Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 22. Пятница - на рыбалку тянется

Утро пятницы. Снова «бессонная» ночь. Не приснилось, не пригрезилось, не показалось, не почудилось ничегошеньки. Я проснулся по приказу мамы и сразу же включился в бесконечный, но привычный круговорот. Умылся, позавтракал, оделся, дождался времени старта и… Вышел за калитку навстречу новому дню.

Вроде как, взял старт. Или стартовал. Зато без всяких выстрелов. Без выстрелов в воздух и в спину. Тихо и буднично. Пока тихо. Пока без выстрелов в спину…

Если бы не оклик Оленьки, я бы пребывал в бравом настроении до самого… Какого-нибудь масштабного мирового катаклизма. «Батюшки. Так я теперь самый вооружённый посредник в мире. В мирах?.. В грозди миров? — припомнил я вчерашний неизвестный подвиг в неизвестном городе, около очень известного кинотеатра. — Хорошо, что корыстью болеть нельзя, а то бы незнамо чем постреливать начал. С меня станется».

— Здравствуй, — догнала меня «незнакомка».

— Ты же обещала… меня в упор не видеть.

— Когда это? — удивилась соседка.

— Забудь. Мир? Friendship? Извини. Запутался в… мыслях и чувствах.

— Это ты так дружить предлагаешь?

— Это я тебе так вооружённое до зубов перемирие предлагаю. Размечталась она. Алёнка. Сама носи свой портфель.

— Ну, ты и дурачок. Ладно. Перемирие меня вполне устраивает. Лишь бы не угодить на твоё ядовитое жало, — погорячилась с перемирием Оленька, не понимая, на что меня спровоцировала.

— А от меня соседка сбежала. Испугалась, наверное, жала. Вся она от страха дрожала. Потому, что… Не знала, что у меня «жало мудрыя змеи», а не осиное жало, — тут же выдал ей песенкой по заслугам.

— Бе-бе-бе! Ослиное жало, — передразнила меня Оленька и обернулась крейсером «Авророй».

Но соседская «Аврора», даже будучи по самые бантики вооружённой надменностью и вредностью, так и не перестала улыбаться до самой школы.

* * *

Целый день я был пай-мальчиком. Учился, не покладая пары извилин. А остальными усердно работал на своём складе. Зарылся в воспоминаниях и чувствах обо всём происшедшем, начиная с ясельного детства. Оказалось, что и о моих четырёхлетних похождениях кое-что имелось в коробочках. Просто, невероятно!

Я, конечно, сразу же отложил все эти неудобные воспоминания, но зарубку сделал. «Иметь в виду», — нацарапал на коробках после того, как стёр первоначальную надпись «Поскорей забыть».

«А чего стесняться? Вырасту взрослым и вспомню, как себя чувствовал. Каким плаксивым и вредным был. Маменькиным сынком. Сейчас уже не маменькин. Но и не папенькин, конечно. Тогда чей? Мировой сынок? Точно. Я мировой…

Хоть на луну вой. Сегодня же пещерная лекция о моей гиппопотамности и деревянности. О моей неслыханной подменяемости-невменяемости и шутовстве.

Наделал вчера дел. Хорошо ещё, сегодня ко мне никто не прибегал. Поверили, что никуда не делся. Или не денусь? Да, никто из нас никуда не денется. Ну, разве что… Во второй круг на работу.

Ёшеньки! Я же ни слова, ни полслова о своих приключениях и злоключениях так и не рассказал. Как само собой разумеющееся, всё переварил и забыл. Одно только помню, что нужно кое-чему братьев научить.

Научить? Мягко сказано. Всё в их головах кверху тормашками перевернуть. Прямо, как Скефий недавно.

Недавно? Ещё вчера утром. Господи, ну, и неделька. Слава… Тебе, что уже пятница.

Пятница – папка на рыбалку тянется. А мамка в Михайловку. Были бы в Михайловке пруды или речка… Там же Чамлык есть. Точно. Это с него, что ли, мамка домой ходила с трусами на голове?.. Стоп. А это откуда на моём складе? Не от мамки? Может, она мне рассказала? О своих детских приключениях? Дождёшься от неё.

Но я же очень даже ярко всё вижу. И Михайловку, и Чамлык, и лето, и… Подружек? Или сестёр? Нет, не сестёр. Сёстры все старшие, а это соседка Лида и ещё пара одноклассниц. Точно. И все мы купались в речке. Недалеко от «ожидаловки». А это нам строго-настрого запрещали. Вот как. Поэтому мы после купания одевали свои платьица… Потом снимали и выжимали трусики… И клали их на головы. Чтобы те по дороге домой высохли.

…Ёшеньки! Откуда это во мне? Что ещё за ожидаловка? Это мы… Они так автобусную… Автостанцию называли? Юмористы.

А боялись мы не мамок… Не мамку… Не бабушку Наташу. А старших сестёр. Поэтому сушили… Головы с косичками и панамками-трусиками. А бабушка… Только вечером из колхоза при… Приезжала на полуторке или приходила пешком.

Твою же дивизию. Всё. Стоп. Где я?.. В классе?» — наконец-то, выбрался я из глубокого колодца своих и не очень своих воспоминаний.

Доучившись до конца уроков, по ходу которых выполнил все домашние задания, вернулся домой и переоделся. Потом выпросил у мира сокрытия и отбыл на Фортштадт. Долетел-то быстро и без приключений, а вот в пещеру входить повременил.

Присел на бугорке и надолго задумался. Сначала о приключениях после спасения из цепких хоккеистских лапок, которые закончились на этом самом месте. Потом о похождениях в Кристалии и Ливадии, в их Армавирах и Закубаньях. Потом о планах на пресветлое будущее, в котором все мы в едином строю работаем на благо миров.

«Чего тянуть? Пора на работу над ошибками», — пересилил я нежелание и заставил себя пройти сквозь ракушку и, неминуемо последующий за нею, стыд.

* * *

— Здравствуйте. Ого, сколько вас, — приветствовал я всех напарников, ожидавших меня в полумраке пещеры. — Я прибыл. Можете начинать собрание. И включите пещеру, чтобы светлее было.

— Сначала разберись с вновь присоединившимися и кандидатами, — прозвучало из полумрака голосом третьего.

— Сколько нас тут?.. Десять? А кого не хватает? Четвёртого и восьмого?

— В самую точку. Старшина в себе, значит. А кому доверишь Образ? — всё тот же Александр прокомментировал мою полную вменяемость и адекватность.

— Одиннадцатого и десятого, кто подослал? — решил сразу расставить все точки под вопросительными знаками. — Из-за них вы в полумраке шепчитесь? Чтобы в обморок не попадали?

— Никто нас не подсылал. Мы сами к вам пришли, — разнервничался один из кандидатов.

— Ладно вам. Оглашаю порядок сегодняшнего сбора. Сначала я каюсь за вчерашнее, потом повествую о втором круге и бедах. Здесь мне одиннадцатый не даст соврать. А потом делёжка фруктов, — взорвал я междометную бомбу прямо посреди пещерки.

— Каяться? О втором? О победах над бедами? Фрукты? — закричали одни.

— А Образ? А включать и обучать? А сверхзвуковые полёты? А гуманоиды и инопланетянки? — завопили другие.

— Тихо вы. Я же главный. По крайней мере, был ещё пару недель назад. А потом заболел в обед после бед, поэтому сам не свой был цельную неделю. И всё из-за того, что опять во втором круге командовал. Так вы будете меня слушать? Или хотите бананы кушать? Не скажу тогда вам про удочку, даже не просите чуточку! — перекричал я инкубаторское общество одинаковых с лица.

— Обо всём, конечно, интересно послушать, но давай по порядку. Принимаем мы десятого и одиннадцатого? Решай. И «удостоверения» сразу выдай. Ведь мы все тут нормальные и мирами не науськанные, — снова взял слово Александр из Далания.

— Что предлагаешь? Выгнать их? Или голосовать за принятие? И кто вам сказал, что мы не науськаны мирами друг на дружку? Они ещё с самого их детства соперничают между собой. Между братьями, между сёстрами и братьями, между сёстрами, между старшими и младшими.

Если бы не их мамка, не знаю, что бы мы, вообще, делали, — разразился я поучениями. — Предлагаю им самим решить, пойдут ли они против своих миров? Хватит ли им пороха и терпения?

— Как это, против своих миров? — почти хором выдохнули братишки-мальчишки.

— Эх! Была-не-была. Вы в курсе, что они нами играют? То как в мячик, то как в куклы? Могут в мамку запросто вселиться и ни за что ремнём отхлестать. Могут из папки планер в небо запустить. Балуются, как дети. В воспитательных и поучительных целях, конечно.

— И всё? А про пещеру? Скажите уже хоть что-нибудь, — перебил меня кто-то из кандидатов.

— Где пятый? — решил я всё пустить на самотёк и побыстрей разделаться с бестолковым собранием, которое ни в какую не хотело проходить по моему сценарию.

— Я тут, — доложил близнец и вышел вперёд.

— Тебя, в самом деле, твой мир к нам прислал? — спросил я строго.

— Ещё как. Я домой шёл, ноги по дороге переставлял, а сам уже парил над городом.

— Ты с ним не разговаривал? Не спрашивал, куда и зачем тебя отправляет? — продолжил я расспросы.

«Если скажет, что разговаривал и получил от него приказ, значит соврёт», — решил я про себя, так как никого ещё не обучал способам общения с мирами.

— А сказали, что ты выздоровел. Как с ним разговаривать? С миром? Может, ты ещё с Богом трещишь на завалинке под тыквенные семечки? — обиделся на моё недоверие пятый.

— Тихо ты, — начал я успокаивать брата. — Верю, что ты не шпион и оказался среди нас не совсем добровольно. Только все должны усвоить, что и с мирами, и с их мамкой разговаривать можно запросто. Даже с Богом. Пусть мне сейчас никто не поверит, но скажу, что этим каждый день занимаюсь и вам всем советую. С Богом, конечно, редко, но калякаю. С мировой мамкой… После выздоровления ещё не говорил. А так, она меня несколько раз подлавливала. В гости пару раз приглашала…

— Вы видели? Он же малахольный! — взвизгнул один из напарников. — Да-да. Это я, который одиннадцатый. Хватит нам косички заплетать. Мы не тупые девчонки.

— Братка, ты что это? Ты же со мной во втором круге был, — опешил я от коварной подножки, а, вернее, того самого выстрела в спину, которого ожидал с самого утра. — Ты же вместо меня анализы на ангела сдавал. Справку шизофреника для меня получил. Знаешь, как она мне помогла! Не ожидал от тебя такого. Сам же Дашке косички плёл. В… В двадцать третьем мире дело было.

— Бредишь? Я там всего пару дней побегал, а потом ты явился. Взрослый, толстый, с метлой в кулачке, — огрызнулся бывший дружок.

— Так, коллеги. Этот субчик обработан его миром до неузнаваемости. У него память украли, а потом не знаю, что в голову засунули. Решайте, кто из нас с вами останется. Он или я? Лично я на всё согласен. Меня долой, и сами тут веселитесь, как умеете, или его взашей, чтобы не портил вшей.

Пусть к четвёртому с восьмым отправляется. Они тоже заплесневели. И пока родные миры их всех не разморозят, побудут в опале. Меня в четвёртом и восьмом даже затормаживают во времени. В их мирах и снегом стреляются до боли, так что… Думайте без меня. Я пока на свой Фортштадт выскочу. Там вашего решения обожду.

Только… Третий. Выйдешь ко мне и скажешь, чтобы я о вашем решении узнал и по своим делам отправился.

После монолога обиженного третьеклассника, я мигом выскочил из пещеры, прицелившись в римскую двенадцать. «Пусть повзрослеют. Устроили старообрядческий раскол. Как же можно сестёр присоединять к нашим рядам, если братья-миры сами такие…» — не успел я додумать, как позади зашуршала ракушка.

— Айда обратно. Мы за тебя горой. Все восемь человек, — доложил Александр третий. — Полчаса верещали друг на дружку, но здравый смысл и банановые ящики помогли сориентироваться, кто из вас прав.

Но сам представь, если бы тебе кто-нить такого наплёл? Кровь на ангельский анализ сдавать. Ха-ха-ха!

— Между прочим, так всё и было. Он… Вернее, у него такие анализы брали, а после в дурдом отвезли. Оттуда он вернулся со справкой вялотекущего шизофреника. Очень востребованной вещью оказалась.

Ну, пошли. Придётся вам всё с самого начала рассказывать. Неправдоподобно, на грани здравого смысла, но для ваших будущих путешествий, ой как пригодится.

Я перестал почивать на сомнительных лаврах победителя и засеменил в пещеру, увлекая за собой своего заместителя-весельчака.

* * *

— Извините за истерику. Я от него такого не ожидал. Точнее, от его мира, — начал я командирскую речь в гробовой тишине и таком же полумраке. — Кто из вас включит ЭВМ? Потом, с вашего разрешения, продолжу. Кстати, у неё можно и о моих сказках запросто спросить. Она не даст соврать.

— Давай сам. Мы вчера почти все своими молниями её мучили и терзали, да пытали-истязали, — предложил заместитель. — И начни с короткого вводного слова. Ну, кто она, откуда взялась, зачем с нами разговаривает.

— Об этом и сам бы хотел узнать. Но, да ладно. Я пару дней тому назад перепрыгнул в другой конец нашей галактики. Это я уже свою сказку рассказываю. Вводное, так сказать, слово. Не вру, не шучу, не приукрашиваю. Слово… Честное слово.

Так вот, там точно такая же пещера, только без цифр и иероглифов. Сижу я в ней, значит, думаю, что оказался во сне или в мороке. Кто-нибудь был в мороке? Ну, ладно. Захотите рассказать или спросить – пожалуйста. Продолжаю.

Сижу, ничего не делаю, жду, когда проснусь или кто-нибудь заговорит и объяснит, что же я там делаю. Объяснили. Вежливо так, с полировкой. «Включи пещеру», говорят. «Как?» спрашиваю. Никто не объясняет. Сижу, дремлю дальше. Не боюсь, не печалюсь. А зачем? Сон ведь.

Вижу человеческий гуманоид идёт. Синий, лысый, глаза… Больше коровьих! Чёрные. Но, всё равно, вроде как, ненастоящий.

Вышел он на средину пещеры и ручки свои вверх задрал. Материться начал по-своему. Но я-то хоть и в мороке, а всё равно соображаю, что он специально для меня показывает, как пещеру включать.

«Зах Дженн!» кричит. И на, тебе! Включилась родная. А он, голубчик, адресок свой, оказывается, диктовал. Пещера доброй оказалась и включила ему буковку на стенке, несмотря на то, что он синий и давно мёртвый. «Ступай с Богом», — сказала и отключилась. А Зах Дженн утопал до дома. Или в могилку, кто знает.

Встаю я, значит, тоже кричу пещере: «Сим-сим, откройся». Включилась. «Чего тебе надобно, старче?» спрашивает. Я ей, так, мол, и так. Хочу домой. Я, оказывается, не спал вовсе. В самом деле там оказался и ушами, и потрохами.

«Пожалуйста», отвечает пещера и букву на выходе рисует. Я прощаюсь, слезу утираю, мол, как ни печально, а всё одно до свиданья. Мчусь головой в стену и… Застреваю. Пропуска-выпуска у меня же нет. Требую аудиенции у местной Стихии. По новой включаю пещеру.

Едет из потолка баба Яга в ступе. Точнее, в цилиндрическом лифте. Страшная, аж… Старая. Куда ей до нашей красавицы, которая всем Жучкам нравится.

Так и так, объясняю. До дома охота, там вся моя пехота. Все бойцы-близнецы. Будущие дядьки и отцы.

«Щенка привезёшь?» спрашивает. «Ещё как, привезу. Хочешь кабанчика, а хочешь козу», отвечаю-обещаю. «Подставляй руку. Сейчас же пропуск впаяю», приказывает. Пришлось подставить. Домой же добираться надо. Кстати, кто знает, где наши пропуска вживлены?

— В руке, где же ещё, — в недоумении ответили бойцы.

— Кто на себе покажет?

— Кто упомнит? Давно вставляли. Ещё в детстве, — попытался оправдаться за всех третий.

Я снял куртку и ткнул пальцем в то место, которое обожглось от тридцати шести уровневого пропуска.

— Мой вот тут. Запекло выше локтя, когда она его вставила. Видать, немаленький. Я теперь с ним везде вхожий, не смотря, что с неумной рожей.

В общем, поблагодарил я эту бабульку и отбыл. Но не всё так просто, оказалось. Пришлось четыре попутных пещеры включать, чтобы ещё и у них до дома проситься. Везде ЭВМ вежливые оказались, и никаких заминок не было. А сейчас я вам нашу включу.

Я влез на банановый сугроб, вытянул руки к потолку и во всеуслышание объявил:

— Я Александр из первого мира первого круга. Старший посредник за номером двенадцать. Прошу о включении Образа.

Пара беззвучных молний взмыла к потолку, меньше секунды повиляла, подёргалась и пропала. Сразу же во всё пространство под потолком объявился наш родной Млечный Путь собственной сверкавшей персоной.

Я спрыгнул с ящиков и продолжил командным голосом:

— Доложите о готовности!

— К диалогу готова, — вежливо отозвалась тётенька ЭВМ. — Включить третий обучающий режим?

— Пока не надо. У моей команды вопросы появились. Да, ещё среди нас десятый посредник из третьего мира первого круга. Наверно, придётся кое-что повторить.

— Назовите критерий общения. Возможны профессиональные, общеобразовательные, частные. Анализы событий, прогнозы событий, и прочие варианты.

— Вы знаете, где у нас Ближний Восток? — моментально среагировал я на общеобразовательный критерий. — Извините, что мы двух слов связать не можем, поэтому включите нам всё разом. Вдруг, пригодится.

— Критерий опознан. Команда принята к исполнению. Объясняю название «Ближний Восток», — Образ выключила Млечный Путь, а вместо него включила фотографию или, скорее, голографию нашей земли, которая приблизилась к нам кусочком искомого мной юго-запада, где я собирался разыскивать Босвеллию, а ЭВМ, тем временем приступила к нашему общему образованию: — Это название региона в северной Африке и западной Азии данное европейцами. Население – арабы, персы, турки, курды и прочие национальности. Большинство исповедует Ислам, однако Ближний Восток является колыбелью иудаизма и христианства.

ЭВМ продолжила объяснять, а фрагмент карты земли заморгал в такт её словам. Любому из нас стало ясно, где именно находится этот восток, оказавшийся не только ближним, но и юго-западным.

— Спасибо. А о растениях вы тоже знаете? Если знаете, то покажите ареал произрастания Босвеллии Бурзеровой, которая источник ладана для нас, христиан.

— Критерий опознан. Демонстрирую основные регионы произрастания по состоянию на 1972 год, и страны-экспортёры.

Сомали в Африке. Регион стран с общим названием Йемен. Оман. Йемен и Оман находятся на Аравийском полуострове, принадлежащем континенту Евразия.

Во время своего рассказа Образ снова приблизила фрагмент карты и поморгала острым африканским мысом, а потом и странами в нижней части полуострова каких-то аравийцев.

«Всё ясно. Теперь хоть знаю, куда лететь. Но, разумеется, не в Африку, а на этот полуостров, который и Ближний Восток и родной дом Босвеллии», — быстренько сообразил я.

— А теперь выключите это безобразие и верните нам Путь, который Млечный. Объясните, пожалуйста, моим оболтусам, как им домой добираться, если их судьба на какой-нибудь Зах Дженн забросит, — вежливо попросил я Образ.

«Пока будет объяснять про рукава, световые года и прочее, обдумаю свой поход в Святые земли», — решил я про себя, но не удержался и снова выслушал все подробности локации своего Скефия, одного из многих параллельных детализаций.

— Ух, ты! Во, дела! А наш старшой взаправду прибыл из какого-то неизвестного мира? — наконец, прозвучал главный вопрос из уст вновь обращённого Александра десятого.

— Если вы имеете в виду Александра из первого мира, он действительно в ночь с первого на второе октября прибыл из рукава Персея. По его желанию, я могу указать адрес отправления. На мой запрос поступило сообщение о локации адресатора мира, который был отправной точкой. Сведений о его локомоверации из нашей грозди в ту сторону ни на одном объекте галактики не зарегистрировано.

— Слава Богу! Ура! Да здравствует старшой! Не обманул, не сочинил! — посыпались на меня поздравления и рукопожатия товарищей.

— Тихо-тихо, — начал я успокаивать бойцов, но куда там.

— Тута наш папа! Тута! Молодец! Браво!

— Учимся дальше, — шутя, прикрикнул я на бойцов. — А что такое локация, локомоти… Что-то там. И назовите юрты-залы и спортзалы, какими пещера именуется. И, вообще… Точно. А вас как назвать правильно? Вы же не Образ. Вас же как-то называют по имени или аббревиатуре.

— Общепринятое название в переводе на русский: Глобальное Устройство Галактической Локомоверации Органических Объектов. Извините, но в русском языке подходящего слова о комбинации или сочетании самостоятельного перемещения с пространственным пока не существует, поэтому взято из латыни. Но обращение Образ меня вполне устраивает. Это военно-морское сокращение двух слов «Объект Раз». Если его адаптировать, получится «Объект номер Один».

В моей программе заложена команда на визуальное и звуковое включение на некоторые аудио-сочетания слов, основные из которых — номера кругов, номера миров и имена посетителей или объектов.

— Значит, мы органические объекты. Как-то обидно звучит. А телепортация, что, не подходит? Или само слово «перемещение», — погрустнел я, не соглашаясь в душе с такой бесчеловечной аббревиатурой.

— Телепортация предусматривает мгновенное перемещение объекта или организма из одной точки пространства в другую, из одного места в другое. Перемещение –предусматривает некую самостоятельность или, наоборот, несамостоятельность изменения локации. В основе нашего переноса лежит сумма активного движения самого перемещаемого объекта или организма, и серия его галактических скачков.

Дословно: «сдвигаться с места». «Локо-мовере», или подобное сочетание. Вы сами должны начать двигаться из одной точки в другую, что послужит командой к основному перемещению. Например, из внешней юрты с поверхности геоида во внутренний адресатор на нашем астероиде «Зеро». Самостоятельно входите в мембрану и последующее подпространство, и так же выходите из неё. Поэтому вектор общего движения…

— Стоп-стоп. Извините, но наши мозги ещё не готовы к Зерам и Викторам. Как-нибудь в другой раз. Вы и так нас, если честно, перепугали. То, что мы сейчас не на земле у кого-нибудь из нас в гостях, а в точке Ноль. Я даже не хочу спрашивать о том, в открытом ли мы космосе или где-нибудь рядом с солнцем.

…А мы, случайно, не в «Чёрном Принце» находимся? А то у меня какое-то имечко завалялось в неправильной памяти. Но лучше ничего не отвечайте.

Так, парни. У кого ещё вопросы? Пора вам о моих приключениях поведать, пока я при памяти и при настроении.

— Кто вас сюда… Кто всё это сделал? Пещеры, ЭВМ. Кто вам рассказывает про всё, что творится на геоиде? — озадачил тётеньку Александр-первый.

— Существует специальная галактическая служба, — начала заумный ответ ЭВМ, а у меня сразу же зашевелились волосы. — Информация о ней предоставляется только лицам с допуском сорок восемь и выше. Извините, но по предварительному анализу среди вас только у одного имеется тридцать шестой уровень допуска. Это Александр из первого мира первого круга. Он же двенадцатый посредник, он же «старшой» или «старший».

— Фух! Как говорят миры. Я-то думал, что вы сейчас нас по маковке приложите каким-нибудь Каликой или Стихией, — вздохнул я с облегчением.

— Кстати. А как можно разговаривать с мирами? — не отстал от Образа первый.

— Рекомендуется задавать односложные вопросы. Это такие, на которые можно ответить «да» или «нет». Прямое общение, по религиозным причинам, в мирах первого круга не рекомендуется, но не запрещается.

— Я тёплые ответы называю «да» или «фух», а холодные «нет» или «пуфф». Бывает снегом по маковке получаю, тогда «чмок». Тоже «нет» означает. Когда про дракона расскажу, тогда узнаете, что его факел изо рта «фу-ух» называется, и означает «да», «согласен», «давай», и так далее. Так что, общайтесь на здоровье.

А если у кого-нибудь душа через зеркало начнёт рожицы корчить, то и с ней так можно общаться. К четырнадцати годам все научитесь. Главное, не бояться, — вставил я своё нравоучение.

— Какой дракон? Душа? Ты и такое устраивал? Да, ну! — спровоцировал я новое оживление.

— Антилопу Гну, — отбрил я, шутя, своих Фомов, не слишком верующих в мои байки.

— Он имеет в виду, что ваш мир способен к имитации и кратковременной материализации признаков и свойств некоторых предметов или организмов. Прецеденты существования и размеры самих объектов не имеют значения. Вы можете обращаться к вашему или параллельному миру с такой просьбой. На усмотрение мира, он может или выполнить данную просьбу, или отказать в ней.

В новейшей истории зафиксированы летающие тарелки – НЛО, а также прочие объекты: кони, дирижабли, самолёты, ракеты, игрушки, и так далее. Для удобства перемещения над поверхностью геоидов возможно дублирование различных предметов, которые по окончании перемещений дематериализуются или конвертируются.

— Вот это я понимаю! Счастливчик. Твой мир такое вытворяет, а ты нам ни слова не сказал? Мутузим его, братцы! — разделились мнения среди цепных.

— Но-но! Помутузите после. Только, чур, рёбра не ломать. Я вас знаю. Не только мой мир это вытворял, в основном всё это во втором круге было. А о нём я вам так и не рассказал, — попытался я перевести разговор в учебное русло. — Как, интересно, они нас на сверхзвуке катают? И как обратно в одно мгновение возвращают? Об этом не расскажите? Я всех собирался или в паратунку свозить на вулкан, или к Индийскому океану. На берегу позагорать и поплескаться. В сокрытом, конечно, виде. И в плавках. Для этого просил ваших старшин… Тьфу, на них междометий аршин!

— Отвечаю о перемещениях. В связи с наличием определённых ограничений при ускорении органических объектов, средняя максимальная скорость перемещения их самих и сопутствующих фантомов ограничена до пятнадцати тысяч километров в час. Это немногим больше половины вашей первой космической скорости. Возможны и более медленные перемещения, а также атмосферные эффекты. Ветер, например.

В случае обязательного предварительного программирования точки возврата, возможна и телепортация ОО. (Орг-объектов и сопутствующих копий предметов или их фантомов). Во время такого путешествия предусмотрен постоянный контроль за точкой возврата. В случае возникновения каких-либо препятствий, телепортация производится в ближайшую параллельную локацию. То есть, в то же самое место, только в соседнем мире.

— Вот об этом я вам и хотел рассказать. Это я вас вчера взбаламутил. С утра с Павлом на вулкане парились, а когда нас домой портануло, мы с ним к девятому загремели. Его мир мигом сокрыл своего Александра, а потом…

— Я так и знал! Я же тебе так и сказал! А ты…

— А я откуда мог знать? И ты ещё: Я невидимый! Меня разделили. Стёрли. Прощения за эти злоключения прошу. Извини, брат. Я сам вчера дурня укропного целый день изображал. Обещаю, в следующий раз умнее быть. А вы все на моих ошибках тренируйтесь, — повинился я в самый подходящий момент.

— Прощаем тебя. Со всяким такое могло быть. А нам можно будет катапульт такой включать? — простили меня на радостях братья.

— С миром об этом договариваться надо. И вы уже знаете, как. Нужно выбрать время и всем вместе слетать куда-нибудь. Не для баловства, а для ознакомления.

Да. Ещё у меня путаница со временами… Со временем была. То утро, то вечер. Голова кругом. Вылетели в пять утра, прилетели после обеда, попарились час и обратно. А по возвращении шесть тридцать всё того же утра. И в Америке так же было. Вылетел вечером, летел-летел, а прилетел на рассвете того же дня. Час покуролесил и обратно в свой вечер вернулся.

— На поверхности существует двадцать четыре теоретических часовых пояса. Каждый равен пятнадцати градусам и отсчитывается по меридианам геоида. То есть, по долготе. Поэтому в одно и то же мгновение существуют целые сутки. И утро, и вечер, и день, и ночь. При скоростных и даже простых путешествиях возможны пересечения линии смены дат. То есть, возможно начать путешествовать сегодня, а закончить вчера. Или начать сегодня, а через пару часов оказаться в послезавтра.

— Междометие! Причём, очень-очень длинное, — расценил я то, что почувствовал вместе со всеми, пока мои бойцы открыли рты и заморгали глазами, как механический Буратино. — Может, хватит на сегодня? Переваривайте всё. Новые знания дозреть и отстояться должны. В следующий раз и об Америке поговорим, и о втором круге. Давайте наберём бананов и разойдёмся по мирам и по домам, — предложил я напарникам, а у тех никаких сил для возражений не осталось.

Близнецы, не прощаясь, начали расходиться, путаясь в выходах, а я выключил ЭВМ и ненадолго присел на порожний ящик из-под пепси. Про фрукты, монетки и коробки с китайскими подарками никто так и не вспомнил.

Не траурно, конечно, разошлись, но и не весело. Придавила нас всех пещера своими сказками. Так придавила, что и дюжине Павлов Семёновичей до неё далеко.

* * *

Я вернулся домой около двух часов дня. Не торопился просить Скефий о доставке. Сидел на Фортштадте, забравшись повыше, глазел, думал. Конечно, не больше двадцати минут, но всё равно с силами собирался. С душевными силами. И думал открытым текстом. Не морочил голову телепомехами и прочими танцевавшими фигурками.

«Сколько же ума нужно, чтобы такое усвоить? Как минимум, высшее образование. Или в два раза больше. А нельзя. Придётся самому учиться. Читать… Было бы, что читать.

Может перевоспитать Образ? Сама же предлагала, что-нибудь про образование или профессию рассказать. И будет тогда Галактическое Устройство Голографического Обучения Людей. ГУГОЛ. Ха! Точно. Гораздо человечнее. В следующий раз переименую её. Запараллелю своим допуском такую её аббревиатуру.

Тьфу! По-русски же можно сокращением назвать. Ладно. Чуток полегчало», — закончил я дозревать и отстаиваться, и попросился домой.

Пообедав, по привычке поковырялся в портфеле, приготовив его на завтрашний день, кое-что пробежал глазами, повздыхал, а потом забросил в сторону. Серёжка проснулся и потребовал гульбы, а я сразу же охотно предложил свои услуги поводыря-дрессировщика с обязанностями няньки, но не сиделки, а ходилки и гляделки.

— Когда разговаривать научишься? Агу, что ли? Или ни гу-гу? Я бы тебе, братуха, сейчас такого наговорил, такого бы рассказал, отчего бы наш Скефий чесаться начал, — взялся я за обучение благодарного слушателя, пока тот не научился возражать или поддакивать. — Айда через Шаумяна кружок обойдём. Я тебе девчачий заповедник покажу. Цветник. На одном квартале с дюжину бантикозавров обитает. Сущие хищницы. Хорошо, что в «Б» классе учатся, а то бы мне совсем покою не было. А вот нашего брата на той улице днём с огнём не сыщешь. Парадокс какой-то. Небывальщина по-русски. Один парень, правда, есть, но он постарше всех наших пацанов будет.

Там и родня недалече обитает. Есть даже мой однофамилец и одноимёнец. Полнейший тёзка. Только отчеством подвёл. Ильич он, как Ленин с Брежневым.

Он к нам колядовать приходит с младшей сестрой. Его бабуля всегда железным рубликом одаривает. И сестру его. Всех родственников привечает.

А мы с тобой, когда пойдём за рублями? Учись говорить. И сразу складами, чтобы быть с пирогами, а не с кривыми ногами.

Вот и они, косички. Четыре органические птички. Улыбаются. А мы им «Аврор» мужского рода-парохода покажем. Сопли кверху! Ножки тянем!.. Тяни, тебе говорят. Зеро внимания, два пузеро презрения. И смотри, чтобы штаны не вспотели. Не дай Бог, опозориться.

…Вообще-то, плевать. Не бойся быть смешным. Я же почти не боюсь.

Попросить мир, чтобы их змеем напугал? Снежками закидал? А то у них больно портреты довольные, хотя сами малахольные. Так что, попросим?

Давай уже, Дедморозыч! Отчебучь что-нибудь.

В то же мгновение я с прицепчиком оказался верхом на хрустальном Горыныче, только не американского размера, а намного короче и виднее для девчонок.

— Вот и сходили по воду безо всякого повода, — вздохнул я, но собрался с душевными силами и, обняв покрепче братишку, скомандовал: — Снежками обкидать! Все органические объекты сейчас же получат снежные конфеты!

Горыныч изогнулся и взмыл в небо, как огромный голубь мира, прямо над девчачьей улицей Шаумяна. Серёжка завизжал первым, ну, а на его восторги все Ирки с Наташками ответили залпом из междометий.

Пока наш трёхголовый соображал… В общем, по калитке нашего участкового милиционера пришлось снежками плеваться, а не по объектам с косичками, потому как все забежали в гости к его дочкам.

— Скрывай нас, и круг почёта над городом сделай. В утешение, так сказать, — попросил я у мира покатать братишку, пока он не научился хвастаться или ябедничать.

Через час мы облетели все окрестности от Новокубанска до Коноково, от Горькой балки до Курганинска. Поглазели на Кубань, на военный аэродром, на осенние поля. Разок приземлились в кубанском лесу, чтобы перекусить черноплодным боярышником, а потом возвратились и приземлились на перекрёстке около Вадькиного двора. Уже пешочком вернулись в объект «двор», он же «туманная вотчина». Он же «обитель», «берлога», «семейное логово», «фамильная усадьба».

Как не называй родной дом, а всё равно он, как нерушимая крепость. В нём каждый закуток знаком, каждый сантиметр. Он каждой дощечкой тебя защитит, каждым деревцем от летней жары укроет, зимой обогреет, с огорода чем-нибудь угостит. Заскучать и облениться не даст, о заботе твоей взывая, то голодными криками Мишки, то кудахтаньем кур, то щенячьим тявканьем.

— Р-р! Тяв, — поддакнул моим мыслям Туман, покосившись на калитку.

— Гуляете? — спросил нас с братом отец, вернувшись с работы.

— Путешествуем по Армавиру, — согласился я. — Невест уже распугали. Так что, если Серёгу нашего штрафовать придут за превышение снежных полномочий и высоких змеиных полётов, ты нам железный рубль одолжишь?

— А кто за штрафом придёт? — поддержал наше несерьёзное общение папка.

— Как кто? Милиционер с Шаумяна. Колядовать придёт с тремя дочками. Мы их снежками закидали.

— Ах, этот. Одолжу, конечно, — согласился папка и взялся за младшенького сыночка. — Что с Сашкиными невестами сделал? Распугал? И поделом. Выздоровел? Не кашляешь больше? Значит, в понедельник на работу.

Так мы мирно беседовали втроём во дворе, ожидая мамкину сирену на ужин, но дождались не её, родимую.

— Васька! Васька! — благим матом закричала с улицы бабуля, перепугав меня до полусмерти.

«Война!» — взорвалось всё в голове от одной-единственной мысли. Воздух вокруг сразу же сгустился. Время почти замерло. А всем вокруг было наплевать. Папке и Серёжке, по крайней мере.

Калитка с шумом распахнулась и во двор, как в замедленном кино впорхнула бабуля. Одежда на ней медленно развивалась, как от ветра, лицо было то ли злым, то ли испуганным, а в правой руке она держала никому невидимый пистолет. Ну, это уже я в своей голове мигом пририсовал к её согнутому указательному пальцу, которым она и грозила, то ли шведам, то ли нам с папкой.

— Васька, — снова выдохнула старшая Андреевна и, собравшись с силами, продолжила: — Серёжка… Или Колька. Или Сашка? Сашка наш что удумал! И мне, и Кацубе с Кацубихой, и Долихе. Ещё Дуська и Сонька с нами были. Так он штаны скинул и задницу нам показал. Ещё командовал, чтобы отлупцевали его, как надо. И ухи открутили. Что это за чёртик растёт, а?

— Когда это было? — не поверил папка в то, что его старший сын на такое способен, а я с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что не мировая война наступила, а всего-то на всего между моим и одиннадцатым миром.

— Только что. Он ещё кинулся бежать. Утёк к Павлу во двор.

— А этого лопоухого ты в упор не видишь? — указал на меня папка, а я уже начал трястись от душившего меня смеха.

— Вижу. А когда он вернулся? Я же сразу домой прибежала, — засомневалась бабуля, покосившись на меня с не унывавшим Серёжкой в обнимку. — Или нас всех гриц попутал? Или там кто-то другой был?

— А если бы я сейчас где-нибудь гулял? Мне бы и уши, и бугры, что пониже спины, разукрасили массажным ремнём? Вы бы ни в жизнь не поверили, что это не я был.

Ох, мирные миры. Пошёл я в огород. Поругаюсь междометиями от души, пока матерными слезами не зальюсь, — в сердцах высказал я на грани крика и умчался переговорить с миром. — Кто меня теперь рубликом на колядках одарит? Не жили богато… Пока оружием не обзавелись.

Точно. У кого топор, у того и мясо. У кого волшебная двустволка, у того и… А она в других мирах работает? — встревожился я уже в огороде, оставив отца улаживать недоразумение с голой попой и приглядывать за братишкой.

— Пуфф! — доложил Скефий, что его оружие в борьбе с Татисием бесполезно.

— Тогда в следующий раз Александра окороти. Не хватало ещё из-за него подзатыльники получать. Я же в его мир не лезу. Проследишь за этим нудистом?

— Фух! — пообещал мир.

— Надеюсь на твою помощь. А сейчас заберусь на чердак, настреляю себе мороженого или чего-нибудь вкусного. На ужин не пойду. В обиду поиграю. «Как же вы могли! Да на родного сыночка?» — кричать буду, если что, а сам показывать в кармане дулю. Отрепетирую на досуге.

…Невидимый пистолет. Додумался же. Не было бы так грустно, рассмеялся бы точно.

Захватив двустволку, я забрался на чердак времянки и, спрятавшись в сене, приступил к заеданию мировой обиды. Начал, разумеется, с эскимо. Потом ещё одно, потом «Алёнку» продегустировал, потом пару новогодних мандарин заказал, и всё это запил настоящей американской пепси-колой, когда спустился вниз, к погребу.

— Ты где там, голозадый? — окликнул меня отец.

— В сарае. И очень расстроенный. Ужин отдаю врагам, — откликнулся я. — Сейчас винца хлебну, а потом не стесняйтесь, надо мной измывайтесь.

— Отхлебни. Если оно ещё не прокисло. Давай домой. Мамка уже бушует, как Фантомас.

Вот так закончилась пятница пятого октября, день окончательного раскола на девять мирных оптимистеров и трёх не очень-то мирных пессимистеров. Началась холодная, или снежная, война миров. Конечно, не без нашей посреднической помощи.