Наследник огня и пепла. Том IХ

Глава 23 Карг Харгримр

Мы долго ехали вверх. Медленно, молча. Тропа была не опасной, но упрямая, как сами долгобороды — эти бородачи были из тех, что идут в гору, даже когда можно обойти. Не на гору, а в гору. Ветер становился холоднее с каждым поворотом. Копыта скользили по камню, мох под ногами лошадей издавал глухой влажный хруст.

Перед закрытым обществом долгобородов спасовала даже вся ловкость в интригах Фанго. Он не смог найти концов, за которые можно зацепиться и достигнуть неких предварительных договоренностей. Даже о встрече не смог договориться. Ладно, надо отдать ему должное, он каким-то образом вышел на Хогспора. Как я и подозревал, это был нетипично скользкий бородач, который вел дела с баронами за Перевалам. Толкал им железо за меха, которые через подставных людей перепродавал в Отвине. Само по себе это знание только укрепило меня в мысли с ним не связываться. Я запретил Фанго выходить на Хогспора. Может во мне говорит Магн, но мне не нравятся торгаши, они подлые. Вообще я еще в том мире не любил всякие мутные темки.

Мы просто приехали к Ченти, я представился и сказал, что хочу поговорить с Аном. Ченти был облеплен долгобородами, которые ворочали огромные камни с помощью… других камней. Они остановили работу, чтобы не выдавать секреты своего мастерства чужим, и навстречу мне вышли их главные. И мне просто показали, куда ехать. Ан меня ждал? Это многое говорило — долгобороды не любят слов напрасно. Они редко приглашают. Ещё реже — ждут. И почти никогда — чтобы выслушать.

По трудной дороге мы доехали до двух башен, запирающих вход в их долину. Огромные камни полигональной кладки впечатляли. А вот высота и защитные свойства башен и стены — нет. У каменной арки, перекрытой небольшой дверью из грубо обтёсанных бревен, скреплённых бронзой, меня остановил седобородый Хранитель врат в роскошной кольчуге и с вычурным бронзовым шлемом на голове. Я не успел представиться — он узнал меня. Видимо, был там, когда я отдал меч.

— Дальше ты можешь пройти только один, — сказал он. И молчал, как камень, пока я объяснял, что мне нужен оруженосец и паж.

Чуть вдали у стен была почти типичная караэнская деревня, только без стен вокруг и наполовину состоявшая из постоялых дворов. Тут было много людей. В основном, горцы. Было и много долгобородов. Конюшни, овчарни.

Ворота не открывались — кажется, нижние концы бревен вросли в камень. Из долины шёл сплошной поток грузов, но их поднимали на башни с помощью подъёмников и тросов, работающих от огромных деревянных колёс, прямо внутри которых тяжело шагали долгобороды.

Очень давно мне не было так трудно на что-то решиться. Но я решился. Забавно, что они оставили мне оружие. Но без свиты за спиной, да хотя бы пары щитоносцев и Сперата, я чувствовал себя так, как будто был без лат и меча.

Ничего похожего я никогда не испытывал. Может, если бы меня выбросили из машины голым в чёрном гетто в Америке, с надписью на спине «я ненавижу негров» — тогда бы я приблизился к этому ощущению, что испытывал сейчас. Почти полной беззащитности.

Успокаивала только рукоять Крушителя, который я забрал у Сперата, прежде чем ступить на подъёмник. Глупо — так бояться, я ведь не ребёнок. Я сам по себе — оружие.

С вершины стены я увидел долину — узкую, с тонкой полоской плодородной земли внизу и террасами, вырубленными в склонах. Выше, на пологих лугах — коровы. А в некоторых местах, как гроздья грибов — дома с плоскими крышами, сложенные из серого гранита. Красиво, как из сказки. Всё вокруг занимались своими делами. Мне пришлось несколько раз спросить, прежде чем мне ответили, куда идти.

Вскоре я вошёл в тоннель, вписанный в гору. Просто улочка деревни долгобородов заворачивала за угол и уходила дальше в гору. Стены домов сменились сплошной скалой, но в ней по-прежнему были и окна, и двери. В стенах — угловатые узоры фасок с идеально прямыми углами, заполненные светящимся мхом.

Всё тут было не похоже на Караэн. Кроме детей — те скакали вокруг меня, тыкали пальцем, пытались незаметно потрогать латы.

— Мне нужен Ан. Ваш главный. Где он?

— В Великом Холле, — ответил смышлёный пацан лет десяти. Он ещё не раздался вширь, и почти не отличался от обычного человеческого ребёнка, разве что был уже виден небольшой пух на щеках, который грозился скоро превратиться в бакенбарды. Я достал сольдо. Очень легко определить умных детей — обычно они не играют со всеми, а стоят в отдалении и внимательно смотрят.

— Покажешь?

«Я покажу, я! Я!» — загомонили остальные дети и даже попытались выхватить серебряную монету. Прямо как если бы дело было в Караэне. Но я уже знал, кто мне нужен, и поторопил пацана. То, что он колебался, думая, только укрепило меня в правильности выбора — только дурак делает не колеблясь.

Вскоре он вёл меня запутанными переходами, и каждые сто метров я просил его остановиться и рассказать очередное чудо. Закованная в искусственный канал река, вращающая колёса водяных мельниц — судя по грохоту, они там не зерно мололи. Уходящие вдаль коридоры с каменными нишами, похожими на полки супермаркета, на которых росли тугие, округлые, аппетитные на вид грибы. Лифты с кабинками, похожими на огромные плетёные корзины, двигались непрерывно. Или это элеваторы? Так или иначе, но на один из них мне пришлось заскочить, призвав всё своё мужество — пацан даже не постеснялся расхохотаться. Мы меняли уровни и делали повороты, пока я совсем не потерял ни малейшего представления, где нахожусь. А потом мы пришли.

Сначала коридор не выделялся особой роскошью — только качеством отделки. А потом его перегородила отлитая целиком из бронзы дверь. Круглая, как люк космического корабля, только украшенная выпуклыми бородатыми рожами, чтобы таран соскальзывал и труднее было выбивать. Утопленная в камень. Произведение искусства. Если взять эту долину штурмом и приволочь только эту штуку в Караэн, я бы посчитал, что поход уже окупился.

Страж вышел из ниши рядом с дверью. Судя по отблескам, запаху и характерному стуку кружек доносившимся изнутри, это была сторожка, в которой выпивали. Седобородый грозно нахмурил на меня брови, каждой из которых хватило бы на пару не самых маленьких усов.

— Говорит, в Великий Холл ему надо, — пискнул пацан и сбежал. Я кинул ему в спину сольдо и обернулся к стражу. Прежде чем я успел открыть рот и рассказать, зачем я здесь, и что мне нужно поговорить с Аном, и кто я, и что Ан меня ждёт — последнее не совсем правда, но я решил, что ничего страшного, если это добавить, — страж меня опередил.

— Значит, и вас тоже он может звать… — непонятно буркнул страж. — Оставь это. И это. И проходи.

Из сторожки выглянула бородатая рожа помоложе — судя по медовому цвету бороды. Посмотрела, как я прислоняю к стене Крушитель, на который указал седобородый, отстёгиваю ножны с мечом. Коготь остался со мной. Это успокаивало. Да и не было тут привычной враждебности и подозрительности. Всё происходящее рушило все знания Магна о долгобородах.

Великий Холл был у каждого клана. Сосредоточие их власти и богатства. Как наша сокровищница — только выставленная на показ. Там они пировали по особым случаям, там принимали гостей. Очень редко людские посольства попадали в Великие Холлы, и всегда — это было великое событие, а о виденных сокровищах писались трактаты и рассказывались легенды.

В глубине скалы послышался мелодичный перезвон, а через некоторое время дверь дрогнула и откатилась в сторону. Судя по мелькнувшей кромке, она была круглая. Страж молчал, не торопя. А я некоторое время собирался с духом, чтобы шагнуть внутрь круглого проёма, из которого лился сочный и густой золотой свет. Я уже видел, что даже пол там выложен бронзой. Долгобороды, оказывается, знают толк в роскоши. Кто бы мог подумать.

Я вспомнил их последний бой. Которого не было. Хирд долгобородов ушёл — не в панике, не в страхе. Они ушли в боевом порядке, как уходит армия, решившая, что эта война им больше не принадлежит. Сразу после того, как я подарил им старинный меч. Возможно, я плохо разбираюсь в их психологии, но они же люди. Я знал, что они почитают своих предков. Поэтому антикварная безделушка — хороший подарок. Как наградной маузер с орденом Красного Знамени на рукояти. Я надеялся, что это разрушит между нами стену и позволит мне заставить Ана относиться ко мне иначе. Я ждал благодарности, может, даже искренней дружбы.

Похоже, я недооценил свой подарок. Кажется, я отдал им меч их бога. Это было нечто большее, чем драгоценность. Реликвия. Как если бы американцы потеряли свою Декларацию независимости, а я её нашёл и вернул. Но разве это не заслуживает даже большей благодарности?

А они просто ушли. Тогда я не понял, почему.

Сейчас — надеялся понять. Я сделал шаг вперёд. Проходя через дверь, мне пришлось пригнуться, чтобы не задеть шлемом притолоку.

…

Хогспор стоял в Великом Холле и собирал свои мысли как камни в кладку. Прямо в центре, на простом каменном столе, лежал меч. Карг Харгримр. Красивый меч. Дорогой. Бронзовый. Древний.

Неужели это и в самом деле Карг Харгримр⁈

Взгляд Хогспора зацепился за щербины на каменной столешнице. Взяли первый попавшийся стол из тех, что приносят из смежного хранилища, когда в Великом Холле собирают достойных для больших и важных праздников. Неужели не могли придумать что-то получше? Всегда, всегда ему приходилось следить за всем! Но разве может один камень упасть сразу на все головы⁈

— Остриё смотрит на юг, как и больше чем тысячу лет назад, в день последнего избрания, — дрожащим от волнения голосом сказал Гравер Памяти. Его одежда была бедной, как у самого молодого из учеников. Простая, добротная. С заплатами. Как он вообще посмел явиться сюда в таком виде? Хогспор вдруг вспомнил, что он сам вычеркнул граверов из последнего списка на вещевое довольствие. Потому что они вели себя надменно. Так, как будто их резные плиты, что повторяли историю народа и клана, значили не меньше, чем пища и вещи, нужные всем и сейчас. И как будто Хогспор был просто одним из остальных.

— Теперь всё готово. Так должно быть, — бормотал Гравер Памяти, словно оправдываясь. — Я знаю это. Я видел это на рельефах. Я читал это в чертах и резах. Я думал, это никогда не повторится…

«Как и все мы,» — подумал про себя Хогспор. Он был уверен, что Карг Харгримр — это тень, а не камень. А теперь вот он. На виду. Живой, тяжёлый, греющий зал, как жаровня.

— Ты сделал всё. Теперь мы будем ждать, — уронил слова стоявший рядом Ан. Скупо, как камень в штольню, испытывая её глубину.

Ана избрали Говорящим за всех, а потом и Ведущим войну — вопреки планам Хогспора. Должно быть, это вот из-за такого умения ронять слова. И привычки прощать тем, кто плохо сделал своё дело. Карг Харгримр лежит в Великом Холле день за днём. Каждый день Хогспор приходит сюда и стоит тут подолгу, забросив дела. И всё чаще видит здесь Ана. Старейшины, что не спускают глаз с Карг Харгримра, кажется, перестали спать и есть — так и стоят вдоль стен, с тех пор как его принесли. Они стоят в позе готовых к драке, держа наготове свои боевые молоты. И изредка переминаются, позволяя видеть, что они живы и дышат.

Хогспор думал, что они изрубят своими молотами всякого, кто попытается коснуться Карг Харгримра. Или даже подойти к нему. Или даже войти в Великий Холл. Нет, они просто стояли и смотрели. Хогспор так удивился, когда увидел первого, кто пришёл сюда, как не удивился, когда поверил, что меч, отданный человеком, и есть Карг Харгримр. Какой-то рудознатец с севера, из малого клана, про который Хогспор бы никогда не услышал, если бы тот был хоть бы на пару долин дальше. Встал тут и стоял. Только Хогспор возмутился — кто его пустил? Кто виноват? Почему его не остановили?

Как оказалось, виноваты все. И никто. Он просто пришёл. И сказал, куда идёт. И ему показали дорогу. Каждый — и те, кто должен был хранить границы и проходы, и те, кто не должен был знать, о чём его спрашивают.

Потом пришёл второй. И, вот сегодня, третий. Все — не из избранных. Седые — да. Почётные Управители — нет. Ни один из тех, с кем Хогспор говорил раньше. Какие-то… камнедробители!

Ан сказал, когда Хогспор велел вышвырнуть первого:

— Пришёл — значит, нужен.

Хогспор потратил годы, чтобы Ан слушал его. Правильные слова из правильных ртов, взгляды как удары зубила, придающие камню нужную форму, советы от уважаемых бород — чтобы Ан понял, что он всего лишь глупец, попавший туда, где такие как Хогспор влекут на себе бремя заботы о всех. Что Ан должен сначала спросить, прежде чем делать. Что Ан должен спросить, о чём ему следует думать…

— Иди и займись своими делами, Хогспор…

И Хогспор ушёл. У него было много дел. Его отец оставил ему дело — не ремесло, не ухищрения в умении выращивать шлемовики или смешивать бронзу, а настоящее дело. Сначала клан доверил его отцу распределять пиво. И отец сразу понял, что есть пиво лучше, и есть хуже. И есть те, чья благодарность важнее, чем благодарность других. Медленно, как грибница, взбирающаяся по отвесной скале, семья Хогспора проросла связями и привилегиями. Прочно заняли места Распределителей, Контроллеров, Управленцев. Это он, Хогспор, заставил Ана собрать войско — и Инсубры воспользовались смутой в Караэне, чтобы взять Ченти, а потом и Орлиное Гнездо. Годами Хогспор призывал вернуть когда-то утраченное, разжигая в Инсубрах обиду. И готовясь обрести для себя и своих потомков то, что должно — крепость, в которой они будут хозяевами по праву рождения. И тех, кто будет трудиться для него, отдавая всё и не требуя ничего. Как у людей.

Сейчас Хогспор как никогда был близок к своей цели. Его отделял от неё лишь старый меч на простом столе. Хогспор знал, что отличался от остальных долгобородов. Как и его отец. Там, где остальные видели стену — он видел проход. Там, где они теряли — он получал. Там, где они безропотно клали труд своих рук на алтарь благополучия всего клана — Хогспор брал благополучие для себя и своих близких. Иногда это было опасно. И тем достойнее его награда. Каждый может отдавать. Надо иметь смелость взять!

Хогспор посмотрел на меч. Почему он не подумал об этом раньше⁈

Вдоль стен стояли старейшины. По старым заветам они должны были идти в бой и умирать за молодых. Они не готовились к этому с детства, как у людей. Каждый из клана должен уметь обращаться с оружием. Таковы заветы предков. Они просто однажды переставали работать и становились «старейшинами». Когда их бороды становились белыми, как снег. Они расплетали узор кос, обозначавшие знаки клана и семьи, и отдавали себя полностью тренировкам с оружием. Хогспор был уверен, что просто они становились слишком стары, чтобы работать. Но ведь война тоже работа? Как же это глупо, выставлять на битву стариков.

Раньше именно старейшины избирали Управляющих. Но отец Хогспора смог это изменить. Теперь избирали все. А значит — никто. Скоро Хогспор отменить эту странную блажь предков и разгонит стариков. Но сейчас старейшины все еще были силой. В богатых бронях, глаза скрыты в тенях бронзовых личин шлемов. А их бороды, как снежные шапки на горах, скрывали губы. Хогспор не понимал выражения их лиц — и это его раздражало. Серебряные статуи предков — в три роста — глядели на них сверху вниз, будто прикидывая, кто из них достоин быть в металле.

Пол под их ногами будто дышал — красные камни в швах бронзовых плит мерцали, как лава в трещинах. Всё здесь было не про уют. Про вес. Про то, что не движется, пока не надо.

А древний меч на темном камне? Разве он должен лежать там? Может, он должен быть в руке Хогспора?