Наследник огня и пепла. Том IХ

Глава 17 Тишина, которая ест

В моём мире не так много способов быстро и легко разбогатеть. Обычно это либо наркотики, либо магия. Но этот мир работает наоборот — тут наркотиков почти нет, зато магия на каждом углу. Поэтому старые рецепты успеха идут прахом.

Мы прокрались вдоль холмов, минуя разрушенные дома в долине Орлиного Гнезда, не приближаясь к укреплениям долгобородов. Низенькие бородачи славились нервным отношением к своим фортификациям. В Железной Империи шутили: погладить по голой заднице жену долгоборода у него на глазах и остаться в живых — может быть, возможно. При неких обстоятельствах. А вот потрогать кладку его стены и уйти — точно нет. Ни при каких обстоятельствах.

Я подозревал, что эта почти религиозная страсть к уничтожению чужаков вокруг их крепостей выработалась как естественная защита от лазутчиков. В любом случае, мне нужно было не сюда. Фанго говорил, что Ан (предводитель клана Инсубров) сидит в городке Ченти. Туда я заеду позже.

Вскоре дорога — а точнее, козья тропа — петляя, вывела нас в горы. Мы со Сператом ехали по знакомым местам, хотя пару раз я чуть было не сбился с пути. За пределами долины Орлиного Гнезда долгобороды никого не гнали. Некоторые поля стояли заброшенные, но в остальном — всё тот же контадо, только с поправкой на гористую местность. Люди выходили из домов или разгибались от работы в поле и долго смотрели нам вслед. Я не смог понять выражения их лиц.

Постепенно местность становилась всё более дикой. Поля и дома исчезли, на склонах больше не попадались фруктовые деревья — только узловатые, крючковатые карликовые сосны. А потом, как это всегда бывает, внезапно мы выехали к Красному Волоку.

Тут нас ждал растерянный авангард.

Вид красных песков — ещё тот сюрреалистический пейзаж. Неудивительно, что в него все залипли.

— Чуть правее вышли, — пробасил Сперат. И указал далеко в сторону. — Лагерь охотников за вон той скалой. Прячутся.

— Надо проверить. Вдруг они и правда там. Всем держаться спокойно, пока они нам не враги, — велел я.

Авангард самопересобрался — в него включились люди с относительно свежими лошадьми. Возглавил их Дукат, пользующийся уважением. Он повёл отряд вперёд, вдоль кромки красной пустыни, сразу рысью. Это была необходимая предосторожность: топот копыт слышно издалека, и любой, у кого есть хоть тень навыка к скрытности и желание не попадаться на глаза отряду всадников, вполне мог успеть спрятаться. Если ему дать немного времени.

Мы поехали следом. Отстали ненамного — и, завернув за валун, я с облегчением увидел: лагерь охотников на чудовищ не пустует. Промысловая артель была на месте.

Вот только встреча явно не задалась.

Охотники толпились на склоне, оседлав камни, и держали оружие наготове. А наши всадники уже целились в них арбалетами и копьями.

Посреди валяющихся пожитков и мёртвого коня стояли Репень и Дукат. Ну, как стояли… Дукат пытался убить Репеня.

Репень почти не изменился. Всё такой же жилистый, сухощавый, с прямым, насмешливым взглядом. Правда, теперь лысый. На плечах — потертый кожаный жилет с воротником из какой-то подозрительной шкуры.

Схватка была быстрой и резкой. Дукат размахивал мечом, полосуя воздух с хлёстким свистом. Репень уклонялся, выжидая момент для удара своим коротким, широким боевым ножом — почти гладиусом. Это была настоящая драка, без игры, с шипением стали и злым молчанием.

Охотники отступали вверх по склону, мои воины начали разворачиваться в линию — оружие поднято, пальцы напряглись.

Репень обескураживал — он отклонялся всем телом назад, как кунг-фуист в фильме. В фехтовании так не делают: из такой позиции невозможно ударить в ответ, да и в доспехе так сделать не получится. Но Репень был без доспеха. А Дукат это почувствовал.

Он рванулся наискось, пытаясь разрубить охотника одним сильным ударом. Репень в тот же миг изогнулся и скользнул в сторону, нырнул под руку Дуката и метнулся вперёд, выстрелив коротким мечом прямо в подмышку.

— Стоять! — рявкнул я.

Дукат успел отвести удар — локтем одной руки, а другой сунул Репеню в зубы латную перчатку. Репень отскочил, выпустив зажатый между кирасой и рукой клинок. Успел: отделался рассечением губы, но сохранил зубы.

Он вытер рот, посмотрел на кровь на пальцах — и вытащил второй нож. Ненамного меньше первого.

— Я сказал, прекратить! — заорал я, уже совсем не по-сеньорски. Двинул Коровку вперёд и захлопнул забрало.

Репень отступил, ловко запрыгнув на валуны, и начал подниматься вверх по склону. Дукат рванул за ним, семеня по-медвежьи и рыча:

— Выебу!

— Дукат! — раздался сверху голос, как грохот пустого самосвала. Я не сразу понял — это был Сперат. Я всегда подозревал, в нём что-то оставалось от даров Пана. — Внемли своему сеньору!

Дукат резко обернулся на усиленный магией голос. Уставился на меня. Сквозь прорези забрала я увидел его глаза — белёсые от ярости, совершенно безумные.

— Выебу… — снова прохрипел он. Уже тише, но по-прежнему не отводя от меня взгляда.

Я наклонился в седле, приоткрыл забрало и сказал негромко:

— Что, и меня?

Несмотря на напряжённость момента, сеньоры в железе за моей спиной коротко усмехнулись. И, кажется, именно это отрезвило Дуката. Он смущённо опустил меч и отступил в сторону.

Я проехал вперёд, снял перчатку, потянул поводья, поднял забрало и осмотрел охотников. Остановился на Репене.

— Рад тебя видеть, — сказал я весело. — Что ж ты не заходишь в гости? Где Дедушка Мо?

— Он решил, что пещера на краю Диких Земель уютнее Караэна, — буркнул Репень. — Люди подумали… и согласились.

— Городская суета не для всех, — философски согласился я.

На этот раз несколько охотников гыгыкнули. Репень, как человек попроще, иронии не уловил.

— Нас там чуть не вырезали. Вместе с твоим домом, Итвис!

Я уже отвык, чтобы мне вот так прямо заявляли, что я приношу проблемы. Немного подумал и сказал:

— Значит, ты ходишь в Дикие Земли, но Караэн кажется тебе опаснее?

Репень молчал.

— Мне нужен Дедушка Мо.

Молчание. Правильно. Политика «не говори — и не подведёшь себя». Ни намёка, ни оговорки, ни выражения в глазах. Я закинул другую удочку:

— Вы же по-прежнему торгуете с Университетом? Но, я так понимаю, нашли и других покупателей? Платят они хорошо?

Репень отвёл взгляд. А по закаменевшим лицам охотников стало ясно: не очень.

— Не пытаются зарезать и забрать товар вместе с деньгами?

Молчание.

— Хорошо, — сказал я. — Если не хотите в город, мне всё равно нужен кто-то, кто будет присматривать за Воющим Камнем. Передай Дедушке Мо моё предложение.

Ответа не последовало. Только жест рукой — и охотники стали расползаться по склону, уходя вверх и в сторону от нас. Оружие опущено, но всё ещё в руках.

— Репень! — крикнул я. Он обернулся. Минимум приличий соблюдён.

— Мне нужна та штука. С лапками. Как паук. И с красным камнем.

Я даже показал рукой, перебирая пальцами, для наглядности. Он не понял. Ему подсказали сзади:

— Медянник, шоле?

— Да! — с облегчением подтвердил я. — Мне нужно хотя бы парочка. Оставь мне проводника!

Репень махнул кому-то — и под копыта Коровки бухнулся мешок. Коровиэль фыркнул. Я успел удержать его от того, чтобы он растоптал мешок. Тут же подскочил сообразительный Волок. Волок осторожно заглянул в мешок и показал мне содержимое.

— Это оно. Сколько тебе платят за одного в Университете? — крикнул я в спину Репеня. — Вернись, я отдам деньги!

— В счёт старой дружбы! — ответил Репень, скрываясь за валуном.

— Сперат, разбивай лагерь, — велел я. — А сам готовься. Придётся идти в Красный Волок.

Кстати… где узник Хауста? Мы что, забыли его в поместье?

— Нет, мой сеньор. Он тут, — невозмутимо сказал Сперат и похлопал себя по жадносумке.

Оставив отряд разбить лагерь на «захваченной» у охотников площадке среди скал на краю Красного Волока, я углубился в царство красных барханов, прохладного безветрия и песка, который шевелился сам по себе. Со мной были Сперат и Волок. Первый давно стал моим продолжением. Второй увязался сам — я не стал его прогонять. Мальчик скоро станет рыцарем. Надо проводить с ним больше времени.

Поскольку коней пришлось оставить, я снял с себя латные поножи. Раньше мои доспехи были легче, да и я помнил, как тяжело идти по здешнему слипающемуся песку.

Мы не стали углубляться далеко, остановившись за первой большой каменюкой, скрывшись от глаз моей свиты.

— Почему вы меня назвали так же, как это место? — вдруг спросил Волок. Голос у него был тише обычного. Видимо, пейзаж действовал угнетающе.

— Если пройдём чуть дальше, ты сам услышишь, как песок шумит. Прямо как ты, когда полировал мои доспехи, — усмехнулся я. — Сперат, помнишь? Он же тогда соскрёб с них всю эмаль цветов Инобал до стали! Я думал он протрет в них дыру!

Волок резко помрачнел. Зря я напомнил ему об убийце его матери. Его все ещё пожирало горе. И он думал, что месть облегчит его страдание.

— Почему он всё ещё жив⁈ — вскрикнул Волок и схватился за кинжал. — Если бы Аст Инобал убил сестру Койраноса Брухо, то давно бы умер в мучениях! Брухо бы истребили его род, сожгли бы его замки…

Он захлёбывался словами. Даже ярости нужно учиться.

Я приобнял его за плечо. Осторожно.

— Койранос Брухо? — пробасил Сперат. Он обладал феноменальной памятью, но с вот во взаимосвязях благородных семейств путался.

— Надменный щёголь из Таэна. Впрочем, его отец стал Регентом, — не отказал я себе в удовольствии уточнить.

— Да, мой сеньор. Я просто удивлён, что Волоку пришло на ум именно это имя.

Действительно, неожиданный пример. Я опустился на одно колено, поправил Волоку берет и заглянул в его глаза. Месть — не цель. Месть — это приправа. Она хороша, пока не становится единственным, что у тебя есть.

— Каждый день Фанго рассказывает мне о семье Инобал. Куда они вкладывают свое серебро, кого ненавидят, кто ненавидит их. Каждый день я решаю, куда ударить. Иногда мы пишем письма в города побережья с обещаниями и лестью. Иногда письма идут в замки к влиятельным родам с предгорий. Иногда, наоборот. А иногда — отправляем убийц.

Волок оживился, но я не дал ему слишком воодушевиться.

— Это не война. Так я бы действовал и с союзником. Я всё ещё думаю, как именно заставить Аста страдать по-настоящему. Но он уже стражает. С каждым моим успехом, с каждым шагом вперёд его страх растёт. Аст трус, Волок. Страх — это тоже пытка.

Он не понял.

— Помнишь смертоплёта в Лабиринте?

Он вздрогнул.

— Представь, что нас со Сператом рядом с тобой нет. А он — есть. И каждый день ты знаешь, что он стал ближе. Представь, каково это.

Я дал ему время прочувствовать, и продолжил:

— Аст видит этого смертоплёта каждый день. С моим лицом.

Он молчал.

— И именно поэтому мы здесь. Чтобы стать ещё на один шаг ближе к замку Балдгар. Говорят, он неприступен. А я ищу способ это изменить.

Теперь Волок смотрел с интересом.

— А что это за место?

— Красный Волок — это не просто пустыня, — начал я. — Это существо. Не живое и не мёртвое. Не до конца.

Сперат мне помог объяснить. В своей, несколько поэтичной манере:

— У него нет рук, нет ног, нет глаз. Его руки чудовища, что он создает. Ими он пытается защититься, но он слишком слаб, и потому их слишком мало, чтобы успеть везде. Этот мир чужд ему. Воздух ядовит, а наша магия слишком слаба, — продолжил Сперат. И, конечно же, не смог без лирики. — Посмотри вокруг. Ты видишь умирающего великана, у которого даже нет рта. Поэтому он кричит от боли молча. Так, должно быть, ещё больнее…

Реальность, из которой прибыл Красный Волок, была более магической, чем этот мир. Видимо, он не сразу это осознал. Когда он попал сюда, он был вынужден захлопнуть портал, оставив часть себя в этом мире — неполноценную, отрезанную, медленно умирающую. Это и есть то, что мы теперь называем Красным Волоком.

— Ты хочешь его убить? — прошептал Волок, как будто боясь, что тезка его услышит. И посмотрел на меня восторженно.

— Я стараюсь не убивать без причины, — хохотнул я. — Сначала я пытаюсь поговорить.

Волок нахмурился.

— И для этого мы дадим ему язык, — похлопал я пацана по плечу и пошел вперед.

Мы уже дошли до подходящего места. Выступающий валун прикрыл нас от моей свиты. А красный песок выглядел тут достаточно глубоким. Я внимательно осмотрелся, ища искажения в воздухе.

Следовало опасаться местную «фауну». Монстров. Красный Волок создал их, когда надеялся на выживание. Теперь их слишком мало, и он не может даже защищаться как следует. Он экономит силы, не создавая новых, а они не возрождаются. Он не бездумный желудок — Лилия упоминала, что с ним вполне можно сосуществовать. Даже взаимовыгодно. Если договориться. Лилия даже подробно рассказала, как с Красным Волоком можно «говорить». Для этого нам и потребовался узник. «Ненужный человек», как выразилось говорящее дерево.

Сперат уже бросил на землю жадносумку и начал её расстёгивать. Волок тоже оглядывался по сторонам, настороженно. Сперат распахнул клапан, залез внутрь рукой по самое плечо. Долго шарил там рукой, что-то нащупал, сделал резкое движение и из сумки вывалился человек — связанный, с кляпом во рту, весь в пыли, но живой. Сперат деловито вытащил кляп. Узник застонал, задёргался и, заметив небо над собой, заверещал. Вопль был таким, что я чуть не выхватил клинок. Даже машинально огляделся вокруг. Нет, узник верещал сам по себе. Так кричать трудно. Когда ты в своем уме. Это плохо — если он сошёл с ума, то это может все испортить.

Но через пару мгновений крик стал осмысленным. Он хрипел сорванным голосом и твердил:

— Я падал! Я всё падал! Почему не остановился? Почему не разбился? Сколько это длилось?

Сперат с Волоком уже начали рыть яму лопатами, которые он прихватил из поместья. Я об этой мелочи не подумал — но Сперат был со мной при разговоре с Лилией и проявил похвальную предусмотрительность. Поскольку мне лопатой махать недостойно, я подошёл к узнику, успокаивающе его придержал за плечо. Он всё ещё дрожал, но уже мог говорить.

— Расскажи мне свои ощущения, — я кивнул на жадносумку. — Как оно?

Он покачал головой. Лицо у него было перекошено страхом, но не от боли — от невозможности объяснить, что он пережил.

— Мне казалось… будто меня бросили в яму, и я лечу вниз. Не быстро. Но лечу. Без дна. И я знал, что не умру. Никогда. Только это падение…

Он замолчал, всхлипывая.

Я присел рядом и протёр пальцем виски.

— А сколько ты там пробыл?

Он снова покачал головой.

— Не знаю. Мне казалось — годы. Или только миг.

Я выпрямился. Сперат в это время отсчитывал Волока — тот слишком низко наклонился, и теперь стоял, приходя в себя.

— Он думает, что падал. Значит, не чувствовал ни тела, ни времени, — сказал я Сперату. — Как в чёрной дыре. Плотность такая, что даже свет не уходит. И всё, что попало внутрь, не выходит.

— Но он вышел, — пробурчал Волок, — значит, это не дыра.

— Да, — поспешно согласился я. Ляпнул термин из моего мира. Хорошо хоть на местный язык перевел. И постарался заболтать промашку. — Это сумка. Еда внутри не портится. Сперат, помнишь козу?

Сперат хмыкнул:

— Носил её два дня. Когда достал — стояла себе, жевала ремешок.

Я посмотрел на связанного «языка».

— Так, слушай, вот зачем мы здесь. Ты полежишь в яме. Под этим камнем. Я тебя порежу, придется потерпеть. Просто на всякий случай, предупреждаю — терпи до последнего… Если что-то пойдёт не так — вернёшься в сумку.

— Нет! — заорал тот. — Только не это! Я… я лучше умру!

— Вот и хорошо, — сказал я спокойно. — Значит, постараешься выжить.

Я кивнул, и Сперат с Волоком, не теряя времени, уложили пленного в яму, вырытую в красном песке. Он ещё не понял, что происходит, пока Волок не начал зарывать его по плечи. Когда песок закрыл ему грудь, узник вдруг закричал — не как человек, потерявший контроль, а как существо, которому наносят вред на глубинном уровне. Хорошо, что сорвал связки и в этот раз было не так громко. Лицо его было похоже на очень грустный смайлик. Вот как выглядит неописуемое страдание.

— Он жжёт! — завыл он. — Этот песок! Он ест мою кожу!

Волок застыл, бросив взгляд на меня. Я присмотрелся — действительно, кожа на предплечьях уже покрылась алыми пятнами. Красный песок двигался. Микроскопически, но неестественно — словно жил своей жизнью. Жил, чтобы есть.

— Он его расплавит, — спокойно сказал Сперат. — Как воск у костра. Ещё пару минут, и он начнёт стекать.

— Нет, — покачал я головой. — Он нужен нам живым. Надо торопиться.

Я протянул руку:

— Волок. Кинжал.

Он послушно снял с пояса свой шикарный, украшенный золотом и жемчугом нож с волнистым клинком. Красивый. Дар какой-нибудь от купца, который через моего пажа хочет подобраться ко мне. Волок в жизни не сможет себе позволить купить такой. Нож был вычищен до блеска.

— Осторожно, — пробормотал Волок, но не помешал.

Я шагнул к узнику, который, закатив глаза, пытался выбраться, но песок уже схватил его намертво. Порыв ветра унёс с губ остатки мольбы.

— Спокойно, — сказал я голосом медсестры на колоноскопии, — это даже не больно.

Я встал над ним, взял его за волосы и аккуратно, как парикмахер, сделал ровный, неглубокий надрез на коже затылка. Узник замер — от страха, от шока, от невозможности понять.

Из внутреннего кармана я достал заранее приготовленный плоский диск с множеством похожих на контакты выступов по краям — медянник. Крохотный круглый амулет с алым камнем на лицевой стороне.

Я вставил его в надрез. Он не вошёл глубоко — просто лёг под кожу.

Пленный завизжал. Сначала — от неожиданности. Потом — иначе. Иначе, чем прежде. Не от боли. От того, что почувствовал. Что-то внутри.

— Вот теперь ты слышишь его? — спросил я. Подопытный только орал даже не пытаясь вырваться. Я пустил небольшое лечение, смыкая рану на затылке. — Волок, засыпай голову. Оставь только лицо.

Песок шуршал, укрывая всё кроме глаз, рта и носа. Узник плакал, но уже молча.

Я встал.

— И, что теперь? — ошеломленно спросил Волок, когда я отдал пацану его нож.

— Тебе надо учиться ждать, Волок. Это труднее, чем кажется, — ответил я.