Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 25. Мирные шуточки

«Что вчера было? — проснулся я от бесконечной спячки самостоятельно, не дождавшись мамкиной оплеухи, и сразу же погрузился в невесёлые думы. — Война началась. Но по телевизору что-то невразумительное. Всё та же напряжённость, тот же Ближний Восток. Любят тамошние ребята воевать, оказывается. Или наш Рекорд любит восточные сказки?

Вчера и в Омане что-то было, но не слишком фронтовое. Видел и солдат с автоматами, и простых оманцев с ружьями, но самой войны… Только в Израиле. Висел выше всех полётов сверхзвуковых самолётов. Наблюдал. А народ погибал. И сейчас, наверное, погибает.

Нужно в пещеру к ЭВМ сходить. Пусть спрогнозирует, как обещала. Прогноз и анализ событий. А откуда она обо всём узнает? Не верю, что к ней каждый день какой-нибудь дяденька в гости… На астероид. Точно. Она же в астероиде. А что это такое? Кусок камня? Очень-очень большой кусок камня? Причём, от какой-то планеты. Потому как, из ракушки.

Ещё домик Стихии на втором этаже. Возможно, не один. Лаборатории по выращиванию… Там же время стоит. Что в стоячем времени вырастить можно? У Жучек даже кутята…

Твою дивизию! А когда же мне во второй круг за Верным Ответом? Или уже есть ответ? Тогда за Верным Приветом. Верный Привет и Барбария-Болидия.

Не рифмуется. Бравый Барбос и Барбария Болидия. Или Бойкий Бублик. Тоже не то? Пусть тогда сама называет.

Значит, сначала во второй круг слетаю, а не в Талантию. Так правильней будет. Адрес пещерная ЭВМ узнала. Только без всяких экзаменов. Мне и тридцать шесть допусков много, а то ещё куда-нибудь пошлёт. За молодильными яблоками. “Не для меня. Для моей Натуры, чтобы проснулась и подружкой обернулась”.

Не хорошо над старшими… Над очень-очень старшими…

Ёк-Макарёк. Павел. Закручинился что-то дед. В норку засобирался. Может, знает кое-что о себе? Предвидит?

А какими, интересно, мне пророчествами нельзя заниматься? Я что, оракул? Предсказатель? Вижу будущее? Сам Скефий… Сама Оленька… Тьфу! Мир сказал, что до сорока… Значит, доживу до такой старости ко всеобщей радости. А предсказания? Откуда в моей башке такое чудо? “Серьёзных пророчеств”, — так и сказал. А несерьёзные можно? Видать, можно.

Он же намекал, чтобы я соседку “подготовил” к переезду. Оттуда немного дальше в школу ходить.

Что это я за неё переживаю? Жалко Ольгу, потому что мир через неё… А в других мирах… В Наверии или Корифии тоже через Ольг своих ораторствуют? Кто там говорил, что и они влюблены их мирами в нашего брата? Не могут, что ли, признаков настряпать? Или призраков? Свойств девичьих в Ольгиных обличьях. Драконов же запросто…

Батюшки. Они же и нас самих могут “воссоздать”, если мамка им позволит, конечно. Признаки и свойства наши ходить-бродить по Изумрудному городу будут, а нутро у них…

А что если попросить такого признака состряпать? Вместо себя его дома и в школе выгуливать, а самому хочешь второй круг. Хочешь первый, но секретный. Хочешь на Луну, хочешь…»

— Пуфф! — получил я холодным компрессом в лицо и выскочил из кровати.

— Подслушиваешь? Нехорошо. А ещё мир называется, — побурчал для порядка и поплёлся к зеркалу трюмо сверить наличие детского обличия. — Сашка, о десяти неполных годах, — прокомментировал отражение. — Что? Проболтался, где болтался? Мир-то с ушами. Теперь всё о тебе знает. Что-то отчебучит, вот увидишь.

Перестал я отчитывать отражение и пошёл умываться.

Оказалось, что родитель приехал-таки поздно вечером со своим уловом кайдальских карасей и карпов, а теперь ни свет, ни заря восседал на своём троне около дворового крана с ножом в кулаке и чистил рыбёшек.

— На раков ничего не ставил? — накинулся я на родного отца.

— Ты же раколовки не готовил.

— А мне кто-нибудь предсказывал, что ты в субботу на Кайдалы умчишься? — возмутился я до глубины души.

— Сам догадаться не мог?

— Оракулы! Погибнет ваше племя, коль не поведаете мне, кто мой непобедимый враг! — вырвалось у меня, незнамо от чего, на тему пророчеств.

— И что там дальше? — деловито, не взглянув на доморощенного предсказателя, поинтересовался папка.

— О, Шейх. Ответ простой. То «время». Или: «Отец. Ответ…» Нет, по смыслу не подходит. Но зато не про Мишку Косолапого.

— Ясный перец, что не про него.

— Сейчас уже октябрь, а ты сам говорил, что раков надо ловить только в те месяца, в названиях которых есть буква «р». Р-раки. Октябр-рь. А сам… Прогул тебе.

— Не «надо» ловить, а «можно». И не я, а умные люди так рассказывали. В следующий раз подготовь, не забудь.

— Как только ты сам предсказывать рыбалку научишься… А давай я сейчас наловлю, а мамке скажешь, что это ты привёз.

— Ни за что не отпустит. Вчера только утром свой ультиматум отменила. Велела без ночёвок.

— Ты меня не понял. Мы никуда не поедем, а раки… Сами появятся. Что-то вроде фокуса, — сперва нагородил я своим языком, а только потом сообразил, что наделал.

— Такое только мой брат умел. Николай. Но он погиб ещё до моего осознания себя. В общем, я его не помню. Ты про такие фокусы? Кто рассказал? Павел? — погрустнел родитель прямо на глазах.

— Павел этот помирать собрался. Считает, что уже всему меня обучил, а, значит, и умереть самое время. Но он стишками баловаться учил, а не чёрной магии, — поспешил я уточнить.

— А чему ещё?

— Ничему. У меня к нему вопросов… Паровоз. А он…

— А у отца родного, почему не спрашиваешь? — ещё больше погрустнел рыболов.

— Меня дед на смех поднимает, и ты такого же хочешь? Хватит с меня песенки про жало. И так мамка адскими муками грозится, чтобы я больше тебя ничему не учил.

— И чему это ты меня научить можешь? Выкладывай, пока про райские муки не узнал. Ха-ха! — пригрозил папка.

— Лучше скажи, что такого смешного у людей отрезают, от чего их потом «обрезанными» называют? Что такое мелодрама? Что такое случка? Что такое астероид? Медина? Третий глаз? Реляция?

Продолжать? Уже смеёшься. А говоришь, спрашивай. Вот и Павел так же, — настала и моя очередь погрустнеть, но тужил я недолго. — Ладно. Не хочешь раков, так и скажи. А что непонятное услышишь – спрашивай, не стесняйся. Я теперь очень-очень много знаю и помню, но мамке об этом молчок.

— От кого, интересно, ты всё это знаешь? От Павла? — дёрнулся в мою сторону родитель и выронил рыбёшку из рук.

— У него же амнезия. Склероз такой. Тут помню, а там забыл. У меня знакомые… У знакомых моих книжки есть. Секретные. Я в них про всё прочитать могу, — похвастался я знакомством с ЭВМ.

— Фантазёр. Я чуть не купился. Ладно, не хочешь помогать, так не мешай, — сказал папка и, вдруг, получил по маковке огромным живым раком. — Где взял? У Вадьки одолжил? — сразу же нашёлся родитель. — Здоровенный. Чистый. Не из наших прудовых нор. Скорей всего, речной. С канала или Кубани.

Я затаился, как партизан. То, что «подарок» был от Скефия, понял сразу, а вот родитель, получив моей шуткой по затылку, отвлёкся и не увидел, что все его карпы и караси мигом растеряли чешую и стали потрошёными. Все до самого последнего.

— Так-так. Заболтался и… Не похоже. Больно много начистил. Что тогда? — начал рассуждать папка, обнаружив, что уже закончил чистку рыбных сокровищ.

— Фух! — напомнил о себе Скефий, вероятно, спрашивая, чем ещё можно насолить папке.

— Хочешь узнать, где судаков видимо-невидимо? — предложил я отцу.

— Дед Лаптун знает. Он там неделями живёт. На водохранилище, в которое Егорлык наш впадает, — отмахнулся папка и от видений очищенного улова, и от меня.

— Я о Маныче тебе. О Красном Маныче. Язь, тарань, судак, окунь. По кило и больше. Раки там тоже должны быть. Вода там, правда, солоноватая. И далековато от дома. Но на Москвиче…

— А кто туда дорогу знает? И как далеко? Кто там рыбачил из знакомых? — перешёл родитель на конкретику.

— Так сразу не скажу, — погрустнел я в то же мгновение.

— Фух! — снова напомнил о себе Скефий.

— Далеко же туда, — поторопился я с мирной отповедью и произнёс её вслух.

— И я говорю, что далеко, — согласился папка, всё ещё косясь на рака и горку чищеной рыбы.

Вот тут-то и пошёл на наши с отцом головушки град из речных раков.

— Чмяк! Чпок! Бум! Хлоп! Хрясь! Тум! — посыпались в тазики, вёдра, на бетон двора зимние самоубийцы крупных и очень крупных размеров, озвучивая каждое своё падение оригинальным звуком.

— Это сейчас взаправду? На весь город так сыплется? — начал бормотать папка, мотая головой.

Я не удержался и рассмеялся в голос. Раки сыпались только на наш пункт рыбообработки у дворового крана, и то уже перестали, нападав общим числом около двух вёдер.

— Тимофеевич ни за что в такое не поверит, — благоговейно произнёс родитель, напомнив мне хоккеистов из Третьей больницы.

— О чём ты? Забыл с ним поделиться? Наловили вместе, а ты всё себе сгрёб? Нехорошо. Подумай над своим поведением. Будешь… Не будешь сыновьям раков ловить, не то ещё получишь. Ха-ха-ха! — не удержался я и испортил воспитание старших.

— Собирайся. Едем к дяде Вите, — выговорил папка, впав в подобие транса, и начал готовиться к отъезду.

Задвигался, как мешком пришибленный. Глазки в одну сторону, а руки и ноги в другую. Если бы не пригляд Скефия, вообще бы, дров наломал. Я так понял, мир сразу же вмешался, когда увидел, что с папкой случилось из-за воскресного дождичка.

«Подурачился? — обратился я к миру. — Теперь ухаживай пока он в себя не придёт. Или не поверит, что сам их наловил».

Переговорив с миром, я метнулся к мамке, чтобы сообщить, что мы ненадолго отчалим в сторону Ефремовой поделиться нежданной радостью о забытом улове.

Москвич заурчал недовольным голосом, что его снова побеспокоили, не дав отдохнуть после дальнего ставропольского похода, но я и ему объяснил нашу внеочередную проблему, пригрозив ещё более дальними путешествиями:

— Не куксись. Кто же знал, что наш мир такое выкинет? Терпи. Скоро сам в сверхдальние походы мотаться будешь.

Захватив, почему-то, оба ведра с раками, мы сразу же помчались через улицу Ковтюха прямо к владениям Тимофеевича и его жены тёти Таси. Но рыбацкие приключения на этом не закончились.

— Виктор. извини, что так получилось. Торопился. Ночь. Темно было. И из головы выскочило, — поспешил с извинениями ошеломлённый Григорьевич и вынул из багажника ведро с раками.

— Я тоже. Извини. Не углядел. Всех забрал. Но я… Или не я? В общем, они уже потрошенные и чищенные. В следующий раз обязательно туда же. Только туда, — пробормотал точно такой же «ошеломлённый» Тимофеевич и обменял почти полное ведро раков на трёх огромных судаков в своём, не соответствовавшим рыбьим размерам, ведёрке.

Как два одинаково сильных боксёра после долгого боя в двенадцать раундов, один и другой нервно потрясли друг другу руки и разошлись в разные стороны ринга. Один рыболов в свой двор, а другой раколов сел в Москвич и надавил на газ, не взглянув на крупнокалиберных и колючих рыбин, позабытых им наравне с раками.

* * *

Нажарив судаков с карпами, наварив ухи из карасей и судачьих голов, а также целое ведёрко раков, всё моё семейство чинно отобедало.

Отец уже пришёл в себя и шутил без остановки, мама, обрадованная богатым уловом деликатесов, тоже пребывала в приподнятом настроении. Вопросов о спонтанной материализации речных объектов ни у кого не возникло, и я, успокоившись, начал планировать послеобеденный отдых.

«В пещеру. Только туда. Там есть, о чём расспросить ЭВМ. Про войну окаянную. Про фантомов, желательно человеческих. Узнать о втором адресаторе. Может даже, заглянуть в него… А в четвёртом круге, какая, интересно, пещера? Там же сто двадцать выходов в миры. Ещё, как минимум, два в другие звенья и шлюзы», — ошалел я прямо за обеденным столом.

— Пап, а что такое шлюзы? — сболтнул, не подумав, чем спровоцировал далеко идущие насмешки.

— Точно. Сынок наш желает про обрезание узнать. Представляешь, чему его Павел обучает? — переключился родитель с абстрактных шуток на конкретные. — И ещё о случках. Ха-ха-ха!

— С чего, вдруг? — грозно повела бровью мама.

— Я, вообще-то, про шлюзы спросил. И если бы Павел меня обучал… Но я и вас об обрезках со случками готов послушать, — осторожно вступил я на минное поле взрослых разговоров.

— Это за столом не обсуждают. Может, тебе уже про девочек что-нибудь интересно? — вроде как, с надеждой спросила мама.

— Так ведь, случка – это про них. Про собачьих девочек. Ха-ха-ха! — взорвался родитель диким хохотом.

И я, и мама сделали вид, что ничего не расслышали или не поняли, после чего я поспешил выскользнуть из-за стола и был таков.

— Я надолго. Пойду к Павлу о шлюзах спрашивать, — ультимативно крикнул уже с порога.

— О шлюхах? Ха-ха-ха! — донеслось из дома кривляние папки и последовавшее за ним мамкино шипение, спасшее меня от инструкций или запретов, и я удалился.

Попытался удалиться. Успел только за калитку выйти, а дальше остолбенел.

По моей улице, залившись горючими слезами, шагал мой старинный дружок-пирожок шестилетка Димка. Юный кристалийский посредник собственной персоной. Немножко повзрослевший, в нелепой… Вернее, не совсем в кристалийской одёжке, но именно он.

— Как же мне не плакать? Меня ищешь? — выдавил я из себя подобие шуточного приветствия и шагнул навстречу.

Но Димка и ухом не повёл, а, вытирая кулачком слёзки, пошёл себе в сторону моей школы.

— Ты чего? — опешил я и попробовал догнать ребёнка.

Догнал. Похлопал по воздуху, а не по плечику в детском пальтишке, и выпал в осадок.

— Призрак! Тьфу, ты. Признак. Но без свойств… Зато плачущий, — раскричался я посреди улицы и спугнул видение. — Не знаю, как ты там материализовался, но исчез ты довольно эффектно, — похвалил я Димку, а не мир.

«Дяденька Эс. Это ты меня так от пещеры отваживаешь? Димками пугать начал?» — мысленно высказал я свою догадку-претензию.

— Пуфф! — дунул мир в лицо, а мне послышалось: «Да, как ты, щенок, такое мог о родном мире подумать?»

— С Димкой беда? — струхнул я снова, но Скефий не торопился с ответом. — В моём мире? Хоть это ты можешь дунуть или плюнуть?

— Фу-ух! — дунул мир жарким факелом.

— Тогда меня в район Черёмушкинских зло-действий! — скомандовал я миру и получил ружьишком по пальтишку. — Мне его на куртку накинуть или сразу наперевес? — дрогнувшим голосом спросил я, представив, как приземляюсь в самую гущу Димкиных обидчиков.

— Пуфф! — успокоил Скефий, и я накинул двустволку на плечо.

— Старт! — распорядился, а потом только вспомнил о своей призрачной всевидимости и всефантомности. — Сокрыть не забудь, дяденька Эс.

Как не храбрился, как не готовился, а всё равно растерялся, оказавшись посреди двора между пятиэтажками на улице Маркова, немного подальше дома моего призрачного дружка.

Никаких хулиганов и близко не было, зато около одного из подъездов собралась небольшая толпа сердобольных бабушек и женщин в платочках, озабоченных каким-то из ряда вон происшествием.

— Димка тут? — потребовал я доклада от Скефия.

— Ш-ш-ш! — дунуло в лицо незнакомым мирным междометием.

— Интересно. Не холодно, не жарко, а я уже от страха вспотел. Размагничивай. Нужно разобраться, с кем тут драться или стреляться, — невесело скаламбурил я и шагнул в сторону женской сборной по сердоболию.

— Тётеньки, а что тут с Димкой случилось? — запел я слезливую песенку, всё ещё опасаясь, что именно с моим дружком, пусть даже заочным, произошла какая-то беда.

— С Костей, а не с Димкой. Пропал ребёнок. В пятницу гулять выбежал и не вернулся, — заохали сердобольные, обрадовавшись новому собеседнику.

— Костя? А лет сколько? — поддержал я беседу.

— Семь ему. Уже в первом классе. Был в первом. Ой, горе какое у родителей! Ой, горе! — запричитали все вокруг.