Я постарался объяснить Вокуле, что такое учебник и зачем он нужен. Это заняло немало времени — но в конце концов Вокула сам нашёл довод, который не только убедил его, но и заставил загореться идеей.
— А ведь действительно… — сказал он. — Как бы ни было лучше, если бы над каждым стоял мудрый наставник, — даже для одной лишь Долины Караэна, не говоря уже о всём Регенстве, мы не сможем открыть столько обучающих мест, сколько нужно лекарей. А просто и понятно написанный толкователь — хотя бы с самыми распространёнными хворями и способами их лечения, на дешёвой бумаге — может спасти тысячи жизней. Кажется, я понял, к чему вы меня подводите, сеньор Магн. Мне нужно будет об этом подумать.
Я внял этому вежливому намёку на то, что разговор пора сворачивать. Пока мы говорили, писцы вились вокруг Вокулы с «амбарными книгами» — сведёнными в таблицы списками имущества семьи Итвис. Простое улучшение, помноженное на талант Вокулы, позволило нам кратно увеличить оборот. Раньше Итвис кормились с Караэна, не слишком отличаясь от братков девяностых: прямые «подарки», «законная доля» с определённых операций. Выходило на тысячи, а иногда и на десятки тысяч дукатов в год — умопомрачительная сумма.
Сейчас Вокула ворочал активами почти на пятьсот тысяч дукатов.
У него было двое особо одарённых аутистов, которые раз в месяц приезжали и вникали в дела. Один жил в Горящем Пике, второй — в старом семейном замке, Буреломе. Они должны будут подхватить дела, если с Вокулой что-то случится. Не дай Император.
Я как-то тоже попытался вникнуть, чтобы держать руку на пульсе. Начал с простого — большого участка земли рядом с Караэном, который оценивался примерно в полторы тысячи дукатов. Земля примыкала к Горящему Пику, но Вокула решил сдать право на её обработку общине одного городка, установив твёрдую аренду: зерно, бобовые и ещё кое-что.
При моём отце на этом бы и остановились. Но при мне и Вокуле, одновременно с этим земля была заложена купцу из Отвина, который на эту сумму снарядил корабль. Команду для корабля предоставила семья Кант, чей глава погиб под Вириином — пролил за меня кровь, как ни крути. А вот его младший сын ушёл в плавание на моём корабле. Если он вернётся — доходов от продажи привезённых товаров должно хватить, чтобы купцу выплатить стоимость судна и ещё четверть сверху.
Но и это не всё. Сам урожай с этой земли уже был продан… купцу из Караэна. В этом году ожидали неурожай, а значит — рост цен. К тому же, ужас, что оставил после себя Костяной Город, разорил немало хозяйств в контадо. Многие горожане, у которых там жили родственники, остались не то что без кур, а без хлеба. Это уже взвинтило цены, и они так и не вернулись к «докризисным» — сначала после Гонората, потом после моей армии…
С караэнского купца оплата была взята не деньгами, а товарами. Он уступил свой заказ у гильдии ткачей, который сделал ещё в том году. Готовое сукно должны были отгрузить весной. Гильдия не торопилась покрывать весь спрос — держала цены, поэтому заказы шли в очередь. И вот эта весенняя партия, обещающая быть особенно прибыльной (зимой в Королевство ходят только самые отчаянные из-за штормов), уже была заложена под…
На этом месте я прервал своего казначея.
В общих чертах я понял: в этих талмудах нет живых денег. Потребуются годы, чтобы превратить эти взаимные долги в звонкую монету. Хотя даже не знаю, есть ли в Караэне вообще столько серебра и золота. Но сумма в полмиллиона — не считая земель, замков, пары городков и живой монеты в сокровищницах — всё равно меня успокаивала. И внушала надежду на завтрашний день.
Итак, Вокула мягко намекнул на то, что ему пора заняться делами и покосился на амбарные книги. Я встал и направился к выходу. Вокула вскочил и забежал вперёд — окликнуть меня он, разумеется, не мог. Я, разумеется, его подождал. Когда он шагнул в поле зрения, он вежливо поклонился — ну, как бы я же отвернулся, значит память «обновилась». Ладно, на самом деле сложный этикет — вещь полезная. Реально легче работать, когда есть правила. Не галдят, говорят по очереди и только после разрешения. Удобно. Я кивнул.
Вокула сцепил пальцы и извиняющимся тоном сказал:
— Не думаю, что сеньор Фанго станет упоминать об этом в своём отчёте…
Я продолжал смотреть на него спокойно, без эмоций. Примерно так выглядят интриги. Просто капаешь на мозг власть предержащему про своего соперника день за днём, пока не сформируется нужное мнение. А критический момент властьимущий поступает неоправданно жестко, потому что ты уже подготовил почву. Я старался на это не вестись. К тому же, Фанго, уж на что скользкий тип, сбе такого никогда не позволял. Его суждения о людях были подчеркнуто нейтральны. Вокула бросил на меня внимательный взгляд ища реакцию. Не нашел её и заторопился продолжить:
— Однако я теперь понимаю, что может вас заинтересовать, мой сеньор. Вы, конечно же, помните, что во время Тёмного дня дали Университету указание создать летающую машину? Так вот, они не оставили этих попыток. Я это знаю, потому что Университет оплатил постоянное присутствие четырёх лекарей. Лечат, в основном, переломы. Падают с неба. Хе-хе… Простите. Говорят, это забавно. Возможно, вам будет интересно посмотреть…
— Вы правы, сеньор Вокула, — кивнул я. — Мне любопытно.
До ужина ещё было время, так что я наскоро собрался — накинул кольчугу поверх поддоспешника — и отправился в Университет налегке. Почти один. Кроме меня, Сперата, Вокулы, двух щитоносцев-телохранителей и трёх слуг, было ещё человек десять — кто оказался поблизости.
Дукат, пронырливый гадёныш, догнал нас уже у Старого города и тут же начал натужно шутить, пытаясь что-нибудь из меня выудить. Он это делал весь последний месяц. То ли проигрался, то ли влез в долги. Я уже хорошо видел такое в людях. Я его игнорировал. Поэтому он переключился на Сперата.
Это было даже кстати — Сперат последнее время чот приуныл. Пусть хоть Дукат развлекает его разговорами. Вытаскивать Гвену он пока не просил, и я не поднимал этот вопрос. Моя внутренняя чуйка требовала не лезть — кто его знает, что там у них в аду сейчас творится. Может, нажрались и спят. А может нет. У меня вообще было странное ощущение, что Гвена и сама о себе даст знать. А может, просто мне нужно было переосмыслить свое отношение к этому милому зверьку.
Во внутреннем дворе Университета меня ждал сюрприз. Как и всё, к чему приложил руку караэнский учёный, он был одновременно поразительным, нелепым и потенциально смертельно опасным.
На специально укреплённой площадке из грубо подогнанных кривых досок стоял объект, который мои сопровождающие из университетских лекторов поспешно нарекли «воздушной повозкой». По сути — огромная деревянная бочка, обвитая ремнями, с приделанными по бокам лопастями, напоминавшими крылья. К крыльям вели ременные передачи от хитрого агрегата, который судя по колесу с рукоятями приводился в движение мускульной силой. Всё это держалось на помосте, куда вели две массивные лестницы, и было снабжено то ли хвостом, то ли рулём. На боку виднелась грубо выцарапанная надпись: «Ночной горшок лектора Фро». Студенты, они везде одинаковые. Надпись пытались закрасить местной хреновенькой краской, но она все равно отчетливо из под краски проступала. Ниже, уже, краской, стояла размашистая надпись «Третий». Вокруг суетились студиозы и лектора, с пыльными тетрадями и свитками, машущие друг другу и разве что не избивающие друг друга своими «расчётами», или что у них там на пергаменте. Один старик в зелёной мантии с пришитыми к локтям мешочками от зерна подскочил ко мне, крайне грубо мне сунул под нос модельку птицы.
Прежде чем спохватившийся Сперат и мои щитоносцы довольно грубо отшвырнули его прочь, он успел крикнуть:
— Размер! Главное размер! Размер имеет значение!
Я поднял с камней мостовой выровненную им фигурку. Это была деревянная пустотелая птица со слишком короткими крыльями. Судя по фигуркам людей внутри пустотелого «тела», размером с автобус. Я аккуратно положил фигурку на подоконник, заваленный бумагами.
— Сперат, не надо, — едва успел скомандовать я, когда заметил как Сперат заносит руку для удара по прорвавшемуся ко мне прожектеру.
Эта небольшая демонстрация необходимой степени уважения волшебным образом привела внутренний дворик университета в порядок. Меня со всем почтением провели к ректору Бруно. Грозно топающую и лязгающую доспехами свиту я оставил за дверью его кабинета.
Кабинет оказался всё тем же. Большой дубовый стол, книжные шкафы, балки под потолком — «средневековый лофт», как я в первый раз про себя это назвал. Даже кресло, в котором обычно восседал Фро, по-прежнему стояло у камина. Я вспомнил прошлого ректора — в шелковой ночной рубашке, расшитой шестиконечными звёздами, с колпаком и накинутым меховым плащом. Сонный, растерянный, но безукоризненно вежливый. Немного стыдно стало, как будто я увидел кого-то в пижаме и понял, что он больше не вернётся.
Теперь всё было иначе. Стол завален макетами, чертежами, инструментами, крошками от сушёного мяса, пустыми кружками. Воздух пах металлом, клеем, потом и сырой бумагой. В углу стоял Каас — в своём неизменном кожаном переднике, поверх прожжённого и засаленного камзола. Он держал в руках странную конструкцию с пружинами и колёсиками, и щурился, что-то прикидывая про себя.
Фарид, толстячок в тёмно-синем платье с вечной отеческой строгостью, листал какие-то свитки и одновременно отчитывал ассистента, не поднимая глаз:
— Вы думали, если скрепить шестерню волосами мертвеца, она будет лучше крутиться? А вы пробовали… думать⁈
Бруно Джакобиан — теперь уже ректор, сидел на простом стуле в углу с таким лицом, как будто у него опять недавно отца убили. Даже присутствовала припухлость, как после слез.
Он сидел в стороне от всех, окруженный хмурыми вооруженными студиозами, отбрасывая в сторону листы которые ему подавали периодически вбегающие в боковую дверь служки. На нём был доспех из кожаных чешуек, каждая — в виде крохотного развёрнутого свитка. Даже шлем — из таких же. Сейчас он не светился, но я знал, что Бруно умеет превращать эти свитки в магические изображения, словно снимая фотографии. Довольно странно, что он во всеоружии.
Они даже не сразу меня заметили. Что не скажешь о их слугах. Стоявший рядом с Фаридом похожий на писаря студиоз довольно грубо потряс его за расшитый полумесяцами рукав. Фарид поднял на меня глаза и не торопясь встал, громко сказав, привлекая внимание остальных:
— Сеньор Магн, мы вас не ждали.
— Но я, как всегда, вовремя, — ухмыльнулся я. Мне нравилось это место. Даже больше чем подвал Вокулы, хоть там меня всегда радовали преумножением моего богатства. Я прошествовал к тронному стулу Ректора и водрузился на него. Ужасно неудобная штука. Обведя взглядом присутствующих, я понял, что они… боятся? Ждут, что я устрою им разнос?
Я кивнул на окно, выходящее во двор. И спросил:
— Третий?
— Первый оказался… недостаточно прочным. Второй на крыше мастерской, — ответил Бруно устало. — Впрочем, второй некоторое время даже держался в воздухе.
— Ага, — сказал я. — Кто-нибудь из вас летал?
— Увы, нам нельзя брать на себя такой риск, — ответил Каас в своей прямолинейной манере. — Взлетает наш младший коллега. Аурелий. Он легче. И, хм, бездетен.
Опять повисла неловкая пауза. Бруно вздохнул и пояснил:
— Он владеет магией воздуха, и он ваш дальний родственник. Уверяю, ему ничего не угрожает. Горшок… Тьфу ты, демоны! Воздушная повозка вряд ли оторвется от земли.
Фарид и Каас гневно вскинулись… Но промолчали.
Я поднял с пола листок грубой бумаги с относительно ровными краями. Похож на очень дешевую туалетную в моем мире, только толще. На нем были рисунки, и целые абзацы текста. Местные расчеты, надо полагать.
— Рассказывайте, — велел я. — Расскажите простыми словами, как ребенку. Знаете, это бывает полезно, проговорить проблему вслух. Начните вы, Фарид.
Это был правильный выбор. Многоопытный Фарид сразу задал нужный тон, и хотя его то и дело довольно хамски перебивал и «поправлял» Каас Старонот смог внятно объяснить тупик, в котором они оказались.
Сначала они попросту скопировали «воздушный змей» ректора Фро. И немедленно выяснилось, что летать на нем может человек только «весьма талантливый к воздуху». Следующая конструкция была сделана с упором на усиление природного таланта воздухоплавателя. Они даже показали «чертежи» — по сути, просто рисунки. К моему легкому удивлению, усилителями магии выступили не ожидаемые мной рога демонов, а особым образом обработанные бронзовые пластины. Я велел достать Сперату щит, который усиливал магию огня. И спросил, тот же принцип работы в их устройстве. Деканы осмотрели щит с уважением, но без особого удивления. «Эту вещь, сделал, несомненно великий мастер. Однако секрет изготовления таких вещей известен и нам». Океееей. Я осторожно спросил, могут ли они повторить, они осторожно ответили, что да. Хотя это довольно трудоемко. И, судя по тому, что отвечал Каас, это было ближе к алхимии, чем к металлургии. Фарид, верно угадав куда я думаю, тут же добавил, что это возможно только с бронзой, а вот секрет бронзой, что прочностью мало уступает железу, ныне утерян. Оттого доспехи из магической бронзы будут тяжелы, и не столь прочны. Поставив себе мысленную зарубку на будущее, я вернул разговор к летающему горшку.
Второй вариант смог себя поднять. По сути он напоминал скорее парус с дующим вверх вентилятором. «Пилота» на долго не хватило, к тому же выявились проблемы с управляемости.
Монструозный механизм од номером три попытался решить сразу все проблемы. Внутри бочки помещалась некая алхимическая жидкость, которая теоретически могла поддерживать поток воздуха, стоит его один раз запустить. Подъемной силы не хватало, поэтому кто-то умный вспомнил о птицах, и поэтому они решили сделать не просто опирающиеся на восходящий поток крылья, а крылья которые еще машут. Принайтовали к бочке сложную шестереночную передачу для крыльев, чтобы человек мог махать этими не маленькими штуками. Ну и хвост, чтобы управлять полетом.
И уже на стадии постройки всем стало ясно — не взлетит. Конструкция переусложнена, перетяжелена, да и просто уродлива.
Короткая выжимка сути не передаёт всей той бури эмоций и споров, разгоревшихся у меня на глазах. Я устроился поудобнее, принял от Сперата бокал вина — жаль, попкорна тут не водится — и внимательно слушал.
Тут не было концепции научного подхода: выдвигаемая теория не подтверждалась проверяемыми экспериментами. Вместо этого у каждого уважаемого учёного мужа было своё мнение, которое он отстаивал. К счастью, в основном — опираясь на авторитеты прошлого, цитируя отрывки из их «Диалогов» и «Размышлений», не переходя сразу к магии.
Во многом благодаря сеньору Бруно.
Он выступал третейским судьёй и обладал обширными познаниями. Говорил холодно, коротко, весомо. И не допускал споров. Прямо как я — на поле боя.
Вспыльчивый Каас и упрямый Фарид в этот момент были больше похожи на моих рыцарей, сцепившихся из-за спорной добычи, чем на интеллигентных учёных из моего мира. Теперь понятно, почему Бруно Джакобиан с охраной и в доспехах. Тем не менее, он умело использовал угрозу применения силы — и делал это правильно.
Это легко определить: если угроза от тебя есть, и всё идёт так, как ты хочешь — значит, ты всё делаешь правильно. А если у тебя есть сила, но тебя никто не слушает — ты делаешь что-то не так.
Землевладелец не ходит по полю и не пинает крестьян в начале каждой грядки. Я не отвешиваю леща каждому купцу, которого Вокула считает должником. Сперат не стоит с арбалетом за спиной каждого моего пехотинца в бою.
Я по-новому посмотрел на Бруно. Он сильно изменился. Этот человек посвятил себя науке, был мягким с людьми — и вообще слишком добрым для Караэна. Вот только, увы, это оказалось легко поправимо.
Надо будет спросить, что у него там с раскопками, что он так посуровел.
Я прекрасно проводил время, но нас прервали: в двери вбежал студиоз со свежим фингалом. Он схватился за лохматую голову, с удивлением уставился на пустую руку — не заметил, как потерял берет. Но тут же поклонился и крикнул в пол:
— Простите, сеньоры! Ректор Бруно! Они запускают Горшок без разрешения!