Сага о Головастике. Изумрудный Армавир

Глава 8. Бывалый посредник

В Фортштадтскую пещеру я попал только после четырёх промежуточных «пересадок». Сначала очень испугался, когда выскочил из ракушечной стены в незнакомую пещеру с нарисованными на стене иероглифами, но потом догадался, что не всё так просто. Включил и эту пещеру. Точнее, включил Образ. Всё повторилось. Женский голос методично задавал вопросы, а я называл имя бабушки Скефия, потом имя мамы Кармалии, и мне сразу же предлагали набор услуг по доставке на следующую станцию Млечного Пути.

Раз, другой, третий, четвёртый. И вот, наконец, я в родной пещере с римскими цифрами и потолочным окошком к Стихии, но почему-то никакой радости от этого не почувствовал.

— Отчего в моей жизни всё так нескладно? Не успел опомниться от омоложения и бед, как снова влип в переплёт с богами и их откровениями? Ни дня не продержался. Собирался же близнецов собрать и обучить всему, что умею сам. А тут, нате вам из-под кровати. Телепорты, баллы, Образы, пропуски, синие парни из Зах Дженны. К Стихии явиться, что ли? Привет передать от Барбары из Бильярдии. Новым пропуском похвастаться?.. Придёт время, похва… Кстати, о времени. Сколько же его натикало в моём мире?

Я перестал злиться и прицелился в римскую цифру двенадцать, намереваясь выскочить в родной мир и быстро отбыть небесным экспрессом с Фортштадта прямиком на кроватку.

— Стоять, боец, — остановил себя в последний момент. — Пока не забылся и мелкими проблемами не отвлёкся, включу-ка сначала родную пещеру. Образ своей пещеры.

Возвратившись под потолочное окошко, я поднял руки теперь уже к знакомому своду.

— Я Александр из Скефия. Включаю Образ пещеры, — произнёс кратко, понадеявшись, что в родной пещере такой команды будет достаточно.

Из рук к потолку привычно вырвались малиновые молнии, и через секунду я лицезрел Кармалию под потолком, и весь её детский сад в четырёх вращавшихся кругах различной величины.

— Талантия, — неожиданно, для самого себя, выпалил вслух.

— Критерий опознан, — отозвалась Образ и приблизила ко мне одну из голубых планет первого круга, при этом, не убирая остальных.

Я немного полюбовался на отдалённо знакомую физиономию симпатичной тётеньки, но прервался и задумался о продолжении своего эксперимента.

— Если ткну в её фотографию пальцем, мне же не обязательно будет прямо сейчас туда топать? — снова подумал вслух.

— Не обязательно, — подтвердила Образ, вступив со мной в обыкновеннейший диалог.

— Так-так-так. Здравствуйте, Образ. Давно не виделись. Разговаривать можете?

— Предусмотрены диалоги на общие темы, и темы служебного характера, — выдал механический голос, состоявший на службе у пещеры.

— Если притащу сюда нескольких коллег по работе, то… Как мне, не называя мировых имён, показать ваши возможности? Двери к мировым сёстрам, к примеру?

— Для смены пароля или его независимого дополнения требуется десятый уровень допуска, — отбрила механическая тётенька бесстрастным ечетативом.

— Какой уровень? Пропуска? Он у меня тридцать шестого размера. Я с его помощью бывал… А где же я, собственно, бывал? Прошу поиск, — озарило меня моментально.

Над головой исчезла Талантия и её ближайшие родственники, а под потолком появилось изображение родной галактики.

— Назовите критерии поиска, — флегматично попросила служебная тётенька.

— Называю Барбарию-Болидию. В какой грозди миров она хозяйствовала со своей Природой?

— Критерий поиска не опознан. Совпадений не найдено. Имеется двадцать две Барбарии и двенадцать Болидий. Совместного имени не найдено. Если желаете продолжить поиск, назовите расстояние от центра галактики и рукав, — запудрила мои извилины вредная тётенька.

— Желаем. Но не рукав. Найдите, пожалуйста, Зах Дженн, — решил я не сдаваться сразу.

— Имя погибшего мира Зах Дженн значится в каталоге грозди Крище Кса, в галактике Млечный Путь, рукав Персея, сорок шесть тысяч четыреста двенадцать световых лет от центра, — в этот раз бодро доложила Образ и заморгала красной точкой на одной из ветвей спирали.

— Уже прогресс. Ладно. Потом поищем синеньких человечков. А пока уточните, что такое допуски?

— Поднесите ваш допуск к одному из выходов в стене, — попросила Образ.

— Я к Талантии поднесу, только проходить не буду. Договорились?

— Критерий опознан, — согласилась тётенька и выключила модель вселенной, после чего снова поднесла ко мне портрет Талантии, а к потолку мамку Кармалию и всех её деток.

— Желаю сразу три планеты. Талантию, Фантазию и Амвросию. Хочу увидеть, где к ним проходы, — потребовал я на грани наглости.

— Критерий опознан, — снова согласилась тётенька.

Ко мне подплыли ещё два мира, и я начал внимательно разглядывать их тоже.

— Какие-то сёстры знакомые. Особенно пара близняшек Талантия и Фантазия. А где я их уже видел – понятия не имею, — признался я и поочерёдно ткнул пальцем в каждый голубой шарик с женским портретом.

В тот же миг на ракушечной стене зажглись три символа. Ничего мудрёного и заумного. Обыкновеннейшие русские цифры 6, 12 и 13, только немного повыше наших римских каракулей.

— А вот это уже интересно, — воскликнул я и поплёлся обследовать мерцавшие номера проходов к сёстрам-мирам.

Символы оказались в широких промежутках между нашими нарисованными римскими цифрами, которые давным-давно приметил, но никакого значения не придал. Я долго разглядывал расположение римских цифр, мерцавшие номера мировых сестрёнок и, в конце концов, смерив все расстояния межу ними шагами, обнаружил ещё пару широких участков безо всяких номеров и знаков.

— Здесь проходы в другие пещеры. Из одного я только что прибыл, — доложил себе и обрадовался догадке.

— Критерий опознан, — согласилась Образ. — Поднесите ваш локоть для определения допуска.

Я шагнул, как и обещал, к проходу в Талантию и, не обращая внимания на разбушевавшиеся волосы и мурашки, поднёс руку к мерцавшей цифре двенадцать.

— Допуск опознан. Владелец имеет право на смену пароля; смену символа; корректировку или создание параллельных паролей; временную блокировку объектов; проход в звенья номер два, три, четыре; проход в шлюзы номер восемь и десять, — бесстрастно доложила тётенька Образ.

— Менять я ничего… А можно вместо Талантии и имен её сестёр называть их номера? Цифры на их проходах? — осенило меня.

— Владелец имеет право на создание параллельных паролей, — повторила тётенька цитату из своей инструкции.

— Если это так называется, тогда сделайте для меня нумерацию всех миров первого круга, согласно их настоящей последовательности. Скефий номер один, Татисий номер два, и так далее.

— Параллельные пароли подтверждены. Ожидаю следующую команду.

— А вы включитесь, если назовусь, как посредник? Ну, что я Александр из мира номер двенадцать?

— Владелец имеет право на смену пароля; смену символа; корректировку или создание параллельных паролей, — ответила тётенька новой цитатой.

— Попрошу вас включаться по такой команде. У нас же всё засекречено. Потому что мы ещё дети. Давайте тогда уже сразу для всех нас двенадцати. Включайтесь, когда вас другие посредники попросят, называя себя неправильными номерами. Только при них пока никаких имён. Ни мамки, ни её деток. Вернее, ни Солнца Кармалии, ни её миров.

— Параллельные пароли подтверждены. Ожидаю следующую команду, — согласилась Образ.

— Следующей команды не будет. Спасибо за сотрудничество. Можете выключаться, — поблагодарил я голос пещеры, и она тут же всё погасила, и солнце, и хороводы миров, и мерцавшие номера Талантии и её сестёр.

Я потоптался, не решаясь сразу возвратиться в свой мир, но делать было нечего, и мне пришлось выпорхнуть из ракушечного Звена номер один в звёздную ночь родного Скефия.

— Дела-а, — удивился не на шутку. — А говорили, что время останавливается. Время еле-еле ползёт. Ой!

Я прикусил язык, вспомнив, что не должен ни одной живой душе рассказывать о новых знакомых, и даже о своих знаниях об этих знакомых, что должен теперь избегать любых, даже мимолётных, мыслей о них. И лихорадочно начал обдумывать, о чём бы таком сейчас попросить у Скефия, чтобы он ни о чём не догадался.

Все свои думы я чередовал разными картинками геометрических фигур, состоявших из треугольников, кругов и квадратов, пытаясь перемешать их, чтобы создать подобие помех в телевизоре. Мне казалось, что так я сокрою от мира свои страхи и настоящие мысли, но из-за огромного расстояния до родного дома, мне, всё одно, пришлось вызывать Дедморозыча, понадеявшись, что и ночью он всё такой же добрый и ласковый.

— Скефий, сын Кармалии. Проснись и доставь, пожалуйста, своего посредника к родному порогу, — как можно естественнее обратился я к миру и начал с новой силой рисовать в воображении фигурки-помехи.

В лицо дунуло теплом, я сразу же оторвался от земли и взмыл к звёздам, потеряв из виду очертания Фортштадта.

— Закубанье за кормой, — весело прокомментировал нахлынувшие ощущения, прикидывая по освещённым улицам, где пролетал в тот момент. — Сенной путепровод позади. Выхожу на глиссаду.

Меня приземлили прямо на порог, где я поспешил поблагодарить мир за скоростную доставку и откланяться.

Первым делом прокрался через все комнаты в свою обитель, после чего уставился на настенные часы, пытаясь определить, сколько же «стоявшего» времени утекло вместе со мной из родного мира.

В конце концов, показалось, что все-таки рассмотрел обе часовые стрелки, которые показывали двадцать минут второго.

— Неплохо, — прошептал, удостоверившись, что до рассвета ещё уйма времени, и улёгся в постель.

* * *

— Сандер, просыпайся, проказник! Пора в басис-скул, в свой четвёртый гроеп «А»! И только попробуй сегодня вернуться с пятёрками, — растолкала меня мама с утра пораньше, ещё и с три короба загадок загадала.

— Mam, waar heb je het over? То есть, ты о чём? Почему нельзя с пятёрками? — возмутился я «мирному» капризу, всей семьёй оказавшись не где-нибудь, а в Голландии.

Когда вскочил с кровати и осмотрелся по сторонам своей комнаты, сообразил, что угодил в очередной морок, потому как, всё было незнакомым и странным. Стены из красных кирпичей безо всякой штукатурки, окошки с поперечной рейкой посредине, занавеси с аляповатыми цветами, стулья с чудными спинками, раскладной столик, дверь в коридор тёмно-красного цвета.

«Что-то подобное видел на заграничном блошином рынке», — подумал я о столике, стульях и двери.

— Потому что ты способен на большее! Жду от тебя оценки не ниже десятки. Иначе, наймём тебе репетитора, — заявила родная мама и вошла в комнату с моим выглаженным костюмом. — Одевайся немедленно! И не забудь галстук. Потом я внесу последний штрих, и провожу тебя. Девочки вот-вот прибудут. Нехорошо заставлять себя ждать.

Услышав о девочках, я так и подпрыгнул. Разумеется, от радости. «Точно. Морок. Причём, самый что ни на есть голландский. Вот Скефий учудил… Чтобы…

Не успел сообразить, для чего родной мир устроил нидерландскую обструкцию, как мама вцепилась в мою давно не стриженную шевелюру и соорудила на ней пару хвостиков-рогов, которые пришпилила заколками, а сверху получившегося безобразия повязала… Нет, не бантики, слава Богу, а тёмно-синие ленточки шириной не больше пары сантиметров.

Сопротивляться было бесполезно, это я знал точно, поэтому решил просто плыть по течению, и озираться по сторонам, чтобы хоть что-нибудь запомнить на будущее. А со временем обязательно отомстить и Скефию, и маме с её косичками и настоящим синим мужским галстуком.

Через минуту я «впрягся» в голландский ранец и выпорхнул из морочного двухэтажного домика на чересчур узенькую улочку, на другой стороне которой торчали точно такие же двухэтажные строения с высокими треугольными крышами, покрытыми линялой черепицей.

— Вот ты какая, морочная Голландия. Я же вместе с Димкой по точно такой улице до вокзала ходил, — напомнил себе недавние приключения и хотел уже пробежаться в сторону школы, но не вспомнил, в какой она стороне.

Осмотревшись увидел, как целая орава девчонок-одноклассниц шагала от улицы Sovjetleger в мою сторону. Все meisjes были в синих юбочках «плиссе» и таких же синих жакетах, надетых на белые блузки, с розовыми бантами на шеях.

Насчитав дюжину Наташек, Люб, Ирок и Маринок, я неуклюже отвернулся от одноклассниц и пошагал навстречу ontwaken, которое по-русски пробуждение.

* * *

Наутро следующего дня проснулся ни свет, ни заря, покумекал над ночным кошмаром, который не смог вспомнить, и побежал на улицу умываться. Такого в октябре со мной отродясь не случалось, но это меня не остановило. Теперь я уже был не простым десятилеткой-малолеткой, а самым настоящим путешественником по вселенной.

Представив себя совершенно другим человеком, другим ребёнком, я неистово заплескался под холодной струёй, вытекавшей пока не из внеземного водопада, а всего лишь из дворового крана.

Подросший Туман покосился на меня с явным космическим подозрением, но сразу же спрятался обратно в своё просторное жилище, не выказав никаких собачьих эмоций.

— Культурно, — похвалил я несмышлёныша, которого пока на цепь не сажали из-за его крошечного размера, и пулей влетел обратно в дом.

Мама подала мне полотенце, не обратив на разительные изменения в сыночке никакого внимания. Я вытерся, потом вспомнил о зубной пасте и поплёлся к рукомойнику, чтобы исправить свою первую за день ошибку.

Потом был завтрак, переодевание в форму и проводы в школу. Провожала… опять мама. Она была на больничном с Серёжкой, поэтому я каждый день был накормлен, наглажен и вовремя выпровожен из дома.

— Здравствуй, соседка-кокетка, — приветствовал я Оленьку и бодро пошагал рядом в дальний путь к своим старым друзьям-товарищам и новым знаниям об окружавшем мире с точки зрения учебников третьего класса средней школы.

«Скорее бы разобраться с уроками и рвануть… А куда? К кому? К Феонию и Мелокию? Может, в Голландию? А на кой? Или почту братьям отправить, и всё? Назначить дату, время, и подождать их? Или прямо сегодня после уроков рвануть и похвастаться своими “неограниченными” способностями?» — вот так, размышляя о плане обучения посредническим премудростям, я и доковылял до самой школы.

Когда после звонка на урок все мои одноклассники вошли в здание двухэтажной обители, которую почему-то хотелось обозвать Консерваторией, я открытым текстом обратился к родному миру:

— Можно мне сегодня прогулять? Только так, чтобы всем показалось, что я целый день был в школе и учился наравне со всеми?

Скефий выдал тёплое одобрение, и я сразу же попросился в Мелокий.

— Тогда закинь меня к брату Мелокию. Десятому вашему и четвёртому нашему, — уточнил, на всякий случай.

В глазах замелькало, но уже без молний, а простой темнотой и светом, и я оказался в школьном дворе Мелокия.

— Здравствуй, мир Мелокий. Сокрой меня и своего Александра, пожалуйста, от глаз. Я здесь с разрешения твоего брата Скефия.

В лицо задуло теплом, и я, уже ничего не опасаясь, перешагнул порог школы.

— Привет, братишка, — поздоровался я с Александром четвёртым, который выпучил глаза, будто увидел синего гуманоида, а не родного командира. — Мы сокрытые. Я учиться к тебе явился. Принимай.

— Д-двенадцатый? — затрясся начальник первой четвёрки и отодвинулся в сторону, уступая мне немного места за своей партой.

— Двенадцатый, двенадцатый, — подтвердил я свой командирский номер и уселся на краешек парты. — Что-то ты квёлый сегодня. Ты же, вроде как, мой заместитель. Зубастее должен быть. Злее.

Что-то меня отвлекло, поэтому не сразу сообразил, что ответил четвёртый братец, который в тот момент показался совершенно незнакомым ровесником.