Князь Полоцкий. Том I

Глава 9

– Здрав будь, княже! – стоявший перед Рёнгвальдом широкий плечистый смерд в простой грязной нестираной рубахе поклонился в пояс, – Кривым меня кличут.

Князь разглядывал его с нескрываемым интересом. В большой палате, где они находились, было шумно. Несколько дружинников, Геллир, Ярун, старейшина Ядвиг, ещё пара уважаемых полоцких людей. Стоят, говорят вполголоса. С таким же интересом, как и их князь, поглядывают на смерда, но с расспросами не лезут.

Этого кузнеца привёз вернувшийся пару дней назад с дальнего селения Сигурд. Парень, по указу Рёнгвальда, крепостицу отстроил, поставил башенку дозорную, и оставил в ней пяток отроков на охране, а сам вернулся обратно в город. Про кузнеца сказал, мол, человек полезный, нам пригодится.

Кривой был – кривым. Правый глаз сильно косил влево, придавая смерду немного глуповатый вид. Хмурое лицо в частых ожоговых шрамах, свёрнутый на сторону большой нос. На вид не старый ещё, лет тридцать. Куцая белая борода, проплешина на затылке. Одет смерд был обычно – простая рубаха с вышивкой в нужных местах, говоря каждому знающему, что перед ним свободный человек, кожаный пояс с небольшим ножом в таких же кожаных ножнах, штаны из некрашеной грубой шерсти, и... сапоги.

Одно лишь наличие сапог говорило ярлу, что стоявший перед ярлом смерд – человек непростой. Его то пахари да ремесленники в основном босые да в лаптях хаживали. А у Кривого сапоги. И не самые плохие.

– И ты здрав будь, вольный человек, – уважительно кивнул Рёнгвальд, – Кто ты, что умеешь?

– Дозволь, княже, сперва подарок тебе сделать, – чуть ли не перебивая ярла, произнёс кузнец. Рёнгвальд нахмурился, но все же мотнул головой. Уловив разрешающий кивок, Кривой снял с пояса кожаные ножны и с полупоклоном протянул руку вперёд. Стоявший близь княжьего трона мальчишка из дворовых холопов живо метнулся, принял у Кривого ножны, и так же резво передал подарок князю.

Рёнгвальд не спеша вытащил нож. Вопросительно посмотрел на кузнеца. Ну, ножик как ножик. Хороший. За него на торге резан дадут. Ну, может чуть больше.

Кривой усмехнулся. Показал пару дырок во рту.

– Даром пощупай, княже, – уловив немой вопрос, предложил кузнец. Рёнгвальд пустил в мёртвый металл капельку своих сил. На клинке едва заметно проглянулись узорчатые магические руны. Да какие! Ух, сколько стоило сил Рёнгвальду сдержать лицо. Ярл метнул быстрый взгляд на кузнеца. Тот ухмыльнулся ещё шире.

– Все вон, – негромко, но властно произнёс Рёнгвальд. Ничего не понимающие соратники послушно удалились, плотно прикрыв за собой дверь. Кривому ярл указал, мол, останься, хотя тот и не думал уходить. В большой палате их осталось двое.

Ярл испытующе посмотрел на кузнеца. Тот взгляд выдержал спокойно, с достоинством.

– Кто ты, что можешь? – медленно повторил свой вопрос Рёнгвальд.

– Я – мастер, – гордо выпрямив спину, ответил Кривой, – Слыхал про таких?

Рёнгвальд едва заметно кивнул, прикрыл глаза, задумался. Про мастеров ему пару раз рассказывал отец, хевдинг Олаф. Мол, мудрые боги, увидев скрытое знание, недоступное другим, одарили человека не боевым даром, а даром созидания. Такие люди могли заковывать силу в предметы – создавать зачарованное оружие.

Но работа настоящего мастера никогда не сравниться с колдовством какой-нибудь вёльвы. Такие люди рождаются не так часто, и создают настоящие магические артефакты! Олаф сам несколько раз видел такого мастера. В кузнях прежнего конунга всех норегов Эйрика. Именно тот мастер выковал для того страшное оружие, позже ставшее прозвищем конунга – легендарную Кровавую Секиру.

Мастера есть у многих великих правителей этого мира. Поговаривали, что у императора ромеев, владыки далёкой Византийской империи, есть целый город, заселённый такими вот одарёнными людьми. Именно поэтому те земли так богаты и плодородны, и никто не рискует посягнуть на них.

– Рассказывай, – вполголоса проговорил Рёнгвальд, заворожено рассматривая заготовку магического артефакта.

– Дар мой не велик, княже, – с достоинством сказал Кривой, – Но у многих мастеров нет и малой части того, чем владею я. Дозволь?

Кузнец махнул рукой на голову бурого медведя, прибитую к стене над креслом ярла. Рёнгвальд поднялся, снял трофей, протянул Кривому. Тот повертел голову в руках, удовлетворенно хмыкнул.

– Дивный зверь, – после некоторой паузы наконец произнёс кузнец, – Хочешь, княже, лук иметь, способный так же как он, – Кривой указал на голову, – Молнию метать?

– Что нужно? – быстро спросил Рёнгвальд. Голос его звучал спокойно и размеренно, но видят боги: сколько душевных сил стоило ярлу удержать лицо невозмутимым!

– Живой чтоб был, – усмехнулся кузнец, возвращая Рёнгвальду медвежью голову, – Он живой, и дерево – живое. Похожи они. С мёртвого не выйдет. Сдюжишь?

– Непросто будет, – Рёнгвальд пригладил бороду, затем спросил, – Почему ко мне пришёл, мастер? Киев, Белоозеро, Плесков, да тот же Новгород – такому как ты в любом месте рады будут.

Кривой рассмеялся. Хрипло, надрывисто. Надо будет попросить Яруна, пускай подлечит мастера. Нельзя терять такого из-за какой-то болезни.

– Игорь Киевский мне не люб, – отсмеявшись, наконец сказал Кривой, – Новгородцы строптивы, князья Белоозерские да Плесковские лишь о своей выгоде пекутся. А ты, Роговолд, другой. Хотя чужой здесь, сразу видно – люб ты земле и люду простому. И князем добрым будешь. Знающие люди видят, а дуракам знать не надо.

Помолчав немного, Кривой попросил:

– Возьми меня к себе, княже. Властитель ты добрый, своих зазря не обижаешь, чужим обиду не прощаешь. Байка о том, как ты нурманов треклятых побил, да новгородских бояр приструнил, уже и до моего селища дошла.

– Беру, – не раздумывая согласился Рёнгвальд, вешая медвежью голову на место. Уточнять, что сам он тоже совсем не словенин, не стал.

– Шкура-то от зверя осталась? – невзначай поинтересовался кузнец.

– А то, – подтвердил Рёнгвальд.

– Отдай мне, – попросил Кривой, – Поработаю с ней чутка. Материал дивный. Хорошая защита получиться может.

– Годится, – согласился ярл, – О другой работе позже сговоримся. Пока отдыхай, как позову – придёшь. О разговоре нашем – никому. Студень!

Названный дружинный отрок вмиг появился в дверях.

– Вот его, – Рёнгвальд кивнул на Кривого, – Разместить, обиходить, накормить, не обижать. Давать всё, что попросит, в разумных пределах. Всё понял?

Студень мотнул белобрысой головой. Кривой, глубоко поклонившись, развернулся и вышел из палаты вслед за своим провожатым. А Рёнгвальд тяжело опустился в кресло. Глубоко вздохнул. Задумался.

Очнулся от громкого крика в дверях.

– Княже! Роговолд! – без стука вбежавший в большую палату Морозец поклонился. Торопился парень, запыхался. Быстро бежал. Стряслось что?

«Что что за день сегодня? Ни минуты покоя!» – подумал про себя Рёнгвальд, но в слух спросил другое:

– Опять нурманы?

– Киевские лодьи по реке поднимаются! – выпалил на одном дыхании отрок.

Рёнгвальд встрепенулся.

– Откуда знаешь, что киевские? – спросил ярл, поднимаясь с кресла.

– А чьи ж ещё? – подивился Морозец, – Стяги Великокняжьи сам видал!

– Сколько? – Рёнгвальд вышел из палаты и быстро зашагал по коридору, к двери, ведущей во двор княжеского детинца, на ходу потуже затягивая широкий воинский пояс с коротким северным мечом.

– Полдюжины судов, два драккара свейской работы и четыре наших лодьи!

– Коня мне! Дружина – в сёдла!

Рёнгвальд вышел во двор, сбежал по ступеням с крыльца. Шесть кораблей – это сотни три хирдманов. А у него сейчас еле-еле две соберётся. И больше половины неопытные, в серьёзном бою ни разу не бывавшие.

Дворовые холопы шустро подвели своему князю высокого чёрного жеребца. Тот дико косил на ярла злым глазом, пускал пар из ноздрей, бил копытом землю.

– Как звать? – спросил Рёнгвальд у ближайшего холопа, запрыгивая в седло.

– Тучой кличут, княже, – ответил тот, с поклоном передавая ярлу поводья.

Тем временем из дверей конюшни дружинники выводили коней, спешно облачались, собирались десятками. Рёнгвальд взглядом отыскал Турбьёрна. Брат восседал на могучем жеребце рыжей масти, раза в полтора шире Рёнгвальдова коника.

Тур, завидев своего ярла, поддал пятками, подъехал ближе.

– Что там, брат? Нурманы? – поинтересовался он по-словенски.

– Лучше бы они, – зло ответил Рёнгвальд, и быстро изложил новости брату.

Турбьёрн помрачнел.

– Что делать будем?

– Сначала поговорим, – сказал подъехавший с другой стороны Ярун, – А после поглядим. Может, и подерёмся. Киевские дружинники, конечно, не чета нашим, но бездумно в драку не полезут. Боги с нами!

Старый варяг внешне выглядел совершенно спокойным. Он закончил говорить, и сделал едва заметный мах рукой. Его спокойствие и уверенность мгновенно передались Рёнгвальду. Тот благодарно кивнул. Холодная голова ему сейчас ой как не помешает.

– Как думаешь, это бояре Холмгарда нажаловались? – зло спросил у Рёнгвальда Турбьёрн.

– Чего гадать? – махнул рукой ярл, – Поехали, спросим!

Киевские лодьи встали лагерем чуть ниже волока. К полоцким причалам подходить не стали. Во-первых, места для всех кораблей всё равно не хватило бы, флот Рёнгвальда за последние месяцы ощутимо вырос; во-вторых, спокойно причалить киевским бы не дали. И те это прекрасно понимали.

Поэтому сейчас, выгрузившись чуть ниже волока, три сотни киевлян построились и походным маршем уверенно зашагали по широкой дороге, к крепости. Но пройдя шагов двести, тут же остановились, перестроились в боевой порядок, завидев выезжающих из ворот всадников.

Рёнгвальд с большим интересом разглядывал пешие шеренги русов. Ровные ряды, закованные в крепкую сталь и твёрдую кожу. Почти все – с мечами и большими красными щитами. Ярко сверкают на утреннем солнышке начищенные шлемы.

Всадников Рёнгвальда было раза в три меньше, но на его стороне – скорость. И манёвренность. Перед крепостью, между лесом и волоком – широкое поле шагов пятьсот в одну сторону. Есть где разгуляться. То, что пришли киевляне именно воевать, несомненно. С таким могучим хирдом в гости не ходят. Особенно так далеко на север.

Рёнгвальд мотнул головой вправо, влево – огляделся. По обеим сторонам – его дружинники. Стоят на взгорке, чуть вдалеке от крепостных стен. Ровные латные крылья. Рёнгвальд оглянулся. На стенах потихоньку скапливаются ополченцы. Этих в поле пускать нельзя, пусть на стенах будут – там толку от них больше. За старшего у них – воевода Геллир.

Подъехал Ярун, легонько ткнул Рёнгвальда древком копья, указал на стоявших внизу киевлян. Строй последних расступился, выпуская двоих – огромного, обвешанного золотом норега и хмурого чернявого словенина с луком за спиной.

Рёнгвальд кивнул варягу, выехал из строя, пустил коня вниз, под горку. Доехав до середины поля, встал. Спешился. Ярун, в точности повторивший действия своего князя, встал рядом, опираясь на копьё. Киевляне подошли спустя пару минут.

– Воевода Хвитсерк Харальдсон, доверенный человек Великого князя Киевского Игоря Рюриковича, с дружиной, – по-словенски пробасил обвешенный золотом норег, сдёргивая с головы шлем и встряхивая косматой гривой. Его спутник представляться не стал. Остановился чуть поодаль, с интересом разглядывая конные ряды полоцких дружинников.

– Князь Роговолд, властитель града Полоцка и ближайший земель, – также по-словенски ответил Рёнгвальд, с интересом рассматривая киевского воеводу, – Что привело тебя в мои земли, Хвитсерк Харальдсон?

Воевода ощерился, показав ярлу ровные белые зубы.

– А разве это твоя земля? – скалясь, поинтересовался норег. Он добродушно улыбался, однако глаза его говорили – он не прочь убить и Рёнгвальда, и старого варяга, и всех его хирдманов.

– Уж точно не Киевского князя, нурман! – ответил Ярун, усмехнувшись. Чернявый, услышав голос варяга, мгновенно развернулся на носках, впился тому взглядом в лицо.

– Это мы ещё поглядим, – ответил норег, сжимая в руке рукоять меча. По пальцам воеводы пробежались маленькие быстрые искорки. Рёнгвальд даже не успел понять, какой перед ним одарённый – огня или молнии, как чернявый перехватил его руку.

– Хвитсерк, нет! – грубо приказал тот.

Это выглядело смешно. Маленький, чернявый словенин останавливает здоровенного, обвешенного золотом норега, и приказывает тому остановиться. Вместо ответа Хвитсерк лишь быстро отдёрнул руку, и зло глянул на своего спутника.

– Чего тебе, Улеб?

Вместо ответа словенин посмотрел на Яруна и пренебрежительно произнёс:

– Здрав будь и ты, Злыдень.

Рёнгвальд опешил. Старый варяг же, напротив, гордо выпрямил спину и с достоинством кивнул.

– Значит, теперь ты служишь нурману? – в таком же тоне продолжил Улеб.

– Уж лучше ему, чем князю Киевскому, – спокойно ответил Ярун, пригладив усы. Хвитсерк, ничего не понимающий, внимательно уставился на варяга. Будто пытался вспомнить что-то, но не мог. А потом... Громко и надрывисто засмеялся!

Рёнгвальд неверяще уставился на норега. Тот хохотал так, что тряслись верхушки ближайших деревьев. Сидевшие на них вороны, слетевшиеся на запах поживы, поспешили убраться куда подальше, недовольно каркая.

Улеб и Ярун тем временем продолжали сверлить друг друга ненавидящими взглядами. Хвитсерк, отсмеявшись, смахнул с глаз навернувшиеся слезы, и громогласно произнёс, обращаясь к Рёнгвальду:

– Мне кажется, им двоим есть что обсудить, князь Полоцкий! А с тобой хочу потолковать я! Ну что, позовёшь в гости, или так и будем в чистом поле глотки драть?

Рёнгвальд усмехнулся.

– Мирно? – спросил он.

– Само собой, князь! – ответил Хвитсерк.

– Всех за стены не пустим, – ответил Ярун, не сводя глаз с чернявого, – Большой десяток, и – без оружия!

На последних словах Улеб дернулся, как от звонкой пощечины.

– Годиться, Злыдень! – рассмеялся в ответ Хвитсерк. Положив на плечо Улебу руку, норег наклонился и что-то негромко сказал тому в самое ухо. Тот, помрачнев ещё сильнее, едва заметно кивнул.

– Большой десяток, князь! Через час! – сказал Хвитсерк, развернулся и зашагал к своим. Улеб, чуть помедлив, направился вслед за ним.

– Ты не хочешь мне ничего объяснить? – вкрадчиво поинтересовался Рёнгвальд, обращаясь к старому варягу, – Кто это были?

– Старые знакомые, – усмехнувшись, сказал Ярун.

Произошло это ещё в те давние времена, когда варяг Ярун был молод, и служил под началом Киевского князя Олега, прозванного Вещим. Прозвали его так потому, что дар, которым обладал Великий, позволял тому предсказывать будущее. Не всегда верно, почти всегда расплывчато и туманно, но позволял.

Ярун тогда был в большом доверии Великого князя. Олег доверил ему большую, отборную сотню дружинников, почти треть из которых были сильными одарёнными. Хвитсерк же, напротив, только-только вернулся в Киев из земель Византийской империи, где состоял в войске наёмников-варангов, служивших императору только из-за золота. Тогда он ещё не был ни воеводой, ни доверенным лицом Великого князя. Но одно было при нём. Этот норег, обладая могучим даром, замечательно умел делать работу воина – убивать.

– О! Нурманская крыса! – так Свен, один из подопечных дружинников Яруна, поприветствовал Хвитсерка, когда в один из дней тот заявился на Великокняжеский пир.

Хвитсерк закаменел лицом. Он окинул внимательным взглядом пьяного вусмерть дружинника, сидевшего на скамье за столом, и уже давно не понимающего, что он говорит и делает. Норегу же было нанесено оскорбление, позор которого можно было смыть только кровью обидчика. Оружие Хвитсерка, как и положено в при общей трапезе, лежало здесь же, недалеко, в углу палаты, под присмотром пары трезвых отроков. Которые ничего не успели сделать, когда могучий норег подлетел к стойке.

Раз – и меч Хвитсерка, покинув ножны, мгновенно оказался у того в руке; два – и норег уже у стола, с другой стороны которого пьяный Свен, уже забыв сказанное, усадил на колени дворовую девку, и что-то негромко сопел ей в ухо, одной старательно шаря под подолом платья. Другая рука дружинника лежала на столе, и как раз в этот момент Свен отрезал кусок жаренного мяса с общего блюда коротким разделочным ножом.

Короткий свист, блеск стали. В шумной палате на Великокняжеском пиру на миг стало тихо, зато что началось потом. Отчаянный визг девки, пытающийся улизнуть куда подальше, привёл Свена в чувство. Тот удивлённо посмотрел на обрубок своей руки. Совсем недавно здесь была кисть, державшая нож, и Свен с усердием пытался отрезать этим ножом кусок мяса. И вот незадача, и кисть, и нож куда-то подевались. Вместо них – тупой обрубок, из которого на общий стол толчками выходит горячая, красная кровь.

Свен быстро пришёл в себя, спихнул с себя визжащую девку, попытался встать. Он – но не Хвитсерк. Одной отрубленной по локоть руки ему казалось мало за нанесённое оскорбление. Меч, отмахнув руку, пригвоздил её и самого себя к дубовой столешнице.

Бешеный ураган заиграл в глазах норега. Тот, безумно рассмеявшись, отпустил меч и выбросил вперёд руку. Созданная могучим магом молния сорвалась с руки Хвитсерка, и яркой вспышкой устремилась в сторону обидчика. Но Ярун успел раньше.

Едва меч норега отрубил его дружиннику руку, варяг вскочил. Он, как сотник, пользующийся доверием Великого князя, сидел чуть дальше от простых дружинников.

Сорвав с опорной балки щит, Ярун крутанулся на месте и метнул его в Хвитсерка. Норег не успел никак среагировать. Щит, прогудев над головами пирующих, ударил того в спину. Нет, Хвитсерк не упал. Но удар был точен и силён. Норег, чтобы не потерять равновесие, на пару ладоней опустил руку, с уже готовой молнией. Это спасло Свену жизнь. Яркая вспышка, и разряд угодил прямо в застрявший посреди стола меч.

Эту историю спустя пару часов рассказал сам Хвитсерк, пируя в княжеском детинце, в гостях у Рёнгвальда.

– И где же в этой истории Улеб? – поинтересовался ярл, прикладываясь к чаше с пивом. Сидевший по левую руку от него киевский воевода усмехнулся.

– Мой меч впитал в себя силу дара, князь! – гордо заявил Хвитсерк, тоже прикладываясь к пиву, – И прожарил руку этого увальня Свена до румяной корочки! Ух, какой тогда стоял вкусный запах!

Сидевший по правую руку от Рёнгвальда Геллир поперхнулся, отодвинул блюдо с только что принесённой свежей жареной свининой.

– Лекари при Олеге были чудо как хороши! – продолжал тем временем Хвитсерк, вгрызаясь зубами в сочное мясо, – Руку отрубленную или ногу на место для них приладить – плёвое дело! Однако одно условие, если та цела, хоть немного. Тогда проблем не будет!

– Не вышло у Свена? – догадался сидевший рядом Сигурд.

– Не-а! – ответил Хвитсерк и радостно заржал, – Даже Злыдень, – кивок в сторону Яруна, чинно беседующего с парой киевских варягов в паре столов от них, – Шашлычок к этому барашку прирастить не смог.

– А что же Улеб? – повторил свой вопрос Рёнгвальд.

– Так Свен братом его старшим был! – ответил наконец Хвитсерк, – А как калекой стал, пришлось тому из дружины Великого князя уйти. Улеб горевал, да всё за брата отомстить мне пытался.

– И как, получилось?

– Злыдень запретил, – пояснил норег, опрокидывая очередную чащу, – Правильно запретил. Прибил бы я тогда Улеба. А Свену, дураку, язык за зубами держать надо было. Вот Улеб на Злыдня и обиделся!

– А что Великий князь? – спросил Сигурд, – Спустил что-ли?

– Куда там! – махнул рукой Хвитсерк, – Два десятка гривен за увечье дружинника я князю отдал. В счёт полувирья. И ещё столько же родичам. Но Улебу мало было. Великий князь нас после мирил. Вот я и не в обиде!

Сказал, и махнул чашей в дальнюю сторону стола, где расположился хмурый Улеб и тройка его воинов. Тот в ответ мрачно улыбнулся.

– Зачем пришли вы, воевода? – поинтересовался Рёнгвальд.

– Врать не буду, – прямо ответил Хвитсерк, перейдя на нурманский, – Холмгардские бонды приходили к конунгу Ингварю жаловаться. Говорили, десятую часть товаров ты с них берёшь за проход. Не многовато ли?

– С этих жирных нерп не убудет, – также по-нурмански ответил Рёнгвальд, – И что теперь? Биться будем?

– А ничего, – беззаботно ответил Хвитсерк, и грохнул пустой чашей по столешнице, – Биться я с тобой не хочу. Ты мне по нраву. Отправь Кенугардскому конунгу подарки щедрые, уважь его, предложи дружбу. Хочешь, через меня передай?

Заметив жадные огоньки в глазах воеводы, Рёнгвальд лишь усмехнулся и покачал головой.

– Благодарю за честь, воевода, и за совет дельный, – ответил ярл, – Но согласись, Великому князю – великий дар! Чую я, простых шкурок Игорю мало будет. Есть у меня, что предложить интересного. Однако время нужно.

– Сколько? – деловито поинтересовался Хвитсерк.

– К концу лета, – чуть подумав, ответил Рёнгвальд, – Передай Великому князю – буду у него в Киеве к концу лета. Я, или человек мой. С дарами щедрыми.

– Добро, – согласился Хвитсерк, – Будешь в Киеве, в гости заходи! Гостям я всегда рад! Особенно тем, кто говорит на языке людей севера!

– Договорились! – сказал Рёнгвальд, протягивая воеводе руку. Тот, смачно сплюнув на ладонь, крепко сжал руку ярла в ответ.