– Как хорошо, что вы нас навестили, Евгений, – говорила, хлопоча на кухне, мама Маши. – Мы вас с Родионом толком не отблагодарили, а он почему не зашёл?
Онегин на несколько секунд словно провалился в воспоминания, не зная что ответить.
– Он уехал. Там в Питере дела.
– Понятно. Какой он всё-таки занятой; понятное дело – юрист. Да, теперь работы будет хоть отбавляй, после того, что вы сделали. Его точно клиенты оторвут с руками.
Мэл вошла в кухню, потягиваясь и зевая.
– Ты рано, – бросила она Онегину.
– Это ты долго спишь, – спокойно ответил тот.
– Я… в общем, занята всю ночь. Пойдём. Мам, сделай нам с Женей чай с чем-нибудь сладеньким, пожалуйста.
– Конечно, солнышко.
Мэл было даже несколько забавно наблюдать за тем, как менялось отношение матери к Червям после всего произошедшего. Женю и Родиона она просто боготворила. Конечно, как было не благодарить таких друзей! Они буквально сотворили чудо. Вернули дочь, доказали её невиновность, нашли убийцу. И всё самостоятельно, в обход полиции и официальных инстанций, которые не особо верили в непричастность ребёнка.
То, что когда-то она считала Онегина своим сыном, совсем стёрлось из памяти, и теперь матери Мэл казалось, что у девочки всегда была эта компания взрослых друзей. И это не выглядело из ряда вон выходящим, потому что подросткам часто нравится общаться не со сверстниками, а с людьми старше себя. Взрослая компания, может быть, и научит подростка пить, курить, ругаться матом, если это ещё не сделали второклассники в школе, но зато точно не изобьёт и не затравит. А если очень повезёт, взрослые друзья гораздо лучше смогут вдохновить юнца, чем собственные родители, стать примером для подражания.
Онегин давно не был в комнате Мэл. Многое здесь изменилось. По стенам вместо плакатов теперь были развешаны листы с какими-то зарисовками, распечатанные фото и множество стикеров. Это чем-то напоминало квартиру Остапа, который таким образом всегда размышлял.
– Что это? – спросил Онегин.
– Это… – Мэл замялась, – история. Пока не знаю, большая или нет. Это оказалось сложнее, чем писать песни.
– О чём? – спросил Онегин.
– Про неё, – спокойно проговорила девушка, глядя на стену, где был повешен небольшой рисунок с девой-рыцарем, выполненный в стиле «аниме». Онегин сразу всё понял. Его на миг резко кольнуло. Но боль тут же прошла. Он кивнул.
– Как это случилось? – спросила Мэл. Она уже знала из сообщения Жени и два дня ждала какой-то подробной информации о смерти Родиона.
– Его способности. Он израсходовал много сил за этот год. Его тело просто не смогло справиться с такой нагрузкой.
– И что, теперь «Преступление и наказание» начнут забывать?
– Муму говорит, что не должны. Всё же он умер, как обычный человек. Но Док, осмотрев его, сказал, что удивительно, как он вообще был жив ещё две недели. Он должен был скончаться прямо во время битвы. Так что, по сути, в его смерти виноват и Воробьянинов…
– Будете хоронить?
– Использовали рубин. Как и с Остапом.
– Оу, – Мэл погрустнела, – ваши меня теперь, наверное, совсем ненавидят?
Онегин вспомнил несколько неприятных разговоров. И твёрдо ответил:
– Нет. Никто не посмеет сказать или сделать тебе что-то плохое, пока я жив.
– Пока ты жив, – прошептала Мэл. – Знаешь, я хочу сходить на её могилу, потому что, знаешь, мало ли что случится. Не хочу вот так. Ты сходишь со мной?
Онегин кивнул. Он прекрасно понимал, что не может гарантировать Мэл то, что она выживет. Да, он должен жить сам, чтобы девочка была в порядке, но становилось слишком много факторов, которые не зависели от него одного.
– Я рад, что в поместье ты не побежала и не полезла в драку.
– Знаешь, я слишком много куда лезла и слишком много из-за этого произошло.
– Не вини себя. Боюсь, он планировал всё с самого начала. И тогда просто подвернулся повод. – Онегину было тяжело говорить, но он оставался холоден и спокоен.
– Все всё планировали. И господин Олег Лутовинов тоже должен за всё ответить, – Мэл посмотрела на Онегина. В этот момент он видел в её глазах отражение себя. За эти полгода они оба успели надломиться духом, нащупать свой внутренний стержень и найти силы продолжать жить. Мэл больше не была тем взбалмошным подростком. Перестал быть молодым повесой и сам Онегин. У жизни появилась цена. У всего происходящего появлялся смысл. Пусть и такой первобытный. Выживальческий.
– Что ты собираешься делать? – спросил Онегин.
– Пока не знаю. Но не переживай. Пока не планирую похищать твои револьверы и идти убивать его.
– Там осталось не так много пуль, – заметил Онегин.
Повисла пауза. Пули для револьвера ему поставлял Печорин, но после случившегося с поставками, естественно, возникли проблемы.
– Печорина не нашли?
Онегин помотал головой. Мэл вздохнула.
– Жалко. В смысле, он мне по-человечески нравился. Печально, что в итоге всё оказалось вот так. Что теперь планируют делать Черви?
– Мы готовимся к тому, что Воробьянинов вернётся и будет крайне недоволен. Ну и поиск ожерелья и поместья Барыни тоже никто не отменял.
– Вы пробовали выбивать информацию из кого-то?
– Естественно. Упоминается поместье на Рублёвке, но они не идиоты, чтобы оставаться там.
– А по жемчужинам? Так, как мы искали тебя?
– Муму слабо чувствует ожерелье. Что-то произошло.
– А Кирсанов? Он же до сих пор работает в моей школе.
– Что?! – удивился Онегин.
– Вы про него совсем забыли? – вытаращилась Мэл. – Ну, вы, блин, даёте!
Действительно, практически все из команды были уверены, что Павел Петрович сменил место работы сразу, как только произошла потасовка, но никто и не думал проверять, действительно ли он больше не работает в школе. Потому что это было, как минимум, глупо – продолжать оставаться там, у всех на виду, зная про постоянную угрозу.
– Один Чацкий, который придёт в школу, и проблема решена.
– Ох, тут ведь как, – Онегин помрачнел. – Саша неадекватен сейчас. Он опасен для себя и окружающих. Всё, что можно услышать, войдя в комнату, где он лежит, – это команду “убей себя”. Док обкалывает бедолагу какими-то снотворными или транквилизаторами, чтобы парень не доставлял проблем. Там постоянно кто-то дежурит.
– Но так нельзя! Ему же очень больно! – повысила голос Мэл. Она вспомнила, что творилось с ней в первые недели, когда она переживала смерть Виолетты. Как она пыталась покалечить себя. Как с ней постоянно дежурила охрана. Как насильно запихивали в неё успокоительные. Как Воробьянинов пригнал к ней психотерапевта. Слишком лояльного, к сожалению, к самому Ипполиту Матвеевичу, которого не смущало похищение. И который пытался проработать с Мэл эти травмы. Не то чтобы Мэл это помогло. Но девушка нашла свой собственный выход из этих проблем. – Можно я поговорю с ним?
– Исключено. Он опасен, – отрезал Стрелок. – К тому же для тебя – особенно. Родион погиб, по сути, когда…
– Да, Женя, заверши фразу. Когда вы спасали меня, – Мэл взъерошила свои волосы. – Значит, Родиону это зачем-то было нужно.
Онегину вспомнился их разговор в поезде.
– Родион хотел, чтобы вы с Сашей выжили и жили нормальной жизнью, – Онегин расстегнул ворот рубашки и показал молодой особе небольшой крестик.
– Так давай пойдём и попробуем объяснить это Саше, – Мэл уверенно взяла Евгения за руку. Женя сжал её руку в ответ.
***
В огромном спортивном зале было людно и шумно. Владимир стал выискивать в толпе знакомые лица и почти сразу заметил Карамазова, сидящего на лавочке и употребляющего энергетический напиток.
Зал был разделён на несколько зон, на которых происходили поединки фехтовальщиков. По углам стояли судьи, в центре – главный арбитр, судивший турнир, и двое бойцов. Форма у спортсменов была странной. Уплотнённые фехтовальные куртки, фехтовальные маски, пластиковая защита по рукам и ногам. Ни о каких «верёвочках» речи не шло. Бойцы фехтовали стальными саблями, вполне похожими на оригинальные. Княжну можно было узнать только по розовым волосам, торчащим из-под маски. После команды «бой» она сорвалась с места, делая вид, что рубит противницу, но в самый последний момент перевела удар в «укол» и уверенно нанесла его прямо в шею девушке. Судьи единогласно подняли красные флажки, фиксируя попадание.
– Следующий! – победоносно крикнула Мери, снимая маску и небрежно пожимая руку побеждённой сопернице.
Иван скучающе следил за происходящим.
– Да хорошо же, – сказал Ленский. Он никогда толком не фехтовал, но считал, что подобный навык полезен.
– Выпендривается, – констатировал Иван. – Она их просто рвёт, не давая никаких шансов.
– Ну, так соревнования же, – пожал плечами Ленский.
– Ага. Только вот она телекинез использует. У противниц просто шансов нет. Это читерство. Думаю, она и без способностей могла бы хорошо драться, но уже несколько боёв подряд 10:0, странный счёт. Зря она так, – хмыкнул Карамазов.
– Она для тебя старается. А ты постарайся для неё.
– Что там с квартирой?
– Вечером пойдём. Копия ключей у меня.
– Камеры там есть?
– Да, но, боюсь, произойдёт небольшое замыкание по всему дому. Так что у нас будет около часа, чтобы всё обнести.
Княжна подошла к мужчинам и небрежно бросила на пол саблю и маску.
– Твой план, что мы поехали поддержать тебя на турнир, как видишь, работает, – Ленский показал список звонков, и он был пуст.
– Дождёшься от вас поддержки, – ответила Мери и кивнула на Карамазова.
– Я считаю, что все средства хороши, – сказал Ленский. – В реальном бою никто с тобой церемониться не будет. Можешь использовать телекинез – используй, можешь оглушать – оглушай.
– Всё так, как здесь иногда говорят: «Джентльменство – это до первой разницы в счёте в финалах». К тому же у меня тут свои интересы, знаешь, приятно самоутвердиться за счёт так называемых «чемпионок». Они там всех побеждают по всему миру, а тут проигрывают всухую, – Мери инфернально захохотала. – У меня вопрос: мы пить-то будем до кражи или после?
– Во время, – хмыкнул Иван.
***
Квартира Курагиных находилась в доме по соседству со знаменитым «Елисеевским магазином». Трое молодых людей, одетых в чёрное, подходили к парадной, когда свет в доме замигал и погас. Вместе с освещением отключились и домофон, и сигнализация. Поднявшись на третий этаж, Владимир открыл дверь, и троица проникла в квартиру. Мери показалось, что она находится в каком-то музее. Позолота, бархат, красное дерево, перламутр; дорогие предметы интерьера, несколько ванных комнат, две спальни, столовая, кабинет, гостиная и ещё какие-то комнаты. Похоже, квартира занимала целый этаж. Владимир тут же стал отодвигать картины, висящие на стенах.
– Что ты ищешь? – спросил Иван.
– Сейф. Давайте торопитесь. Не на экскурсии.
Мери стояла возле комнаты, которая была заперта, и с интересом смотрела на замок.
– Может тут?
Мужчины подошли к ней. Карамазов посмотрел на Ленского.
– Что? У меня нет ключей.
Мери вздохнула, закрыла глаза, и замок скукожился, после чего все вошли внутрь. Иван включил фонарик. Перед ними была небольшая комната в красно-золотых тонах. На стенах висели разного рода плётки, верёвки для шибари и множество самых невероятных игрушек для взрослых. Мери бесцеремонно сняла со стены кляп и стек и посмотрела на Ивана.
– К ноге.
Карамазов не растерялся, посветил фонариком в поисках чего-то, увидел небольшую тумбочку, открыл ящик и достал кружевные трусы.
– После вас, юная леди.
Ленский закатил глаза, понимая, что эту парочку необходимо немедленно направить в нужное русло.
– Инквизитор, ты не брезгуешь брать это в руки? Я вот опасаюсь, что это стринги не Элен, – с отвращением сказал Шутце.
– Ой!
Княжна засмеялась, а Карамазов брезгливо бросил сомнительный предмет одежды на пол.
В комнате Элен грабителям улыбнулась удача: обилие драгоценностей поражало.
– Она ломбард ограбила? – спросил Карамазов. Но у Ленского не было на это ответа.
Кроме украшений, в доме бывших коллег друзья нашли изрядное количество валюты. Княжна, перегружая пачки денег в спортивную сумку, пыталась прикинуть, сколько это в переводе на рубли, но постоянно сбивалась со счёта.
Владимир, тем временем, потрошил комод в поисках ценных бумаг, но так ничего не нашёл.
Иван вышел из кухни, и в руках у него был маленький мешочек.
– Угадайте, что.
– Жемчужины, – без промедления ответил Ленский.
– Красавчик, – отвесил поклон Иван. – Володя, это только мы идиоты и не использовали ничего в личных целях, или как?
– Я думаю, они боялись Барыни и рассчитывали только друг на друга. Может, что-то планировали. Может – нет. Не знаю. Нам, как минимум, это пригодится.
– Хочешь использовать их?
– Нет, это подстраховка. Появятся вопросы – отдадим. Рубинов там нет?
– Увы.
Когда большая часть ценных вещей лежала по сумкам, троица спокойно вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.
Холодный ветер дул с Невы. Владимир передал сумку Ивану.
– Ты куда?
– До утра не ждите, – небрежно бросил Ленский, махнул своим подельникам и скрылся среди редеющей толпы Невского проспекта.
***
Когда Мэл и Онегин вошли в квартиру Марго, в доме были только Муму и Тёркин. Василий при виде Маши подскочил и крепко обнял девушку, приподняв её над полом. Муму приветственно кивнула.
– Никого нет? – спросил Стрелок.
– Марго и Базаров куда-то пошли. Чичиков сказал – будет через полтора часа. Мы здесь наблюдаем.
– Я хочу поговорить с Сашей, – твёрдо сказала девушка.
– Он не будет тебя слушать, – спокойно ответил Тёркин. – Период бешенства закончился, и теперь он просто молчит и отказывается есть. Хоть насильно корми.
– Пожалуйста, Вась. Пусть она попробует, – поддержал Мэл Евгений.
– Он слушать нас не хочет. Девочку почему станет? – спросила Муму. – Даже не друзья они.
– Мы вместе попробуем. Мне есть что сказать, – ответил Онегин. – Я думаю, Саше будет интересно, что происходило с Родионом в последние дни.
Тёркин мрачно вздохнул.
– Плохая идея, – сказала Муму.
– Если что-то пойдёт не так, мы уйдём. Острые предметы брать не будем, – сказала Мэл.
Василий ещё раз вздохнул и посмотрел на Муму.
– Ну, давай дадим им попробовать. С Сашей план Онегина выглядит более рабочим, чем если я просто ворвусь в школу, изобью Кирсанова и выпытаю из него информацию.
– Не одобряю я план этот. На разговоры не ведутся Непримиримые.
– Давай попробуем. Может, Саша и тебе поможет, – сказал Василий, который прекрасно знал, что Муму сильно переживает из-за того, что у неё не получилось разбить чары, под которыми был Герасим, и что она до сих пор надеялась его спасти.
– Я не в ответе за истерику, Док которую закатит, – хмыкнула Муму.
***
Александр Чацкий лежал на кровати и обнимал рубашку Родиона. Время перемешалось в его голове. Сколько дней прошло с момента его смерти? Несколько? Неделя? Больше? Саша уже не мог плакать. Саша ничего не хотел говорить. Всё, чего он желал, – это заснуть и не проснуться. Чтобы больше не нужно было никого терять.