Скефий выстрелил мною, как из пушки, и через минуту я приземлился в пятиэтажном, не выше, квартале с разноцветными флагами на улице и вывесками с китайскими иероглифами.
— Китай? — удивился я. — В Нью-Йорке есть свой Китай?
— Фух! — подтвердил мир и повернул меня лицом ко входу в магазин.
— Ни хао, — поздоровался я с остолбеневшими ньюйоркцами китайских кровей, оказавшимся на входе.
— Ни хо, Сьюпа-жень, — с поклоном поздоровался первые встреченные мною американеры.
— Ах, да. Я же Супермен, — спохватился я, и бодро шагнул внутрь.
Магазин оказался универсальным и довольно просторным. Сразу в нос ударил запах специй и благовоний, а я деловито проследовал мимо стеклянных витрин и прилавков с рыбой и другими дарами моря, разыскивая взглядом овощной отдел.
Пара китайских продавцов с интересом наблюдала за мной, но это меня нисколько не стесняло. Я занялся обследованием витрин и полок с товарами, их этикетками на разных языках, и обходил ряд за рядом, выискивая что-нибудь интересное.
Интересного и непонятного было много. Особенно мне понравился ряд с напитками, где я сразу же приметил пепси-колу. Её я уже знал. Александр из Корифия разок угостил меня отечественной, которая из Новороссийска, где год или два назад открылся наш советский завод, выпускавший американскую пепси.
— Ни яо пепси ма? — спросил продавец, увидев мои пепсикольные колебания.
— Бу яо. Во яо бананов, — тут же выпалил я почти на Хань-Юе, как называют свой язык сами китайцы.
— There, — перешёл продавец на голландский. — This way please.
Меня провели в дальний угол магазина, где продавались искомые мною бананы. Не только бананы, но и всякие другие овощи и фрукты, из которых знакомыми были лишь яблоки, арбузы и дыни.
— Едят меня мухи, — вырвалось у меня от восхищения. — Откуда вы столько привезли?
Китаец заулыбался, будто бы Скефий перевёл ему мой нечленораздельный лепет, а я уставился на цену за килограмм жёлтых бананов.
— Шестьдесят долларов? Вэй шэ мэ тай гуй лэ? Почему так дорого? Why so expensive? — возмутился я на всех знакомых языках.
— До-шо? Много-мало? Тьфу, ты. Сколько? Шестьдесят центов, а не долларов. А ещё Супермен, — возмутился продавец. — Мой магазин самый дешёвый.
— Да ну, — не поверил я американскому китайцу, которого родной мир уже без спроса переводил на русский.
— Антилопа Гну! — выпалил продавец в ответ, чем вывел меня из равновесия.
Я расхохотался до колик в суперменском животе. «Антилопа Гну. Вот выдал, так выдал. Самого Павла перещеголял. А, может, это Скефий надо мной куражится?» — размышлял я, приходя в себя после весёлой истерики.
— Вы зачем пришли? Посмеяться над магазином? В комиксах вы людям помогаете. Спасаете. Или вы не Супермен? Вы, наверно, после вчерашней вечеринки не переоделись? — зачастил продавец с вопросами.
— Какая тебе помощь нужна? Ты же, вроде, при деле. Всё у тебя хорошо, — не захотел я признаваться в том, что не считал себя героем.
— Мне помощь в продаже нужна. Покупайте. Всё свежее и вкусное. И недорогое, — продолжил разговор китаец. — Никакой другой помощи мне не надо.
— Если бы я мог, — опечалился я, но Скефий был другого мнения.
— Фух! — выдохнул он в меня своим зноем, перепугав продавца.
— Ты про монетку? — уточнил я и полез отыскивать в плавках американского Ленина. — Я же её, как сувенир, оставить хотел. Но если надо…
— Фух! Пуфф! — дуплетом выстрелил Скефий, а у меня перед глазами встала картинка со мной, только взрослого варианта, в роли Кристалийского раздваивателя серебряных рублей.
— У вас льда, случайно, нет? — спросил я у испуганного продавца, а тот сразу же метнулся куда-то в сторону.
Начал вспоминать, как собственно происходит раздваивание монет, и что нужно говорить, чтобы мир помог с этим небезболезненным процессом. Но в моём случае предложение о раздваивании пришло от самого мира, а что теперь делать мне, и сколько раз раздваивать, да что на раздвоенные деньги покупать, ничего из этого было неведомо.
— Вот ваш лёд, — ткнул китаец мне в бок пакетом с запаянными в него ледяными кубиками. — И духа вашего отсюда уведите, пожалуйста. Очень-очень прошу.
— Вы о моём драконе? — поддал я мистики наивному китайцу, припомнив, как отреагировали офицеры «Виннера», когда упомянул трёхглавого Горыныча.
— Дракон?! — ошалел продавец.
— Трёхглавый. Одна огнём дышит, другая морозом, а третья снежками плюётся, — похвастался я, не зная, куда деть пакет со льдом.
— В Чжун-Го таких не бывает, — очумел китаец и закивал головой, пытаясь избавиться от видения Горыныча о трёх головах.
— Зато на Криптоне их пруд пруди, — продолжил я похваляться.
Наша перепалка привлекла множество посторонних глаз и ушей, в основном таких же китайских, которые собрались у входа в магазин, но заходить внутрь боялись, наверное, услышав разговор о невидимом трёхголовом подручном. Я совсем забыл, кто я, зачем зашёл в этот магазин, и продолжил драконовские фантазии.
«Скефий, может так над ними подшутить? Ты побудешь невидимым драконом, а я твоим другом?» — спросил согласия или, скорее, одобрения у мира.
— Фу-у-ух! — выдохнул в меня факелом из еле заметного пламени новоиспечённый Горыныч.
— Не жгите! Не жгите! — заверещал продавец благим матом. — Берите всё, что пожелаете, но не жгите!
— Ты за кого нас принимаешь? — обиделся я на оскорбительные подозрения. — Мы за всё заплатим. И жечь ничего не будем. Обещаю.
— Не надо денег, — продолжил причитать китаец. — Бесплатно берите.
— А ты, случайно, не знаешь, чем драконы питаются? А то мой проголодался, как зверь. Уже с тонну бананов слопал, а ему всё мало. Пепси-колой его напоить, что ли? — попытался я перевести разговор на шутку.
— Рыбу. Рыбу кушают, а не людей, — ничуть не расслабился продавец. — Если хотите его пепси напоить, она вся ваша.
— Ладно тебе. Шуток он не понимает. Сейчас Горыныч поможет мне с деньгами, а потом я решу, чем его накормить и напоить, — вернулся я к болезненному денежному вопросу и сосредоточился на раздвоении.
— Дядя Супермен. А мне можно на вашего дракона посмотреть? — послышался за спиной детский голос.
— Кто тут ещё? — буркнул я и обернулся.
За спиной оказался мальчишка лет семи, той же китайской национальности, но или от страха он временно перестал быть азиатом, или уже таким родился в самой Америке, было не ясно.
— Как зовут? — не растерялся я. — По-китайски или по-американски?
— По-китайски Ли-У, а по-английски Джимми, — доложил мальчишка, не обращая внимания на махавшего руками родителя.
— «Подарок». Так это в твою честь папка магазин назвал? — перевёл я на неизвестный язык, потому как не знал, что с моей интерпретацией сделает Скефий.
— Да. В мою честь и мамину. Так покажете? В Китае только простые водятся, с одной головой, но и тех я, конечно, не видел, да и вряд ли когда увижу, — вступил в диалог Подарок.
— Фу-у-ух! — высказал мой факельщик тёплое согласие, опередив меня и в этот раз.
— Ты осторожней, — обратился я сначала к миру. — А ты тоже хорош. Папка тебе уже двумя руками машет, чтобы спрятался куда подальше, а ты ни ухом ни рылом.
— Это мой дядя. А папку… Нет у меня папки. Погиб, — опечалился мальчишка.
— Почему мне так на сироток везёт?.. Или им со мной? — начал я причитать. — Ладно, Ли-У. Подарочек китайский. Я сейчас попрошу трёхголового кое-что размножить. И больно мне будет нестерпимо. Так что, держи лёд. Сразу же его мне подашь, как только попрошу. Договорились?
— Дуй-дуй. Yes-yes. Да-да, — посыпал Подарок согласиями на всех языках.
— Так и сделаем, — резюмировал я и собрался приступить к раздваиванию лысого дядьки с одной стороны монетки и травоядной птички с другой. — Такие деньги у вас в ходу? Или одолжи на минутку такие, какие надо?
— Доллар с президентом Эйзенхауэром и эмблемой Аполлона-11! — восхищённо выдохнул семилетка, разглядев блестевший кружок на моей ладони.
— Он для оплаты сгодится? — уточнил я, разочаровавшись и в лысеньком, и в птичке-Аполлоне.
— Ещё как! Это же новый доллар. В честь умершего президента и высадки астронавтов на луну.
Я хотел высказать своё сомнительно-восхитительное «да ну», но передумал, побоявшись очередных мирных искажений в переводе с китайского.
— С моего суперменского прошения, с твоего драконовского разрешения, дозволь удвоить эту американскую монету, — выдал я мудрёную русскую присказку и приступил к дружеским объятьям американского доллара.
Зажав в правом кулаке монетку 1972 года, которая ещё не утратила своего заводского блеска, я приступил к её приумножению, обняв кулак левой ладошкой. Нахлынули болевые воспоминания о процессе прошлых чеканок, и я не сразу заметил, что мой мигом сросшийся воедино кулачок затрясся в конвульсиях с такой силой, что размазался в воздухе, превратившись в мутное облачко.
Подарок ахнул и присел. Дядька и его продавец-помощник заверещали что-то нечленораздельное и начали запирать магазин изнутри, а зеваки и несостоявшиеся покупатели, утратив интерес к магазину, начали расходиться. Почему всё это произошло, я не догадывался, пока не закончил раздваивание.
— И р-раз! — крикнул я и с силой раздёрнул руки в стороны.
А вот то, что случилось дальше, так до конца и не понял. Кулаки мои сами непроизвольно разжались, а из ладоней брызнули фонтаны из сверкавших монет с изображениями птичек и президентов. Да так бойко брызнули, так продолжительно, что через полминуты и я, и мой знакомый Джимми-Подарок, уже стояли чуть ли не по щиколотку в монетках.
— Ёжики-дикобразы! — только и смог я вскрикнуть от удивления, но появившееся на ладонях жжение напомнило об окончании болезненного процесса. — Лёд. Лёд давай!
Но куда там. По выпученным детским глазкам и открытому рту, стало понятно, что никто никакого льда мне не подаст, а дикие и нечленораздельные звуки, издаваемые где-то за прилавком, о следующей порции льдинок ничем не напоминали.
— Может, хоть ты в меня снежком запустишь? Волдыри же вскочат! — обратился я к главному американскому чеканщику.
— Чмок! Чмок! Чмок! — получил в полное распоряжение три снежка, но не по темечку, а, слава Богу, в руки.
— Вот это по-человечески. По мирному. По-драконовски, — высказался я одобрительно и о долларах, и о снеге. — И себе на память несколько штук возьму.
Я отсчитал пятнадцать долларов и засунул их в плавки. Потом еле-еле выбрался из россыпи претяжёлых монет и проследовал к кассе. Никто на деньги, рассыпанные по полу, не позарился, что меня несказанно удивило, потому как ничего не знал ни о китайских драконах, ни о традициях общения с ними.
— Надеюсь, на ящик пепси-колы хватит? — вежливо спросил я у замершего над кассой дяди-продавца.
— Здесь на много ящиков хватит, — согласился он.
— Подержи, — отдал я ему охлаждавший компресс в виде снежного шара, а затем продолжил. — Тогда нам кое-что из овощного отдела. Фрукты, ягоды, арбузы, и так далее. Что не жалко. У нас сегодня праздник, и друзей хочется чем-нибудь удивить и побаловать. Договорились?
— Как вы всё это понесёте? — засомневался в суперменской силе китайский товарищ.
— Верхом на Горыныче. Не переживай. В ящики всё упакуй и на улицу вынеси. А мой комнатный змий… Точнее, дракон. Он всё сам погрузит, — по-деловому распорядился я на счёт внеплановых американских покупок.
— Меня покатаете на нём? — заново прицепился ко мне Подарочек.
— Значит долларовое извержение тебя не напугало? Полёта с подводными погружениями захотелось? — попытался запугать семилетку.
— Ага. С погружениями, — тут же согласился он. — Нате ваш лёд.
— Опоздал ты малость, но спасибо. А не испугаешься? Он же у меня трёхголовый. И на ваших, на китайских ни грамма не похож. А как он под водой летает! Торпеда! Пуля!
— Вы сейчас куда? Из Чайна-Тауна в какую сторону направитесь? — пристал Джимми.
— Через океан, а дальше направо, — отмахнулся я.
— Можно мне с вами до Брайтон-Бич? — начал канючить Ли-У.
— Не знаю я туда дорогу. И к вам только по велению Горыныча прилетел. Это он всё знает. Говорить только не желает, — высказал я сомнения насчёт какого-то бича.
— Я знаю, — не отстал мальчишка. — Если по морю, то через Аппер-бэй до моста Верразано-Нарроус, а дальше налево. Потом через бухту, а за ней будет этот песчаный пляж, куда меня папа возил.
— А оттуда ты как? Сам, небось, ещё никуда не ездил, — не сдался я.
— Фу-у-ух! — вступился трёхголовый за Подарка.
— Сдаюсь, — картинно вскинул я руки кверху. — За возвращением парня сам проследишь. Седлайся! Вернее, впрягайся. На выходе запрягайся. Зевак, как я понял, ты уже от магазина отвадил. Стало быть, пора и мне с Америкой прощаться.
— Фух! — коротко и без факела подтвердил мои соображения Скефий, и я вышел из распахнутой магазинной двери на улицу Чайна-Тауна.
— Что это за натюрморт? — опешил, увидев пару ящиков пепси и с десяток картонных коробок разной формы, окраски и величины. — За всё это уплачено? Тогда грузимся и в путь.
Меня сразу же оторвало от земли и приподняло на несколько метров, оставив наблюдать сверху за фантастической картиной, разворачивавшейся на китайской улице американского города Нью-Йорка.
Все ящики подпрыгнули следом за мной и зависли на невидимом изгибе спины Скефия Горыныча. Следом за ними вверх подскочили и Джимми с его зазевавшимся дядькой. Оба они замерли в воздухе с побелевшими лицами, а дверь их родного магазина с силой захлопнулась, оставив помощника через стекло наблюдать за нашим отбытием на Брайтон-Бич.
— Покажись уже людям, — не выдержал я и нарисовал в воображении длинного и извивавшегося змея с тремя длинными шеями и крупными огнедышащими головами.
Скефий сразу же и изобразил мою задумку, только оставив наше совместное художество совершенно прозрачным. Я поразился объёмному и извивавшемуся хрустальному змею с миниатюрными крылышками, который сразу же одной головой сжёг пару свисавших с домов флагов с иероглифами, а другой выстрелил снежками в разбегавшихся по улице китайцев, которые, заверещав то ли от радости, то ли от страха, попрятались в соседние магазины.
— Только не говори, что они всё это запомнят, — вздохнул я с нескрываемой завистью и поднял обе руки вверх, подавая знак миру, что пора в полёт.
В то же мгновение хрустальный дракон взлетел, виляя всем многометровым телом, Джимми и его дядька заверещали, словно малые дети, а я, похлопывая красным плащом, помчался вдогонку за скакавшими на Горыныче коробками с покупками.
Пропетляв между небоскрёбами и прочими зданиями поменьше, мы вылетели на простор бухты с нашим знакомым островом со статуей Свободы и её факелом.
Скефий, недолго думая, нырнул своим Горынычем в воду залива, бросив меня в одиночку наслаждаться стремительным и прямолинейным полётом.
Несколько раз он выныривал, оставляя вспененные волны и восторженные американо-китайские вопли на поверхности, и снова нырял. Потом всплывал, недолго извивался в воздухе и еще раз нырял. В один из таких нырков Джимми поймал крупную рыбину, отчего заверещал ещё громче, а я, пролетев в этот раз мост Верразано-Нарроус снизу, повернул влево к песчаному пляжу, на который медленно заползали ленивые американские волны бесконечной океанской длины.
Мир Горыныч, опередив меня под водой, вынырнул в очередной раз и, пролетев остаток пути по воздуху, приземлился на песчаный берег полуострова, который назывался Брайтон-Бич.
Новые знакомые с их подводным уловом спешились и начали нервно кланяться и благодарить Горыныча и всех китайских богов за то, что остались живы после знакомства со стихийным бедствием в лице моего дракона с его огненно-денежными капризами. Я издали попрощался, помахав рукой Подарку и его дядьке, и пустился в обратный путь, собираясь вскоре просить мир о сверхзвуке и ветронепроницаемой капсуле.
Через несколько минут полёта над океанской гладью меня догнали мои покупки, но уже без какого бы там ни было извивавшегося змея, а я, не успев открыть рот, чтобы отдать новую команду, неожиданно вошёл в штопор и, закружившись с неимоверной скоростью, приземлился на Фортштадт.