Князь Полоцкий. Том I

Глава 19

Рёнгвальд сидит, прислонившись спиной к тёплому, прогретому южным солнцем борту драккара Великого князя. Сидит, задумчиво уперев подбородок рукой, приглаживает отросшую за все похода светлую бороду, настороженно разглядывает стоявшие вдалеке ромейские корабли.

Закатное солнце уже давно коснулось горизонта, но до захода светила оставалась ещё пара часов. Рядом, на румах, пустых ящиках, тяжёлых сундуках, а кто просто голых досках палубы – оставшиеся в живых верные Игоревы воеводы. Лица у всех мрачные, насупленные.

– Нореги Хальгу разбиты, – хрипло повторил печальную новость Асмунд.

Весть о разгроме свейского ярла галопом принесли на своих маленьких степных лошадках несколько уцелевших младших печенежских ханов. Копчёные, которые по договору должны были поддержать Хальгу в случае атаки ромеев, просто напросто бросили бывших союзников, едва дело запахло жареным.

Похватав награбленное, они шустро пустились наутёк, разнося по побережью весть о прибытии в провинцию сорокатысячного войска грозных ромейских катафрактов во главе с патрикием Иоанном Куркуасом.

Та часть русов, решивших отправиться на выручку норегам, а заодно пополнить изрядно оскудевшие запасы провианта в византийском городке Винифии, обратно не вернулась. Большой отряд, почти пять сотен умелых хирдманов, вышел из лагеря на рассвете. И вот уже второй день от них нет никаких известий.

Тяжёлая ромейская конница, превосходящая численностью и боевой подготовкой, со слов печенегов встала укреплённым лагерем в паре дней пути от стоянки русов. Киевский князь, едва получив весть, этим же вечером собрал оставшихся верных воевод и устроил совет. Рёнгвальда тоже пригласили, несмотря на то, что человеком Великого князя Киевского он не являлся.

– Уходить надо, воеводы, – прогудел Асмунд, выдержав долгую паузу.

– Оно и понятно, что нужно, – ответил киевскому воеводе князь Плесковский, хмурый крепкий варяг, – Но что-то мне не вериться, что вот они, – кивок на стоявшие вдалеке ромейские корабли, – Нас так просто отпустят.

Все собравшиеся замолчали, посмотрели на Великого князя. Тот, не моргая, глядел на медленно уходящее закатное солнце, и на нависшие над горизонтом хмурые тёмные тучи.

– Чую я, братья, – проговорил Игорь, разглядывая медленно приближающийся шторм, – Ночь дивная будет.

– Плохая, Великий, – возразил тому княжич Белоозерский Руальд, тоже всматриваясь в небо, – К полуночи небо затянет, непогода разыграется! Выходить в такое время в море смерти подобно! Не видно ж ничего, тьма – хоть глаз выколи!

Рёнгвальд чуть слышно усмехнулся. Он уже понял, к чему клонит Великий князь. Игорь холодно посмотрел на княжича. Тот мгновенно стушевался.

– К полуночи, – коротко бросил Великий князь, – И тихо.

Вечером девятого сентября пятнадцатого индикта оставшиеся корабли россов всё также мирно покачивались на морских волнах вблизи берега. Патрикий Феофан, в который раз оглядев суда мерзких язычников-варваров, лишь зло стиснул зубы и сплюнул за борт. От справедливой расправы тавроскифов спасало лишь проклятое мелководье. Если бы не оно, Феофан давно бы уже закончил начатое.

Император Роман Первый Лакапин, владыка Византийской империи, дал чётко понять патрикию – не один корабль россов, будь то драккар, или даже самое мелкое дырявое судно, не должен покинуть побережье.

Ежедневно Феофан получал известия от другого патрикия, Иоанна Куркуаса, умелого полководца и стратега, так удачно разбившего почему-то отделившиеся войско варваров на территории Фракийской провинции.

«Озверев от крови и вседозволенности, варвары беспечно творят беззаконие на великой имперской земле. Кажется мне, что тавроскифы предали огню всё побережье Стена, а из пленных одних они распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связывают за спиной руки и вгоняют им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов Божьих. Однако надвигается зима, и у россов заканчивается продовольствие. Беспечные варвары ничего не смыслят в военном деле. Мы с лёгкостью разобьём их разрозненное войско. Да поможет нам Бог!» – писал в одном из своих последних посланий Куркуас.

Ночью разыгралась непогода. Дождь часто бил и хлестал паруса, ярко сверкали молнии, сильные волны шумно бились в борта хеландия. Феофан, ворочаясь на узкой койке в своей каюте, никак не мог уснуть.

Два месяца назад, пятнадцатью судами успешно разгромив варваров у входа в пролив Босфор, он не пустил архонта Ингваря в город кесарей. Победа была великой. Почти десять сотен судов и более сорока тысяч воинов отправились на морское дно.

Упустил патрикий самую малость, меньше десятой части росских кораблей. И теперь эта меньшая часть, избежав кары Господней, продолжает терзать империю. Из-за его, патрикия, ошибки. Лишь бы никто в Палатине не решил, что он сделал это нарочно.

Феофан поднялся, глянул в мутное окно каюты. Тьма непроглядная, дальше вытянутой руки ничего не видать. Патрикий облачился в доспех, потуже затянул ремешок имперского шлема, закинул тёплый кожаный плащ и поднялся на палубу.

Дождь лил как из ведра. Громкие раскаты грома и яркие вспышки молний то и дело озаряли небосклон. Феофан стоял на носу своего хеландия и напряжённо вглядывался в темноту.

– Ужасная ночь, – проговорил он стоявшему рядом дежурному гвардейцу. Тот быстро кивнул, соглашаясь.

Особенно яркая молния на миг ударила совсем рядом с берегом, на долю секунды осветив его. Сердце патрикия ёкнуло, забилось чуть сильнее. Кровь прилила к лицу, дыхание участилось.

Патрикий прислушался. Тёплая вода Эвксинского понта шумно плескалась за бортом. Снизу, в трюме хеландия, чуть слышно храпели прикованные цепями к гребным скамьям рабы. И тут Феофан услышал. Даже не так, в ночной темноте и звуках бушующей стихии он просто угадал звук.

– Залп прямо по курсу, – скомандовал он расчёту носового орудия.

Стоявший рядом гвардеец изумился.

– Зачем, друнгарий? – попробовал возразить он, – Мы много раз пытались достать до росских кораблей. Не хватает самую малость...

– Залп прямо по курсу! – бешено заревел Феофан, вскидывая руку. Разбуженные приказом патрикия инженеры шустро принялись настраивать огненосную машину. Через две минуты, показавшиеся Феофану вечностью, сгусток зелёного пламени плюхнулся недалеко от берега, яркой кляксой растекаясь по морской воде.

Стоявший рядом гвардеец уже не раз так делал, и быстро понял, что дело это бестолковое и напрасное. До кораблей россов слишком далеко, шагов двести, а может, чуть больше. Машина же могла метать огонь лишь на восемьдесят, максимум девяносто. Огненное облако пролетело и разлилось широкой лужей, словно маленькое яркое солнышко в беспросветной темноте.

Но патрикию хватило и этого. Он увидел, как шагах в пятидесяти от разлившегося в море греческого огня, шустро работал вёслами, последний росский кораблик старательно пытался укрыться в ночной темноте. Небольшой, пузатый купец, с нашитыми поверх бортов дубовыми досками. Патрикий часто видел такие, когда приезжал с торговыми и государственными делами в Херсонскую фему.

– Трубач, сигнал к атаке! – взревел Феофан, остервенело сбрасывая с плеч кожаный плащ, – Вперёд, не дайте этим варварам сбежать!

Момент, когда ромейский огненосный корабль внезапно плюнул зелёным огнём, видели многие. Яркая лужа широко растеклась по воде, подсвечивая берег, где пару часов назад мирно стояли лодьи русов. Рёнгвальд, шедший на одном из драккаров, зло стиснул зубы.

«Заметили?» – пронеслась в голове ярла страшная мысль.

Его корабли шли в конце общего построения. В этот раз он не стал делиться, желая по возможности сохранить богатую добычу. Внезапно в ночной темноте грозно взревела вражья сигнальная труба.

– Йотуны подери этих треклятых ромеев! – гневно выругался Рёнгвальд, – Свободная смена – на румы! Гребите, братья!

Тёмный силуэт ромейского корабля, до того мирно стоявший на месте, пришёл в движение. По обеим сторонам хеландия выросли длинные вёсла, шумно забившие по морской воде. Ромей, развернувшись на месте, шустро двинул за ускользающими из ловушки лодьями русов.

– Рёнгвальд! – заорал стоявший у кормила Турбьёрн, – Глянь туда!

Ярл оглянулся. Хеландии, до того плотным строем стоявшие вокруг стоянки русов, одна за другой снимались с якоря и устремлялись в погоню.

– Что там? – крикнул Рёнгвальд, до конца не сообразив, что брат имеет ввиду.

– Проскочим, брат! – безумно рассмеявшись, крикнул в ответ Турбьёрн, – Развернёмся и уйдём в открытое море! А там в рассыпную! Ромеи на станут гоняться за каждым судёнышком!

Рёнгвальд на мгновенье задумался. План был рискован. Но тащиться в хвосте общей колонны, в слабой надежде на то, что они сумеют вырваться из постепенно затягивающейся петли, ещё хуже.

– Разворот! – перекрикивая шум шторма, заорал Рёнгвальд, – Разворачивай! Обратно!

Кормчие на его на ближайших лодьях, услышав крик своего князя, один за другим поворачивали, направляясь вслед за головным драккаром. Длинные вёсла шумно пенят морскую воду. Гребцы на румах одновременно гнут спины, толкая Суртура в беснующейся стихии.

Рёнгвальд метнул быстрый взгляд на прорвавшиеся в дальней стороне корабли Игоря. Большой драккар свейской работы, доставшийся тому ещё от отца Рюрика, мощно выгребал всеми вёслами, стараясь как можно дальше оторваться от ромеев. Помощи ждать не придётся. Киевский князь будет бежать, даже не пытаясь спасти своих союзников.

Лодьи Великого князя, шедшие первыми, уже вырвались из ловушки и стремглав ускользали от преследователей вдоль побережья. Кроме Рёнгвальда уйти в открытом море никто не пытался. Все понимали – против ромеев, даже таких старых и ветхих, у русов нет никаких шансов.

Рёнгвальд оглянулся. Шесть или семь кораблей, повторив манёвр головного драккара, птицами летели вслед за ним. Ближайшие ромеи, опомнившись, несколько раз плюнули в их сторону зелёными сгустками пламени, по все они угодили мимо. Суртур, старательно обходя горящие кляксы, уверенно вырывался из западни.

Остальные ромеи тем временем, плюнув на присущую им осторожность, со всего размаху влетали прямо в центр строя русов. Парочка особо резвых хеландиев тут же поплатились, угодив на мель и лишившись возможности манёвра. Но остальным повезло больше. Тут и там вспыхивали словенские лодьи и оставшиеся в строю редкие драккары, угодившие под сгустки зёленого пламени. Они жарко вспыхивали, один за другим яркими кострами освещая побережье.

Рёнгвальд увидел, как ближайший к ним ромей, резво проскочив опасное мелкое место, развернулся к берегу правым бортом и сейчас с трёх орудий, носового, бортового и кормового, поливал огнём шедшие впереди лодьи плесковского князя.

Спастись они не могли, без шансов. И хирдманы Рёнгвальда никаких не могли им помочь, хотя и пытались. Суртур, вырвавшись с мелководья в открытое море, уверенно набирал скорость, скользя по высоким морским волнам. Одна за одной, остальные лодьи полоцкого князя выскакивали вслед за драккаром. Позади них, опередив пузатых словен, ловко маневрируя и уворачиваясь от редких огненных сгустков, из ночной тьмы выскользнули ещё три Рёнгвальдовых драккара.

Четвёртый, чуть замешкавшись, со всего размаху угодил в кипящую огненную кляксу, и сейчас медленно догорал, орошая ночное небо яростными криками бывших норегов покойного киевского воеводы Хвитсерка.

Собравшись ровным строем, маневрируя на волнах и держа в видимости друг друга, флотилия полоцкого князя, держась на приличном расстоянии, устремилась в открытое море. Шедший за ними одинокий ромейский хеландий совсем скоро скрылся из виду.

Ещё через пару часов непогода стихла, море успокоилось и из-за горизонта показались первые лучи утреннего солнца. Рёнгвальд, подав сигнал, с удовлетворением пересчитал свои корабли.

Семь загруженных под завязку богатым ромейским товаром пузатых словенских лодей и четыре хищных быстроходных драккара, тоже не идущих порожняком. Почти две полные сотни умелых хирдманов и половина от тысячи дружинников из словен, вчерашних смердов и лесовиков.

Рёнгвальд, весело рассмеявшись, вспрыгнул на борт и подставил мокрые сбившиеся патлы под тёплые лучи восходящего солнца. Они вырвались, они справились. Теперь дело за малым – вернуться домой, в родной Полоцк.

– Госпожа, я прошу вас проявить терпение и сдержанность, – отец Гавриил мягко придержал разгорячённую девушку, вознамерившуюся выбить плотно задраенный люк трюма найденным кузнечным инструментом, – Архонт Роговальд приказал нам оставаться здесь!

Кассия не ответила, лишь бросила на монаха гневный взгляд, но послушалась, вернулась на своё место, отбросив тяжёлый молот.

Несколько часов назад, едва зловещая тишина нарушилась звуком византийских сигнальных труб, аристократка вскочила и вспыхнула ярким пламенем, осветив полумрак трюма, в которой упрятали её, этого монаха и несколько больших сундуков с награбленным византийским золотом.

– Я не хочу сгореть заживо в трюме этой посудины, – резко проговорила Кассия, снова метнувшись к накрепко задраенному люку.

– Бог милостив. Он этого не допустит, – степенно ответил отец Гавриил.

После того случая, как Кассия спасла того рыжего здоровяка, доверенного человека архонта, тот начал относится к ней по-особенному. С аристократки сняли путы, разрешили свободно передвигаться по росскому кораблю и сходить на берег в светлое время дня, в сопровождении нескольких хмурых скифов.

А ещё через некоторое время к ней привели отца Гавриила. Он был настоятелем одного маленького храма в небогатом прибрежном селении, которое попалось на пути варваров одним из первых. Скифы сожгли церковь, большую часть паствы убили, а не многих тех, которым посчастливилось выжить, превратили в рабов. Монах оказался среди последних.

Он провёл пленником в лагере россов пару недель. Много раз отец Гавриил видел, что могут сотворить с ним его новые хозяева. Суровые воины севера, страшные усатые варанги, узкоглазые степняки-пацинаки – всех этих разных людей объединяло лишь одно общее желание.

– Нет лучшего наслаждения, чем смотреть, как кричит посаженная на кол ворона! – рассмеявшись, по-словенски сказал отцу Гавриилу один из варваров, подходя ближе, поигрывая в руках этим самым деревянным, остро отточенным колом.

– Я не боюсь смерти, и всегда готов умереть за Истинного Бога, – также по-словенски спокойно ответил ему монах.

Варвар восхитился. Его сородичи стояли тут же, в одном загоне, сбившись в кучу, как стадо перепуганных овец. Все они наблюдали, как он только что страшно пытал и насмерть замучал одного из их собратьев-ворон.

– Ты знаешь наш язык? Откуда? – заинтересовался варвар. Бесовский огонь искрился в его глазах.

– В молодые годы я ходил просвещать в Истинную веру миссийских булгар, – твёрдо ответил бывший настоятель, – Там и выучился.

Так, в один момент, отец Гавриил превратился из обычного развлечения в ценный товар. Раб, владеющий языками, мог пригодится кому-нибудь из богатых скифских вождей. Так варвар и решил, отделив монаха от остальных. В ту ночь отец Гавриил не смог умереть за своего Бога.

Ещё через пару дней монаха привели на борт одного из больших варварских кораблей. Отца Гавриила, немного поторговавшись, выкупил варвар, один из воинов архонта Роговальда из небольшого северного города.

Варвар внимательно осмотрел монаха, удовлетворенно кивнул и приказал обучать словенскому языку молодую аристократку-ромейку, невесть как оказавшуюся на корабле.

Так они и познакомились. Кассия оказалась способной ученицей. Уже через пару дней она смогла общими фразами говорить с архонтом без помощи переводчика. Роговальд, а им оказался тот самый умелый воин, пленивший девушку, вежливо поблагодарил за спасение его воина и начал расспрашивать аристократку о её лекарских способностях.

Тогда Кассия проговорила с архонтом до позднего вечера. Роговальду было интересно всё: кто такая Кассия, откуда она, что умеет, что это было за странное зелье. Девушка в присутствии архонта неожиданно расслабилась. Тёплое чувство, будто она беседует с родным человеком, неожиданно посетило сердце девушки.

– Не хочу, – проговорила Кассия, когда после их с архонтом разговора один из воинов довольно грубо усадил девушку на дне трюма.

– На самом деле, это довольно крепкий корабль, – добродушно улыбаясь, возразил отец Гавриил своей единственной ученице.

И вот, спустя пару часов, этот крепкий корабль скрипел и трещал, дёргался из стороны в сторону, и казалось, вот-вот разойдётся по швам.

– Да что у вас там твориться?! – заорала девушка по-ромейски. Само собой, её не услышали. Снаружи стоял такой грохот и рёв, что девушка себя то еле слышала.

– На всё воля Его, – грустно улыбнулся монах, и присел на стоявший на полу ларь с дорогой церковной утварью.

Кассия опустилась рядом, глубоко задышала.

– Не бойся, дочь моя, – отец Гавриил положил ей руку на голову, благословляя, – Если Богу угодно призвать нас сегодня, кто мы такие, чтобы противиться Его воле?

Страшный взрыв стал ответом на слова монаха. Даже в трюме ощутимо запахло едким вонючим дымом.

– Имперские гвардейцы используют против варваров силу греческого огня, – проговорил отец Гавриил, принюхавшись, – Я слышал, много воинов главного архонта россов Ингваря погибло в недавних боях от этого удивительного зелья.

– Зелья? – пренебрежительно фыркнула Кассия, – У этой субстанции совершенно другая структура, отец Гавриил. Уж я то знаю.

– Да, госпожа, – кивнул монах.

О своих способностях варить прекрасные отвары, повышающие магические способности, и дающие иные полезные свойства, она рассказала монаху почти сразу. Тот обещал сохранить её тайну в секрете.

Оставшиеся время они просидели молча, одновременно вздрагивая при каждом мощном ударе и особенно громком крике. А ещё через несколько часов все стихло, и крышка люка неожиданно распахнулась.

В трюм спрыгнул архонт вместе с тем самым воином, жизнь которого недавно спасла Кассия. Тот, увидев девушку, приветливо улыбнулся. Воины быстро обшарили трюм, подсвечивая борта корабля масляными лампами. Как поняла Кассия, искали течь, которой на удивление не было. Корабль действительно оказался крепким.

Когда осмотр был закончен, рыжий полез наверх, на палубу, прихватив с собой отца Гавриила, а сам архонт опустился на противоположный ящик и сказал Кассии:

– Мы возвращаемся домой.

Девушка с интересом посмотрела на варвара. Он чуть склонил голову. Она спросила:

– Мы это кто?

Архонт усмехнулся.

– Мы – это я, мои воины, друзья, и моё имущество.

– Что из этого я? – будничным голосом поинтересовалась девушка.

– Ты должна сама решить это, – ответил варвар.

Глаза их встретились. Пламя и лёд схлестнулись в бесконечной битве стихий. На Кассию снова смотрел тот самый дикий зверь, которого она видела при их первой встрече. Глаза архонта мигнули, девушка неосознанно скрестила ноги. Внизу живота собралась приятная пустота.

Тот поднялся, подошёл к девушке, взял ту двумя пальцами за подбородок. Девушка подняла голову, не отводя взгляда.

– Что ты решила? – спросил архонт.

– Я..., – томно прохрипела девушка, – Буду твоим... Другом!

– О нет, моя любо, дружить мы с тобой не сможем, – с лёгкой улыбкой ответил варвар, подхватывая девушку за талию. Их губы встретились, сплелись в страстном поцелуе.

Кассия дёрнулась было, но варвар мягко, но уверенно придержал девушку. Пряжка дорогого плаща из синего сукна, накрывавшего плечи варвара, звонко щёлкнула. Тот упал на пол. Завязки, плотно державшие дорогое платье аристократки, мгновенно вспыхнули и обратились пеплом. Одежда, повинуясь воле архонта, легко сползла на досчатые доски драккарного трюма, оголяя молодое стройное тело девушки. Тяжёлый позолоченный пояс архонта с грохотом упал туда же минутой позже.

Ромейская аристократка, магесса огненного круга, могучая колдунья-зельеварка, и варвар, умелый одарённый воин и удачливый вождь из далёких северных фьордов. Огонь и лёд. Тепло и холод.

Казалось, что бы могло быть у них общего? Толкнув Кассию на небрежно брошенный плащ, архонт тут же навалился сверху. Миг, и мир перевернулся с ног на голову. Волна наслаждения и похоти захлестнула их с головой.

Через некоторое время, вынырнув из этого озера расслабления от громких насмешливых криков на палубе, архонт недовольно заворчал. Лежавшая рядом мокрая от пота и собственной влаги девушка лишь звонко рассмеялась.

– Иди, друг мой, твои воины не могут без тебя, – улыбаясь, проговорила Кассия по-ромейски, подавая воину широкий кожаный пояс. Тот принял его, застегнул пряжку, поправил ножны меча. Наклонившись, и жарко поцеловав девушку в припухшие губы, архонт в два прыжка оказался на палубе.

Кассия, мечтательно вздохнув, опустилась обратно на плащ. Щёлкнув пальцами, она мгновенно просохла, и стала натягивать обратно платье. Ей предстояло решить сложную задачу – что делать с напрочь сгоревшими завязками?

Ярл Хальгу, голый, окровавленный, закованный в цепи, вместе с ещё парой десятков норегов пострашнее, сидел в стальной клетке. Его, и ещё немало захваченных в плен в провинции Винифия воинов, таких же голых и ободранных, сейчас везли в город кесарь Константинополь. Вёз лично доместик схол Иоанн Куркуас. Он и его войско легко разгромили разрозненные отряды россов и пацинаков.

Последние, впрочем, едва почуяв, что их лёгкие стрелы и тонкие сабли не в состоянии пробить тяжёлую броню ромейских катафрактов, собрались всей ордой и пустились на утёк. Преследовать их лично Иоанн не стал. Отправил своего верного человека, тоже Иоанна, прозванного Цимисхием. Тот прослыл великим воином и успешным стратегом, и можно было не сомневаться – войско пацинаков не сможет вернуться домой.

Через несколько дней свейский ярл Хальгу и остальные пленники были привезены в Константинополь, и представлены императору. Роман Первый Лакапин, удовлетворенно кивнул, даровал всем полководцам великие награды, а всех пленных россов повелел казнить.

Великий князь Киевский Игорь Рюрикович вместе с десятком лодей сумел таки вырваться из ловушки, задуманной ромеями. Придя морем на тысяче кораблей, вместе с пятидесяти тысячным войском, с планами разграбить город кесарей в середине лета, уже в начале осени он удирал, бросив большую часть своих воинов на произвол судьбы.

Норегский ярл Рёнгвальд Олафсон, владетель северного града Палтэскью, напротив, возвращался домой с великим прибытком. Само собой, налаживанию крепких отношений между ним и Игорем это не поспособствовало. Жадный и алчный Киевский князь затаил на Рёнгвальда великую обиду.

Так закончился первый поход Великого князя Киевского Игоря Рюриковича в земли Византийской империи.