«...Грабёж и разбор проходит по землям твоим. Ярл нурманский Рёнгвальд Олафсон, ныне зовущий себя князем Роговолдом Полоцким, пришёл из-за моря меньше лета назад. Сел в городище, названным Плоцк, что стоит на берегу реки Дивы, что впадает в суровое Варяжское море. Одарённый маг не из худших, властитель умелый, воин справный. Войско при нем не великое, числом меньше двух сотен, и почти все сплошь пахари-лесовики, пожелавшие стать воинами. Смиренно просим помощи у заступника нашего, князя Великого Киевского Игоря Рюриковича, хакана Тмутараканского. Челом бьём, оборони, княже, от разбоя и произвола. Волк нурманский Роговолд на волоках сидит, мыто с проходящих наших кораблей взимает невозбранно, десятую часть со всех товаров...» – читавший свиток посол новгородских старшин, завидев повелительный взмах руки, прекратил гундосить и мгновенно заткнулся.
Брякнул золотой браслет. Поднявшиеся было гудение в палате Великокняжеского Киевского детинца тут же стихло. Князь Игорь Рюрикович, доселе лениво сидевший в высоком резном деревянном кресле, и лениво слушавший послание, поднял заинтересованный взгляд. В глазах немолодого мужа вспыхнуло жадное, всепожирающее пламя.
Посол, один из новгородских бояр, пухлый, широколицый, дородный, засиял благолепной улыбкой. Как же, сам Киевский князь заинтересовался! Глядишь, и накажет строптивого нурмана, пожелавшего грабить вольный город Новгород.
– Десятую часть? – вопрос Великого князя нарушил мёртвую тишину, стоявшую в палате.
– Да, да, Великий! – пухляш быстро-быстро закивал головой.
Игорь задумался. Смахнул с лица чёрный чуб с проседью. Пригладил длинные варяжские усы. Хмыкнул. Великий Киевский князь был сыном варяга, воспитан варягом, но не доверял своему народу. Варяги. Слишком честные, слишком свободолюбивые.
– Хвитсерк, – негромко позвал князь.
– Я здесь, батька. – названный нурман тут же выступил вперёд. Золота на нём было не меньше, чем на самом Игоре.
Воевода Хвитсерк Харальдсон, ближайший нурманский соратник Игоря, знавший того ещё с юных лет. Верно служил ещё под началом Олега, после его смерти не пожелавший возвращаться в далёкие северные фьорды, и с гордостью присягнул новому князю. Игорь же Хвитсерка приблизил, сделав воеводою, доверился, дал под начало большую тысячу дружинников.
– Что скажешь? – спросил Великий князь, кивнув в сторону новгородского посланника.
Нурман ухмыльнулся. Одарил посла надменным взглядом, и громко произнёс на всю палату:
– Ложь!
Посол аж затрясся от возмущения, открыл было рот, чтобы возразить, но Игорь поднял руку. Поднявшийся в палате гул в очередной раз, будто по волшебству, стих. Хвитсерк, красуясь, медленно вышел на середину палаты, встал прямо перед князем и повторил:
– Ложь! Во-первых, княже, это не наша земля. Тамошние смерды нам данью не кланяются. Если уж посудить, то это вотчина князя Белоозерского, и самого вольного Новгорода. Пускай сами меж собой разбираются, коли на то пошло. Во-вторых, нет там никакого произвола, разбоя или грабежа.
– Ты хочешь сказать, что никакого ярла Рёнгвальда нет? – поинтересовался князь.
– Почему же? – деланно удивился Хвитсерк, разводя руки, – Слыхал я про Роговолда, князя Полоцкого. Донесли мне, достойный воин. Умел, храбр, разумен, несмотря на юный возраст. Силу копит. Данов залётных, что его земли ранней весной грабить приходили, поучил хорошенько, малой дружиной большую сотню побил. Вот их, – кивок на посланца, – Да, притесняет. Но говорили мне, за обиду. Боярин новгородский Брезгой хулил князя, разными нехорошими словами называл.
– Малой дружиной большую сотню? – нахмурившись, уточнил Игорь. Слова Хвитсерка не понравились Великому князю. Хотя тот был отчасти прав. Нет на севере у него, Игоря, явной силы. Прав воевода, не их это земли. Хотя тот же Новгород дань платит исправно.
– Хирд ярла Рогнира Большой Лапы, – уточнил Хвитсерк, – Хитростью взял, да умением. Больше тебе скажу, Великий князь – земли по обе стороны Дивы под себя Роговолд взял. Других нурманов, которые из Варяжского моря приходят, говорили мне, бьёт нещадно, грабить земли свои не даёт. А за защиту, князю сильному, дать долю малую незазорно.
– Малую долю?! Десятую часть всех товаров?! – перебивая воеводу, завопил на весь терем пришедший в себя посланник.
– Никши! – прикрикнул на того Игорь, и Хвитсерку, – Продолжай, воевода.
Хвитсерк многообещающе посмотрел на посланника. Тот нервно сглотнул, попятившись к выходу. Ссориться с могучим Киевским воеводой ему не хотелось.
– Князь Роговолд покой на своих землях бережёт, – продолжил между тем Хвитсерк, – И это правильно. Нам сильный север выгоден. Будет меж Новгорода и Киева править сильный и верный тебе человек – будет торговля спокойней, больше товаров, больше злата да серебра. Слово моё таково: дозволь, княже, отправлюсь я в Полоцк. Поговорю с князем, пускай платит Роговолд дань тебе, как младший.
На последних словах жадное пламя особенно сильного полыхнуло в глазах Великого князя Киевского. Знал Хвитсерк Игоря, хорошо знал. И слова подобрал правильные. И успокоился жадный до чужих богатств князь Киевский. Поверил – нет в Полоцке для Киева угрозы.
– Не гневайся, княже, но никак больше дать не можем, – пролепетал рухнувший в ноги ярлового коня местный староста, дряхлый седой морщинистый дед.
– Не говори попусту, смерд! – прикрикнул на лежавшего Сигурд, и замахнулся, чтобы хлестнуть старосту плетью. Рёнгвальд сделал знак – парень остановил занесённую руку.
Князь Полоцкий с малой дружиной, со старым варягом Яруном и старейшиной Ядвигом конно объезжали селенья да деревушки смердов, расположенные по обеим берегам реки Дивы. Воевода Геллир Скулфсон и брат Турбьёрн, по просьбе Рёнгвальда, остались в Полоцке, хотя последний очень хотел поехать.
– Поднимите его, – кивнул ярл ближайшим дружинникам. Те, живо соскочив с коней, шустро подняли дедушку и поставили на ноги. Староста повис на руках дружинников, словно нашкодивший пёс.
– В глаза князю смотреть! – гаркнул Сигурд. Смерд послушно поднял голову.
Заезжать в каждое селение лично решил сам Рёнгвальд. Сделал он это по нескольким причинам: во-первых, пообщаться с местными именитыми людьми, напрямую договориться о ценах и размере товаров. Пускай видят богатые смерды да зажиточные огнищане – есть теперь у земель здешних сильный хозяин. Во-вторых, ярл рассчитывал за счёт молодых селян-лесовиков набрать пополнение для своего хирда. Мол, коли есть в деревнях да селениях парни храбрые да сильные, милости просим в княжью дружину.
– Год плохой был? – медленно спросил Рёнгвальд, смотря старосте прямо в глаза. А от молодец, только с виду дряхлый, а духом твёрд, взгляд не отвёл. Выдержал, не отвёл. Затем медленно покачал головой.
– Хороший год, княже. И зверя много набили, и шкур, и дичины. Однако не можем дать больше.
Рёнгвальд задумался. В дальнее селище, указанное Ядвигом как окончание подвластных князю владений, они заехали целенаправленно. Дальше начинались данники новгородских бояр. Заехали посмотреть, оценить. Может, если нужда есть, крепостицу малую поставить. А тут – такое.
И не похоже, что смерд жадничал. Эти люди всегда под кем-то ходили. Для них дань дать – дело привычное. Однако не такую смешную, которую предлагает староста сейчас. Значит, проблема в другом.
– Почему? – бросил Рёнгвальд старосте.
Тот помолчал. Задумался. Тяжело вздохнул. Сигурд уже было открыл рот, что прикрикнуть на нерадивого смерда, когда тот поспешил с ответом:
– Другие придут, тоже заберут.
Вот так новость! Рёнгвальд даже удивился.
– Какие такие другие? – ярл вопросительно поднял бровь. Смерд тут же рухнул на колени, запричитал, заканючил. Рёнгвальд брезгливо поморщился – рановато он старосту в храбрецы записал.
– Сигурд, брат, разберись, что тут, не досуг мне, – бросил он парню, а сам с десятком дружинников пустил коня на ближайший взгорок, оглядеться. Место приятное. Дива с плотным каменным берегом здесь делала петлю, омывая деревеньку, считай, с трёх сторон. Лес вокруг высокий, хвойный. Деревья толстые, человек еле-еле обхватит.
Сзади послышался стук копыт. Рёнгвальд обернулся – на взгорок въезжал Сигурд. Недовольный. Рядом бежал красный староста, на котором лица не было.
– Что у вас? – быстро спросил Рёнгвальд.
– Этот смерд, – кивок на старосту, – говорит, мол, приходили люди из Холмгарда. Сказали, князю нурманскому дани не давать. Они, мол, сами придут по осени и соберут.
– Так и сказали? – рассмеялся Рёнгвальд. Староста поспешно закивал косматой головой.
«Вот торгаши проклятые, – весело подумал про себя ярл, – Ну я вам задам! Видят боги, не я первый начал данников с земель перенимать!»
В слух же сказал иное:
– Как вернёмся, Сигурд, возьмёшь у Ядвига десяток плотников, что терем мне строили. Придёшь сюда, построишь тут крепость малую. Вот тут, – князь указал на взгорок, – башню дозорную поставишь. Да, лес кругом, далеко не видать, зато за рекой наблюдать милое дело.
Сигурд послушно кивнул.
– А ты, человек, – обратился Рёнгвальд к старосте, – готовься гостей дорогих встречать. Кормёжка, ночёвка, всё с тебя будет. В счёт будущей дани, – добавил ярл, увидеть, как опустились плечи старосты.
Тот сразу воспрял духом.
– Да мы! Да я! – староста не мог подобрать слов, – Храни тебя Велес, княже! Прибыток дому твоему, сыновей крепких да дочерей красных...
Рёнгвальд, ухмыльнувшись, прервал смерда.
– Сейчас же, распорядись, – взмахом ладони прервал смерда Рёнгвальд, – фуража пускай нам в дорогу соберут, и пожрать сообразят. Мы у тебя заночуем, а по утру тронемся.
Дед шустро убежал выполнять сказанное. Сигурд, почесав затылок, поинтересовался по-нурмански:
– Скажи, Рёнгвальд, зачем местным бондам здесь крепость?
– А представь, брате: придут холмгардцы сюда по осени, за данью. Слюни текут, сумы седельные распахнуты, – Сигурд тихонько захихикал, – А здесь боле не деревенька захудалая, а крепостица, пусть и маленькая, зато крепкая. Наша это земля, брате. А за нашу землю, наших данников, мы должны стоять. И стоять крепко. Чем больше вольных людей придёт в Полоцк и принесёт вот это, – князь похлопал по меху, которым была подбит его шлем, – тем мы с тобой станем богаче. Потому что богатство наше вот оно, – Рёнгвальд широким жестом обвёл стоявший кругом сосновый бор, – Главное, взять под себя. И удержать.
Заночевали спокойно. Ночью их никто не потревожил. Но на следующее утро, как задумывались, уйти не получилось. Сигурд, затеявший с утра тренировку, вытащил Рёнгвальда на укромную полянку, шагах в двадцати от лагеря. Парню не терпелось потренировать магические навыки с более опытным противником. Получив особенно крупный ледяным шаром в брюхо, Сигурд отлетел в сторону, в ближайшие малиновые кусты. Поворочался там пару минут, приходя в себя. А после издал такой ликующий рёв, что вороны, недовольно каркая, слетели с ближайших деревьев.
– Ты глянь, ярл! Матёрый! Ух, какие лапищи! – восклицал Сигурд, увлечённо копошась в земле. Рёнгвальд нагнулся, пытаясь рассмотреть, что же так обрадовало младшего брата. Следы. Большие. Медвежьи. Свежие. Сегодня ночью, самый край, вчера вечером, лесной хозяин приходил лакомиться вкусной ягодой-малинкой.
Вокруг них тем временем собрались остальные дружинники, разбуженные громкими криками. Рёнгвальд вопросительно посмотрел на Сигурда. Тот глупо лыбился, приглаживая ушибленный бок. Заметив недоумение в глазах ярла, парень присвистнул:
– Ну что ты, ярл! Могучий зверь! Ай-да возьмём? Мне отец рассказывал, что вот они, – кивок на стоявшего рядом Яруна, – Мишку ножом берут. Попробовать страсть как охота!
Рёнгвальд глянул на старого варяга. Тот, чуть подумав, кивнул. Мол, есть такое дело.
Собрались быстро. Торопить никого и не требовалось. Охота, это всегда дело интересное. А сойтись с матёрым медведем, считай, с голыми руками – не просто интересно, а почётно. Медведь он же кто? Хозяин лесной! Говорят, тролли в них обращаются и неугодных людишек заламывают. Ну, кто им напакостил как-нибудь.
Отправились малым десятком. Сам Рёнгвальд, обнаруживший след Сигурд, старый варяг Ярун, пара дружинников по опытнее, три варяжских отрока, и один проводник из местных. Последний – с собачками. Мохнатые такие зверюги с серой шкурой, больше похожие на волков, чем на собак, след взяли довольно быстро.
Шли по сосновому бору долго, а к полудню миновали маленький ручеёк. Когда им попалась свежая куча дерьма, ещё даже тёплая, псарь сказал:
– Наелся, сейчас побродит немного и спать завалиться. Скоро уже.
Двигались теперь тихо. Почти бесшумно. Мишка, он ведь такой зверь – почует, что не на его стороне победа, в бега пустится. А когда сытый, ленивый становиться. Бегать не любит, хотя очень даже умеет. А лапой если врежет, ух, мало не покажется!
Всеми этими охотничьими премудростями делился с Рёнгвальдом один из молодых дружинников – Морозец, добродушный рыжий парень, чем-то напоминавший ярлу брата Турбьёрна. Имя не совсем подходило молодому варягу, тот был нетерпелив, вспыльчив, однако с ярлом общался уважительно. Морозец говорил вполголоса, а Рёнгвальд слушал внимательно. Запоминал. И делал зарубки в памяти – толковый парень, надо будет его...
Додумать Рёнгвальд не успел. Метнулась огромная тень, шедшего впереди псаря снесло в лесную чащу, послышались сдавленный крик, хруст, чавканье. На тропу выбралась одна из псин. Собака мелко тряслась, громко лаяла, медленно отступала спиной, поджав хвост.
Иные звуки затихли, даже птицы перестали щебетать. Лишь где-то в кустах раздавалось негромкое чавканье. Рёнгвальд медленно вытащил из ножен меч, пустил в него немного сил дара, приготовился. Клинок покрылся голубоватой дымкой. Стоявший чуть позади ярла Морозец покрепче перехватил копьё. Чавканье тем временем прекратилось, наступила зловещая тишина, нарушаемая только едва слышным поскрипыванием высоких сосен.
Рёнгвальд сделал знак. Морозец передал Яруну своё копьё. Старый варяг, широко размахнувшись, ловко метнул его в чащу. Тишина.
– Может, ушёл? – громким шёпотом спросил один из отроков.
– Сходи проверь, дурень! – цыкнул на него один из дружинников.
Сигурд, стоявший позади всех, вместо ответа резко присел. Послышался хруст ломаемых веток, метнувшийся зверь промахнулся, не достав парня всего на пару локтей, и Сигурд ловко прикрылся от удара могучей лапы окованным по краям щитом.
Рёнгвальд, как и всё остальные охотники, наконец-то получил возможность разглядеть невиданного зверя. Им оказался огромный, в полтора человеческих роста, широченный бурый медведь. Толстенные лапищи с острыми, длинной с хороший кинжал, когтями, царапали мелкие камни. Плотная шкура, выпирающие из пасти клыки, капающая на землю кровавая слюна, острые маленькие чёрные глазки.
Стоявший позади Сигурда отрок метнул копьё. То, ударив в зверя в шкуру, высекло сноп ярких искр, и улетело в придорожные кусты.
– Магический зверь! – заорал Морозец, – Вместе – разом!
Атаковать одновременно не получилось. Медведь, отреагировав на крик, ускорился, сбил с ног прозевавшего удар Сигурда, и навалился на того сверху всем весом. Отрок, метнувший копьё, не успел даже вытащить меч. Хотя, обычное железо вряд-ли помогло бы против такого противника. С лапы медведя сорвался сноп магических искр, яркая вспышка, и в отрока ударила короткая молния. Тот, дёрнувшись пару раз, ничком повалился на траву. В нос ударил запах палёного мяса.
– Ааа! – диким голосом ревел лежавший под медвежьей тушей Сигурд, пытавшийся пробить толстую шкуру ударом кинжала, как недавно показывал старый варяг. Куда там! Медведь, несмотря на кажущуюся неповоротливость, резко спрыгнул с парня и снова ударил. В этот раз не молнией, а просто когтистой лапой.
Сигурд успел на долю секунды раньше. Толстый ледяной шип, выросший в руке мага взамен брошенного кинжала, ударил медведя прямо оскаленную пасть. Мишка недовольно заворчал, затряс головой, мощными челюстями перекусил шип, проглотил.
– Магией его, князь! – заревел Морозец, бросая в зверя небольшой поясной топорик. В этот раз защита медведя не сработала, сказался магический перегруз. Топор вошёл чуть повыше левого плеча. Не глубоко, на ладонь. Оглушительный медвежий рёв пронёсся по всему лесу. Коротким ударом лапы тот переломил древко, развернулся, бросив Сигурда, и метнулся к первому попавшемуся воину.
Дружинники и пара оставшихся на ногах отроков сбились в кучу, мгновенно собрали строй и ощетинились копьями. Медведь, поняв, что момент упущен, развернулся и намерялся рвануть в лесную чащу, под прикрытие кустов.
– Расступись! – заорал Рёнгвальд. Строй открылся на один удар сердца. Ярлу хватило. Острый ледяной диск, слетевший с рук Рёнгвальда, вылетев из строя, подрезал удирающему зверю заднюю правую лапу. Медведь зло рявкнул, оглянулся. В глазах зверя метнулись магические искорки.
– Ложись! – крикнул Морозец, подавая пример и первым падая на землю. Мощный раскат грома пронёсся по лесу, яркая вспышка на мгновенье ослепила Рёнгвальда. Молния, ударившая из пасти зверя, попала в стоявшую позади разом упавшего строя высокую ель. Дерево, треснув у самого корневища, шумно рухнуло на землю, и чуть позже ярко вспыхнуло ядовитым зелёным пламенем.
– Ааа! – взревевший Сигурд, успевший вскочить на ноги, отбросил в сторону щит, высоко подпрыгнул и ударил. Мощно, сильно, красиво, с двух рук. Ледяной кол саженной длины, выросший в руках парня в последний миг, пробил медведю загривок, и вышел снизу, намертво пригвоздив того к земле. Лёгкий разряд прошёлся по всему телу мишки. Сигурд задёргался, волосы вздыбились, тот разом стал похож на взъерошенную весеннюю ворону.
Медведь засучил задними лапами, силясь подняться. Ярун, выхватив из-за пояса топор, метнулся к лежавшему на земле зверю и ударил. Раз, потом ещё раз. Медведь взревел, попытался достать варяга лапой. Тот легко уклонился, и особо сильный ударом снёс зверю голову. Разум в глазах умирающего зверя мгновенно угас, раскрытая в злобном рыке морда задеревенела.
Сигурд, чуть поддёргиваясь, сполз с туши убитого на землю и чуть слышно застонал. Морозец, подошедший сбоку, начал увлечённо рассказывать Рёнгвальду:
– Вот это зверюга! Шкура толстенная, железо не пробьёт, а если особо сильно ударить, то и молнией получить можно. Ох, Перунов зверь! Представь, княже – строй наших с такими вот щитами, да в таких бронях! Да ни один враг не устроит!
Рёнгвальд мгновенно развернулся и внимательно посмотрел на парня. Тот хоть понимает, что он сейчас сказал?
Морозец продолжал нахваливать умершего зверя, осторожно щупая лапы, трогая шкуру, живот, зачем-то полез медведю в пах. Направленного на него заинтересованного взгляда увлечённый дружинник не замечал.
– Княже, зверя тут разделывать станем или на волокушу, и до лагеря? – спросил Ярун, вытирая кровь с лезвия топора о шкуру убитого медведя.
– Здесь разделаем, такую тушу до лагеря до вечера не дотащить, умаемся, – махнул рукой Рёнгвальд, снимая с меча заклятье и пряча клинок в ножны.
– Непонятно только, чего он на нас напал? Ушёл бы, мы б его и не догнали, – продолжал тем временем Морозец, прекратив шарить у медведя в паху, и обходя тушу со всех сторон.
– С голодухи, – сказал другой подошедший дружинник, указывая на брюхо поверженного медведя, – Время уж почти лето, а жирка мишка не нагулял. Кушать хотелось, вот и напал.
И действительно. Вблизи стало видно, что жира у зверя почти нет, так, кожа да мясо. Ярл пальцем потрогал шкуру. Остаточный заряд молний мгновенно вздыбил волосы Рёнгвальда.
– Хотя самое время для них, – сокрушенно проговорил дружинник, имя которого ярл никак не мог вспомнить, – В реке рыбу половить, ягод поесть. И в берлогу спать завалиться.
Один из оставшихся в живых отроков поднял отрубленную медвежью голову, повертел в руках.
– А ну дай сюда, – потребовал Ярун, выхватывая из рук отрока ценный трофей, и пряча его в заспинный мешок.
– В Плоцк вернёмся, в мёд положу, – пояснил он Рёнгвальду, – Высушим, и в палате княжьей повесим.
– Годно, – согласился Рёнгвальд.
Лежавший на земле Сигурд, застонав, сел. Пригладил вставшие дыбом волосы, растёр руками лицо. Вид у него был, прямо скажем, потрёпанный.
– Как ты, брат? – насмешливо спросил Рёнгвальд, подавая тому руку и помогая подняться, – Ай-да ещё поохотимся? Дивный зверь!
– Ага, – недовольно пробурчал Сигурд, пошатываясь. Его тело время от времени содрогалось, парень болезненно кривил лицо.
– Теперь никаких медведей! И никаких варяжских ударов! – сказал тот, и пошатываясь, поплёлся в глубь леса.