Наследник огня и пепла. Том IХ

Глава 20 Пф-ф-ф

— На вид — простой медный сосуд. Туда наливается вода, — пояснил Каас. — Стоит даже самому безалаберному, неусидчивому и невнимательному из студиозов хоть на долю секунды проявить усердие — и пффф…

Он взмахнул руками.

— Вода превращается в пар.

— Это сложное зачарование, — подхватил Бруно, — но не имеющее прямого отношения к алхимии. На сосуде нанесены символы. Они близки к тем, что мы использовали для усиления огня в битве с нежитью.

Бруно оживился, как всегда, когда речь заходила о тонкостях.

— Как и где магистр Гвидо открыл эти знаки — до сих пор загадка, терзающая умы.

Я вежливо продемонстрировал удивление. Ставлю ченти против дуката, что он их просто выдумал. Главное ведь — вы знали, что делать, и какой будет результат. А так как вы, сеньоры маги, сами по себе ходячий паранормальный феномен, нарушающий законы физики — у вас всё получилось.

Он усмехнулся, как будто прочел мои мысли.

— А теперь представьте: наложить эти символы на медь или золото — металлы, способные удерживать магию… И они мгновенно превращают воду в пар.

— Не вскипятить, — вставил Фарид, подняв палец. — А именно превратить. Это важно, сеньор Магн.

— Пффффф! Такое не забывается! — воскликнул Каас. На этот раз он даже вскочил, изобразил руками нечто вроде взрыва.

Хм… любопытно.

— Вы сможете увидеть это сами — на новых потоках, — засмеялся Бруно. — Это лучший момент. Первый студиоз сидит над ретортой часами. Ждёт, пыхтит, не дышит. А потом — бах! Всё получается. Он кричит. Все радуются.

Он сделал тот же жест, широко взмахнув руками в стороны. Бруно продолжил:

— Второй ученик уже сидит меньше. И спокойнее. Как будто греет воду на костре — ведь он уже знает! Он знает, что это возможно. И всё.

Бруно сделал паузу, улыбнулся.

— А те, кто в конце очереди, тратят на процесс столько же времени, сколько нужно, чтобы выпить бокал вина.

Он показал личным примером — сколько занимает это времени.

— Секрет в чём? — снова заговорил Каас, педантичный, точный. — В том, что на результат реторты не влияет ни сила врождённого таланта, ни его направленность. Только настрой. Только правильное состояние духа. Реторта срабатывает — и всё.

Он помолчал.

— Но отбирать студентов на мой факультет я всё равно предпочитаю лично…

Я уже знал, что одна служанка оказалась талантливей половины его учеников, так что кадровая политика Кааса меня не интересовала. А его болтовня мешала мне сосредоточиться — в голове металась недооформившаяся мысль. Как тень по стене.

— Покажите! — сказал я и резко встал, со скрипом отодвинув тяжёлый стул.

— Сеньор Магн? — настороженно поднял на меня взгляд Фарид.

Глаза растерянные. Я уже знал, убийцы смотрят по другому. С такой ленью во взгляде. Смотрят на тебя как на решенную проблему. Почти решенную. Следят, чтобы проблема сама себя не усугубило. Внимательно. Такое трудно скрыть. Когда у человека в опциях есть выбор «убить», ты это чувствуешь. Просто не у всех есть опыт, чтобы распознать это чувство. Убийц за столом сегодня не было. Вот почему мне нравится проводить время с деканами. Они стараются решать проблемы иначе. Тут я как почти как в моем мире. Я улыбнулся. И уже тише добавил:

— Покажите эту реторту Гвидо. Прямо сейчас. Мне дико любопытно.

Прямо сйчас не получилось, но уже через полчаса мне в руки вложили медный сосуд, обернутый кожей похожий на изогнутую трубу. Внутри плещется вода. Бруно поднёс его с почтительной осторожностью, отвёл в сторону раструб:

— Держите от себя. Пар — штука злая. Может обжечь… Держите за кожу, после того как выходит пар, она становится очень холодной. Холод тоже может обжечь, представляете? Не бойтесь, её не обязательно касаться кожей, можно опосредованно. Это означает… — частил Бруно.

— Теперь, сеньор Магн, — одновременно с ним чеканил Каас, — вы должны закрыть глаза. И чётко, в деталях представить, как струя пара вырывается из отверстия. Представьте это ясно. Как можно четче.

Я не стал закрывать глаза.

На меди был выцарапан простой узор — пересекающиеся линии. Но в моём зрении, в особом зрении, я видел, как в этих линиях пульсирует магия.

Я потянулся к ней. Ничего. Попробовал направить через медь магию исцеления. Опять ничего.

— Как я уже говорил… — смущённо прокашлялся Бруно. — На это потребуется время.

Я всё же прикрыл глаза. На секунду. И снова открыл. Где кнопка? Что там было в теории? Уверенность?

Я холодно растоптал сомнения. И посмотрел на реторту — с равнодушием человека, знающего, что уже победил.

И увидел, как из раструба вырвалась тугая, сверкающая струя пара. Она тут же окутала всё помещение.

— Пуууф! — довольно воскликнул Каас и расхохотался. — Сеньор Магн, я бы взял вас в ученики! У вас талант.

— Вы уже упражнялись с ретортой, сеньор Магн? — с подозрением спросил Фарид, отмахиваясь от пара. Впрочем, он не был таким уж густым. Не больше, чем от кипящего котла на кухне.

— Вы можете сделать такую же, но другой формы? — спросил я.

Они не поняли вопроса. Я не торопясь, подобрал слова заново. Сейчас важно говорить четко, но не сказать лишнего.

— Сеньор Каас, вы можете сделать такую же реторту Гвидо, но другой формы?

— Я⁈ — Каас изумился, хотя смотрел я вовсе не на него, а на Бруно. — Конечно же нет. Я алхимик, а не оемесленник. Этим занимается ювелир. Я только заказываю у него…

— Где он живёт? — прервал я, не меняя интонации.

— В Контадо, — растерялся Каас. — Если выехать из Южных ворот, проехать мимо Дуба и повернуть через два проулка…

— Покажите мне. Сперат, распорядись — седлать коней. Ах да, — я повернулся к Бруно, — как быстро вы можете зачаровать такую же?

— Я… — Бруно замялся. — Пожалуй, не возьмусь. У сеньора Фарида в этом деле больше опыта.

— Да, я смогу, — кивнул Фарид. Он покивал своей лысой головой. Он внимательно посмотрел на меня, пытаясь понять, зачем мне это.

— А десять? Сколько сможете в день? — спросил я быстро.

— Ну… десять, пожалуй, смогу… — видно было, что он ищет во мне ответ, но не решается озвучить вопрос.

— Возьмите пяток толковых студиозов. Первые пять зачаруйте сами. Потом пусть они рисуют знаки, а последнюю зачаруют сами. На следующий день уже просто наблюдайте. Через неделю справятся не хуже вас, — отчеканил Каас, с видом человека, которому объяснять технологии масштабирования не нужно. Каас по сути, уже развернул фабрику на базе Университета. Пусть и с помощью Эглантайн. Однако, и без неё справлялся. Как ни крути, но это пока лучший организатор процессов в моей колоде. Вскоре мы выехали за двери Университета.

…

Появление в доме уважаемого мастера, возможно, было чересчур поздним, чтобы показаться приличным. Но железо оружия и золото монет — две вещи, которые с успехом могут заменить хорошие манеры.

И всё же заставить беднягу отлить по моим наброскам несколько новых «реторт» сразу не получилось. Обнесённый стеной двор, с мастерской размером с амбар, полными тиглей и мехов, был занят другими процессами. Но к завтрашнему утру он пообещал выдать три варианта.

Подлец, конечно, соврал — сделал их только к обеду. А вот Фарид зачаровал все три всего за полтора часа.

Я вернулся в поместье и уединился со Сператом в оружейной. Не в сокровищнице, а в общем — для стражи. Леона выгнал — тот запаниковал, решил, бедняга, что я подозреваю его в недостаче. Даже призвал Вокулу со списком оружия и доспехов. И тем самым дал мне великолепный повод для того, чтобы объяснить, почему я впервые за всю жизнь добрался до оружейной комнаты стражи. Список я отнял, Вкулу тоже прогнал. И своих щитоносцев поставил не у двери, а в начале коридора, с приказом стоять насмерть и никого не пускать. А на громкие звуки не реагировать.

Оружейная комната располагалась в крыле, где жили слуги, хранились припасы и были всякие подсобные помещения. Первый этаж, окон нет. Сперат освещал путь факелами. Помещение похоже на коридор — узкий, длинный, закопчённый. Мы прошли вдоль сундуков с аккуратно сложенными кольчугами и стоек с алебардами. В самой глубине хранились латные доспехи.

Я выбрал самый невзрачный комплект. Пехотная кираса. Надеюсь это чей-то подарок, если это мы купили эту дрянь, я буду в гневе. Хотя, если это чей-то подарок, надо выяснить чей и страшно ему отомстить. Остается надеяться, что это трофей… Стоп. Это же просто пехотная кираса. Поэтому сталь нагрудника полтора раза тоньше кавалерийского. Дешевая, отсюда такая грубая работа и слишком большие вырезы под руки. Одно дело таскать это на себе, другое когда тебя и железо на тебе везет боевой конь. И совсем другое когда ты на магическом допинге, как я или Сперат. Хотя, даже мы устаем от лат. Ладно, для моих целей она пойдет. Поставил её у стены, надев на специальную подставку.

Вернулся, достал из фляги воду и налил в первый экземпляр моей особой «реторты Гвидо». Он напоминал стакан с толстыми стенками. Взял у Сперата кошель, выудил пяток дукатов. Когда мастер спросил про размер отверстия, под рукой ничего не было, кроме монеты. Сказал — «размером с дукат».

Начал вкладывать монеты стопкой. Получалось плохо — то ли дукат у мастера был с обточенными краями, то ли у меня руки не оттуда. Входило туго. Но с моей силой это было преодолимо.

Три дуката вошли. Последнюю монета загонял с трудоме: сначала ударами о стену, потом проталкивал внутрь сломавшимся шипом от алебарды. Вогнал. Вытянул руку в сторону кирасы, установленной в конце помещения.

Ну… ну!

На этот раз мне понадобилось минуты три. Сосредоточиться. Удержать образ. Пар с того конца… И наконец — бум! Басовитый удар обрушился на уши, звоном отозвался в стенах. Всё задрожало.

Медный стакан разорвало. Он раскрылся, как бутон. Хорошо, что я держал его за самую заднюю часть — будто чувствовал. Рука горела болью, но ничего не повреждено. Весь арсенал заволокло паром. Как в бане.

Сперат глухо ругался и держался за уши ругался. Вывод: воды надо меньше.

Взял второй экземпляр. На этот возлагал большие надежды. Бронзовый, с утолщённым донышком. Больше других похож на мортирку. И обнаружил, что канал ствола у неё — слегка овальный. Дукаты не лезут совсем. Ладно. Отложим.

Третий. У него канал слегка расширяется к выходу. Капаю воду. Ещё немного. Дукаты вкатываются легко. Подправляю, чтобы легли ровно. Всё — аккуратная стопка из пяти монет.

Поднимаю руку. Чувствую нутром — верхний дукат завалился на бок. Проверяю. Так и есть. Отщипываю от сундука щепку, загоняю как маленький клин. Слегка трясу. Дукаты блокированы надёжно, сидят в столе. А вот вода выливается. Доливаю. Подхожу ближе к кирасе. Вытягиваю руку.

Бум!

Грохот страшный. Сперат позади уже ругается в голос, забыв о приличии. А я шиплю: «сссука», — и прыгаю по оружейной, роняя оружие, зажав руку между ног. Так всегда в моем мире делают, когда ломают пару пальцев. Тут, впрочем, тоже. Но тут — другое. Я лечусь. Схватившись за сломанную кисть, чувствую, как кости встают на место, уходят под кожу. Боль не уходит сразу. Будет обидно, если это отразится на на моей способности к фехтованию. Наконец, боль отступает. место неё тянущее и щекочущее чувство. И кости чешутся. Я же знаю, что это признак удачного лечения. С облегчением выдыхаю.

Схватился неудобно. Нужна рукоять. Без вариантов.

Долго ищу, куда укатился третий экземпляр. Пар мешает, развеивается на удивление долго. Наконец, нахожу. Он цел. Почти не запачкан моей кровью. Машинально нюхаю ствол — пахнет только влажным металлом.

Подхожу к кирасе. Стрелял я метров с пятнадцати. Следов от удара — никаких. Но на стене рядом нахожу дукат. Размазанный. Буквально вмятый в камень. Остальные — неподалёку. Разлет — метра два в диаметре.

Работает. Без сомнений.

Судя по отдаче, и по тому, как раскатало дукаты, — работает отлично. Осталось довести до ума. Отлить пулю… Но главное, убедиться что это может сделать каждый.

— Сперат, — сказал я, задумчиво, — А ты не хочешь попробовать?

— Я ведь не могу отказаться, да, сеньор? — грустно прогудел он.

— Можешь, — я обернулся. — Так. Ну что, сколько там кольчуг по списку?

Управление — дело простое. Определить цели. Раздать указания. Добиться отчётности. Назначить ответственных. Это уже почти привычно. Почти естественно.

Мне бы хватило пары дней, чтобы наладить производство паровых ручных пушек. Придётся немного доработать конструкцию — но это текучка.

Вместо этого я стоял на берегу канала и смотрел, как бурлаки тянут баржу.

Вязкая, тёмная вода рябит под ветром. Всё ещё пахнет влажной гарью. Может, от бывшего квартала бурлаков. А может, от погребальных костров — на площадке у канала как раз горит несколько. Сухой треск сучьев и коры.

Плоскодонные баржи, нагруженные брёвнами, погружены в воду почти по борта. Чуть выше по каналу, за пристанями, слышен стук — дерево разделывают, как туши. Лес уходит в Караэн, как кровь в песок. Лучший лес. Из него делают баржи, мебель, перекрытия, закладки в университетские фолианты.

По той стороне канала прохаживаются плотники. Я узнаю лица. Вон тот, кажется, сын Матля. Он кланяется издалека. С ним пятеро крепких мужиков. Они пришли не просто так — скоро выберут кругляк, подгонят свою повозку с быками и погрузят. Даже он придирчив. Пришёл выбрать сам. Лес — это дорого.

Похуже лес — разгружается в стороне. Его сносят на отдельный рынок, рядом с которым торгуют засохшими ветками фруктовых деревьев, хворостом, кривыми обрубками горных сосен. Это — на дрова. И на погребальные костры.

В каждой барже — десятки тонн. И они идут почти сплошным потоком. Двадцать — сорок в день. Половина не останавливается в Караэне. Сразу идёт выше, к порту гильдии оружейников, в предгорья.

Бурлаки — сгорбленные, в вылинявших рубахах, натёртых ремнях, грязных шерстяных шапках — тянут с усилием, как будто тянут саму страну. Один кашляет. Другой бормочет. Третий матерится сквозь зубы. Никто не поёт. Они больше не поют, когда подходят к Караэну.

Но это всё, что они делают. Гильдия бурлаков в ответ на моё вежливое письмо с извинениями за неприятный инцидент прислала не менее вежливый ответ, где выразила надежду на продолжение сотрудничества. Караэн — крайняя точка маршрута. Без неё половина их людей останется без работы. Они не могут позволить себе вражду.

Поэтому они молчат.

Я вспоминаю мои реторты. Пшшш — и пар. Бах — и всё вздрагивает. Пять дукатов и пара движений. Простая штука. Страшная штука. Работает. И будет работать.

Но на это нужна медь. А медь — в шахтах Таэна, где люди спускаются как в преисподнюю. С торбами с едой. С остановкой на еду на полпути — так далеко залегают еще не выработанная руда.

Олово — из-за перевала. Через Большой Забер. Осенью и весной телеги вязнут в грязи. Зимой теряют колёса на ледяных камнях. Одну повозку заменить можно. Десять — уже нет.

Я уже вижу, как заканчивается металл в Караэне. Сначала — на складах у пирсов. Потом — в литейнях. Потом — даже у самых запасливых.

Если делать паровые бомбарды, такие же, как мои первые — размером со стакан, с околонулевой прицельной дальностью — их можно будет сделать из наличных запасов сотни три. Может, пять. И всё.

Олово из Железной Империи придёт на следующий год. Если заказать прямо сейчас.

В одну купеческую повозку на четырёх быках влезает по моим прикидкам тонна груза. Или две — по хорошей дороге. Например, по выложенному жёлтыми плитами Древнему Тракту из Отвина. Но через Большой Забер везут вдвое меньше. Пятьсот килограммов.

Вчера я покупал слитки олова в бушелях. Вес — как у мешка зерна. Слиточек — с кулак Сперата. Если загрузить повозку только ими, получится аккуратный кубик со стороной в полметра и весом в полтонны.

Хорошо. Допустим, я закажу десять повозок. В месяц. Плюс столько же меди из Таэна. Она идёт по воде. Проще.

Словно в насмешку мимо проходит группа бурлаков. Только что доставили баржу. Измождённые, кряжистые, с красно-коричневыми от ветра лицами. Волоки намотаны через плечо, словно плети. От них пахнет потом, пивом, глиной. Они устали так, что даже не боятся сверкающей сталью моей свиты, что послали коней им навстречу.

Ну допустим, я закажу медь и олово. И что тогда?

А тогда мне потребуется одна баржа леса, чтобы выплавить себе каждые двадцать—тридцать бомбард. А канал Караэна и так больше похож на дорогу в час пик. Вот почему в древности литейные заводы строили не рядом с городами. Чтобы не перегружать логистику. И быть ближе к нужным ресурсам.

— Шесть сольдо за одну… реторту, — пробасил Сперат. — Но это без зачарования от Университета.

Сегодня он считает деньги вместо Вокулы. Военная тайна, понимать надо. Никого лишнего. Оруженосец считает.

А тот мастер, что сделал мне первые три, взял со Сперата двенадцать сольдо за всё. Скинул? Побоялся? Или у него налажены цепочки, позволяющие сэкономить?

Надо бы спросить.

Шесть сольдо — немного. Хотя… смотря для кого.

Для подмастерья — это полгода работы. Хорошая оплата. К тому времени он уже женат, у него дети. Дом в Караэне ему не светит. Но за пару лет можно накопить на дом в трёх километрах от стен. У самих стен дома стоят от десяти дукатов. Даже без земли. Предместья — для богатых.

Для всадника — шесть сольдо почти ничего не значат. Кольчуга стоит сто двадцать. Арбалет — двадцать. Поэтому мне приходится себе напоминать: пешие оборванцы в самодельных доспехах, с угловатыми шлемами и кожей на плечах — это или зажиточные люди, или те, кто живёт войной.

Караэнский меч на поясе — не только оружие. Это статус. Как автомат Калашникова, украшенный бриллиантами.

Крестьянская семья — вполне может заработать шесть сольдо за год, в десять рук. Если урожай хороший. Если земли хватает.

Для меня — да, немного. Я бы мог купить хоть тысячу ручных пушек. Только кто мне их продаст?

Вокула был не прав. Даже в Караэне — всё ещё средневековье.

А если новое оружие покажет себя в бою — как быстро Отвин, Башня или Таэн, контролирующий медные шахты, сделают точно такое же, или даже лучше?

Правильно. Почти сразу.

Нет. Моего новшества мало. Его надо масштабировать. Наладить стройную организацию. Массовый выпуск.

Чтобы это было не изменение. А цунами перемен. Которое сметёт всё на своём пути.