– ...Всего семь десятков и ещё четыре. Из них меньше трети – боевые суда. Остальные – мелкие купеческие лодьи, высокими бортами и небольшой осадкой. Только она им и помогла, – вещал в мёртвой тишине воевода Асмунд.
Сидевшие вокруг оставшиеся в живых военные вожди русов были мрачнее тучи. Ещё бы – потерять в первом же серьёзном сражении почти девять сотен кораблей, и большую часть союзного войска.
– Мелкая осадка их и спасла, – продолжал воевода, украдкой поглядывая на лица присутствующих, – Ромейские корабли не смогли преследовать их на мелководье, уж больно глубоко сидят.
Великий князь Киевский, злой, мрачный, подобно своим воеводам, сидел на лодейной скамье. Стоявший рядом одарённый варяг то и дело подавал Игорю куски магического льда, который тот время от времени прикладывал к обожжённому греческим огнём лицу, болезненно морщась.
– Потери огромны, – грустно вздохнул Асмунд, – Воинов выжило тысяч шесть, может, семь, до конца ещё не сосчитали. Больше половины – те же словене, толком в битве не участвовавшие...
– Трусливые барсуки! – зло перебил варяга свейский ярл Хальгу, после смерти воеводы Хвитсерка негласно ставший вождём всех оставшихся в строю людей севера, – Они сбежали из боя, едва дело запахло жаренным!
Рёнгвальд, сидевший чуть поодаль от остальных, недовольно хмыкнул. Почти треть этих трусливых барсуков – его люди, полочане. Вчерашние словенские смерды, сумевшие отвезти корабли из под греческой магии и сохранившие большую часть добычи. Хальгу зло зыркнул на князя Полоцкого, угрожающе положил руку на оголовье меча.
– Это мои люди, ярл, – спокойно ответил Рёнгвальд, – И по моему слову они встали позади всех. И вовремя отступили, когда стало ясно, что мы проиграли. Правильно ли я понял, что ты сейчас объявил меня в трусости?
На палубе ощутимо похолодало. От скамьи, на которой сидел полоцкий князь, во всё стороны поползла колючая изморозь. Глаза Рёнгвальда едва заметно мигнули яркими голубыми огоньками. Великий князь недовольно выдохнул изо рта густой клубок горячего пара.
– Никто не сомневается в твоей храбрости, князь Полоцкий, – ответил Игорь, не дав своему воеводе открыть рот, – Верно, Хальгу?
Тот, завидев пристальный взгляд Великого князя, зло сплюнул за борт и нехотя кивнул.
– Продолжай, Асмунд, – махнул рукой Игорь.
– Шесть тысяч воинов, почти половина – словене, – благодарно кивнул тот, – Латной дружины тысячи три, нурманов и варягов примерно поровну. Много раненных, в основном сильные ожоги и переломы.
– Что степняки? – спросил Великий князь.
– Печенеги потерь, понятное дело, не понесли, – хмуро ответил Асмунд, – И сейчас, узнав, что мы разбиты, держать их в узде становиться всё сложнее.
Игорь недовольно глянул на своего доверенного воеводу, Тот только пожал плечами, мол, чего таить?
Разгром был полный. Это понимал каждый военный вождь. Пятнадцать судов ромеев всего за несколько часов боя отправили на морское дно почти девять сотен кораблей и больше тридцати тысяч умелых воинов.
«Неужели всесильные боги отвернулись от меня?» – думал Великий князь, пристально вглядываясь в ночное небо.
Корабли русов стояли на мелководье, близ побережья византийской провинции Фракия. Ромейские корабли, по словам воеводы Асмунда, не смогли подобраться ближе из-за большой осадки. Русы расположились почти у самой воды, постоянно сторожа оставшиеся на плаву лодьи. Ромеи поначалу плевались в их сторону огнём, но быстро прекратили это занятие – далеко.
Союзники-печенеги, узнав о разгроме русов, напрочь утратили всякое уважение к Великому князю. Каждому копчёному стало ясно – богатых константинопольских дворцов им не видать. А значит, можно больше не пресмыкаться, и показать внезапно ослабевшим русам их законное место. Под копытами печенежских коней.
– Уходить надо, братья! – проговорил княжич Белоозерский Руальд, когда варяжский воевода Асмунд закончил говорить. Он, на правах младшего, высказался первым. Мысль была понятная, но не радостная. Уйти – признать поражение. А уходить не хочется. Особенно с пустыми трюмами.
Руальду, как и Рёнгвальду, удалось сохранить большую часть дружины, три больших драккара из семи. Торговых судов белоозерский княжич с собой по совету отца не взял. Князь Стемид здраво рассудил, мол, в Константинополе пара свободных кораблей уж точно найдётся.
Игорь зло посмотрел на княжича. Тот выдержал взгляд Великого князя с достоинством. Рёнгвальд, положив Руальду руку на плечо, заговорил:
– Мы потеряли многих славных воинов, братья! И не для кого не секрет, что вождь Иоанн на востоке разбил арабов. Сейчас сюда движется весь ромейский флот. Они, – кивок на стоявшие в отдалении суда ромеев, – Поставлены здесь следить, чтобы мы никуда не сбежали. Придёт Иоанн и мы всё здесь поляжем. Уйдём, братья! Пока худо не вышло!
Раздался громкий басовитый смех свейского воеводы Хальгу.
– Ты хочешь что-то сказать, ярл? – по-нурмански поинтересовался у того Рёнгвальд.
Хальгу резко перестал смеяться. Свей поднялся на ноги, в раз оказавшись на полголовы выше рослого Рёнгвальда, и проговорил:
– Не мудрено, что ты хочешь сбежать, ярл града Палтэскью! – нагло ухмыляясь, ответил воевода, – Трюмы многих твоих кораблей набиты богатым ромейским товаром. Тебе охота улизнуть, как дряхлому псу, сумевшему отхватить кусок мяса с хозяйского стола. Но не боишься ли ты, что кто-нибудь заставит тебя поделиться с остальной стаей?
На последних словам голос Хальгу звучал всё яростнее, а к концу тирады и вовсе стал похож на рычание дикого зверя. Противно брызгая слюной, киевский воевода воздвигся над Рёнгвальдом, как высокая волна над мелким рыбачьим судёнышком.
– Ты забылся, мелкий норегский ярл! – глаза Хальгу сузились, став похожи на едва заметные щели между плотного строя щитов, – Тебя привёл сюда, на совет вождей, воевода Хвитсерк Харальдсон! Тебе никто не звал сюда, в ромейские земли, в великий поход! Ты служил Харальдсону, и после его смерти повинен служить мне!
Рывок Рёнгвальда был стремителен. Миг, и к горлу свея приставлен остро отточенный нож, на глазах покрывающийся ледяной коркой. Собравшиеся вожди недовольно загудели, но Игорь лишь поднял руку, с интересом посматривая на полоцкого князя.
– Ты бессмертен, ярл? – вкрадчиво поинтересовался Рёнгвальд, смотря Хальгу прямо в глаза.
– И что же ты будешь делать? – в лицо полоцкого князя из пасти свея ударил смрад с роду не чищенных зубов, – Убьёшь меня?
– Убить? – голос Рёнгвальда звучал сталью, – Нет, это слишком просто. Запомни, Хальгу. Хорошо запомни. Я не служу никому. Покойный Хвитсерк Харальдсон пригласил меня в этот поход. Он был моим другом, поэтому я с радостью принял его приглашение. Он много сделал для меня, и я удовольствием отплачу ему тем же. Тебя я не знаю, ярл. И служить тебе не стану, как и никому из здесь присутствующих. Надеюсь, ты понимаешь, в чём тут разница?
– Как же ты будешь отдавать долги мертвецу? – насмешливо поинтересовался Хальгу, наклоняясь вперёд. Прислонённый в горлу нож чуть вспорол мясо на шее свея. Тонкая струйка горячий крови потекла по горлу воеводы.
– Его сын, Кёль Хвитсерксон, – произнёс Рёнгвальд в звенящей тишине, – Мой брат, сотник Турбьёрн Ульфсон, выловил его из воды, когда бился с ромейским кораблём. Именно магия мальчишки позволила потопить того ромея. Молодой Хвитсерксон спас меня и многих моих воинов, потому я в неоплатном долгу перед ним!
Хальгу, ухмыльнувшись, поднял руки ладонями вверх, чуть качнулся назад, отдаляясь от прислонённого ножа. Рёнгвальд убрал оружие в кармашек на поясе. Сидевшие вокруг вожди недовольно заворчали.
– Я призывая каждого воина севера, для которого слова клятвы ещё что-то значат, присоединиться ко мне! – громогласно объявил Рёнгвальд, – Вместе мы пограбим богатое ромейское побережье и вырвемся из ромейской ловушки! Вернёмся домой с богатой добычей, великими героями!
Ярл Хальгу перестал ухмыляться.
– Если крысы из града Палтэскью хотят бежать, пусть, – медленно проговорил воевода, – Я прямо сейчас сойду на берег, и сам буду грабить ромейские земли. И приму в свой хирд всех, кто хочет поступить также!
– Хальгу, ты ничего не забыл? – холодно произнёс Великий князь со своего места, – Ты присягнул мне! Ты обязан мне повиноваться!
Воевода мгновенно развернулся, обнажая длинный меч. Ближайшие дружинники князя и верные воеводы двинулись было вперёд, но Хальгу лишь указал оружием на спокойно сидевшего Игоря. Киевский князь спокойно ждал, что предпримет этот дикий свей. И лишь этот мимолётный интерес заставлял шальной огонь в глазах Киевского князя сдерживаться.
– Верно, я присягнул тебе, – также медленно проговорил Хальгу, угрожающего покачивая мечом из стороны в сторону, – Я и мои умелые хирдманы, большая часть которых нынче кормит рыб на дне Босфора! И всё из-за твоей, князь Киевский, наглости и жадности! Ты задумал великое дело, с которым не смог справиться! Боги отвернулись от тебя! Зачем мне вождь, который не люб богам?
Последние слова свейский ярл произнёс с явной издёвкой. Игорь закаменел лицом. Хальгу разжал пальцы. Его меч со звоном упал на доски к ногам Киевского князя.
– Я больше не служу тебе! – бывший киевский воевода Хальгу развернулся на носках сапог, – И призываю всех храбрых хевдингов, умеющих думать, поступить также! Присоединиться к тому вождю, от которого не отвернулись боги!
С этими словами Хальгу ловко перемахнул через борт, умело приземлился на жёлтый песок и растворился в ночи. Несколько сидевших норегов, чуть погодя, повторили действия свея.
На следующее утро войско Великого князя Киевского покинуло почти четверть оставшихся в строю воинов. Плохие новости на этом не закончились. Непонятно как, но всего за одну ночь бывший киевский воевода сумел договориться с большим печенежским ханом.
Ведомые отрядами лёгкой степной конницы под предводительством младших ханов, Хальгу занялся тем, чем обещал заняться – грабить богатые ромейские земли. Свейский ярл принял под свою руку всех желающих.
Византийская провинция Фракия выла от творившегося на её землях разбоя и грабежа. Маленькие городки пылали, один за другим открывая ворота перед нурманскими захватчиками. Колеса возов с ромейскими богатствами гнулись от тяжести, длинные вереницы пленников угрюмо плелись по побережью, к оставшимся на плаву судам.
Хальгу оказался удачливым вождём. Имея под своей рукой полторы тысячи умелых воинов, он даже сумел победить пять тысяч катафрактов под предводительством стратига Херсонской фемы Варды Фоки. Ромейская конница на купеческих судах переправились через Эвксинский понт, однако была с лёгкостью отброшена воинами Хальгу.
Свейский ярл, каким-то непонятным князю Игорю образом сумевший договориться с великим печенежским ханом, заманил стратига в ловушку и разбил наголову, взяв на конных катафрактах огромную добычу. Слава ярла Хальгу возросла ещё больше.
Великий князь Киевский, посовещавшись со своими воеводами, напротив, принял другое решение: как можно быстрее покинуть тёплые воды Эвксинского понта и с боем прорываться к устью Днепра, желая уйти домой, в Киев.
Рёнгвальд же за прошедшее время взамен утопленных в проливе двух драккаров обзавёлся сразу тремя. Верные погибшему киевскому воеводе Хвитсерку Харальдсону полторы сотни норегов, не пожелавшие служить Великому князю, присягнули на верность полоцкому князю, под покровительством которого был малолетний Кёль.
– Добрый ты вождь, Рёнгвальд Олафсон, – сказал тогда один из оставшихся в живых хольдов Хвитсерка, давний знакомый полоцкого князя, норег Торвальд Медвежья Лапа, – Так говорил Хвитсерк. Вечная ему слава!
Решение Игоря было принято, время ухода назначено, а значит, пора набивать трюмы оставшихся в строю кораблей дорогими южными товарами. Великий князь как будто забыл дерзкие слова, сказанные тогда Рёнгвальдом на совете вождей. Он даже принял его жребий, когда верные Великому князю вожди делили на грабёж фракийские земли.
Полоцкому князю достался длинный пологий берег моря, расположенный в паре дней от основного лагеря войска русов. Единственный пляж, к которому смогли подойти корабли Рёнгвальда, был весь покрыт следами копыт печенежских коней и отпечатков ног воинов Хальгу.
– Уверен, свейский ярл вместе с копчёными выгребли из прибрежных селений всё ценное, – грустно проговорил хольд Торвальд, прогулявшись по берегу.
К вечеру вернулись почти все поисковые отряды, посланные полоцким князем на разведку. Все, как один, возвращались с пустыми руками. Грабить было нечего. Ждали только последний десяток, возглавляемый Турбьёрном. Брат опять где-то запропастился.
Ждали долго. Едва луна выглянуло из-за тёмных туч, послышался сначала громкий крик ночной птицы, условный знак, а затем и топот нескольких десятков ног.
– Большая удача, брат! – Турбьёрн широко улыбался. Его белые зубы и грива рыжих спутанных волос были хорошо видны даже в ночных сумерках. Уйдя ещё за светло, Тур и его ближайший десяток вернулись поздно, вымотанные, насмерть уставшие, но зато очень довольные. И совсем скоро Рёнгвальду стала ясна причина их радости.
– Монастырь, – быстро работая челюстями, рассказывал полоцкий сотник, сидя у костра, – Непонятно, как эти косоглазые степняки не смогли углядеть его золотые кресты. Да, стоит укромно, но если забраться повыше, хорошо видно.
– Далеко? – деловито поинтересовался Рёнгвальд.
– Если сейчас выйдем, к полуночи будем на месте, – ответил Турбьёрн, запивая пресную лепёшку дорогим ромейским вином, – Там высокие холмы, просто так не подобраться. Не наши фьорды, но близко. Дорога одна, и со стен хорошо просматривается. Стены в три человеческих роста, с наскока не взять. Мой отрок Смышлён насчитал десятка три стражников, в шлемах и с копьями.
– Что делаем, ярл? – азартно спросил Торвальд.
– Бьём, – не раздумывая ответил Рёнгвальд, – Собирайтесь! Выступаем немедля!
– Господи, милостив буди мне грешной, – усердно молилась Кассия, часто отбивая земные поклоны в стенах маленькой кельнской часовни.
Девушка Кассия Александрина, молодая, красивая, высокообразованная аристократка, получившая лучшее образование в мире, которые только могло быть. Способная магесса огненного круга, она не раз путешествовала по обширным землям империи, обучаясь новым искусствам.
Пару лет назад, увлёкшись зельеварением, ромейка, не лишённая связей и обладающая приличным наследством, переехала в дальний провинциальный монастырь. Здесь, под руководством опытного зельевара, настоятеля монастыря отца Герасима, седовласого, умудрённого годами старца, аристократка оттачивала своё мастерство.
И у неё получалось. Боевые отвары и лекарские зелья, выходившие из рук юной колдуньи, давали отличные эффекты и пользовались немалым уважением в столице. Клеймо в виде пылающего огонька, которые девица лично проставляла на каждой склянке, обеспечивала подлинность товара.
Вторжение варваров-тавроскифов застало девушку во время феноменального прорыва. Кассия последние месяцы усердно трудилась над легендарным магическим отваром, способным пробуждать дар в теле обычного человека. В случае успеха девушка навечно вписала бы своё имя в историю империи. И вот, казалось, что успех рядом. Остался последний шаг.
– Я не поеду, – ответила Кассия, когда отец-настоятель, узнав о вторжении, предложил ей покинуть монастырь, – Как вы не понимаете? Я почти закончила исследования! Исследования, которое перевернёт всю мою жизнь и вернёт империи её былое могущество! Я остаюсь!
– Но госпожа, одумайтесь! Что сделают с вами варвары? – попробовал возразить отец Герасим,
– Я остаюсь! – зелёные глаза магессы вспыхнули, непослушные кудрявые рыжие волосы вздыбились, как у дикой кошки.
Отец Герасим лишь тяжело вздохнул. Он сам, и ещё несколько монахов, также остались в обители.
Варваров юная аристократка, как и многие другие граждане империи, приняла как посланную истинным Богом кару за грехи народа. Два дня назад, когда скифские корабли только шли к Босфору, она, подобно тысячам таких же истинно верующих людей, всю ночь и следующий день простояла на холодном каменном полу, прося Бога даровать имперским воинам победу.
Весь о разгроме россов в маленьком горном монастыре встречали радостно. Сердце молодой магессы пело, а душа ликовала. Бог услышал её молитвы, и не дал варварам покорить город императоров. Девушка продолжала исследования. До всемирного открытия оставались считанные дни.
Вот Кассия закончила ночную молитву и встала. Поправила длинную рыжую прядь непослушных волос, убрала её под головной убор и вышла из кельи. Ночь была необычно тихой. На небе ярко светила полная луна, горели звезды. Тёплый южный ветер с Эвксинского понта приятно обдувал лицо.
Чуть вдалеке, у крепостной стены, на забороле, чуть слышно переговаривались стражники. Двое на стене, один на башне. Ещё двое у ворот.
«Всё спокойно», – подумала про себя Кассия, присаживаясь отдохнуть на придорожную скамью во внутреннем дворе.
Вдруг в монастырскую калитку кто-то настойчиво постучал. Стук, громкий, требовательный, властный, эхом разлетелся по внутреннему двору. Сердце Кассии испуганно сжалось.
Один из стоявших рядом с калиткой воинов вынул из крепежа факел, подошёл ближе, что-то негромко спросил. Из-за калитки тому грубо ответили. Охранник переглянулся со своим товарищем. Тот неуверенно пожал плечами. Грубый голос повторился.
Охранник тяжело вздохнул, достал из кармана ключ, вставил в скважину, с хрустом провернул, приоткрыл дверь. И тут же, коротко вскрикнув, повалился на земь, с выросшей из глазницей стрелой.
Во тьме дважды гнусаво рявкнул рог. Кассия вздрогнула, вскочила. В открытую калитку один за другим вбегали воины. Чужие. Варвары. Скифы. Много! Одни тут же бросились отворять ворота, другие побежали по стенам, на ходу рубя ничего не понимающих стражников.
– Чужие! К оружию! – завопил в ночной тишине дозорный на башне, и тут же его крик перешёл на бульканье, а потом резко оборвался.
– Господь Всемогущий, помоги мне! – закричала Кассия, формируя в руках огненный шар. Сильная магесса, в прошлом немало времени уделявшая развитию своего дара, она одна стоила десятка простых неодаренных стражников.
Ворота монастыря открылись, во внутренней двор толпой влетели варвары. Огненный шар, напитанный до предела, сорвался с рук Кассии и рывком устремился в сторону захватчиков. Удар, треск, грохот, возмущённые крики обожжённых.
Сбив двоих ближайших к ней воинов, Кассия сбросила с себя длинное монашеское одеяние, оставшись в лёгкой рабочей одежде. Руки девушки вспыхнули огнём, десяток жгучих стрел ударил в прикрывшихся щитами варваров. На красных досках щитов ярко заиграли всеми цветами радуги защитные руны.
Ближайший к Кассии воин, завидев девушку, крутанулся на месте и не раздумывая метнул в неё горящий щит. Девушка вскрикнула. Столб яркого пламени вырос прямо перед нем, мгновенно испепелив брошенный снаряд, на пару быстрых мгновений пряча Кассию от алчных взглядов варваров.
«Только бы успеть!»
Рывок, в глубь монастырского двора.
«Успеть добежать до кельи!» – билась в голове девушки отчаянная мысль.
Там, в дальнем углу, глубокий подземный ход, до самого морского берега, где заранее припасена лодка. Кассия подбежала к келье, схватилась за дверную ручку. Та неожиданно обожгла ладонь ледяным металлом. Девушка потратила целую секунду, чтобы осмотреться.
По двери, стенам, окошку кельи расползался затейливый морозный узор. Девушка дёрнула ручку ещё раз. Замороженный замок намертво заклинило. Кассия стремительно обернулась.
Позади неё, шагах в десяти, стоял варвар в блестящем на лунном свете закрытом шлеме. Лишь только в тёмных глазницах бледно-синим цветом переливались огоньки глаз. В руках воин держал короткий северный меч, по лезвию которого тускнели магические руны, дурманившие взгляд.
«Самоубийство тяжкий грех. Но поймёт ли Господь, что я сделала это ради сохранения чести?» – подумала про себя Кассия.
Ей не раз рассказывали, что творят тавроскифы с захваченными в плен девушками при разбойничьем налёте. Становиться жертвой этого варвара она не станет.
Девушка наигранно дерзко усмехнулась. Воин нарисовал мечом в воздухе затейливую фигуру. Резко похолодало. Кассия, выдохнув в сторону варвара клубок горячего пара, картинно щёлкнула пальцами. Вокруг неё тут же вспыхнул тёплый огонёк, приятно щекоча ноги.
Девушка знала, что каждый маг может погибнуть от смертельного заклятия. Важно лишь приложить максимум усилий, и любой человек, покинув эту грешную землю, отправиться на Страшный Суд.
Кассия ещё с юных лет научилась видеть и различать опасных воинов. По походке, манере двигаться, размеру спрятанного в глубине души дара. Едва взглянув на варвара, она поняла – убить этого воина у неё нет никаких шансов. Значит, она убьёт себя!
Пламя тем временем разгоралась всё сильнее. Варвар, поняв, что задумала Кассия, бросил меч в ножны, и припал на одно колено, приложив голую мозолистую ладонь к земле. Лишь в последний миг девушка поняла, что происходит. Лишь когда жаркое, согревающее пламя угасло, а её молодое стройное тело начало покрываться ледяной коркой. И тьма, смертельный ужас охватил разум девушки. Тяжесть навалилась на грудь, не давая вздохнуть.
Кассия так и застыла, не в силах пошевелиться. Последнее, что увидел её затуманенный разум, это подходящую к ней тёмную фигуру со светящимися бледными синими глазами.