Князь Полоцкий. Том I

Глава 15

Огромный бурый медведь стоял совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, и смотрел прямо на него. Тёплый, терпкий, зловонный дух ударил из пасти зверя в лицо. Медведь стоял на месте, не двигался. Только глядел внимательным чёрным глазом. Он глядел не как зверь – как хранитель. В этом взгляде не было ярости, только сила и древнее спокойствие. Такой был Велес: не пугает, но забыть невозможно.

– Что с тобой, брате? – чья-то сильная рука ткнула в плечо. Ярун очнулся от видения, резко сбросил руку, недовольно глянул.

Брат Светозар. Конный. В броне. Загорелое молодое лицо, короткие варяжские усы только-только пробились над верхней губой и постепенно густеют. Глаза голубые, пронзительные – единственное, над чем не властны лучи яркого солнца Днепровских степень, смотрят на Яруна с беспокойством.

– Опять? – спросил Светозар. Их кони шагом шли стремя в стремя. Впереди и позади, на пару стрельбищ, растянулась конная сотня киевлян. Пыль, зной, палящее солнце, выжегшее всю растительность на много вёрст вокруг – всё это тянуло в дрёму и убивало бдительность. А воину её терять никак нельзя. Иначе – не быть ему воином. Иначе – смерть.

– Да, – сухо ответил Ярун, качнул бритой головой, прогоняя вялые мысли, быстрым взглядом оглядел свою сотню. Жарко. Пот струиться по лицу. Большая часть гридней, по примеру своего батьки, обмотали блестящие на солнце шлемы в тряпицы, заранее смоченные речной водой. Хоть какое-то спасение от зноя.

– Что видел? – не унимался Светозар. Его конь, мощный, поджарый, мышастой масти, почуяв настроение хозяина, шумно храпнул, и чуть ускорил шаг. Брат придержал жеребца, погладил по шее, наклонился к самому уху, зашептал что-то ласковое.

– Всё тоже, – нехотя ответил Ярун, когда их со Светозаром кони снова пошли рядом.

– Может, зазря ты тогда от Ведомира ушёл? – в который раз повторил Светозар, глянув на брата.

– Зря, не зря, – Ярун тяжело вздохнул, – Чего уж теперь гадать?

– И зачем только Игорю понадобилось посылать нас в такую даль? – зло спросил Светозар, сплёвывая тягучую слюну в дорожную пыль. Не дождавшись ответа, продолжил сам, – Копчёные здесь не ходят, колодцев, считай, нет. Отправил бы малый десяток. Нет, всю сотню ему подавай! Накануне переговоров с хазарским хаканом!

Ярун не ответил. Он думал. Каждый раз, когда Велес, владыка подземного царства, посещает в ведениях своего бывшего служителя, происходит что-то нехорошее.

«Может прав Светозар? – в который раз спросил себя сотник, – Зря я ушёл из Веселова капища? И с Ведомиром не всё гладко вышло. Может, проклял меня старый волох?»

– Сотник! – послышался где-то невдалеке крик одного из доверенных десятников, вновь возвращая Яруна из мира грёз, – Всадник, двуоконь! Скачет резво, по нашему следу идёт! Дудята говорит, из наших! Видать, случилось чего!

«Олег!» – страшная мысль ударила киевского сотника в голову, будто нурманское копьё. Ярун встрепенулся, развернулся на месте, ударил каблуками конские бока.

– Сотня! – взревел варяг раненым зверем, – Галопом! За мной!

И пустился вскачь навстречу посланцу. Светозар, чуть подостлав, нагнал брата спустя десять ударов сердца, ловко, на ходу передав поводья заводного. Посланцем оказался один из молодых киевских отроков, совсем недавно взятых в дружину.

– Сотник! – издалека звонко закричал он, – Великий князь занемог! Быстрее, сотник...

– Сотник! Сотник, очнись! – кто-то настойчиво тряс Яруна за плечо.

Старый варяг резко втянул воздух полной грудью, широко распахнул глаза, зло уставился на стоявшего перед ним отрока Некраса. Парень выглядел взволнованно, тупой учебный тренировочный меч лежал на земле чуть поодаль.

Ярун вдруг осознал, что лежит на спине. По синему летнему небу медленно плывут мягкие пушистые облака. Старый варяг с кряхтением поднялся, помотал головой, прогоняя наваждение.

– Я даром ударил, – сообщил Некрас, чуть виновата глядя на Яруна, и помогая тому встать на ноги, – Ты магию рассеял, и вдруг упал. Глаза у тебя страшные стали, сотник.

«Сотник», – про себя усмехнулся старый варяг, опираясь на плечо парня. Нурманский ярл Рёнгвальд, а ныне князь Полоцкий Роговолд поставил Яруна старшим над всеми отроками, коих и более сотни вышло. И сейчас Некрас, с которым варяг занимался отдельно после общей вечерней трапезы, как с родичем, назвал его сотником.

– Что меч бросил? – отпихнув отрока, спросил Ярун, гроздно сдвинув брови.

– Так ты же... – начал было Некрас, но варяг резко перебил его:

– Ты воин или пахарь босоногий? Мало я тебя гонял, паршивца?

Некрас, завидев, что с его учителем всё в порядке, и он больше не собирается падать на земь, быстро метнулся, подхватил лежавший в пыли учебный меч и принял боевую стойку.

«Еко меня накрыло, – думал про себя Ярун, гоняя отрока по двору, – И не помню ничего. Зачем приходишь ко мне, зверь Велесов? Опять пакость какую-то готовишь? Зачем напоминаешь нехорошее, что уже минуло? Перуне Молниерукий, бог воинов славных, подмогни мне!»

Полгода провёл ярл Рёнгвальд Олафсон в тяжёлой подготовке к великому походу. Полоцкие кузнецы, под постоянным приглядом Кривого, день и ночь ковали брони, мечи, топоры, ладили наконечники для стрел и копий. Мастер, получив в руки приличную заготовку, скрывался за дверями своей кузни, и через несколько часов передавал в руки полоцким дружинникам дорогие артефакты.

Рёнгвальд дивился, какой силой обладали вещи, сделанные Кривым. К примеру, бронь из доброго северного железа, попав в руки кузнеца, после зачарования могла выдержать бросок копья матёрого свея с расстояния в двадцать шагов. Правда, его дружинник не всегда мог устоять на ногах, и после попадания жаловался на слабость в теле.

– А ты что думал, вой? – удивлялся Кривой, – Бронь нацепил, и великим воином стал? Чарам откуда силу брать, если не из твоего духа? Магам понятное дело проще, их дар держит. Запомни, чем сильнее твой дух, тем лучше ты с артефактом воевать сможешь! Уразумел? Лучше благодари богов, что лишней дырки в теле не осталось!

Геллир же, напротив, ругал словенского мастера нехорошими словами, тот, мол, возиться с каждой побрякушкой по полдня, а времени и так нет. Кривой лишь усмехался. К концу зимы почти полная сотня самых опытных хирдманов Рёнгвальда получила полный набор – доспех, шлем, щит, оружие. Ярл был доволен.

Дружинник, облаченный в такой набор, на равных сражался с одарённым бойцом. Защитные руны, наложенные мастером, творили чудеса. Особенно отличился Флоси. Маленький хирдман, поначалу не в какую не желавший разменивать руны финской вёльвы на закорючки хитрого словенина, после очередной победы над ошалевшим от такого исхода Турбьёрном, на Кривого чуть ли не молился.

Кузнец вместе со своими подмастерьями за выделенное время сумел таки выполнить просьбу Рёнгвальда, желавшего видеть на каждом из двух сотен своих ближайших дружинников хоть что-то магическое. Мастер слово сдержал. Брони получились загляденье. Посеребрённые, с защитными рунами, они ставили вчерашних неодаренных отроков вровень с простенькими магами.

Так, молния, которой подросший за зиму на полголовы сынок киевского воеводы Кёль кинул в одного из провинившихся дружинников, одетого в созданную Кривым бронь, лишь рассеялась, не причинив воину никакого существенного вреда. Ну, разве что волосы на макушке последнего встали дыбом, и тот стал похож на мокрого, купающегося в луже весеннего воробья.

А весна тем временем приближалась. Солнышко грело все теплее, по прикидкам старейшина Ядвига, лёд должен был треснуть со дня на день. А это означало, что до начала похода оставалось чуть больше двух седмиц.

Оружие у Кривого тоже вышло неплохим. Мечи при ударе ярко вспыхивали магическими рунами, и сталь клинка, загудев, перерубала балку толщиной с ладонь. Наконечники для стрел, луки, щиты – отборная сотня Полоцкого князя выглядела сурово и с первого взгляда внушала уважение.

Посол Киевского князя, как и было сказано Кёлем, пришёл из Киева к середине зимы, однако ничего Рёнгвальду передавать не стал. Ярл не обиделся. О подготовке к великому походу полоцкому князю сообщил один из варягов князя Белоозерского Стемида, по зиме гостившего в городе у родни. Понятное дело, не по своей задумке. Рёнгвальд, чинно поблагодарив варяга, попросил передать Стемиду желания здравствовать, и заверить, что будет рад плечом к плечу воевать с таким славным вождем, как князь Белоозерский. Варяг остался доволен.

В один из прекрасных солнечных дней на реке раздался грохот. Льдины, высоко вздымаясь, пошли вниз по реке. Начался ледоход. А значит, со дня на день – выход.

– Готовим корабли, братья, – удовлетворенно сказал Рёнгвальд.

Четыре драккара, Морской змей и три трофейных датских, на которых главенствовали сотники Турбьёрн, Ярун и воевода Геллир. На каждом – шесть-семь десятков закованных в зачарованную бронь умелых воинов. Сигурд, к явному сожалению последнего, по приказу Рёнгвальда оставался в Полоцке, княжим наместником.

– Сохрани мой город, брат, – сказал князь Полоцкий, обнимая Сигурда перед уходом.

– Я тебе это припомню, – угрюмо ответил парень. Сигурда можно было понять: Византийская империя, богатые города, горы золота, серебра и драгоценностей, великая слава и добыча! А он останется в далёком северном городе, с кучкой словенских отроков.

Помимо четырёх драккаров, с Рёнгвальдом отправилось одиннадцать пузатый лодей, с ополченцами-полочанами, желавшими пойти со своим князем грабить богатые ромейские земли. Рёнгвальд их не прогонял. Напротив, был очень рад в раз увеличившемуся войску. Несмотря на то, что вся ближняя дружина князя Полоцкого без особого напряжения разогнала бы словен, возомнивших себя воинами.

– Многие падут в этом походе, – честно предупредил Рёнгвальд, когда те пришли просить разрешения присоединиться к его дружине, – Однако те, кто выживет, вернуться домой умелыми воинами и с великой добычей!

Словенские лодьи шли исключительно порожняком, с понятными каждому целями – везти домой будущую добычу, которой будет не мало. Как бы места на всё хватило.

Рёнгвальд, стоя на носу Морского змея, шедшего впереди остальных четырнадцати кораблей, завёрнутый в тёплый плащ из дорого крашенного сукна цвета голубого неба, с гордостью смотрел на своё войско. Две сотни умелых хирдманов, и ещё почти восемь сотен ополченцев, плохо обученных, вооружённых кто-чем, но с высоким боевым духом. Изрядная сила!

– Подумать только, я – князь Полоцкий, – едва слышно прошептал Рёнгвальд, до хруста сжимая рукоять меча, покоившегося в дорогих, украшенных серебром ножнах, – Кажется, что только вчера я пришёл на эту землю, и вот уже веду почти тысячу воинов грабить далёкую богатую Византийскую землю.

Геллиров драккар, поравнявшись с Морским змеем, приблизился. Старый норег, лихо, на зависть остальным хирдманам, перемахнул через борт, перелетев расстояние в десяток шагов, и мягко приземлился рядом с Рёнгвальдом.

– Олаф бы гордился тобой, ярл, – проговорил Геллир, положив тому на плечо тяжёлую мозолистую ладонь.

– Он до сих пор не отомщён, – зло, по-нурмански прошептал Рёнгвальд, – Его убийцы до сих пор ходят по земле, дышат воздухом и оскверняют Мидгард своим присутствием. Я убью их!

– Мы убьём их! Убьём их всех! – ответил старый норег, – Но позже! Только представь, Рёнгвальд, какая добыча нас ждёт? А слава? Кто бы мог подумать, что я, старый норег, проживший больше полусотни лет, под старость пойду грабить ромейского императора?

– Я рад, что смог подарить тебе такую возможность, друг, – Рёнгвальд улыбнулся, незаметно смахнув с глаза проступившую слезу, превратив ту в маленькую льдинку.

– Трудные времена рождают сильных людей, Рёнгвальд, – серьёзно проговорил старый норег, – Сходим, пограбим ромеев, и назад. Не переживай за свой гард. Сигурд за ним присмотрит, чтобы тут ничего не случилось. Палтэскью никуда не денется.

– Он не в восторге от этой идеи, – рассмеялся Рёнгвальд.

– Но кто его спрашивал, – усмехнулся Геллир, – Дел у него сейчас, сам знаешь, гора. Я даже не уверен, что до осени он всё успеет. Загрузил ты его!

Сигурд, оставаясь наместником князя Полоцкого, получил от него важные задачи. По слову Турбьёрна, красочно описавшего киевские крепостные стены, Сигурд за лето должен был старый частокол снести, а в замен него поставить высокие толстые срубы.

– И чтобы были не хуже киевских, – подшучивал над братом Турбьёрн.

Сигурд обещал разобраться, и уже по уходу своего князя начал решать возложенную на того задачу. В помощь парню Рёнгвальд дал старейшину Ядвига. Старый кривич был уже совсем плох, почти не вставал с постели, мало ел, больше отдыхая и проводя время в горнице, на тёплой печи. Помощь Яруна старейшине не сильно помогала.

– Он устал жить, – сказал старый варяг после очередного лечения, – Больше я ничем ему помочь не смогу.

И это было правдой. Ядвиг медленно умирал. Однако его светлый ум и умение договариваться хоть с кривичем, хоть с нурманом, делали его очень полезным для Сигурда человеком. Да что уж говорить, Рёнгвальд сам уважал и любил старейшину, как давно убитого отца. Тот отдаривался тем же.

– Дождусь тебя, княже Роговолд, – тихим слабым голосом сказал Ядвиг во время последнего их разговора, – Вернёшься, и сожжёшь меня.

– Добро, – пообещал тогда Рёнгвальд.

Полоцкая флотия без приключений спустилась вниз по Диве, и начала переправляться через волок. Рёнгвальд с удовольствием оглядывал плоды своих немалых трудов. Широкий, два корабля спокойно разойдутся, удобный сухой путь вплоть до полноводного Днепра.

У самой воды – дома с жившими тут же трудолюбивыми смердами, готовыми за хорошие деньги трудиться не покладая рук. Воложьи упряжки, толстые накатные бревна, присыпанная мелким камнем дорога – всё для хорошей работы. Чуть поодаль крепостица малая, с башенкой сигнальной, и десятком добрых воев. Случись что, пошлют весть огнём или дымом, конная сотня из Полоцка в миг в седла, и к волоку, бить ворога.

За прошедший год вложения окупились сторицей. Благодарные купцы, платя мыто за охрану, всегда поминали князя Полоцкого Роговолда добрым словом. Со многими богатыми людьми ярл завёл дружбу за этот год. Приятно было осознавать, что труды его не пропали зря. Росло и крепло независимое Полоцкое княжество.

Через седмицу миновали последние речные селения, находящиеся под властью Рёнгвальда. Дальше начинались земли, по праву принадлежащие напрямую Киеву, однако руки Великого князя дотягивались сюда далеко не каждый год. Своих проблем на юге хватало.

Ещё через пару дней дошли до Любеча. Город был важной частью торгового пути, подчинялся Киеву и ежегодно кланялся Великому данью. Местный князь также собирался в поход по слову Игоря, и готовился выставить раза в полтора больше воинов, чем Рёнгвальд, и вдвое больше судов. Однако приготовления тот ещё не закончил, и князь Полоцкий со своими не стали задерживаться. Так, познакомились, обменялись небольшими подарками, отдохнули денёк и снова пустились в плавание вниз по реке.

– Богатые места, да, брат? – спросил Турбьёрн во время очередной вечерней стоянки, когда флотилия князя Полоцкого добралась до устья реки Припять, – Ядвиг рассказывал, мол, смерды, что по обеим берегам реки этой живут, в болоте железные крицы добывают, и сами железо куют. Как думаешь, правду говорил?

– Тому врать не к чему, если уж сказал, то правда, – ответил за князя воевода Геллир.

– А князь Киевский землю эту под свою руку никак привести то и не может, – снова проявил осведомлённость Турбьёрн.

– Тот лет десять назад другое словенское племя, древлян примучил, и князя ихнего данью обложил. Говорят, великая была дань. Смерды древлянские детей своих в холопы отдают, чтобы с князем Киевским расплатиться, – ответил Геллир, – А по другой берег и племя другое живёт, дреговичи. Вот они по болотам прячутся, и просто так примучить их не выйдет.

Турбьёрн замолчал. Надолго. Задумался. О князьях, людях вольных, племенах словенских. Прав был киевский норег Торвальд Медвежья Лапа, когда говорил, что хорошая это земля. А власти в ней сильной нет. Приходи, и владей.

А ещё через седмицу прибыли в Киев. Теперь прав уже был брат Турбьёрн, называя Киев великим городом. Рёнгвальд впечатлился. В первую очередь, красотой и прямо пышущей во все стороны мощью и величием. В вторую, стенами. Такой город с наскока не взять. Но как говорил один мудрый воин, крепость города не в стенах, а в его защитниках.

Киевский воевода Хвитсерк Харальдсон встречал Рёнгвальда на причалах. Чинно поздоровался с ярлом, поручкался с Турбьёрном, тепло обнял Кёля.

– Благодарю тебя, князь Полоцкий, что принял моё приглашение, – громогласно заявил воевода, – Я смотрю, ты привёл много могучих воинов в мою дружину?

Рёнгвальд кивнул. Всё понятно – князь Киевский Игорь не был осведомлён об участии князя Полоцкого Роговолда в великом походе. Интересно, почему? А прямо и не спросишь.

С Великим князем Киевским Игорем Рюриковичем пообщались вполне дружелюбно. Тот натужно порадовался силе приведённого Рёнгвальдом войска, хотя князь Полоцкий из первых уст знал, что дружина того же воеводы Хвитсерка насчитывает раз в пять больше воинов, чем у него.

Познакомился Рёнгвальд и с другими уважаемыми людьми Киева, варяжским воеводой Асмундом, воеводом Свенельдом, другим свейским воеводой Хальгу.

– Ярл града Палтэскью Рёнгвальд Олафсон? – переспросил Хальгу, когда тому представили князя Полоцкого, – Это правда, что ты малым числом разбил хирд ярла Рогнира Большой лапы?

– Какое тебе дело убитого дана, воевода? – напрягся было Рёнгвальд.

– Он был моим кровником, ярл, – успокоился того Хальгу, – Три зимы назад он разграбил торговый поезд моего троюродного брата. Мне грустно, что я не смог отомстить за его смерть сам!

– Поверь мне, воевода, – усмехнулся Рёнгвальд, – Большая Лапа не умер быстро. Я как-нибудь расскажу тебе, как убил его. Уж поверь, умирал он долго!

По зову Великого князя в Киеве собралось тридцать тысяч воинов. Был тут и князь Белоозерский, и Плесковский, и Смоленский, и Черниговский. Большинство из них открыто признавало власть и старшинство Киева. Другие, такие как сам Рёнгвальд, предпочитали водить с Великим князем дружбу, как равным с равным. Само собой, последнего это не устраивало, но поделать с этим он ничего не мог.

Что особенно удивило Рёнгвальда, так это расположенный невдалеке от стен стан кочевников. Как объяснил тому воевода Хвитсерк, Игорь позвал с собой в поход союзных Киеву печенегов. Полоцкий князь впервые рассмотрел воинов степи так близко, а с особо важными даже познакомился лично. Особого восхищения они у него не вызвали. Маленькие, желтолицые, узкоглазые. И такие вонючие, будто дохлые собаки. И такие же визгливые.

Однако увидев, как молодой печенег, возрастом чуть старше Сигурда, на полном скаку всадил стрелу за сто шагов в нарисованный на куске холстины глаз, невольно проникся к печенегам уважением. И Рёнгвальду сразу перехотелось встречаться с таким воином в дикой степи. А печенегов под стенами Киева собралось тысяч восемь-десять. Рёнгвальд, смотря со стен на огромный лошадиный табун в несколько десятков тысяч голов, пытался сосчитать, сколько же стоит кормить такое войско. Получалось у князя Полоцкого плохо.

К началу лета дождались последних князей, откликнувшихся на зов Великого Киевского князя. Огромное войско собралось у стен Киева. Почти сорок тысяч пеших воинов, тысяча кораблей, десять тысяч союзной лёгкой конницы. К началу лета киевское войско выдвинулось в поход – грабить ромеев!

Роман Первый Лакапин, старейший император Византийской империи, сидел за столом в закрытой царской палате и выслушивал нервничающего посланца стратига Херсонеской фемы Варды Фоки.

– Россы, мой господин. Огромное войско варваров-скифов собрал под своей рукой архонт Ингварь. Варанги, пацинаки, общим числом более пятидесяти тысяч, на тысяче кораблях.

Император молча поднял руку. Посланец тут же умолк, и рухнул на колени. Роман, окутав кулак в тёплое, мягкое, податливое, полностью подчинённое воле великого одарённого пламя, несколько минут, не мигая, смотрел, как оно лижет его пальцы, не причиняя ни малейшего вреда. Стоявшие вокруг евнухи и царедворцы не смели проронить ни слова.

– Пацинаки тоже идут на кораблях? – спустя время спросил Роман.

– Нет, о Великий! – смутился посланец, – Архонт россов отправил их через земли дунайских мисян. Пацинаки грабят прибрежные селения, снабжая флотилию россов необходимым продовольствием и иными припасами.

– Что наш флот? – негромко поинтересовался император.

– Воюет с арабами вблизи Сицилийских островов, – ответил патрикий Феофан, заместитель друнгария флота, оставшийся в столице по слову своего господина.

– Стратиг Херсонской фемы Варда Фока с пятью тысячами катафрактов переправился через Эвксинский понт и пытается сдержать варваров, не пустив тех к Константинополю, – продолжил посланец.

– И как у того успехи? – с усмешкой поинтересовался император.

Посланец сокрушенно вздохнул. Хвастаться было нечем.

– Сколько в столице кораблей, готовых дать россам бой? – спросил Роман у патрикия Феофана.

– Пятнадцать ветхих хеландий, – не моргнув глазом, ответил заместитель друнгария.

– Хоть что-то, – проговорил император, рассеивая пламя и усаживаясь в богатое кресло, – Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, которые остались. Но разместите устройства для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам.

– Да, о Великий! – патрикий припал на одно колено.

– Флот поведёшь ты, – палец императора указал на Феофана, – И да поможет нам Бог! Пошлите также вестников к доместнику схол Иоанну Куркуасу, и к наместнику Иоанну Цимисхию в Сирию. Он должен разбить арабов и гнать мой флот обратно, на защиту столицы!