Князь Полоцкий. Том I

Глава 14

В Киеве Турбьёрн со своими хирдманами провели чуть больше седмицы. Полоцкий сотник, пользуясь покровительством Великого князя и одного из его ближайших воевод – Хвитсерка Харальдсона, успешно налаживал торговые связи с лучшими киевскими людьми.

Поначалу никто не хотел иметь никаких дел с залётным чужаком-нурманом. Но стоило Турбьёрну разок сверкнуть витой золотой гривной да покрутить на пальце именной перстень Игоря Рюриковича, как толстомордые киевские купцы мгновенно менялись в лице и с удовольствием принимали полоцкого сотника. Понятное дело – ссориться с человеком Великого князя никто не хотел.

Добычу, взятую на норегах ярла Стюра Облаудсона, побитого на Днепровских порогах, у Турбьёрна выкупил сам Хвитсерк. Киевский воевода дал хорошую цену, серебром по четверти веса. Вышло почти три пуда – огромные деньги, почти сотня полновесных гривен.

Стюров же драккар Хвитсерк также без особо труда забрал у Курбата. Тот поначалу вздумал спорить, даже грозился пойти на суд к Великому князю, но воевода лишь широко улыбнулся и бережно погладил рукоять длинного меча, висевшего у того на золочёном поясе. С явным намёком, мол, ну давай, воин, попробуй! Киевский тысяцкий мгновенно стушевался и больше на драккар не зарился. Удачно получилось.

Закупив у знакомых купцов по правильной цене южных товаров, Турбьёрн доверху забил шелками, пряностями, дорогими восточными тканями трюм Морского змея. Драккар, нагруженный под завязку, прилично осел в тёплой речной воде Днепра.

К концу месяца страдника* Турбьёрн принял решение отправляться домой. Однако идти впятером вверх по реке, на вёслах, против течения, с таким богатым грузом, было бы чистым самоубийством – слишком много киевских вольных людей видели гружённый драккар полоцких дружинников. Не очень верилось сотнику Турбьёрну, что власть Великого князя также сильна и непоколебима за пределами его земли. Нужно было поберечься.

– Хирдманов, – задумчиво погладил бороду Хвитсерк, когда Турбьёрн рассказал ему о своих переживаниях, – Я тебе дам. Верных и умелых, не раз ходивших по северному пути. Как дойдёте по Палтэскью, отпустишь их домой. Если иное не будет.

На том и порешили. На следующее утро, едва яркое солнышко показалось на небосклоне, Морской змей, полностью готовый к дальнему плаванию, стоял на одном из причалов. Турбьёрн со своими дружинниками ждали обещанных киевским воеводой хирдманов.

Вот раздался звук цокающих копыт, и на доски причала, звонко топоча, шустро выехали четверо всадников. Трое тут же спешились, передали поводья четвёртому, оставшемуся в седле, сняли седельные сумы и заторопились к сходням.

Двое – огромные, широченные нореги в лучших бронях, с короткими северными мечами на кожаных, шитых серебряными нитями поясах. Флоси удивлённо глянул на своего хевдинга. Да, расщедрился киевский воевода – двух своих хольдов прислал. Кто попало серебро напоказ в поясах не носит!

С закинутыми за спину сумами, двое ловко перемахнули через борт Морского змея, и предстали перед Турбьёрном. Тот едва доставал им до плеча. Третий, совсем маленький, но в броне почти как у самого Хвитсерка, и в закрытом северном шлеме, не торопясь прошагал на борт Морского змея по скинутым сходням.

– Здрав будь, сотник Турбьёрн! – звонко, по-нурмански поздоровался тот, задирая на макушку шлем.

– Здрав будь и ты, Кёль Хвитсерксон, – улыбнувшись, признал Тур сына киевского воеводы, – Верно ли я понял, что твой отец отправляет тебя со мной, в Палтэскью?

– Верно! – кивнул Кёль, – Меня, и двух своих холдов, Торвальда Медвежью Лапу и Хальфдана Морское Сердце.

Названные нореги чуть склонили головы.

– Мой отец велел сопроводить тебя до Палтэскью, переждать у вас зиму, и весной, как сойдёт лёд, возвращаться обратно, в Кенугард, если он не пришлёт весть поступить иначе, – также по-нурмански продолжал сын Хвитсерка.

– Вот как? – задумался Турбьёрн. Киевский воевода чего то опасается настолько, что готов отправить своего сына в далёкий северный город? В сопровождении всего двух воинов? Пусть даже и хольдов. Настолько он доверяет Полоцкому князю?

– Добро, – подумав, решил Турбьёрн, – Занимайте места.

Морской змей, приняв ещё троих хирдманов на борт, неспешно отплыл от Киева вверх по Днепру. Тёплая речная вода, попутный ветер, яркое солнышко. Середина лета, прекрасная погода. Удачное время для возвращения домой. И пусть боги справят, чтобы это возвращение прошло благополучно.

Полоцк встречал своих посланцев радостно. Домой они вернулись без приключений. Никто не пытался ограбить Морского змея, гордо шедшего по середине реки. Несмотря на малое число рук, драккар шёл быстро. Сам Турбьёрн, Флоси Маленький, отроки Некрас, Смышлен, Вешко, воеводин сынок Кёль и двое его хирдманов. Ночевали на берегу, когда придётся в прибрежный селениях, в тёплых избах, когда – на голой земле, укрывшись в тёплые кожаные плащи. Никто и не думал безобразничать. Всё-таки приятно путешествовать, когда кошель полон серебра, и идёшь по обжитым землям, находящимся под защитой Великого князя.

– Сколько живу здесь, не перестаю удивляться, что за дивное племя, словене! – громко говорил Торвальд, в одиночку играючи ворочавший весло на центральном руме, жадно поглядывая на низенькие деревянные избы и работающих на полях смердов, – Хорошая страна Гардарика! Богатая! Нам, людям севера, всегда найдётся, чем тут поживиться!

– Наши фьорды лучше, – лениво отвечал тому Флоси, сидевший с другого борта.

Хирдман легко сошёлся с хольдами Хвитсерка, и они подолгу беседовали, в основном вспоминая, кто, где, кого и как удачно ограбил. Хвастались, одним словом. Турбьёрн, слушая их речи, лишь весело усмехался.

По рассказам того же хольда Торвальда, он в одиночку мог положить хирд матёрых свеев, непременно разрубая каждого пополам. Слушавшие хирдманов варяжские отроки, Некрас, Смышлён, Вешко, и маленький сын воеводы Кёль раскрывали рты.

Хальфдан Морское Сердце, стоявший у кормила, лишь угрюмо помалкивал. Он был не особо разговорчив, однако был опытным мореходом, и умело вёл драккар, огибая мели и пороги, хоть в непроглядный туман, хоть в безлунную ночь. За всё время их путешествия Морской змей ни разу не получил серьёзных повреждений, и это о многом говорило.

– Дивный драккар, – негромко похвалил корабль Морское Сердце. Это были одни из немногих слов, сказанных норегом во время всего их плавания. Турбьёрн не лез с расспросами. Не хочет говорить – его право. Зато другой хольд, Медвежья Лапа, болтал за троих.

В Полоцке их встречали. Ярл Рёнгвальд самолично прибыл на причалы, верхом на чёрном поджаром жеребце. За прошедшее время он научился умело держаться в седле, и сейчас сидел, гордо держа спину. Однако, едва Морской змей причалил, Рёнгвальд ловко спрыгнул с коня, что раньше за ярлом не наблюдалось, и по-братски обнял Турбьёрна.

– Сын воеводы Киевского, Кель Хвитсерксон, и два его спутника, хольды Торвальд Медвежья Лапа и Хальфдан Морское Сердце, – поспешил представить своих спутников Турбьёрн.

– Здрав будь, ярл Рёнгвальд Олафсон! – по-нурмански уважительно поздоровался мальчишка, низко склонив голову. За время плавания Турбьёрн выяснил, что по-словенски Кель говорил не очень хорошо, но приллежно учился. Хольды повторили движение мальчишки. Рёнгвальд внимательно оглядел сына воеводы, едва слышно хмыкнул.

– Будьте моими гостями, – во всеуслышание объявил князь Полоцкий, – Пожалуйте в терем, столы накрыты.

Гостям подали коней. Все, включая варяжских отроков и норегских хольдов, верхом отправились вверх по склону, к крепости.

– А где Геллир? – поравнявшись с братом, спросил Турбьёрн.

– Отъехал, с Сигурдом. К Белоозерским варягам. Со дня на день должны вернуться. Сейчас в тереме всё расскажу.

Преобразился Полоцк. За время, пока Турбьёрн был в отъезде, многое поменялось. Стены, взамен хлипкого частокола, выросли, стали толще и выше. Во многих местах ремонт ещё даже не закончили. Строят толково. Не так конечно, как в Кенугарде, но тоже прилично. Вокруг стен, как грибы после дождя, начали строиться дома, и не низенькие халупы смердов, и крепкие дубовые дома зажиточных ремесленников да торговцев побогаче. Рёнгвальд старался, город берёг, как зеницу. И люд словенский старания своего князя ценил.

Столы в княжеском тереме ломились от яств. Турбьёрну невольно вспомнилось пиршество Великого князя Игоря. Очень похоже. Те же горы мяса, кувшины пива, иные яства. Только люди, сидевшие за столом, в разы лучше да роднее. Тур чинно поздоровался с варягом Яруном и старейшиной Ядвигом.

Последний, казалось, постарел ещё сильнее, хотя Турбьёрн не видел того всего на пару месяцев. А старый варяг внимательно, сухо ответив на приветствие, рассматривал прибывшего мальчишку, сына киевского воеводы Кёля Хвитсерксона. Нехорошо так рассматривал, таким взглядом не на гостя дорого смотрят, а на врага лютого.

Шумно в княжьем тереме. За широкими столами – большая сотня дружинников. Есть и варяги, есть и несколько незнакомых норегов, пара данов и свеев. Но в основном, конечно, отроки да молодые парни из словенских племён. Всё как один здоровые, белобрысые, высокие.

Турбьёрн сидел по правую руку от ярла и пересказывал тому свои приключения, случившиеся с ним во время похода в Киев. Рёнгвальд, внимательно выслушав брата, нахмурился:

– Младший брат, значит, – негромко проговорил он, разглядывая лежавший перед ним именной перстень Великого князя, – Могло быть и хуже. Ты хорошо справился, брат. Благодарю тебя.

– Пустое, – отмахнулся Турбьёрн, – Лучше скажи, что ответить мне на предложение Игоря?

– Иди, – пригубив пиво из золотого, украшенного каменьями дорогого кубка, ответил Рёнгвальд, – Мне хуже не будет, а тебе, брат, в Полоцке тесно. Будет младший Хвитсерксон весной домой в Киев возвращаться, и ты с ним.

– А как же ты, брат? – спросил Турбьёрн.

– А что я? – удивился Рёнгвальд, – Моя земля тут. Тут Геллир, Ядвиг, Сигурд, Ярун, Кривой, другие люди, ставшие мне как родные. Тут Полоцк. И я теперь князь Полоцкий. Как же я их брошу? А ты, Тур, коли в Киеве закрепиться сможешь, сильным подспорьем для меня станешь. А коли случиться что, не переживай – здесь тебе всегда рады будут.

Братья обнялись, растроганный Турбьёрн, вскочив, заорал во всё горло:

– За князя Полоцкого Роговолда! – и опрокинул в глотку своё пиво.

Дружный рёв дружинников был ему ответом. Рёнгвальд лишь тепло улыбнулся. Турбьёрн, упав обратно на лавку, громко стукнул о стол пустой чашей.

– А теперь, брат, ты поведай мне, что у вас тут? – громко, стараясь перекричать рёв дружинников, попросил он.

И Рёнгвальд рассказал. Дела шли не плохо. Начал полоцкий князь с главного – воевода Геллир Скулфсон усиленно набирал молодое пополнение для его дружины. В этом ему успешно помогали старейшина Ядвиг и варяг Ярун.

Последний – особенно хорошо. По его словам, не меньше трети тренирующихся сейчас во дворе княжьего детинца детских имеют большие шансы открыть в себе дар. Совсем как недавно отрок Некрас.

Всего собрали под сотню мальцов, в основном из деревень да дальних лесных селищ. Мальчишки, возрастом чуть младше сына киевского воеводы Хвитсерка, но уже умелые охотники – из луков, пусть и детских, бьют уверенно шагов за тридцать, кладут в ладонь четыре стрелы из пяти.

Отроков, то бишь дренгов, под началом князя Полоцкого собралось уже более полутора сотен. Подготовка у всех разная, даже строй, какой никакой, собрать смогут, да удержать кое-где, но в поле, против вражьего хирда, выставлять их пока рано.

Однако, если ещё полгодика их погонять – умелыми воинами станут. У каждого – конь боевой, кольчуга, шлем, меч. Одарённых из них всего десятая часть, с ними Ярун, по просьбе Рёнгвальда, отдельно каждый вечер занимается. К ним же, к особой радости старого варяга, присоединился и вернувшийся из Киева вместе с Турбьёрном Некрас.

Опытных же хускарлов в хирде Рёнгвальда собралось уже больше восьми десятков. Умелая, закованная в сталь конная дружина. Кузнец Кривой, по просьбе ярла, собирает для каждого из них зачарованное оружие и доспех. Серьёзная сила выходит.

Но одарённых среди них совсем немного, человек шесть-семь, однако маги умелые, уровнем почти как Рёнгвальд в юности. А это уже много, по местным меркам. И в добавок, десяток людей севера, переманенных Рёнгвальдом с одного из купеческих поездов. Веры им крепкой нет, но это поначалу. Поживём – увидим!

Всего, в случае нужды, под началом князя Полоцкого соберутся почти три сотни воинов. Разной подготовки, но совсем не обязательно всем лезть в поле. Кого-то можно поставить на стены, кто-то умело может биться на палубе.

Ярл очень гордился собой, о чем и сообщил Турбьёрну. Тот за брата порадовался. И сообщил, что того глядишь, к весне следующего года под его началом под тысячу умелых хирдманов станет.

– Ты кстати не выяснил случайно, по что Яруна нашего Хвитсерк Злыднем назвал? – неожиданно поинтересовался Рёнгвальд.

Турбьёрн замялся. Во время пересказа своих приключений про историю, связавшую бывшего Великого князя Киевского Олега Вещего и варяга Яруна он умолчал. Зачем, сам не понял. Почувствовал, не стоит оно того. И тут брат в лоб спрашивает? А что говорить?

«Уд свинячий, в заднице трэля найденный, – выругался про себя Турбьёрн, – Рассказать? Или не стоит?»

Тут, так удачно для сотника, к княжьему столу подошёл мальчишка Кёль. Подошёл с серьёзным видом, поклонился в пояс, сказал по-нурмански:

– Благодарю тебя за гостеприимство, ярл града Палтэскью, Рёнгвальд Олафсон!

– Вы мои гости, – ответил тот, тоже перейдя на нурманский, – И я рад, что могу принять в своём тереме родича славного воина, хевдинга Великого конунга Кенугардского Ингваря, Хвитсерка Харальдсона!

– Если ты не против, ярл, – сказал Кёль, чуть склонив головы, – Я бы хотел пообщаться с тобой наедине.

– Твой отец что-то просил передать мне? – удивился Рёнгвальд.

– Да, – кивнул мальчишка.

– Только мне?

Кёль снова кивнул. Рёнгвальд подумал немного, поднялся с кресла, сделав знак мальчишке, мол, следуй за мной, и скрылся в дверях ближайшей горницы. Молодой Хвитсерксон ушёл с ним. А Турбьёрн, тяжело вздохнув, снова налил себе пива. Интересно, что киевский воевода велел передать Рёнгвальду?

Оказавшись наедине, Кёль посмотрел в глаза князю Полоцкому и тихонько заговорил по-нурмански:

– Великий конунг Кенугардский Ингварь, сын Рюрика, задумал большое дело. Подобно Великому конунгу Хельгу, он хочет пойти в большой поход. В большой поход на ромеев.

– Когда? – глаза Роговолда блеснули ярко-синим цветом. Князь еле-еле сдержался. Подумать только, ромеи, Византийская империя, богатые земли, великая слава и добыча! О боги, что за удача?

– Следующей весной, – ответил мальчишка, – Когда сойдёт лёд. Мой отец, воевода Хвитсерк Харальдсон, предлагает тебе, ярл града Палтэскью Рёнгвальд Олафсон, присоединиться к его дружине.

– Ярл? Не Кенугардский конунг? – уточнил Рёнгвальд.

– Я не могу ответить на твой вопрос, ярл. Я не могу говорить голосом Великого конунга, – уклонился от прямого ответа Кёль, – Я говорю лишь то, что вложил в мои уста отец, воевода Хвитсерк Харальдсон. Когда встанут реки, послы конунга пойдут на север, в Холмгард, Бьярмаланд, Альдейгью, Смалескью. Тамошние хевдинги примут предложение Ингваря, и обязательно пойдут за ним на Византию. Однако про тебя Великий конунг не сказал ничего.

– Почему твой отец прислал тебя сказать мне об этом? – поинтересовался Рёнгвальд.

– Отец знал, что ты спросишь, ярл, – улыбнулся мальчишка, – Воевода Хвитсерк хочет дружбы между нашими городами, поэтому прислал меня передать тебе весть. Он в ссоре с сильными варяжскими хевдингами, и ищет союзников здесь, на севере.

Рёнгвальд задумался. Новость и вправду была интересная. Присоединиться к хирду Киевского воеводы Хвитсерка Харальдсона во время похода Великого князя Игоря на Византию. Лицо у ярла стало, как у волка, завидевшего овечью отару без пастуха и собачек. Ромеи. Там, на юге, даже простые смерды одеваются в шелках и ходят в сапогах по каменным улицам Константинополя. А что говорить про местных богатеев? А ромейские города? О боги, великая добыча!

– Отец велеть сообщить тебе эту весть, – продолжил Кёль, – Также он велел пожить у тебя зиму, и ранней весной вернуться с тобой и твоими воинами в Кенугард. Если ты согласен, ярл.

– Вы мои гости, – чуть подумав, ответил Рёнгвальд, – и я в долгу перед твоим отцом. Он уже помог мне однажды, так удачно посоветовав отправить в Кенуград посла. Мой долг перед вашим родом растёт. И я помню добро. Передашь отцу, что в случае беды он всегда может обратиться ко мне за помощью. А ты и твои спутники можете кормиться с моего стола сколько хотите. Благодарю тебя за весть, Кёль, сын Хвитсерка!

Мальчишка поклонился, и вместе с ярлом они вернулись на пир.

А еще через пару дней вернулись Геллир с Сигурдом. Довольные как хряки, обожравшиеся капусты в огороде нерадивого трэля.

Знакомство с Белоозерскими варягами прошло удачно. Началось всё с того, что несколько из шедших на торговых лодьях варягов, лично знакомых с Яруном, пригласили Рёнгвальда в гости. Тот согласился, но сам он идти не стал, и чуть погодя отправил в Белоозеро своих доверенных людей.

Драккары, возглавляемые воеводой Геллиром и десятником Сигурдом, за пару седмиц поднялись сначала до Новгорода, потом до Ладоги, а после и до Белоозера. Новгородская старшина, узнав, что к их причалам пришвартовались корабли Полоцкого князя, пускать последних в город не пожелала.

Цены за товары для Сигурда, отправившегося на торг пополнить припасы, заломили втрое. А Геллира, желавшего переговорить с кем-то из знатных людей Новгородских, просто напросто послали куда подальше.

Злые, рассерженные, полоцкие убрались ни с чем. Припасы закупили в одной из прибрежных озерных деревушек, коих близ Новгорода было великое множество. Смерды, завидев суровых норегов, цены ломить поостереглись. Хорошо что хоть никто в драку ввязываться не стал.

– Пёс с ними! – махнул рукой Геллир и продолжил рассказ.

Поднявшись дальше до древней Ладоги, у людей севера именуемой Альдейгью, полоцкие воины легко сошлись с местным хевдингом, боярин Остромыслом. Тот, будучи посадником Великого князя Киевского, также не питал к новгородцам особой любви, и довольно ухмылялся, узнав, что ниже по реке, на волоке близ Полоцка, со спесивых толстых бояр взимают мыто в десятую часть всех товаров.

– Муж толковый, и воин справный, а не спесивый купец! – вставил своё слово Сигурд, ничуть не изменившийся за прошедшие пару месяцев, – В дружбе с нами заверялся, мол, сильный север ему, как и нам, выгоден!

Боярин Остромысл также как и Рёнгвальд недолюбливал холмгардцев, и очень рассердился, когда узнал, что те полоцких даже в город не пустили. Зато, через пару часов, на пиру в честь дорогих гостей, с весельем слушал историю о том, как ярл Рёнгвальд Олафсон брал виру за обиду с новгородского боярина Брезгоя. Остромысл дал полоцким проводников, которые, шустро проведя их по Ладожскому озеру, свернули в нужном месте. И чуть было не нарвались.

– Они первые начали, ярл, – оправдывался Геллир.

Лодьи князя Стемида выскочили из утреннего тумана внезапно для полоцких дружинников. Варяги, решив, что повстречали на своей земле разбойников-нурманов, с ходу полезли в драку, но обошлось малой кровью. Геллир, сбивая воздушными кулаками особо настырных варягов обратно на их лодьи, ревел медведем, что они посланцы Полоцкого князя и идут в гости.

Варяги услышали, и драку прекратили. Повезло, до смертоубийства не дошло, иначе договориться было бы сложно.

– Мечами хорошо помахали, умелые воины, – похвалил Сигурд варягов, погладив розовый, недавно зажитый шрам на щеке. Ещё бы на палец выше, и быть десятнику, подобно богу Одину, одноглазым.

В Белоозере полоцким воинам понравилось. Крепкий город, стоит хорошо, рядом с мелким Сурожским морем. Князь Стемид, могучий одарённый, маг огня, принял Геллира с Сигурдом почтенно. Поговорили, выпили, обменялись подарками и заверениями в дружбе. Даже вместе сходили поучить мелкую шайку залётных свеев, вздумавших безобразничать на землях князя Белоозерского.

Под рукой у Стемида было полторы тысячи отборных варягов, и почти четверть его войска – одарённые. Изрядная сила, для местного независимого князя, хотя и время от времени делающего Великому Киевскому князю подарки. По словам того же Турбьёрна, Игорь Рюрикович мог выставить в поле под десять тысяч кованной конной рати. Однако воевать ни Стемиду, ни Ренгвальду, ни какому другому князю с Киевом было не с руки. Торговать – выгоднее.

Погостив седмицу, полоцкие без приключений вернулись домой. Даже как то скучно, по сравнению с путешествием Турбьёрна. А Рёнгвальд после приятной беседы, созвал всех доверенных в свою горницу – на совет. Думать.

*Страдник – июль, древнерусский.