Книжные черви 3

Москва. Декабрь 2019. 06:57

Крышка люка отодвинулась. Взвыла сигнализация, и истерический вопль её прокатился по Староваганьковскому переулку. Чичиков неуклюже вылез на асфальт. Несколько секунд он пытался прийти в себя, судорожно ощупывая карман куртки: в нём лежало жемчужное ожерелье.

Утренняя Москва шумела в какой-то сотне метров от него Воздвиженкой и Моховой, на которых и в столь ранний час не прекращалось движение. Всех героев, кто пережил эту ночь, шум большого города наполнял уверенностью в том, что теперь всё будет хорошо. Тёркин, Чичиков, Кирсанов, Герасим и Муму поспешили по переулку вниз, скорее к машинам и метро. К людям.

***

Десятикласснице Марии Семёновой казалось, что если она зевнёт ещё раз, то вывихнет челюсть. Это утро тянулось очень, очень медленно. Вроде бы она успела переделать почти всё: приготовить завтрак своему спасителю, который ещё спал у себя в комнате, написать часть главы романа, проштудировать все новостные ленты в поисках хоть какой-нибудь информации, а тем временем прошло не больше часа. Оставалось только одно – лечь спать, накрывшись всеми одеялами, которые были в квартире.

Наконец в дверь позвонили. Чацкий в одних трусах выскочил из своей комнаты и побежал открывать, Мэл бросилась за ним, заворачиваясь на ходу в халат Марго. Саша открыл. На пороге стояли Герасим, который держа на руках Муму, и Тёркин, который поддерживал Чичикова.

– А… – начала Мэл.

– Идёт твой герой, – улыбнулся Тёркин и прошёл в квартиру. Мэл выбежала в подъезд. Онегин поднимался по лестнице и жевал шаурму. При виде Мэл он улыбнулся с набитым ртом и помахал ей рукой.

Девушка развела руками.

Чацкий посмотрел на остальных.

– Всё?

– Почти, – сказал Тёркин, усаживая Чичикова и сам садясь в кресло.

– А Кирсанов? – спросила Мэл.

– На радостях, что выжил и всё закончилось, побежал покупать цветы и делать предложение своей женщине, – с довольным видом сообщил Василий.

***

Это утро казалось самым счастливым за последние несколько месяцев. Герасим готовил завтрак, Муму мирно дремала на кровати. Чацкий и Онегин накрывали на стол. Тёркин валялся в ванне. Чичиков с довольным видом сидел в кресле, вытянув свежезагипсованную ногу перед собой на пуфик. А Мэл сидела и готовилась к контрольной работе: после спасения мира никто не спасёт вас от алгебры.

После битвы с Чёрным Человеком оставалось совершенно непонятно: победили они, или нет? Безликие, как и шкатулка, пропали бесследно. Вместе с этим почти все стали замечать, что и силы их начали стремительно истощаться.

Ближе к вечеру вернулся и Павел Петрович. Он в красках рассказал, как сделал предложение, и теперь приглашал всех на свадьбу. Однако среди шуток и смеха Василий Тёркин оставался серьёзен.

– У нас осталось одно незаконченное дело, – сказал он и посмотрел на Муму.

Собака лежала на кровати, и её гладил Герасим.

– Очевидно, что магия уходит. Вы все это почувствовали, – сказал Тёркин.

– Какое-то количество этих тварей всё же сюда вырвалось, – вздохнул Онегин. – Мы пытались, но всех запечатать не удалось.

– Думаешь, всё было бесполезно? Они что-то сделают? – обеспокоенно спросила Мэл.

– Я не знаю. Думаю, если у нас всё ещё есть источник магии, нужно вернуть его обратно, – отозвался Евгений.

– Как? – чуть ли не хором спросили Чичиков и Кирсанов.

– Паша, напитаем ожерелье в последний раз твоей силой. И нам понадобятся добровольцы, кто готов отправиться на поиски Калиостро. Однако, боюсь, – замялся Онегин, – что это может быть дорога в один конец. И вернуться сюда уже не получится. Или, возможно, вообще ничего не получится…

– Мы пойдём, – не дожидаясь вопроса, сказал Герасим, обнимающий Муму. – Нас с ней не ждёт ничего хорошего в нашем мире. А в этом, увы, собачья жизнь слишком коротка. А мы только вновь встретились. И, думаю, десяти лет будет слишком мало.

Многие в комнате понимали, что, судя по тому, как состарили Безликие Муму и Герасима, у них может не быть и года жизни.

– Простите, господа, но у меня здесь любимая женщина, я хочу дожить в этой эпохе, – улыбнулся счастливый жених.

– Я пойду, – сказал Тёркин. – Не думаю, что люди настолько отупели, чтобы устраивать в двадцать первом веке войны. По крайней мере, глобальные. Даже на границах немного стихло всё в последнее время. Видимо, политиканы поумнели.

– Ага, или Воробьянинов в последнее время был настолько занят ожерельем, что у него не оставалось время на геополитику, развязывание войн за возрождение Российской Империи и воровство государственных ресурсов в карман Непримиримых, – ухмыльнулся Кирсанов.

– Сколько вы там наворовали? – спросил Чацкий.

– Не меньше, чем всё остальное правительство страны, – пожал плечами Кирсанов. – Я в этом не участвовал, но могу поучаствовать, чтобы всё имущество, к которому у меня был доступ, было распродано и отправлено на благотворительность. Знаете, на всякие библиотеки, зверушек, больных детей…

– Система ценностей, которую мы заслужили, – сказал Онегин.

– Короче, здесь я ставлю на людей, а не на этих тварей. Я могу доверить тут всё вам. А возвращаться к себе, на войну, не хочу. Миру – мир. Отправлюсь на поиски Калиостро, – закончил Тёркин.

Чичиков почесал затылок.

– Что, не хочешь обратно? – спросил Кирсанов.

– Ну, как я могу уехать? У меня студенты…

– Ученики, да… – Кирсанов понимающе кивнул.

– Институт…

– Школа, угу…

Тёркин посмотрел на мужчин:

– Павлы… – он не договорил и лишь с улыбкой покачал головой.

Все в комнате засмеялись.

– Я, пожалуй, останусь и присмотрю за этим миром. Отправлюсь путешествовать. Если мы не единственные, я обязательно попробую найти и предупредить остальных, – сказал Чацкий.

– Это возможно. К тому же, мы не знаем точно, где находятся Мери и Карамазов и что замышляют, – добавил Онегин.

– Полагаю, эти тоже не представляют угрозы, – пожал плечами Кирсанов.

– Но как же быть с оставшимися тенями? – спросила Мэл.

– Я тоже останусь здесь и прослежу, чтобы они ничего не натворили, – сказал Онегин. – Заодно нужно же кому-то присматривать за тобой, Мэл. И читать твои рукописи.

– А что ты собираешься делать? – спросил Тёркин у Мэл.

– Это что, надо, типа, там, дальше взрослую жизнь как-то жить? Честно говоря, не очень понимаю, как вернуться к обычным будням и не поехать башкой, – Мэл вздохнула. – Но теперь у меня есть удивительный опыт, и я знаю, куда его применить.

– Хочешь профессионально писать книги? – понял Кирсанов. – Тогда тебе ещё литературу сдавать.

– Ну, я знаю, кто подработает репетитором, – фыркнула Мэл. – Но в целом, да. Либо бестселлеры и мировая слава, либо в переходах продавать свои стихи за пять рублей, чтобы хватило на хлеб и оплату ЖКХ.

– А потом, лет через сто, вернутся твои герои и закошмарят тут всех, – улыбнулся Чацкий.

– Сплюнь, – вздрогнул Чичиков. – Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы. Да и пережили ли?..

Решение об одиссее Тёркина, Герасима и Муму в другой мир было принято, а это значило, что времени, чтобы наконец спокойно сесть всем вместе и поговорить друг с другом, посмеяться, поплакать, вспомнить всех, кого больше не было с ними, оставалось всё меньше.

***

Нового года дожидаться не стали. Всех Книжных Червей беспокоило состояние Муму, поэтому, отдохнув неделю и завершив земные дела, стали готовиться к ритуалу.

Квартиру Марго на Патриарших прудах решено было продать, а на эти деньги приобрести жильё для Чацкого и Онегина. Саша хотел купить себе квартиру рядом с Некромантом, чтобы жить на Достоевского, а не на Васильевском острове, который вызывал теперь лишь тоску и воспоминания. Но всем этим должен был заниматься Чичиков, пока юноша планировал мотаться по всей Европе.

Василий собрал все личные вещи, свои и погибших друзей, и раздал их по центрам, где помогали бездомным.

Павлу Чичикову и Павлу Кирсанову пришлось побеждать бюрократию. Один разбирался с наследством, которое ему досталось от Непримиримых, а другой – с наследством Книжных Червей.

Мэл забрала котов Марго, и теперь у неё точно были слушатели, которые выражали своё отношение к написанным главам тем, что они либо игнорировали, либо зевали, либо, если Мэл утомляла их, метили в комнате тапки, углы и рвали обои.

Герасим и Муму гуляли по городу, ходили вместе в зоопарк, мужчина ни на минуту старался не расставаться со своей собакой. А Муму, впервые за почти две сотни лет, была счастлива.

Евгений Онегин чувствовал себя потерянным. Казалось, теперь можно было спокойно наслаждаться жизнью, как он и планировал. Но не давали покоя смерти, которые окружали его в последнее время, не давала покоя мысль о том, что Чёрный Человек сделал что-то с Мэл, и это ещё когда-нибудь обязательно скажется. Евгений думал о том, чтобы отправиться на поиски Калиостро, а иногда о том, чтобы вернуться в лесничество в Екатеринбург.

Однако в один из дней на его электронную почту пришло письмо с «деловым предложением» – взять под своё руководство один из отделов издательства Карамазова. Иван не собирался возвращаться, про события в Москве узнал от Кирсанова, и, раз уж всё закончилось хорошо, а Ленский не смог взять на себя Ванину работу, Инквизитор махнул рукой на прошлые конфликты и пошёл на попытку примирения с Онегиным. И Женя обещал подумать.

В конце концов, издательство – это не так плохо. При учёте, что Мэл начнёт писать книги, ей понадобится их издавать. А Онегин слышал от самого Карамазова, что ни в одно издательство в России невозможно попасть, если внутри у тебя нет друзей, каким бы талантливым молодцом ты ни был. Поэтому Стрелок решил приберечь для себя это место. Мало ли что.

***

В середине декабря Некромант и Тацит приготовили пир. Малыш, Тринадцатая и Мэл занимались тем, что наряжали небольшую ёлку. Квартира Марго теперь казалась съёмной, но это был не повод не отметить здесь праздники, пусть и в последний раз. Солдат и Ирландец сидели в зале и играли в шахматы. В конце концов, они много лет хотели сразиться таким образом, а не на кулаках. Стрелок накрывал на стол и занимался уборкой, к которой никогда не тяготел.

За ужином они пили, ели, веселились. Это было веселье перед неизбежным, которое хотелось игнорировать, и они старались изо всех сил. И у них получалось.

Василий первым встал и поднял рюмку.

– Знаете, было много всякого. Я хотел бы сегодня вспомнить всех, кто был с нами и по нашей общей глупости не может сидеть здесь, за одним с нами столом. Мы все совершали ужасные вещи, и с каждым годом взаимной ненависти мы делали всё больше жестоких и глупых вещей. Я верю, что по-настоящему злым можно быть, только если ты действительно безумное существо из другого мира. Поэтому… Я начну. Я хочу вспомнить несчастную женщину, которая совершила много ужасного. Но без неё как не было бы зла, так и не было бы и добра. Она родила сына, а сын подарил нам таких прекрасных людей. За Варвару Петровну Лутовинову-Тургеневу! Пусть её душа обретёт покой.

Вторым встал Герасим.

– Я хочу вспомнить Андрея Болконского, Пьера Безухова, Наташу Ростову, Владимира Дубровского и Солоху – тех, кто стал для моей Муму семьёй и оберегал её. Я не был знаком с ними, но, по рассказам Муму, они все были замечательными, и мне жаль, что с них началась та нелепая война. Война, навязанная монстром и поддерживаемая глупцами. И Муму хочет вспомнить Катерину, Германна и Настасью Филипповну, которые первыми хотели не допустить войны, но не смогли.

Третьим встал Павел Петрович и поднял кубок.

– Я хочу вспомнить Андрия Бульбу, Алексея Молчалина, Элен и Анатоля Курагиных, которые столь рьяно служили не на той стороне, и чьи жизни, безусловно, были сломаны призывом.

Павел Чичиков не смог встать, но тоже поднял бокал.

– Я хочу вспомнить замечательных смелых женщин. Они хоть и были из противоположных лагерей, но было в их улыбках и смелости что-то похожее. Может быть, они в своей любви были страшнее всех стихийных бедствий. За Сонечку Мармеладову и Оксану, мою сестру по перу!

Чацкий встал четвёртым и поднял кубок.

– Я хочу вспомнить живых. Тех, кого с нами сейчас нет, но они выдержали всё, и, как бы мы к ним не относились, я даже рад, что где-то там они в порядке и выбрали свой путь. За Анну Каренину, Княжну Мери и Ивана Карамазова!

Мэл вздохнула и встала пятой, когда ей налили вина.

– Ладно, чуть-чуть. Я хочу вспомнить тех, кто оставил свой след в моей жизни, неважно – глубокий или нет. Я вспомню Ипполита Воробьянинова. Знаете, он был очень странным, но я видела, что он заботился о своих людях и не причинял им зла. Ещё я хочу вспомнить двух отчаянных друзей, которые показали пример настоящей дружбы и самопожертвования, какое бывает только в книгах. И, благодаря им, мы все справились. За самых смелых из нас: Григория Печорина и Остапа Бендера! И, конечно, пусть она и не книжный герой, но я хочу вспомнить свою Виолетту. Я напишу для неё лучшую жизнь. Обещаю.

Наконец встал Онегин.

– Полтора года назад я был призван в этот мир. Мне было страшно. Я ненавидел здесь всё, интересовался, ошибался, прости Мэл, но по возрасту, наверное, по тому, который в голове, я даже моложе тебя был. Но благодаря Маргарите, Жене Базарову, Родиону Раскольникову, я становился старше. Я хочу вспомнить Маргариту Николаевну, которая несла на себе огромный груз вины и ответственности. И до самого конца она была самой сильной из тех, кого я знаю. Я хочу вспомнить Евгения Базарова, жуткую язву. Жаль, что мы не особо ладили, но он так сильно любил людей и верил в добро, что не перенять эти качества было невозможно. Он научил меня достигать цели. Я хочу вспомнить Родиона Раскольникова, который заботился обо всех вас. Он, несомненно, был примером заботы и любви… Он научил меня жить. И… – Евгений замялся и продолжил: – Я хочу вспомнить Владимира Ленского. Моего… друга. Я не представляю, что он пережил. Я вообще почти ничего не знаю о нём, каким он был… Но он научил меня, что мы не можем застрять в прошлом, что нужно двигаться вперёд. И… я понимаю, он сделал очень больно мне, но в самом конце он принёс себя в жертву. А это значит, что даже Чёрный Человек не смог сломить его до конца…

Онегин закончил и сел. И они выпили.

***

К полуночи квартиру привели в порядок. В зале сидели Герасим и Муму. Рядом с Герасимом стояли два городских рюкзака. Василий сидел на диване и курил. «На дорожку».

Онегин принёс в зал ожерелье и передал Чичикову.

– Не надо прощаний, – сказал Тёркин. – Это просто ещё одно приключение. И, может быть, никакого чуда не будет, а Паша просто потеряет силу.

– Если бы только её, – пробормотал тот.

Чацкий похлопал Некроманта по плечу.

– Я помню: кремировать и развеять над океаном, – улыбнулся Саша. – Но давай, не растворяйся.

– Ну что, Паша коснётся ожерелья, а вы держитесь за цацку. Надеюсь, всё получится, а не как обычно, – сказал Кирсанов.

Муму почти не открывала глаза, она засыпала и различала всех по запахам. Герасим поднял её на руки, взялся ожерелье, Василий накинул рюкзак и тоже стиснул жемчужины в кулаке. Наконец и Чичиков дотронулся до артефакта и ещё раз обвёл всех взглядом. Тёркин улыбнулся.

– Поехали! – сказал он.

– Хочу, чтобы ожерелье вместе с Муму, Герасимом и Василием Тёркиным отправилось в мир своего хозяина. Забери мои силы. И пусть магия окончательно уйдёт из этого мира.

Яркая вспышка озарила комнату. На руке Некроманта теперь красовался ожог, отдалённо напоминающий цветок чертополоха. Символ Калиостро.

Это было подтверждением того, что ожерелье вернулось к своему хозяину. А Муму, Тёркин и Герасим находились в мире лучшем, чем этот.