Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 20. Помешательство первого круга

Вернувшись домой, пришлось просить у мира отвода глаз, так, как и бабуля, и папка уже вовсю бродили по дому и двору. Отец собирался на работу, а старшая Андреевна занималась домашним хозяйством.

— Сам встал? — обрадовался папка, увидев меня после размагничивания.

— Конечно, — ответил я.

— Про что-то хотел тебя спросить, но забыл. Вчера ни о чём таком не разговаривали? А то я будто запамятовал что-то. Будто чего-то мне не хватает. Не подскажешь?

«Чего ему, интересно, не хватает? Песенки про жало? Или братской во всех смыслах души? Может самогона-дурмана?» — промелькнуло у меня в головушке.

— Наверно, не подскажу. Я не подскажу, а вот окружающий мир, тот очень даже может подсказать, — выдал я заумное умозаключение, намекая Скефию о возврате родному отцу его временно законсервированной памяти.

— Книжек умных начитался? Ты меня так не пугай. Я и без твоих заумностей какой-то потерянный сегодня, — печально вздохнул папка и продолжил утренние сборы.

«Что-то с ним не то, — заподозрил я неладное, когда, вошёл в свою комнату и увидел, что отец опаздывает на работу, потому как на часах было уже без десяти семь, а работа у него начиналась ровно в семь ноль-ноль. — Может, чересчур его приложили по темечку? Может, вернуть всё? Пусть поёт свою песню про жало, кому от этого плохо? Разве что, мамке? А вот ей возвращать всю память я бы поостерёгся».

— Дедморозыч, друг. Верни батьке память. Ту, которая разумная. И на работу бы его как-нибудь поторопить? Из-за нашего с тобой… Из-за моей к тебе просьбы он сам не свой, — взмолился я за родителя, почувствовав себя виноватым.

— Фух! — выдохнул мир согласие, и папка в ту же секунду взмыл в небо.

— Ёшкин-кошкин! Ты что же это… Что я наделал?! — ужаснулся я, осознав, что после такой доставки на работу отец ещё больше потеряется, а никак не вернёт своё душевное спокойствие.

А папка нисколько не испугался, не удивился, раскинул руки в стороны, изображая самолётик, и был таков.

— На проходную его. На проходную! Там ему пропуск отметить надо, — зашептал я Скефию, когда родитель скрылся из глаз.

— Что на проходную? — раздался за спиной командирский голос мамы. — Куда родитель делся? Ему же в поликлинику к восьми. Анализы свои дома забыл. Вот папаша-растеряша.

— Это я укроп! С парой крепких междометий вместо ушей, — зарычал я от безысходности.

— Это ты так ругаешься? — удивилась мама.

— Уроки так вспоминаю, — отмахнулся я от мамы и ринулся сломя голову в огород. — Эс! Эс! Проходная отменяется. Верни Григорьевича домой. Пусть всем покажется, что он никуда не уходил. То есть, никуда не улетал, — зашептал я миру скороговоркой, торопясь исправить ошибку.

— Мужик, с изрядно исхудавшею фигурой, бесстыдно мчал в костюме в небесах, — услышал я голос отца откуда-то сверху, а потом увидел его самого, летевшим над крышами соседских домов. — Он, просто, занимался лётной физкультурой, прям у соседей и соседок на глазах. «Пусть видят все, что ты меня не любишь! И день-деньской меня ты не смешишь!» — громко продекламировал сквозь смех папка и, сделав круг почёта над двором, приземлился.

— Так, может, и анализы ты не забудешь? Пусть видят все, как в поликлинику спешишь! Здравствуйте, Карлсон Григорьевич, летающий над крышами, — встретила мама лётчика ответной рифмой, тоже нисколечко не удивившись. — И не скажешь, что у вас гастрит. У вас, наверное, летающий насморк. Один раз чихнул – до Черёмушек долетел. Два раза – до Михайловки. Три – до Краснодара.

«Ерунда какая-то. Небывальщина! Такого даже во сне быть не может, — ошалел я от всего происходившего и впал в оцепенение, а потом задрожал всем нутром. — Что же со всеми нами творится? Или только со мной? Но ведь я же сам попросил обо всём этом у мира. Или он всё ещё сводит со мной счёты из-за секретов? Мстит и показывает небывальщину, а на самом деле ничего этого не происходит?»

— Спасибо сыночку. Развеселил отца. Избавил от хандры на сто процентов, — потрепал меня по плечу папка, когда, как ни в чём не бывало, прошёл мимо на веранду и, захватив пакет с анализами, вышел обратно на порог. — А сейчас сделай так, чтобы я в поликлинике оказался, только помедленнее. Хочу насладиться полётом. Потом меня своим фокусам научишь, а пока, извини, тороплюсь. Я готов. От винта!

— Давай сам как-нибудь, — еле выговорил я осипшим голосом, а папка тут же упорхнул в неведомую мне поликлинику, да с таким лицом, будто всегда летал целыми днями напролёт.

— Низковато пошёл. К дождю, наверно, — сказала мама и помахала улетавшему папке платочком.

— Такого, просто, быть не может. Не может! — взорвался я, не в силах терпеть издевательство над собой и родителями. — Это чересчур. Это за гранью дозволенного и разумного. Если не прекратишь сейчас же, я не знаю тогда, что сейчас сделаю!

— Ты сейчас со мной так разговариваешь? — округлила мама глаза и выронила свой платочек.

— С миром. С миром я беседую. Удумал потешаться. Полёты-перелёты затеял, будто мы насекомые подопытные! — вспылил я, закипев гневом, и прекратил сдерживаться. — Ты что, сама ничего не понимаешь? Видишь, как папка по небу летает, и думаешь, что всё в порядке?

— Это ты, сынок, думаешь, что над всеми можно, вот так, глумиться. То память стирать, то перемещать их по своему капризу, куда тебе вздумается, — выдала мне встречную отповедь родная маменька.

— С кем я сейчас разговариваю? — оторопел я в ту же секунду, осознав, что явно не с мамой.

— Что ты хочешь услышать? Что я мамина душа? Или, что я твой родной мир? Или, того пуще, мамка всех миров? Может, сам Бог сподобился беседовать с тобой? — с нескрываемым сарказмом спросила мама.

— Мне, по большому счёту, всё равно. Я уже усвоил, что поступал неправильно. Со стиранием памяти у родных. Обещаю теперь ни-ни. Пусть всё будет, как должно. Я больше не вмешиваюсь. Разве что, чуть-чуть. Для работы, — поспешил я с раскаяньем перед неведомым и явно всесильным собеседником, беспардонно оккупировавшим мамино сознание. — А как быть с дядькой Угодником? Он же не может просто так домой к мамке явиться. Ему можно будет…

— О чём ты, сынок? Пофантазировал, и будет. Марш в школу собираться! — то ли мама пришла в себя, то ли мой собеседник так закончил наш разговор, я выяснять не стал, а мигом собрался и, не завтракая, выскочил из двора с намерением, как можно быстрей оказаться в спасительной школе, а, главное, подальше от родного сумасшедшего дома.

«Вот так, фокусы. Вот так, ужасы. И не во сне, а наяву. И не спросишь, кто это был. Дела! Макнули в сметанку, будто кинули под танку», — причитал я по дороге в школу и нервно шагал, чуть ли не маршируя, не видя ничего вокруг.

Не опомнился и не пришёл в себя до самой школы. Почти бегом примчался в неё, но что делать дальше так и не придумал. «На роже у меня, скорее всего, тихий и бледный ужас нарисован. Как бы с расспросами приставать не начали. И у мира клянчить о прогуле тоже не дело. Как же быть?

Может, нужно было к Павлу вернуться? Рассказать ему. Он сам сомневается, что все мы независимые и живём по своему разумению, — размышлял я, прохаживаясь около запертого школьного входа. — Попались! Если бы я был марионеткой, кто бы мне такие ужасы-фокусы устраивал? На кой бы они понадобились?.. Врёшь, Павел. Врёшь, Дедморозыч. Сегодняшний урок не о стирании родительской памяти был. Это мне популярно объяснили, что именно я хозяин своей жизни. Своей воли. Своих чувств. Значит, родители тоже должны быть такими же хозяевами своих.

Батюшки свят. Или батюшки светы? Какая разница? Главное… А главное, что я за одно утро целых три урока усвоил.

Первое, и самое главное: я за все свои поступки и даже мысли в обязательном ответе. Второе: нельзя походя чужими чувствами дирижировать или подменять их. И третье: прощать нужно и родителей, и мир, и себя».

— Спасибо тебе, кто бы ты ни был. Твои поучения постараюсь запомнить, — заявил я во всеуслышание, почувствовав, как родные мурашки, начавшись прямо на макушке головы, промаршировали по всему телу и скатились в школьные туфли.

— Санёк! Пс! Санёк, иди сюда, — не сразу расслышал я знакомый голос, вероятно, из-за торжественности момента своего прозрения с божественным просветлением.

Обернулся на голос и увидел одного из своих близнецов.

Неизвестного номера Александр, одетый по-домашнему, стоял за забором школы и нервными, дёргавшимися жестами просил подойти к нему.

«Кто это? — озадачился я, не признав в близнеце знакомого пещерного заговорщика. — В свете решений октябрьского пленума ЦК, а точнее, последнего назидания о всепрощении и невмешательстве в чужие разумы, сейчас же мне экзамен сорганизовали? Уж не одиннадцатый ли это? А если, правда, какой-нибудь четвёртый? Или восьмой? Что тогда? Простить дружка вместе с его миром? Всё равно, непонятно, почему он сомневается в своём сокрытии?»

После недолгого колебания я вышел из ворот школы к своему подчинённому из неизвестного мира.

— Что за ерунда? Ты что, не уверен в своей сокрытости? — зашипел я тихонько на незваного гостя.

— Я уже во всём на свете не уверен, — пролепетал напарник, явно пребывая не в себе.

— Из какого мира прибыл? Вернее, родом? — попытался разузнать, с кем, собственно, имею дело, потому как монетку-пароль мне предъявлять не торопились, а каким образом успокоить товарища, я и понятия не имел.

— Из этого, из девятого я, — доложил близнец. — И прибыл, и родом.

— Что случилось? Что за горячка? — начал я расспросы.

— Сам не знаю. Ерунда такая, какой свет не видывал. Я есть, и ты есть. Я здесь, и ты здесь. И я, получается, в своём мире не один. Но лично меня, в то же самое время, нет вовсе! — начал бредить девятый.

— Толком объяснить можешь? У меня у самого с пяти утра полный разгром. С миром своим воюю так, что пиджак заворачивается.

— Что я могу объяснить? Началось с того, что меня с самого утра в туалете заперли. А дома тем временем какой-то ужас творился. Папка и мамка радостные такие, бегают по двору, выкрикивают только им понятные словечки и смеются. А потом и вовсе бредятина бессмысленная случилась. Когда из плена еле-еле вырвался, обнаружил, что портфель и школьная форма исчезли.

— У мамы не спрашивал? — начал я расследование.

— Никак не получилось. Батька уже умотал, а мама и бабуля меня больше не видят. Я для них невидимый. Сокрытым сделался. Но я о том, ни слуху, ни духу. Не просил о таком счастье. Может, я как-нибудь лишним стал? Ведь ты же сейчас видимый, и меня почему-то видишь и слышишь, а остальные – нет.

— Честно говоря, я ничегошеньки не понял. Лишний? С чего ты взял? Потому, что тебя вижу? — попытался я хоть что-то уразуметь.

— Когда портфель с формой не нашёл, я подумал, что это чья-нибудь шутка. Что кто-нибудь из наших подшутить мог. Но то, что мамка меня не видит, как-то на шутку не похоже. И мир мне не отвечает. Вдруг, он сломался оттого, что я раздвоился? Или, наоборот, я раздвоился оттого, что он сломался?

Я от всего услышанного почесал затылок, но осознал только то, что смысла в дальнейших расспросах друга никакого не было. «Я бы простил этого бедолагу, но пока не знаю, за что. А вот то, что с девятым его мир шутки шутит в то же самое время, что и Скефий со мной, меня настораживает», — быстро поразмыслил я и решил хоть как-нибудь успокоить напарника.

— Ладно, невидимый ты наш. Ступай домой. Ляг, полежи. Не видят тебя пока, но ты же не исчез. Так что, топай домой, а я всё выясню. Сразу после уроков займусь. Все миры на уши поставлю, но разузнаю. Если что, с тобой в пещеру доберёмся, а там вместе с нашей компанией подумаем, — озвучил я своё командирское решение.

— Я точно не исчезну? Останешься один, и всё. Для всех же проще будет, — засомневался друг.

— Что проще? Если бы миры захотели, мигом бы любого из нас смахнули, как козявку со скатерти. На кой им твоей невидимостью головы морочить? Иди, и ни о чём не беспокойся. Я о наших с тобой бедах подумаю. Как только, что-нибудь соображу, так сразу к тебе. Уговор? — пообещал я девятому.

Невидимый близнец, озираясь, ушёл в сторону волшебного подвала, а я отправился на уроки.

Что-то вокруг меня было явно необычным, только вот что, я никак не мог понять. То ли перепарился с утра, то ли после отцовских полётов и всемогущих поучений душа была не на месте, то ли отсутствие в животе завтрака давало о себе знать пустотой в голове.

Как бы там ни было, я отбросил все сомнения с подозрениями, и приступил к пассивному созерцанию и обучению, в то же самое время к весьма энергичному осмыслению всего, происшедшего с другом. В общем, работа на складе-кладезе закипела.

После звонка на урок, я передумал о многом, а начал с разгадывания принципа работы удочки. Мне показалось, что кое-что в поведении девятого было похоже на моё, когда потерял душу после своего первого возвращения из миров второго круга.

«Я душу потерял, а он видимость. Конечно, сходство только в потерях, а не в том, чего лишились. Угодник что-то рассказывал об этом, только я невнимательно слушал. Хотя, и без его лекции кое-что в неправильной памяти имеется об этой удочке. “Устройство двойного объединения человека” и что-то ещё на “к” и “а”.

А если в его мире авария, и от этого что-то произошло? Но в моём же тоже кое-что случилось, только мир со мной запросто беседовал. Или не мир? Какая разница, кто. Могли же подсказать о происшествии с девятым? Могли. Как он там говорил, что его двое, а не видно только его одного? Бредил наверняка.

Или что-то со временем стряслось? Запуталось. Точно. И от этого он вернулся в то время, из которого ещё не отправился на задание. Поэтому его ненадолго стёрли? Скорее, спрятали.

Нужно на перемене сгонять к нему в мир. Только не одному. Зайду за третьим и в поход. Поглазеем и узнаем, кто там девятым прикинулся.

Стоп. А почему удочка – это устройство объединения человека, а не перемещения? Может, опять что-то путаю? С чем его можно объединять? С кем? Возможно, бывает такое, когда человек раздваивается, как монетка? А потом его обратно объединяют или соединяют. Я же сам полупрозрачные сны видел. Жучок мой тоже раздваивался и становился невидимым, а потом собирал свои половинки.

Или это так тело отдваивается от души?.. К тому же по многу раз. Что-то я не о том. Может, девятый раздвоился, и одну его половинку заперли в туалете, а вторая оделась и в школу убежала. Ха-ха!.. Ой. Скорее всего, так и было. Наконец-то дошло. От такого не только растеряешься, ещё и очумеешь. Нужно завязывать с учёбой и мчаться на выручку, пока дружок… Пока половина дружка окончательно не свихнулась. Но за третьим обязательно зайду, чтобы предупредить о том, где я и чем занимаюсь».

* * *

Еле дождавшись звонка с первого урока, я выскользнул из класса и проследовал к медпункту, захватив с собой портфель.

— Мир, ты всё ещё на меня злишься? — начал издалека и, не дождавшись никакого ответа, продолжил. — Закинь меня к Даланию. У меня срочная работа. Уж будь ласков.

Хотя Скефий не вступил со мной в диалог, зато сразу же моргнул чёрно-белыми вспышками, после которых я поздоровался с Даланием.

— Здравствуй, мир Даланий. Я из Скефия к тебе, по работе. Сокрытия прошу, пока никто не увидел.

— Фух! — коротко дохнуло теплом, и я поспешил к Укропычу, которого считал заместителем.

Бегающие глазки друга я увидел издалека. Он тоже, коротко взглянул на меня, отвернулся и пошагал из коридора на улицу и дальше во двор школы.

— Разыскал его? — зашептал третий, начав наш разговор, когда мы отошли подальше от всех учеников, гулявших на перемене.

— Он сам меня нашёл, — откликнулся я, решив, что речь зашла о раздвоенном и невидимом Александре девятом.

— Как это? Ладно, потом об этом пощебечем. После уроков. Так что? Ты закончил? Мне можно домой возвращаться? А то перемена короткая, — спросил меня о чём-то мой заместитель.

— Ты про что это? Ты не в своём мире?

— Шутишь? Ладно, шути-шути, а я проваливаю. С тобой во сколько встретимся? Как договорились, сразу же после школы в пещере?

— Отставить! Ты из какого мира, брат? Пароль у тебя с собой? — заподозрил я неладное и поспешил с расспросами.

— Вот мой талер. А свой не предъявишь? — и напарник узрел во мне что-то подозрительное, но доллар свой всё-таки показал.

— А вот мой. Хорошо, что не забыл из куртки в школьные штаны переложить, — предъявил я свидетельство заговорщика. — Всё равно, не понял, куда ты собрался? Мне что, предлагаешь размагнититься и за тебя учиться? Я сам пришёл с подобной просьбой. У нас с девятым беда.

— Сначала с двенадцатым, а теперь с девятым? Тебе что, понравилось за других…

— Я двенадцатый. Я! Какая со мной беда? Отец с утра по небу летает? И что с того? Мамка голосом мира чревовещать начала? И это мелочи, — перебил я друга. — Девятый наш раздвоился и одна его половина вот-вот исчезнет. Вот, где беда.

— Так ты старшой? А куда с утра пораньше пропал? Из-за тебя же третьего загребли в школу. Когда он в семь утра к тебе домой примчался, чтобы договориться о встрече в пещере. А твой мир его по какой-то причине не сокрыл, — обрадовался неизвестного мира Александр.

— А где я, по-твоему, только что был? Я к тебе… А ты сам из какого?

— Я первый. Меня Санёк, который третий, попросил за него поработать. Собраться и выйти из дома в школу вместо него. Чтобы родители ни о чём не догадались. А он пока в твоём… В двенадцатом вместо тебя учится, — понёс ахинею Васильевич-первый.

— Со всеми мирами что-то случилось, — сделал я неутешительное умозаключение. — Я дома был в семь. Потом ушёл в школу и весь первый урок проучился. Как третий мог что-то там вместо меня…

— Мы со вторым вместе в твой двенадцатый примчались, когда третьего не нашли в его мире. А вместо тебя, его там надыбали. Он за тебя сейчас учится. Это он обо всём рассказал и попросил его подменить. Вот как дело было. И если это ты над нами шутишь…

— Какие могут быть шутки? Айда ко мне в мир, всё узнаем. Не ровен час, девятый исчезнет, — остановил я бессмысленные препирательства. — Готов ко мне в гости? Всё разберём по полочкам, а потом ты к себе вернёшься. Не сюда, а в свой мир. Пора уже мне порядок навести. Кажется, что все эти злоключения взаимосвязаны. И всё началось с наших тайн и паролей.

— Айда! Урок и без меня уже начался, — согласился первый.

— Мир Дедморозыч, отправь меня с другом в двенадцатый, пожалуйста. А то у нас крупные неприятности, — обратился я к Даланию, стоя в школьном дворе.

Пару раз моргнуло, и мы с первым оказались в моём родном мире, в моей школе.

— Здравствуй, двенадцатый мир. В порядке сам? Беды никакой без меня не было? — сразу же обратился я к Скефию. — Нас сокрыть…

— Фух! Чмок! — приветствовал Скефий в ответ, не дослушав моих речей.

— О сокрытии тебя можно просить?

— Фу-ух! — драконьим факелом согласился мир.

— Вот видишь. Третий и двенадцатый миры в полном порядке. Мы сокрыты, так что, быстро в класс, — скомандовал я, и мы поспешили в разведку.

Место за моей партой оказалось пустым. Второй урок уже начался, а задерживаться или таскаться по туалетам и прочим школьным помещениям никто из моих близнецов привычки не имел, а значит, в моём мире, кроме меня и первого, никого не было.

— Что теперь? — смутился первый, когда мы, захлопнув дверь класса, пошагали по коридору.

— Ты за портфелем и в свой мир. После уроков – пещера. Никуда никому не рыпаться. В ней всё выясним. Я сейчас иду в девятый, и если там всё по-прежнему, и раздвоенный наш дома… Сначала в школу его заглянуть надо. Точно. Рвём туда прямо сейчас. Выясним, кто там вместо девятого учится. Может, третий и вы все что-то напутали? Может, вы не туда летали или прыгали? — потерялся я в своих вполне логичных размышлениях.

— Это ты так, издалека, меня сейчас дураком назвал? Нас, между прочим, трое было, — возразил первый.

— Что если миры над всеми нами шутят? Путают нас, как слепых котят. Сговорились и суют всех не туда, куда они просятся, — обмер я от очередной догадки.

— Междометия и так из нас сыплются, даже без их шуточек, — снова возразил первый.

— Прыгаем в девятый? Или, как?

— Прыгаем. Только сразу к сараю. Сверим на нём номер мира, — предложил напарник.

— Сначала класс проверим. Есть там кто-нибудь или нет. Потом домой заглянем, — поправил я нашу стратегию и сразу же обратился к родному миру.

«Скефий, друг. Перекинь нас к брату своему за номером девять и по имени Вардиний. Мы следствие ведём по вашим мирным шуточкам. Не один ты, оказывается, подтрунивать любишь. Ну, да, Бог с тобой», — закончил я обращение, а мир сразу же исполнил мою просьбу.

— Привет девятому миру. Как сам? В рабочем состоянии или на каникулах? — осторожно поздоровался я с Вардинием.

— Фух! Фу-ух! — продемонстрировал мир своё богатырское здоровье полноценными тёплыми ответами.

— Рабочее. Беды нет. Сокрытых субчиков тоже. Едем дальше, — прокомментировал я начало нашей инспекции.

Мы выпросили сокрытие и по-деловому пошагали в класс. Старшим инспектором был я. И опыт у меня имелся, и портфель был в руках, так что, именно я распахнул дверь класса, предварительно скорчив недовольную начальственную рожу, и… И никого за партой не увидел.

— Чудеса какие-то, — выдохнул я.

— Может, только мы с тобой остались? На все двенадцать миров. Остальных стёрли, как ты рассказывал, — разволновался напарник по инспекции.

— Ещё что-нибудь страшней можешь придумать? Умолкни на время. До подвала мчим… Нет. Сразу к дому. Бежим на улицу. Ух ты! — прервал я начальственную речь, когда мир подхватил нас прямо в коридоре и, распахивая по дороге школьные двери,понёс с ветерком домой к Александру-девятому.

— Молодец, мир номер девять. Ведь ты девятый? Мы же не ошиблись? — поблагодарил я Вардиния за скоростную доставку, а заодно, решил уточнить, с кем имею дело.

— Фух! — подтвердил свою безоговорочную «девятость» местный извозчик.

— Всё равно потом сверимся, — буркнул первый, открывая калитку.

Не успели мы зайти в гости, как на пороге появился наш болезный и бросился к нам навстречу.

— Я ещё видимый? — начал он без обиняков, обращаясь только ко мне.

— Значит, он в порядке, — высказал вслух первый. — Теперь я невидимкой стал? А то он не здоровается и на меня не глядит.

— Вы оба видимые. Оба! — заголосил девятый невидимка. — Что со мной?

— А что с тобой? Ты прогульщик. Маршируй в школу! — с облегчением скомандовал я. — Никого в твоём классе нет. Если даже тебя там никто не увидит, всё равно учись самым ответственным образом. А после уроков в пещере тебя ожидаем.

— А форма? А портфель? — напомнил мне девятый собрат, что не всё так просто в его мире.

— Давай так. Берёшь мою форму и портфель, и бегом… Нет, лети в школу. Один укроп тебя не видно. Айда в дом, я переоденусь, — принял я нелёгкое промежуточное решение, установив пока неизвестную очерёдность своим дальнейшим действиям.

— А ты как? А ты как? — хором спросили напарники.

— Мне кажется, я уже не впервой без формы буду. Так что, за меня не переживайте. Оба в школу! А я дальше слоняться. Поищу третьего. Все в пещере… Кстати, девятый. Тебя тоже касается. После школы летишь в пещеру. Принимать тебя в подпольщики будем.

— Какие ещё подпольщики? — растерялся пострадавший.

— В невидимые, разумеется. И неслышимые, — передразнил друга первый Александр. — Сказали, значит, так надо. Выполняй и… Бананами с тобой расплатимся, как буржуины с Плохишом. Ха-ха-ха!

— Да пошли вы! — отмахнулся кандидат в заговорщики и ушёл в дом за одеждой.

Я сменил форму на домашние вещи прямо на пороге. Мама с Серёжкой вошла в зал, поэтому нам пришлось оставаться снаружи.

— Ты дальше в одиночку? — уточнил первый, когда я покончил с переодеванием.

— Нечего всей гурьбой бродить. И ещё. Домашние задания с тебя. Как хочешь, а за все уроки с тебя спрошу. Ты же первый. Ха-ха!

— Хватит шутить. Как думаешь, кто в его форме и с его портфелем? — не повёлся на мой юмор напарник.

— Разберёмся. Нас шестеро, плюс невидимка, уже семь. Остаётся пять человек. Если что, после пещеры разыщем этого шутника.

— А он сам не понимает, что так нельзя делать? — вступил в разговор девятый, когда переоделся в школьника.

— Может не понимать, если ему мозги поправили, как четвёртому и восьмому. А мы с них и начнём, если не найдётся ничего до пещеры. И всем, кто по какой-нибудь причине будет к вам в школу заглядывать, от ворот поворот. Если будут «наши», тогда после предъявления талера, напоминать им о собрании, — проговорился я о расколе в посреднических рядах.

— И давно вы… — начал девятый, но осёкся.

— В партизанах? Недавно. Всего один раз собирались. После того, как пещера отремонтировалась, — признался первый.

— Она что, ломалась? — поразился невидимка.

— Не один же ты дефектный. Ха-ха-ха! — разрядил неловкость с рассекречиванием первый.

— Всё. Финиш. Все по местам, — распорядился я, и мы разбрелись.

Девятый с Третьим упорхнули в сторону школы, а я пошагал к подвалу, собираясь раз и навсегда запомнить владельцев хат во всех мирах, которые придётся посетить во время поисков третьего Александра и шутника-вредителя.

«В Вардинии баба Нюра, и это я помню точно, а вот, в Феонии и Мелокии, кто? Ещё Заргий и Гвеодий в этом смысле неизвестные мирные личности. Я по ним ещё во времена дружбы с одиннадцатым гулял, но тогда должного внимания хозяевам не уделил. Пора бы поработать над ошибками», — настраивал я себя на боевой лад по дороге к девятой бабе Нюре.

Хозяйки волшебного подвала дома не оказалось, и мне пришлось красться к двери сарая в качестве непрошеного гостя. «Девятка, — разглядел я, повернув дверь к себе. — Значит, в этом подвоха нет. Что дальше? Что ещё хотел вспомнить?» — размышлял, а сам по привычке начал спускался в левый лаз подполья.

— Девять минус один… Восьмой мир. Феоний-пятый. Эк меня угораздило… — не успел пикнуть своим комментарием на счёт мировой обструкции Феония, как получил снежком в лицо прямо в сарае.

— Чмок!

— Очень приятно.

— Чмок!

— Всё равно, я рад, что ты здоров, и никакой беды в тебе нет, — сказал я, а сам ретировался обратно в подвал, только теперь в левый лаз.

— Чмок! Чмок! Чмок! — успел несколько раз получить в спину от Феония, пока забирался в лаз и дальше к Леодию, оказавшемуся седьмым и по посредническому счёту, и по счёту мамы Кармалии.

— Здравствуй Леодий, — приветствовал я седьмой мир, выбравшись из подземелья. — Если ты в себе, не подсушишь меня после Феония? Нервничает твой брат, но пребывает в полном здравии.

— Фух! Фух! — согласился Леодий и включил фен. — Фу-у-у-ух.

— Спасибо. Как я понял, твой Александр в школе. А кроме него в тебе никого нет? — решил разузнать о коллеге-заговорщике и возможных гостях.

— Пуфф! — ответил Леодий.

— Извини. Погорячился. Александр в школе? — припомнил я правила мирно-душевного общения, потому как не сообразил, Александра ли не было в школе, или гостей в его мире.

— Пуфф! — подтвердил мою догадку мир.

— Ты его отправил куда-нибудь по его просьбе?

— Фух!

— Узнать бы, куда. Но и на том спасибо.

Я проинспектировал номер на двери сарая и отправился дальше в Реводий-восьмой, а по-нашему шестой. В голове все порядковые номера миров, их имена и неправильные, то есть, посреднические номера, почему-то нисколько не путались, что меня слегка обескураживало, но не пугало.

Чем именно заниматься в следующих мирах, я понятия не имел, просто, решил побродить и поискать следы третьего брата, а заодно проведать своих заговорщиков.

— Здравствуй, Реводий-восьмой, — начал я общение с нашим шестым миром прямо в сарае. — Я к тебе с вопросами, если ты, конечно, в полном здравии и ничем особенным не занят.

— Фух! — ответил мир.

— Твой посредник в школе? — продолжил я по-душевному.

— Пуфф!

— И твой, значит, прогуливает. А он в тебе сейчас или укатил куда-нибудь?

— Пуфф! Фух!

— Извини. Опять я по два вопроса подряд. Спасибо за доброту и ласку. Я сейчас твой номер на сарае сверю и дальше двинусь, — еле сдерживая волнение, выговорил я миру.

«Где их всех носит? Все, что ли, не в школе? Очумели или от рук отбились? — встревожился я, не только не найдя третьего близнеца, а ещё и потеряв шестого с седьмым. — То по двое на один мир, то никого. Куда мне теперь? К Заргию? С ним, вроде, проблем пока не было. Иду к нему».

Я проверил дверь сарая и удостоверился, что никаких шуток со стороны мира не было. Номер соответствовал посредническому, а, значит, можно было поверить Реводию, что никаких Александров в нём нет.

Поспешил в Заргий. В нём я не только собирался найти пятого Александра, а ещё и познакомиться с хозяевами хаты.

— Здоров ли, Заргий? Позволишь старшему посреднику в тебе погулять?

— Фух!

— Вот радость-то. Спасибо за тёплую встречу. Сначала ответь, кто в тебе хатой и сараем заправляет? Дед?

— Фух!

— Один?

— Фух!

— Понял. А посредник твой в тебе?

— Пуфф!

— Вот и поговорили. Куда же он делся? Что за бедствие всех постигло? Какой-нибудь понос? Ни в Леодии, ни в Реводии бойцов не нашёл, а тут в тебе тоже некомплект. А ты, случайно, в пещеру его не отправлял? — озвучил я последнюю надежду, уповая на коллективные прогулы уроков.

— Пуфф!

— Что же тогда деется? Ладно. Главное спокойствие. Я сейчас сверю номер на сарае и дальше искать пропавших, а их уже четверо из двенадцати, — сказал Заргию и выполнил ритуал по инспекторской проверке.

Заргий оказался Заргием, и я поспешил в следующий мир к капризному и вредному Мелокию.

— Можешь меня расстрелять снежками, так как я старший посредник из Скефия, но сначала ответь на пару вопросов, — не здороваясь с Мелокием, завёл я недолгую речь, а сам боком-боком и от одного лаза подвала к другому.

— Фух-чмок! Фух-чмок! Чмок! — отказался беседовать мир и чуть не сбил меня с ног последним огромным комом совсем не рыхлого снега.

— Тогда извини за беспокойство, — буркнул я и спрыгнул в подвал.

Ни в Далании, ни в Гвеодии никого из Александров на месте не оказалось, и мне, после знакомства с хозяевами хаты дедом Пашей и бабой Нюрой вторыми, пришлось посетить с проверкой следующий мир Корифий.

Александр-первый и в этот раз оправдал прозвище и первым оказался на своём месте. После короткого диалога с миром я начал сомневаться в целесообразности очередной встречи с напарником номер один, так как третьего с неизвестным злоумышленником не нашёл, а вдобавок ко всему растерял всех остальных мировых работников. Но, недолго подумав, решил-таки слетать в школу.

«Вдруг, пока я бродил, кто-нибудь к нему заглядывал? Может, что-то забыл мне сказать? Не зря же он со вторым с самого утра путешествовал по третьему миру и по фальшивому двенадцатому», — скумекал я и выпросил перелёт в школу.

— Что опять не так? — почувствовал подвох, разглядывая родную улицу, над которой летел. — Почему все уже из школы бредут? Уроки, что ли, отменили?

Но никто никаких уроков не отменял, как я выяснил уже через минуту, когда, онемев от изумления, разглядывал школьные часы, бесцеремонно заявлявшие, что вторая смена уже началась.

— Где же я задержался? Два часа дня? Или я сошёл с ума? — обмяк я всем нутром, когда осознал, что стал жертвой очередной мирной издёвки.

Не простой издёвки или чересчур колючей шутки над равным себе, а глумлением над безответной букашкой, которой себя почувствовал, когда сообразил о провале времени.

«Мне одному козью морду скорчили или ещё кому-нибудь? Когда только успели? Каждый ненадолго придержал, а в результате я полный неудачник? А если не все в этом участвовали, а кто-нибудь один? Поди, теперь, разберись», — не стал я жалеть себя и усугублять обиду на миры, а обратился с примирительной речью к Корифию.

— Где твой питомец? Явно не в школе. Извини, что я так самоуверенно напросился в его Консерваторию. Доставь меня к нему, только прошу без шуточек. И ещё, пообещай, что я так и останусь сокрытым.

— Фух! — коротко вздохнул Корифий и понёс меня… Домой.

— Он уже из пещеры вернулся? — спросил я, растеряв остатки душевных сил.

— Фух! — подтвердил мир мои худшие опасения.

— Тогда ладно. А на что я надеялся? Что вы спокойно смотреть на меня будете? Почему же Провидение не предупредило, что с вами так… Что вы ещё такие же дети, как и мы? — вслух размышлял я в полёте. — Посмотрим, как далеко вы зайдёте. Мои мозги, слава Богу, иммунитет на ваши причуды имеют. И это в моей неправильной памяти очень даже жирным шрифтом напечатано.

Корифий ничего не ответил. Буднично поднёс моё величество ко двору и приземлил за калиткой, предлагая самому решать, каким образом общаться со своим посредником.

— Тьи-пу. Тьи-пу. Тить-тить! — свистнул я синичкой, припомнив далёкие детские времена. — Бурун! Выходи на честный бой! — добавил криком от души.

— Кто там буянит? — отозвался со двора голос Александра-первого.

— Старшина первой статьи. Встречай пленника.

Калитка распахнулась, и из неё вышел напарник номер один с весьма недвусмысленным выражением лица.

— Какого ещё пленника? Что за шутки? — приступил он к моему воспитанию. — Сколько тебя ждать можно? Ты где был?

— Пойдём к твоему деду. Там говорить будем.

— В подвал? Чтобы…

— Не в подвал, а в сарай. Пусть твой мир всё слышит. Секреты и тайны от них до добра не доводят, — только успел я вымолвить с горечью, как вдруг, Корифий подхватил нас обоих и, сделав высокую воздушную горку над крышами и дворами, приземлил у входа в сарай.

— В воробушков от скуки играете? — встретил нас суровым взглядом Павел-первый.

— Нами играют… — начал оправдываться Александр.

— Заработали мы на орехи, — попытался я всё обратить в шутку, как-никак, побаивался этого владельца хаты. — Можно мы тут побеседуем? Припекло малость.

— Без вопросов, — махнул рукой Павел, и мы вошли в сарай.

— Я говорю, а ты внимаешь, понял? — начал я начальственную речь.

— Валяй, если есть, что сказать в своё оправдание, — согласился друг.

— Меня сегодня обездвижили. То есть, заморозили во времени. Чьих мирных рук это дело, понятия не имею. Только никого из посредников я так и не нашёл. Очнулся в твоём мире, а уже два часа дня, — кратко изложил я своё приключение. — Твоя очередь. Что разузнал, пока я был недееспособным?

— Словечками всякими ты, конечно, мастер бросаться, но давай начнём всё по порядку. Талер всё ещё при тебе? — недоверчиво покосился напарник.

— Как видишь, — предъявил я свою монетку.

— Говоришь, заморозили? А мы тебя обыскались. Где тебя так? В каком мире?

— Если бы я знал.

— Ладно. Проехали. Ко мне в школу и второй, и третий прибегали. Потом ещё шестой с седьмым. Я, как ты велел, никуда из мира не уходил, а по окончании уроков улетел в пещеру. Там мы тебя часа три ждали. Вернее, там прошло столько, а здесь намного меньше, — рассказал первый.

— А зачем они бегали к тебе в школу? И кто там присутствовал на банановых посиделках?

— Как это, зачем. Ты же исчез, а потом снова исчез. Волновались люди. И в пещере все переживали. Но мы там хоть занятие себе нашли. Тренировались. Понимаешь, о чём я? Молниями баловались.

— Понимаю. А кроме подпольщиков, кто ещё был? Девятый приходил? — уточнил я.

— Был. И ещё пятого мы приняли в нашу компанию. Извини за самоуправство. Само получилось. У них чуть глаза не выпали, когда мы не удержались и начали хвастаться умениями. Ну, как общаться с Образом. Только окончательное решение, конечно, за тобой. Талеры мы им не вручали, хотя знаем, где они спрятаны, — признался близнец.

— А он какими судьбами туда? Кто-то из вас его звал? Я про пятого.

— Говорит, что мир так решил. В охапку его и прямо из школы на Фортштадт закинул. Поэтому он волей-неволей заглянул в пещеру. Мы решили, что так и должно быть. Что это ты с его миром сговорился. А что, не нужно было? — разволновался первый.

— Всё в порядке. Ничего страшного. Теперь нас восемь. Не узнали, кто дублировал девятого, и где сейчас его вещи? — припомнил я о главной проблеме.

— А с этим, вообще, несуразица. Девятый сокрылся и пошёл к тебе домой отдавать форму и портфель. Ну, сразу же после школы. А у тебя уже всё на месте. Оказалось, что злоумышленник наш уже всё возвратил, но не девятому, а тебе. И портфель, и форму. Представляешь, каков нахал.

— И, слава Богу, что возвратил, — вздохнул я с облегчением. — Ладно. Мне домой пора. Вы договаривались о следующей встрече?

— Завтра после уроков в пещере. А сегодня нужно успокоить всех, что ты нашёлся. Но это я уже сам сделаю. Прыгну ко второму и третьему, а они уже ко всем остальным, — предложил близнец.

— Вот и славно. А я побежал узнавать, что ещё на сегодня мне первый круг приготовил. Авось, скучно не будет. Бывай, — попрощался я с другом и нырнул в подвал, целясь в свой двенадцатый мир.

* * *

— Здоров, Курильский парилка, — браво приветствовал я Павла, застигнув того на Америке.

— Сам такой, — ответил дед.

— Ты мне сейчас… не поверишь. Сегодня миры такое учудили, — приступил я к «Сказаниям о земле армавирской» и о своих титанических усилиях в борьбе с мирами.

— Погодь, — осадил меня дед, не позволив запрячь Пегаса-Савраску, чтобы ускакать в быль, а не в сказку. — Ты уже разобрался, что нас с тобой после Курил мимо дому промахнули? Закинули к девятому в гости? Помнишь, как моргало в глазах? Когда штатное место под нами ходуном ходило? Такое случается, когда что-то мешает скоростному возвращению. Тогда мир засовывает своих путешественников туда, где свободно. А морганием и тряской предупреждает об этом, чтобы недоразумений не было.

Я потерял дар речи. Как стоял напротив деда, так и застыл с открытым ртом в позе писающего мальчика-фонтана, только я был одетым мальчиком и, кажется, не писал.

А Павел, не взглянув, продолжал посыпать мою, звеневшую пустотой, головушку припозднившимися поучениями. О дальних мгновенных возвращениях; о медленных, но скоростных; о возможных препятствиях во время приземления; о мирных способах обойти эти препятствия.

Я стоял и боялся вздохнуть, а перед глазами проносились кадры прошедшего утра, начиная с моргания мира и дрожания Америки.

А вдобавок ко всему моё воображение включилось, как телевизор в розетку, и перед глазами замелькало папкой и мамкой, оказавшимися поэтами и лётчиками из девятого мира, самим Александром из Вардиния, вышедшим в туалет и оказавшемся там взаперти, да ещё и невидимым, пока я жонглировал его папкой то на работу, то в поликлинику. А сам Вардиний в этот момент посмеивался надо мной, но добросовестно выполнял все причуды и просьбы.

Потом я оделся в чужую форму, взял чужой портфель и ушёл в чужую школу, где беседовал с другом-невидимкой и читал ему заумную лекцию, а потом учился вместо него. Хорошо, что это я оказался злоумышленником и шутником, а не какой-нибудь враг из другого мира.

«Чувствовал же, что вокруг всё не так. Слушал друзей и душой всё понимал, а вот заумностью своей так и не сподобился опуститься на грешную землю. Перепарился он. Не позавтракал. Междометие укропное», — ругал я себя, отчитывая за чрезмерную самоуверенность.

Одно только было не ясно, кто же со мной через девятую мамку беседовал? Сам Вардиний? Скорее всего, он. То, что меня заморозил во времени вредина Мелокий, я знал почти наверняка. Только зачем он это сделал? Чтобы я не гонялся за товарищами, метавшимися по мирам в поисках пропавшего старшины? Возможно, у него не было такой благородной цели, но и на том спасибо. Неизвестно, чем бы закончилась моя истерика от липовой потери всех подчинённых.

— Ты не выспался, что ли? — расслышал я, наконец, голос деда.

— Есть немножко, — признался я.

— Так, когда ты всё скумекал и домой вернулся?

— Только сейчас возвращаюсь, но ещё ничегошеньки не скумекал, — признался я обречённо.

— Эвон. Тогда мешать не буду. Иди, кипяти свои бульоны. И на будущее зарубку сделай. Мало ли что бывает, когда безголовый шапку надевает.

— А тебя во времени замораживали? Допустим, шёл ты куда-нибудь пять минут, а прошёл полдня?

— Когда женился, так на свадьбе своей напился, что когда похмелился, уже третий сын народился. Ха-ха-ха! — припомнил дед, как когда-то любил поучать меня присказками и прибаутками.

— Ладно, я домой пошёл. Так мне признаться дружкам, что это я переполох устроил, а не миры?

— Любое шило, рано или поздно, отыщет своё мягкое место. Думай сам. Может, не один ты во всём виноват? — перестал дед посмеиваться и снова устремил свой взгляд в дальние дали.

Теперь я уже понимал, что это он так путешествовал по своей памяти. Летал верхом на Америке куда-нибудь далеко-далеко, где бывал в молодые годы, когда ещё не имел проблем со старостью и болезнями, когда всё ещё было впереди.