– Уходите, – прошептал Чацкий при виде Онегина и Мэл, которые стояли в дверях. – А то я применю силу.
– Ты языком еле ворочаешь, куда тебе, – сказал Онегин и сел на стул рядом с кроватью.
В комнате чудовищно пахло лекарствами. Мэл села на край кровати. Чацкий обратил на девушку внимание, подтянул ноги поближе к себе, попытался сесть и устало сказал:
– Маша, ты-то здесь зачем?
Мэл смотрела на Чацкого, такого испуганного, злого, потерянного, на то, как он впивался пальцами в чужую рубашку… А затем девушка протянула к нему руки и заключила в объятия. Чацкий уткнулся в её плечо и заревел навзрыд. Онегин понял, что сейчас он будет лишним, и решил выйти из комнаты.
Мэл обнимала рыдающего Чацкого и понимала, что и сама начала плакать. Они оба плакали об одном. Саша одной рукой обнимал её, а другой всё ещё крепко держал рубашку Родиона.
– Ты чего разнылась? – спросил он немного погодя, вытирая нос рукавом.
– Я теперь всегда плачу, – просто ответила Мэл.
– Я теперь тоже, – положив голову девушке на плечо, сказал парень. – Я такой бесполезный. Я бесполезный. Я не нужен никому. Если бы я мог кого-то спасти, но я ничего не могу…
– Вот ещё! Ты меня, например, спас, причём несколько раз. И Червей спасал. Ты, может быть, сейчас не готов так думать, но…
– Соня и Родион умерли из-за меня! Зачем меня вообще призвали? Чтобы они умерли? Я хотел защитить Родиона, потому что не смог защитить Соню, но я не справился с этим. Вообще никак не смог ему помочь. Он же уехал, никому не сказал. Будь я там, я бы спас его…
– Он тебя защитить хотел. Поэтому не позвал.
– Да почему он всё время считал меня ребёнком? Я же мог за себя постоять!
Мэл вспомнилось, что Виолетта не позвала её, когда заливала зелёнкой Олега.
– Потому что он тебя любил.
Чацкий зарыдал вновь, ещё громче.
– Они стараются не подвергать опасности тех, кого любят. Мы с Виолеттой… Так же… Когда она начала встречаться с Ленским, я ужасно боялась за неё. Но я ничего не сделала. Ничего не смогла. Я была совсем бесполезна. И потом…
– Ну, нет. Ты просто человек, ты не бесполезна. Тебе и так много досталось, – попытался ободрить её Чацкий.
– Так, может, и для Родиона ты тоже был человеком, а не набором букв? – спросила Мэл.
– Для Сони был. Она меня столько лет не хотела втягивать в это…
– Я не знаю про неё ничего. Но если ей ты был так же дорог, как Родиону, может, и он считал так же?
– Я любил их. Знаешь, это вообще какая-то другая любовь, в книжках так не пишут. Вот Софью я тоже любил, а не так. Это что-то детское было. Когда с Соней познакомился, я не ценил её, всегда бесил. Но всегда к ней возвращался, она же ко мне по-человечески относилась. Заботилась. А потом я потерял её. И это только моя вина. А Родиона я все эти годы боялся потерять. Я боялся, что он однажды уйдёт из дома и умрёт. Мне страшно каждый раз было, когда он уходил. Я к нему привязан был, на поводке словно. Бесил, наверное, своим постоянным присутствием. Я жил в страхе за него. И вот всё случилось. Я сам и не жил эти годы. Я ради него жил. Он мне семью заменил. Я одержим им был. Всё делал, лишь бы он похвалил меня. О, Мэл, это так грустно было… И он умер, а я так и не знаю, значил ли для него хоть что-то?! Или просто был надоедливым мальчишкой. Или он вообще что-то не то про меня думал. Но я не знаю слова, которыми можно передать мои эмоции!
– Он был твоим героем, – тихо сказала девушка.
– Героем?.. – всхлипнул Чацкий.
– Это нормально – любить тех, кем мы восхищаемся. Я так Виолетту любила. Она была лучше меня, писала лучше, общительней была, я на неё хотела похожей быть. А сама, ну ты видишь, – Мэл вздохнула. – Он не хотел тебя оставлять. Наверное, больше всего на свете хотел, чтобы ты жил нормальной жизнью.
В глазах Чацкого промелькнула тень надежды.
– Почему ты так думаешь?
– Женя сказал.
Чацкий попытался встать. Его шатало.
– Куда ты?
– Стрелок! – завыл Чацкий. – Стрелок, я должен знать!
В дверях возник Онегин. Чацкий повис на нём, казалось, ещё чуть-чуть и упадёт.
– Что он говорил? Он говорил обо мне что-то?!
Мэл и Онегин переглянулись. Затем Евгений поддержал Сашу и помог дойти до кровати. Теперь Мэл вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. На неё смотрели Тёркин и Муму.
– Почему Родион всегда был так холоден к нему? – спросила Мэл.
– Если ты посмотришь на Онегина, ты всё поймёшь, – сказал Тёркин. – Им обоим было действительно страшно от мысли, что будет с вами, если их не станет. Не нужно попусту привязываться к кому-либо, когда ты на войне. Родиону было безумно тяжело все эти годы. Но он делал это ради того, чтобы Саша не стал таким, как он сам, живущим только воспоминаниями о дорогом человеке. Он хотел, чтобы у Саши было будущее. И Женя хочет этого для тебя.
***
Через два дня Александр Чацкий и Василий Тёркин стояли возле школы, в которой до сих пор преподавал Павел Петрович Кирсанов. «Отец» и «сын» пришли в учебное заведение, чтобы поговорить с директором о переводе молодого человека в это место, однако по дороге им пришлось зайти в кабинет русского языка и литературы, в котором сидел и дожидался коллегу ни о чём не подозревающий Павел.
– Скажи мне адрес, где сейчас скрывается Барыня, и забудь о том, что мы здесь были и ты вёл этот разговор, – уверенно сказал Саша.
И губы Кирсанова послушно ответили.
***
Маргарита и Базаров прогуливались по Патриаршим. За последние пару недель такие прогулки стали происходить всё чаще. Как правило, Марго и Док никогда не разговаривали, а просто молча шли. Иногда бывало что Базаров просто сидел на лавочке, а Маргарита ходила кругами около озера, размышляя о своём. Евгений всё никак не решался спросить женщину о том, что её так угнетает. Каждый раз он обещал себе спросить, но каждый раз боялся завести этот разговор.
Тихо падал первый снег. Марго завершила ещё один круг и встала напротив Евгения.
– Прогуляешься со мной?
Док кивнул. Людей в округе почти не было. Вдалеке гудела ночная Москва. Марго всё никак не могла начать разговор. Выдыхала, словно злясь на саму себя. И тогда разговор начал Базаров.
– Что, чёрт возьми, с тобой происходит в последнее время?
– Ничего хорошего, – сказала Марго. – Мы бы уже давным-давно достали ожерелье. Мы упускаем всё больше важных деталей. Кирсанов полгода был у нас под носом. Я была бы уже дома. И ты, и Родион.
– Я понимаю, Маргарита Николаевна, что ты желаешь мне смерти, но я домой не хочу, – улыбнулся Базаров. – Не переживай, нам остался последний рывок. Теперь мы знаем, где находится артефакт. У нас наконец-то появилось преимущество.
– Преимущество? А что, если случится что-то вроде того, как когда Онегин и Родион штурмовали поместье Кисы? Вдруг силы пропадут? Мне не нравится, что с нами стало происходить подобное, – задумчиво сказала Марго.
– Медлить нельзя, это верно. Но и кидаться в пекло не будем. Мы, конечно, всё понимаем, что в ещё одном сражении у нас не будет права на ошибку. Теперь – либо мы, либо они.
– А я не хочу умирать! – вдруг воскликнула Марго.
Базаров стоял как вкопанный и смотрел на падающий снег. Он таял на его щеках и ладонях. Не таял. Ломался. Как трескались и ледяные доспехи этой сильной женщины. На финишной прямой, когда все смирились с тем, что им необходимо принять уготованное, Базаров увидел: она сломалась. Сейчас перед ним была обычная женщина – Маргарита, которая боролась, сражалась, но битва была слишком долгой и изнурительной. И она устала.
Евгений обнял Марго. Он больше не был готов молчать. Он вцепился в Ведьму и прижал её к себе так сильно, что его хватку, казалось, ничто не могло расцепить.
– Нет. Не умрёшь. Я не дам тебе умереть. Уйдёшь обратно в свой мир. Я придумаю, как. Слышишь?
Марго посмотрела на Евгения.
– Ты этого хочешь? – задала она вопрос, повисающий в снежной тишине, относящийся словно к нескольким вещам одновременно.
– Да, – без раздумий ответил Базаров, после чего наклонился и нежно поцеловал Марго в губы.
Они ещё какое-то время молча стояли, обнявшись. Затем Базаров отстранился и посмотрел на звёздное небо. Снег тихо опускался на его куртку. Маргарита ходила из стороны в сторону.
– Почему ты не сказал раньше?
– Какая теперь разница. Мне казалось, ты и так всё знала.
– Я не хотела верить, Женя. Вы все дороги мне, но…
– Но… – горько усмехнулся Базаров.
– Женя. Я не могу ответить тебе взаимностью. Не тебе.
Марго горько вздохнула, а затем полезла в карман за сигаретами. За сигаретой протянул руку и Базаров. Закурил. Марго впервые видела его курящим.
– Вот как. Значит, не мне. Интересно, если я скажу, что не верю, я забуду твои слова? Или ты забудешь своё решение? – грустно спросил он.
– Моё сердце принадлежит Мастеру. Всё, чего я хочу, это вернуться к нему. И я боюсь, если меня сотрут, мы с ним никогда больше не встретимся…
– Довольно, Марго, – закашлялся Базаров. – Для меня… А, неважно, что там для меня.
Марго отвела глаза.
– Женя, я…
– Ты не хочешь умирать и не умрёшь, – спокойно сказал Базаров и направился в сторону дома Ведьмы. – Хоть это чувство и желание у нас с тобой одно на двоих.