж, первым вломился в гостиную и коротко объяснил дамам, что от них потребуется. Потом запрыгнул в хорошо разношенные кожаные штаны и короткие полусапожки, надел свободную белую рубашку, накинул на плечи парадный камзол, затянул на талии перевязь с родовым мечом и отправился в оружейную. А когда вернулся и обнаружил, что женщины еще не готовы, рванул в кабинет, где быстренько нацарапал три письма и запечатал их родовым перстнем.

Доставлять письма отправил трех «счастливчиков» Конгера, подробно объяснив каждому, что от них требуется. Затем отловил Анику и выяснил у нее причины, по которым она вышла из дому одна. Как оказалось, на рынке они с Оденом были еще с утра, но, начав готовить обед, девушка вдруг обнаружила, что у нее закончились какие-то приправы. Дергать чем-то занятого мужчину девушка постеснялась, поэтому вышла из дому без сопровождения, и почти сразу нарвалась на Шорезов.

Объяснив, куда и зачем ее забираю, а также пообещав, что в любом случае не дам в обиду, поэтому она может не бояться никого и ничего, я, наконец, догадался спросить, умеет ли она ездить верхом и в женском седле.

Кухарка густо покраснела, опустила взгляд и отрицательно помотала головой:

— Нет, арр, откуда?

— Тогда выбирай, на чьих коленях поедешь! — задумчиво потерев переносицу, буркнул я и показал ей трех бывших маггорцев, оставшихся во дворе.

Девушка покраснела еще сильнее. Но выбрать выбрала. Как ни странно, Тиммела, самого невзрачного из троицы. Воин гордо подбоченился, а десятник «сокрушенно» вздохнул:

— Пресветлая смотрит на тебя, Тим!

— Зато вам улыбается Бездна! — ухмыльнулся «избранный богиней». — Не каждому удается прокатить по городу живых покойников…

…До перекрестка Дубовой аллеи и улицы Потерянной подковы мы ехали очень неспешным шагом. Поэтому я ничуть не удивился, когда увидел перед входом в оружейную лавку старого Кватта две группы всадников и карету арессы Доргетты. Поравнявшись с ними, ненадолго остановился и учтиво поздоровался с благородными, затем проехал чуть дальше, осадил коня перед слишком хорошо знакомыми воротами и вытянул в сторону десницу с раскрытой ладонью, перевернутой тыльной стороной вниз. Конгер, в точном соответствии с полученными указаниями ехавший чуть правее и сзади, тут же положил на нее древнее боевое копье с листовидным наконечником. И я, с силой взмахнув рукой, метнул церемониальное оружие в самую середину правой створки:

— Я, Нейл ар Эвис, вассал короля Зейна второго, Шандора и глава рода Эвис, вызываю на поединок по правилам наших предков главу рода Шорез, арра Энвера, в настоящий момент находящегося в этом доме!

Мгновением позже чуть левее и ниже моего копья воткнулось второе, а голос дяди Витта прогрохотал на всю округу:

— Я, Витсир ар Дирг по прозвищу Лайвенский Пес, вассал короля Зейна второго, Шандора и глава рода Дирг, свидетельствую, что Нейл ар Эвис в своем праве!

Еще через миг в ворота вонзилось третье, и раздался чуть менее громкий, зато куда более грозный рык Наставника:

— Я, Элмар ар Сиерс по прозвищу Душегуб, вассал короля Зейна второго, Шандора, и глава рода Сиерс, свидетельствую, что Нейл ар Эвис в своем праве!

В этот момент у совсем молодого стражника, выглянувшего из калитки сразу после первого удара, закончилась выдержка:

— Что это вы тут устроили⁈

— Открывай ворота, придурок! — холодно бросил Конгер, подъехавший к нему вплотную. — Или твоими стараниями вызов на поединок превратится в объявление войны от четырех не самых слабых Старших родов Маллора!

Парень явно растерялся, но, когда увидел, с какой непоколебимой уверенностью десятник возложил руку на рукоять меча, решил, что брать на себя слишком большую ответственность не готов. И распахнул створки настежь…

…Дядя Энвер решился выйти на крыльцо тогда, когда стремительно разрастающаяся толпа благородных начала роптать. И сразу же сделал ошибку, попытавшись выяснить, что это за балаган. Я повторил вызов на поединок, само собой, уже без метания копья, затем вскинул правый кулак на уровень плеча, и парни Конгера, выехав вперед, сбросили на ступеньки «покойников».

— На Дне Поминовения моей матери я поклялся памятью своих предков, что в следующий раз, когда выродок рода Шорез переступит порог моего дома, я вызову его на поединок и зарублю! — достаточно громко, чтобы слышало большинство собравшихся, сказал я.

— Но я не заходил в твой дом! — взвыл дядя Энвер, тем самым признав себя выродком. — Я из своего-то не выхожу!

— Ты — глава рода Шорез, не правда ли⁈ — холодно усмехнулся я, а когда он вынужденно кивнул, продолжил: — Значит, несешь ответственность за действия своих вассалов. А сегодня утром эта парочка пыталась похитить человека, которого я взял под свою руку, сразу после того, как он вышел из ворот моего владения. И, видит Пресветлая, сделала это не в первый раз…

— Но мы не переступали порога дома рода Эвис! — торопливо воскликнул кто-то из «покойников». — Мы подошли к вашей служанке на улице!

В толпе благородных раздались ехидные смешки, а на губах мастера Элмара расцвела злая улыбка — еще бы, этот придурок только что избавил нас от необходимости расспрашивать пострадавшую и доказывать свою правоту:

— Как гласит закон Шандоров, «где бы ни находилось имущество благородного, оно остается имуществом благородного». Соответственно, раз вы покусились на имущество рода Эвис, значит, вторглись на его территорию[1]!

— Кроме того, я, Витсир ар Дирг, бывший глава Разбойного приказа Маллора, свидетельствую, что это покушение на имущество рода ар Эвис не первое. Чуть более года назад Энвер ар Шорез облыжно обвинил собственность арра Нейла в краже, причем повторной, и, тем самым, практически подвел ее под петлю. А когда глава пострадавшего рода разобрался с подоплекой преступления и приехал в этот дом требовать справедливости, трусливо сбежал!

— В прошлом году у него была возможность не принять вызов арра Нейла, ибо последний еще не достиг полного совершеннолетия… — добавил Наставник. — А в этом году такой возможности уже нет!

Возможности действительно не было. Равно как и желания драться: дядя Энвер то и дело вытирал потеющие ладони о штаны и судорожно пытался найти хоть какой-нибудь выход. А зря — прощать его я не собирался. Поэтому поторопил:

— Итак, вызов брошен уже дважды! Могу повторить в третий раз[2], но, боюсь, тебя не поймут ни наследник, ни родственники…

— Я…

— И еще! — перебил его я, увидев, куда метнулся его взгляд. — Хочу напомнить, что вызов произведен не по новому дуэльному кодексу, а по древнему Праву Сильного, соответственно, ты можешь выставить вместо себя не более трех подмен и не имеешь права переносить поединок более, чем на три кольца!

Мои слова были почти неприкрытым обвинением в трусости. Однако дядя пропустил их мимо ушей. И, не успев принять вызов, послал кого-то из слуг за теми, чьими руками хотел меня измотать. Из толпы, ставшей еще больше, послышались насмешки и весьма унизительные вопросы. А когда дядя попытался сдвинуться чуть ближе к двери, рядом с ним возникли парни Конгера.

— Это оскорбление! — сразу же взвыл он.

— Ага, оно самое! — согласился я, спрыгивая с Черныша. — А еще разумная предосторожность: в прошлом году ты сбежал в Реймс, а в этом, наверное, готов ускакать в Гельд. Или в Хейзерр. Или даже в Степь. А я покидать Лайвен пока не собираюсь…

…Первый мой противник оказался рослым, широкоплечим и очень тяжелым. Впрочем, двигался он, как хороший кабан или плохой орел. Наставник, посмотрев на начало его разминки, презрительно сплюнул и повернулся ко мне:

— Да-а-а, твой дядя не меняется.

— Ага! — хохотнул Лайвенский Пес. — Энвер все еще уверен, что чем крупнее воин, тем он опаснее и страшнее!

Я кивнул, ибо прекрасно слышал эмоции моего дяди и знал, что при каждом взгляде на подмену он чувствует нетерпение, злобное предвкушение и, почему-то, торжество. Мало того, глядя, как воин разогревает мышцы, глава рода Шорез уже несколько раз порывался его остановить и отправить в бой так, без всякой подготовки. Чем здорово смешил Вэйльку, периодически дававшую мне возможность почувствовать и эмоции кабана, и свое веселье.

Почему она веселилась? Да потому, что никакой уверенности в себе этот воин не испытывал, так как в отличие от своего сюзерена прекрасно понимал, что хорош в строю, плечом к плечу с другими такими же, как он, а в поединке мне не соперник. Ибо за годы службы вбил в ноги только то, что могло помочь выжить в рубке строем на строй. Тем не менее, встав передо мной, он держался вполне достойно — уверенно смотрел в глаза, был готов и к победе, и к смерти, и не боялся рисковать. Поэтому рванулся в атаку через считанные мгновения после того, как показал, что готов, и увидел такой же знак с моей стороны.

Правда, атаку выбрал далеко не лучшую: сократив дистанцию, ударил щитом. Затем, коротко, но быстро ткнул мечом туда, где я, по его представлениям, должен был оказаться, и понял, что меня там нет. Когда начал заваливаться на бок, так как отказала нога, неплохо закрылся щитом в падении. И обнаружил, что пальцы правой руки уже не в состоянии держать меч, ибо их нет. Но все равно не сдался — бросил щит, постаравшись если не попасть в меня, то хотя бы на мгновение отвлечь, перехватил клинок левой рукой и… понял, что я не собираюсь его атаковать:

— Этот воин мне не противник! Давай следующего…

Следующий оказался благородным. Вероятнее всего, из боковой ветви Шорезов. Зато с апломбом и самомнением, которым позавидовал бы глава любого Старшего рода. А еще он искренне считал себя обоеруким, поэтому вышел на поединок с короткими мечами, крест-накрест закрепленными за спиной, в хорошей кольчуге, с боевыми наручами, поножами и в шлеме. Мало того, оглядев меня с ног до головы, презрительно скривился, давая понять, что драться против него в одной рубашке крайне неразумно, и… поманил меня к себе сразу двумя руками! То есть, даже не обнажив клинки!

Я шагнул вперед, замерев на самой границе области, которую он мог бы поразить атакой. А после второго подманивающего жеста сорвался с места. И вошел в душу этого придурка еще до того, как пальцы его рук сомкнулись на рукоятях. Ударил в горло. Кулаком. Затем проскользнул под правой мышкой и, прогнув противника в пояснице, со всего размаху вбил его затылком в полированный камень перед парадной лестницей особняка.

— Может, хоть третьего пожалеешь? — повернувшись к побледневшему дяде, спросил я. — Зачем кому-то умирать или становиться калекой из-за твоей трусости?

Мог бы и не предлагать — мое сердце не ударило и десятка раз, как он вытолкнул вперед арра Ароша, своего сводного брата и друга детства, появившегося на публике одновременно с началом второго боя.

— Да-а-а… — «восхитился» я. — А если бы можно было выставлять не три подмены, а, скажем, пять или семь, ты, наверное, вручил бы мечи старшей жене и меньшицам?

— Да не, куда им, в Бездну, мечи⁈ — хохотнул кто-то из толпы. — У него ж не полуночницы, а обычные бабы! А им по руке разве что спицы. Или пяльцы…

Дядя промолчал, хотя сгорал от бешенства, бессилия и страха. Зато заговорил арр Арош. Негромко — так, чтобы его слышал один я:

— Твоя мать заслужила свою смерть: с-сука была редка— …

Закончить слово я ему не дал, перерубив язык прямо во рту. Затем ушел к земле, походя перерезав связки под только-только вытягивающейся вперед рукой с мечом и под коленом; оказавшись за спиной, восходящим ударом вбил засапожный нож между ног, затем вспух и ударом сапога в зад бросил мужчину, начавшего складываться пополам, на землю:

— Я разозлился. Но выжить тебе это не помогло…

— Ку-уда? Вас ждут в круге, арр! — в тот же миг донесся до меня язвительный голос Конгера, и я, развернувшись, вопросительно уставился на арра Шореза, почему-то оказавшегося куда ближе к дверям в дом, чем за пятую часть кольца до этого:

— Дядя, я же говорил, что выезжать за пределы Лайвена не собираюсь даже ради тебя! Заходи в Круг, твои подмены закончились!

Он побагровел, схватился за рукоять меча, и внезапно сообразил, что клинок, висящий на его поясе, парадный! Выражение лица арра Шореза в этот момент было настолько забавным, что большая часть благородных расхохоталась.

— Может, возьмешь спицы? Или пяльцы? — заорал все тот же шутник, а потом заткнулся на полуслове — видимо, получив внушение от кого-то из старших.

— Пехотный меч со щитом? Два меча? Меч и дага? — жестом показывая на валяющиеся поблизости, а потому доступные ему виды оружия, перечислил я. А когда дядя вцепился в рукоять полуторника арра Ароша, искренне удивился:

— Неожиданно! Впрочем, так будет даже интереснее. Мне…

И, сняв с себя перевязь, вместе с окровавленным мечом вложил ее в руки Наставника. А затем неторопливо двинулся вперед.

Первая атака дяди Энвера оказалась настолько беспомощной, что вызывала презрительный свист в толпе зрителей — клинок полуторника, «гуляя» как по вертикали, так и по горизонтали, по совершенно безумной траектории неторопливо устремился вперед. При этом шаг правой ногой был намного короче, чем требовалось, поэтому, когда острие проткнуло воздух, вернуть вооруженную руку обратно было почти невозможно. Само собой, глава рода Шорез сразу начал падать. Пришлось его придержать. Встречным ударом кулака в аристократический нос:

— Это тебе за мою ключницу, тварь!

От богатырского маха мечом в сторону я уходить и не подумал — подставил плечо под руку, смещающуюся в моем направлении, а когда она беспомощно остановилась, и тяжелый меч начал выворачивать дяде запястье, сломал ударом колена пару ребер:

— И это за нее!

А когда выпавший из ослабевших пальцев полуторник высек из камня искры, достал засапожник и вбил его в обреченно заколотившееся сердце:

— Да, может быть, мой отец и был тупым придурком, не умевшим ничего, кроме как держаться за меч, но он научил меня не делать подлостей, не прятаться за спины вассалов и защищать свою честь так, как подобает мужчине.

Зрители восторженно заорали, а некоторые рванули вперед, чтобы как можно быстрее поздравить победителя и, если повезет, остаться в его памяти. Только не добежали, так как я поднял руку и потребовал тишины:

— Это еще не все. Воздаяния требуют и поступки тех, кто вершил волю твари, прикидывавшейся благородным. Конгер?

— Уже веду, арр! — отозвался десятник и через десятую долю кольца вытолкнул в круг первого «покойника».

— Перед вами один из тех ублюдков, которые когда-то оговорили мою собственность! — сказал я, брезгливо оглядев трясущегося от страха мужчину. — Поэтому я приговариваю его к позорной смерти от руки женщины. Дайте ему в руки меч…

Конгер повел взглядом, и один из его парней вложил в руки воспрянувшего духом мужчины полуторник дяди Энвера. Тот, оценив длину клинка, обрадовался, а я поднял руку над плечом и сжал ее в кулак. При этом «позвал» и Вэйльку, накрывшую меня Даром сразу после завершения поединка, и Майру.

Девушки вышли из толпы дам и величественно поплыли ко мне. Старшая жена была холодна и спокойна, как лед, а меньшица обжигала окружающих веселой морозной вьюгой во взгляде.

— Он твой! — «равнодушно» сказал я, посмотрев в глаза Майре. И, не увидев в них и тени сомнения, сделал шаг в сторону. А когда «покойник» поднял меч над головой, как оглоблю, коротко кивнул: — Можете начинать!

…На мой взгляд, примораживать «покойника» «стужей» было не обязательно — Майра влипла в него даже быстрей, чем на тренировке. То есть, еще до того, как меч начал опускаться. И, сделав два молниеносных удара, на очень приличной скорости ушла за спину противника. А когда тот упал, бесстрастно посмотрела на окружающих и вернулась ко мне за спину. Но Вэйльку за практически незаметную даже для опытного глаза «помощь» я все-таки похвалил: навыки навыками, а рисковать жизнью или здоровьем любимой женщины ради мести каким-то ублюдкам было бы опрометчиво.

Второго, оказавшегося неплохим мечником, я позволил убить Дарующей. И приятно порадовался тому, что стремительностью атаки и чистотой исполнения ударов она удивила даже Наставника. А когда и эта супруга вернулась обратно, принял из рук Конгера копье, вскинул его над головой и рявкнул на все поместье Шорезов:

— Воздаяние свершилось! Я удовлетворен…

[1] Особенности местного права.

[2] Третий вызов на поединок равнозначен прилюдному признанию вызываемого трусом. А в случае с главой рода означает признание рода несостоятельным, и завершается вычеркиванием всех благородных из Бархатной Книги Маллора.