Встречи на высшем уровне проводятся только тогда, когда все предварительные договорённости уже достигнуты. Поэтому сначала, в мрачно-пустую Большую Гостиную, явились Вокула с Фанго. Оба — с шлейфом из сопровождающих: одинаково серых и неприметных личностей.
Они остановились поодаль. Я, пытаясь поудобнее устроиться на костяном Троне Итвис, перекинул одну ногу через подлокотник, во вторую упёрся локтем и опустил на него голову. Как бы всей позой намекая, что хотел бы побыть один.
Всегда умеющие тонко считывать намёки Фанго и Вокула, в этот раз решительно игнорировали все мои невербальные сигналы — они остановились в десяти шагах и склонились в почтительных, но полных достоинства поклонах. Я смотрел на них пару секунд. Они молча ждали. Похоже, нам предстоял серьёзный разговор.
Из узких окон через витражи с деяниями предков Итвис в полутемный зал падали полосы света. Мрачный и высокий зал, огромная фигура Сперата, уходящая в тень за моим троном, стражники в латах и цветах Итвис, двое моих телохранителей с вычурными щитами перед ступенями… Всё это создаёт мрачное, но безусловное величие. Пожалуй, надо вернуться к такому формату ведения дел. Создает нужное настроение.
— Я слушаю, — тихо сказал я. Акустика разнесла мой голос по всей Гостинной.
Вокула склонился чуть ниже и сделал шаг вперёд.
— Мой сеньор, пока вас не было, я осмелился начать переговоры с Университетом. К моему удивлению, мы быстро пришли к взаимопониманию.
Он говорил недолго — умел излагать суть. Периодически передавал слово Фанго, чтобы тот давал справки по людям или уточнял детали.
— Сеньор Бруно весьма уверен в будущем своего Университета. За последние пару лет Караэнский университет, если ещё не сравнялся с заведениями Отвина, Башни и Города Цветов, то подошёл к ним вплотную…
— Косметические препараты, особенно мазь для омоложения кожи, растут в цене, — доложил Фанго. — Университет уже дважды удваивал её стоимость, но заказы продолжают разбирать на год вперёд. По моим сведениям, только на ней они зарабатывают более шестидесяти тысяч дукатов в год — уже после всех расходов. Это соразмерно выплатам, которые они производят нам, несмотря на то что братство охотников ушло в тень.
— Университет разбогател. И, благодаря вашей предусмотрительности, возглавляет его ректор Бруно Джакобиан — человек, помнящий, кому обязан своим процветанием. Увы, двое наиболее уважаемых деканов, сеньоры Фарид и Каас, не столь благоразумны.
Фанго перехватил нить:
— Каас Старонот склонен приписывать себе все успехи, а в неудачах винит прочих. Его высказывания в ваш адрес порой граничат со смертельным оскорблением, хотя в отношении других он ещё менее сдержан. Учитывая его натуру, я бы сказал, что он вас, вне всяких сомнений… глубоко уважает.
— А сеньор Фарид? — спросил я, заметив, как Фанго запнулся.
— Фарид ибн… — Фанго сверился с записями. — Мухаммед. Он напротив — скрытен, подозрителен, опасен. Проследить его прошлое трудно — оно теряется за морем. Но те обрывки сведений, что мне удалось собрать, включают истории о том, как он становился визирем при разных владыках, менял покровителей, соблазнившись на более щедрые предложения, и даже участвовал в их свержении.
— Это уже интересно, — заметил я, оживившись.
— Насколько я понял, сеньор Бруно не находится под полным влиянием Фарида, — тихо сказал Вокула. — Но тот умеет искусно направлять его.
Я приподнял бровь. Вроде как Вокула только что внушил мне, что Фарид опасен и мешает.
— Интересно, как? — спросил я.
— Мой сеньор? — немпереспросил Вокула.
— Как он направляет Бруно?
— Он отыскал в нём слабое место. И теперь облекает свои советы в форму заботы о благе Университета.
Я кивнул. Каков подлец.
— Тем не менее, — продолжил Вокула, — нам удалось достичь весьма интересных договорённостей.
Финансовая активность Вокулы в городе уже не оставалась незамеченной. Стол Итвис — так караэнцы прозвали его деятельность — теперь, похоже, участвовал во всех прибыльных делах города.
— В этом году Университет принесёт нам более двухсот двадцати тысяч сольдо, если всё останется, как есть. Ни Бруно, ни стоящий за ним Фарид не настолько безумны, чтобы ставить это под угрозу. Их предложения основаны на обещаниях: приоритет в заказах, серьёзные скидки — как это уже было с Пламенем Мести. Кроме того…
— Что им так сдался этот Костяной Город? — не выдержал я.
— Дело не только в нём. Да, они сэкономят годы и десятки тысяч дукатов, если не придётся строить новое здание, — ответил вместо Вокулы Фанго. — Но главная проблема в другом: они столкнулись с тем, что их деньги не открывают двери. Когда купец разоряется, он разводит руками — и кредиторы остаются с носом. Или он так говорит, что дело не выгорело, товар пропал, утонул, разграблен разбойниками… С Итвис так не получится. Простите мою прямоту, но благодаря нашей репутации, мы способны защитить вложения.
— Имя Итвис часто само по себе достаточно, — мягко добавил Вокула. — Неделю назад я послал писаря верхом на осле в южный городок, где задерживали плату. При вашем отце туда бы пошёл отряд. Вчера он вернулся с деньгами и извинениями.
Мне начало надоедать.
— Переходите к сути, — велел я.
Они перешли. Университет предлагал долю в будущих проектах, которые обещают стабильную прибыль. В обмен они хотели покровительства и возможности инвестировать через нас — по сути, они ещё и деньги готовы давать. Под небольшой процент по местным меркам процент в десятую часть, но с гарантией возврата. Вокула, сам того не зная, изобрёл банк.
Наши условия включали содействие Университету во всех начинаниях и проталкивание через обе палаты пакета расширенных привилегий — как старых, так и новых.
Полная неподсудность студиозов городскому суду — не только в пределах Старого города, но и во всём контадо.
Полное освобождение от налогов — куда же без него.
Право ношения оружия для студиозов не только в стенах Университета и по всему Старому городу — но и вообще везде, а также право на самооборону, даже против членов Серебряной палаты. Как выяснилось, город уже успел внести такую поправку. Серебряные, как видно, и правда набрали себе чересчур много привилегий…
Из новых условий, пожалуй, самым трудным был вопрос жилья: Университет требовал запрет на выселение и повышение платы студиозам, проживающим в городе, без разрешения Университета. Но и это можно было обойти — например, ввести годовые контракты.
Однако главное, о чём открыто не говорилось, — силовая поддержка. Университету, очевидно, надоело, что его обманывают.
— Я взял на себя смелость сделать предложение, не дожидаясь вашего разрешения, — осторожно произнёс Вокула, заметив моё довольное выражение. — Предложил ввести вас в Совет Университета.
— Разве для этого не нужно быть деканом? — пробасил за моим плечом Сперат.
— Это вас ни к чему не обязывает, мой сеньор, — не отвлекаясь, ответил Вокула. Он торопясь подмешать мёд к горечи. — Вы станете почётным деканом с правом голоса. Это укрепит наши договорённости. Для вас даже создадут отдельный деканат… скажем, прикладной боевой магии и…
— Но ведь тогда надо читать лекции! Вести проекты! — возмутился Сперат. Кажется, он воспринял это чересчур лично. Стдиоз это навсегда.
— Одну. Ну, может, две в год, — скривился Вокула.
— Я не против, — сказал я, усмехнувшись. — Деканат мне не нужен. Но как почётный член Совета Университета, я с удовольствием прочитаю пару лекций.
Честно говоря, мне и впрямь понравилась эта мысль. К тому же, я всегда хорошо проводил время в компании университетских деканов.
— Прекрасно, — обрадовался Вокула. — Церемония состоится завтра после полудня.
Хотел бы я сказать, что на этом наш разговор завершился… Но увы, я провел на ужасно неудобном троне еще пару часов, разгребая текучку.
Праздничное шествие началось во внутреннем дворе Университета. В воздухе пахло свежей бумагой, цветочной пылью и чернилами. Вдоль главной галереи свисали знамена факультетов: зелёное знамя алхимиков с изображением змеиной чаши, синее знамя магов грёз, красное — боевых чар, пурпурное — истории. На трибунах собрались студиозы в скромных серых тогах, а напротив — вся кафедра в парадных мантиях, расшитых серебром, золотом и нитями, мерцающими от наложенных чар.
В центре зала, на возвышении, стоял ректор Бруно Джакобиан — в мантии природоведения и истории, с массивной книгой в руках. Рядом — Каас Старонот, массивный, с окладистой бородой и брезгливым выражением лица, в одежде декана алхимии, естественных наук, геометрии и каллиграфии. Поодаль, с чуть прикрытым лицом, стоял Фарид ибн Мухаммед, декан факультетов грёз, водных чар и тайных знаний. Его мантия была чёрной, с узором из текучих серебряных линий, будто переливавшихся при каждом шаге.
Я подошёл, как подобает, без оружия, в парадном бело-красном одеянии дома Итвис, с вышитым красным змеем на груди. Когда я встал на каменную плиту, отмеченную знаком Университета, ректор Джакобиан произнёс старинную формулу на языке древней империи:
— Ad mentem lucis et spiritum sapientiae…
У него был настолько жуткий акцент, что я не понял не слово. К счатью, ответа не подразумевалось.
Я поклонился книге, как подобает, и, по завершении обряда, мне торжественно вручили книгу с гербом Университета, символическое перо и свиток с подписью всех деканов. С этого дня я стал почётным деканом Караэнского Университета — и, по сути, его покровителем.
Праздник продолжился за вином. Университетские залы редко пустовали, но в этот вечер комната для особых гостей была отдана только нам. На высоких резных стульях, под сводами, украшенными астрологическими диаграммами, деканы пили, закусывали сладкими орешками в мёде и будто ненароком вели разговоры, в которых таилось больше, чем казалось.
Каас Старонот, как ни странно, оказался не молчуном. Когда вино немного развязало ему язык, он заговорил, глядя куда-то в угольки камина:
— Я вырос Таривекке. Меня до сих пор тянет к нему. В нем осталось две тайны, которые я хочу раскрыть. Первая — как можно столько пить вина, сколько пьют его в Таривекке? Конечно я шучу. Это трудно, но этому можно научиться, если иметь целеустремленность. Откуда, вы думаете, моя легендарная сосредоточенность… А если серьезно, мои мысли детства не отпускала от себя башня с часами на главной площади. Эти часы работают… когда хотят. Иногда отбивают полночь в полдень, иногда молчат неделю. А люди всё равно живут по ним. Говорят, если часы снова начинают идти — в городе произойдёт что-то важное.
Он усмехнулся.
— Один раз они зашли так далеко, что отбили тринадцать раз. Через два дня городская казна ушла в море вместе с кораблём казначея. До сих пор не вернулся. А еще дома… они Там белые от соли и ветра а не от того, что их красят, как в Караэне…
Бруно Джакобиан в это время аккуратно вытирал крошки с мантии и кивал с улыбкой:
— Таривекка прекрасна, но для меня последнее время тайна пахнет тиной болот. Простите, если звучит не поэтично. Мы недавно завершили раскопки на западной кромке руин в Великой Топи. Наткнулись на остатки дороги из чёрного обсидиана, которой не было на картах. А внизу — сводчатые ходы, древние, с фресками… и следами когтей.
Он поднял бровь. Он редко пил, это было видно по тому, как он пьянел.
— Гоблины? Возможно. Хотя те, что пытались нас сожрать, были покрыты слизью и обладали зачатками речи. Один даже, кажется, кричал: «Моё!», когда пытался сожрать нашего осла, который крутил черпалку. Мы его, конечно, вернули. Осла. А гоблин пошел на корм псам…
Я знал, что раскопки последнее время регулярно атакуют гоблины.Фанго докладывал. Впрочем, нападения зверей с измененных земель шел на десятки каждый месяц, гоблинов видели примерно столько же раз, но вот найти и разорить их логово случалось гораздо реже. Это был настоько обыденный фон местного мира, что напоминал прогноз погоды. Я даже подумывал освободить Фанго от той рутины. Бруно сфокусировал на мне взгляд. Я сразу понял — сейчас меня будут о чем-то просить.
— Кстати, сеньор Магн, у вас, говорят, прекрасные псы? Незаменимые помощники. Может…
Я отвернулся. Не потому, что не хотел давать псов — они много жрали, и я плохо представлял, что с ними делать. В Караэне было не принято держать собак. Так что вполне мог бы и подарить Бруно пару. Или даже всех. Просто уже выработалась привычка — избегать просящих. Поэтому я почти на автомате перевел фокус внимания и разговор на другого:
— Кстати, а вы, сеньор Фарид, откуда родом?
Фарид ибн Мухаммед, до того сидевший молча, поднёс к губам кубок, отпил и заговорил негромко:
— Там, где я родился, города не уступают Таривекке по красоте, но уступают ей в чести. Это были государства вечно спорящие друг с другом, но единые в жажде знания и власти. Каждый город был школой, каждый квартал — двором магов, каждый правитель — учеником, мечтающим стать учителем.
Он на миг замолчал.
— Мы называли это Домами Звезды. Там магия не инструмент, а валюта. И кто сильнее в чаре — тот и правит. А кто слаб — либо служит, либо исчезает. Один раз я ошибся в выборе союзника. С тех пор я здесь.
Он взглянул на меня, и в его взгляде не было сожаления. Только усталость и хорошо прикрытая настороженность.
Огонь потрескивал. За окнами разливался густой синий вечер. Мне было спокойно. И одновременно — чуть тревожно. Эти люди были умны, амбициозны и — каждый по-своему — опасны. Но именно такие нужны мне сейчас.
Я подлил себе вина.
— Вы знаете, — сказал я, — иногда мне кажется, что Караэн и сам когда-то был таким городом, как ваши. Городом, где знание даёт власть. Может быть, мы снова сделаем его таким.
Фарид тихо усмехнулся.
— Тогда берегитесь собственных студентов, мой сеньор.
Бруно всё-таки набрался. Потянулся за водой, чтобы разбавить вино, и опрокинул кувшин — прямо на Фарида.
Тот небрежно взмахнул рукой, и вода, вместо того чтобы облить его с головы до ног, повисла в воздухе плотным комком мелкой взвеси. Невозмутимый слуга подошёл и, словно черпая снег, начал аккуратно собирать её кубком.
— Кстати, сеньор Фарид, — сказал я, — вспомнил тут. Когда тот идиот поджёг бумаги на столе… Почему вы тогда не собрали воду точно так же?
Я давно уже понял: законов магии в привычном смысле здесь не существует. Маги буквально создают усилием воли — из чего-то, с чем-то, во что-то. Главное, чтобы это «что-то» уже содержало в себе магический потенциал. Исключение — элементальные маги. Их дар сродни инстинкту, оружию природы. Даже врождённую способность метать огонь можно со временем развить — скажем, в пылающую пчелу, что пронзает плоть и обугливает изнутри.
Но во мне всё равно говорил человек другого мира. Я искал закономерности, как будто надеясь заполнить недостающие кусочки в головоломке.
— Вы нарываетесь на лекцию по прикладной магии, сеньор Магн, — усмехнулся Фарид. — Но если коротко: тогда я просто не мог. Сейчас я действовал инстинктивно. Не знал, получится ли, но попробовал — и вышло. Возможно, в следующий раз уже смогу это повторить осознанно. В этом и суть обучения в Университете. Как только один что-то сделает, другой обязательно повторит. Если, конечно, его магические склонности совпадают…
Он взглянул на меня с легкой настороженностью. Вспомнил, что мои «склонности» ближе к презренному крестьянскому делу выращивания брюквы, чем к академическому совершенству управления стихиями. И ловко сменил направление разговора:
— Например, я не могу обратить воду в пар, или лёд в воду. Хотя пробовал. Как, впрочем и другие одаренные аналогичными талантами. Почему? А это — загадка, над которой бьются лучшие умы.
— Потому что это алхимия, — фыркнул Каас. — Только алхимия может изменять вещество. Сделать его твердым, жидким или газообразным. Азы! С них начинают все, кто не хочет умереть глупым.
— Но я же могу превратить её в лед, — ехидно заметил Фарид.
— Нет! Вы заменяете ей льдом! И я это докажу! — вскинулся Каас.
— Лед занимает больше места, чем вода. Оттого горшок в котором замерзла вода, лопается, — вспомнил я школьные уроки.
— Вот! — Каас ткнул в меня пальцем. Спохватился. — Благодарю за поддержку, сеньор Магн!
Фарид взял кубок, внимательно посмотрел на него, и вытряхнул на стол кусок льда цвета вина. Задумчиво повертел его в руках, отгрыз кусочек.
— Все еще вино, сеньоры. То же таэнское, хоть и холодное, — и ещё более ехидно посмотрел на нас.
Я ничему не удивился. Это как квантовая физика. Надо просто принимать её такой, какая она есть.
— Сеньор Магн, — наклонился ко мне Бруно. — Раз уж вы теперь один из нас, самое время открыть вам пару секретов. Например, один забавный способ обучения студиозов…
— Реторта магистра Гвидо, — подсказал Фарид с облегчением, радуясь, что разговор ушёл со скользкой темы.