Охотники за химерами. Путь в легенду

Глава 14.1

Западный Предел, Гнусные топи

Безымянный

– Владыка!

Он поднял голову от бумаг с донесениями о набегах химер на южные окраины Тирона и устало воззрился на закованного в броню воина. Тот церемонно ударил копьем в пол и зычно возвестил:

– Еще десять горожан пожертвовали магией, владыка!

Он поморщился. Ему претило слово «жертва», оно словно бы заранее настраивало на смертельный исход. Но тиронцы почему-то предпочитали использовать именно его.

– Тогда не имеет смысла больше ждать, собирай всех на площади, – выдохнул владыка Тирона, сжав кулаки. Руки предательски дрожали. Если его расчеты неверны, если задуманное не получится, то их всех ждет мучительная гибель.

Но он не мог ошибиться в расчетах. Кто угодно, но только не он.

Владыка решительно направился вслед за воином.

Сложносоставной арт в виде кривоватого посоха мерно пульсировал от количества влитой в него магии. Вечно голодная безразмерная пустота резерва Владыки алчно заныла, но он приказал ей заткнуться. Не время поддаваться слабости.

План был прост, но революционен. Чтобы защитить Тирон от подступающей армии магических аномалий, ведомой Повелителем, вокруг города планировалось создать защитный барьер. С бесперебойной подачей светлой энергии, в роли которой выступит светлый источник.

Ритуалисты заняли свои места, образовав идеальный круг. Владыка всей душой ненавидел ритуалистику. Она была противоестественна рациональной метафизике. И напоминала ему о бывшей лучшей ученице, хуже которой не было. Но сейчас без нее было не обойтись.

– Владыка, они уже близко! – истеричный возглас донесся с дозорной башни.

Он дал ритуалистам отмашку. Те вскинули руки к небу и затянули гортанный речитатив.

– Что-то не так, – напряженно заметил очевидное стоящий рядом с Владыкой маг. – Источник должен был открыться на прошлом заклятье.

– Без тебя знаю! – рявкнул Владыка, вновь стискивая кулаки. Проклятая ритуалистика! Он всегда говорил, что это не наука! Но ритуал прерывать нельзя, иначе их всех просто разорвет от выплеска энергии. – Отправь кого-нибудь к границе, пусть проверят, что с защитным барьером!

Барьер активировался. Над городом встал защитный купол из светлой магии. А посох не торопился превращаться в светлый источник. Почему? Где Владыка просчитался?

В посохе вдруг появилось едва ощутимое сознание и желание защищать. Владыка нахмурился, прокручивая в голове формулы и вектора приложенной энергии.

Маги Тирона постепенно заключали в посохе частичку своей энергии, жертвовали ею… о, Создатель! Горожане не просто так дали ритуалу именно такое обозначение. Они подспудно чувствовали, что делают. Все чувствовали, кроме него, магистра метафизики, Владыки Тирона!

Помимо светлой магии они вложили в посох свое желание защитить себя и город любой ценой. И вместо светлого источника создали одушевленный светоч.

Подхватив посох, Владыка сам направился к защитному барьеру. Если вместо источника магии его подпитывает магическая аномалия, то барьер не мог получиться таким, каким задумывался изначально. И вид бледной девушки, отчаянно стучащей кулаками по воздуху там, где должна быть лазейка для выхода из заблокированного города, лишь подтверждал его мысли.

– Не выпускает, Владыка! Барьер никого не впускает, но и не выпускает! – истошно выкрикнула она.

Он хотел зажечь свет, но все спалил, и наступила тьма.

Тогда он должен хотя бы попробовать спасти жителей города! Он единственный в мире пустотник со стертыми границами резерва. Он единственный сможет пройти сквозь барьер, не погибнув от его магии. И, возможно, сумеет собой пробить брешь. Стиснув крепче посох, Владыка Тирона шагнул сквозь барьер…

Кто-то кричал. Мученически выл. Страшно, по-звериному.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что кричит он. Закашлявшись, он сморгнул набежавшие слезы, покачнулся и схватился за посох. И в недоумении уставился на чужую руку, маячившую в поле зрения. С выступившими венами, иссушенной кожей с пигментными пятнами и скрюченными старческими пальцами. Разом навалилась бесконечная усталость.

– Владыка… Владыка, это вы?! – надрывный вопль болью ввинтился в уши. – Владыка, не оставляйте нас, молю! Здесь уже брешь! Спасите нас!

Он осмотрел появившуюся после него брешь в защитном барьере. Недостаточную, чтобы в нее можно было пройти, но способную стать такой при следующем истончении. Только вот, если один проход через барьер состарил его сильнее, чем предыдущие четыреста лет, то второй, несомненно, убьет.

– Не могу, – выдавил его чужой, по-стариковски дрожащий голос. – Не могу погибнуть. Я нужен. Мои знания… еще нужны этому миру…

– Нет! – девушка в бессильном отчаянии смотрела, как ковыляет прочь от обреченного на вымирание города его Владыка. – Не оставляйте нас, Владыка! Прошу! Молю! Да пусть катятся к предкам твои знания! – ее голос вдруг изменился. Стал ниже, мелодичней. Знакомей. Набрал силу. – Пусть проклянет тебя Создатель! Пусть никто больше из-за тебя не пострадает, а ты будешь страдать вечно! Пусть никто больше не вспомнит имя владыки Тирона! Даже ты сам! И знания свои драгоценные все забудешь! И лишь искупление подарит тебе свободу, а до тех пор скитайся, проклятый, одинокий, вечно! Ты убил меня! Ненавижу тебя!

Вечный Странник обернулся и еще успел заметить огненно-синий отблеск в глазах прежде сероглазой девушки. Такой знакомый огненно-синий отблеск. Кому он раньше принадлежал? Кому-то очень важному.

Перед ним мелькнула размытая тень, но Безымянный даже не обратил на нее внимания. В Гнусных топях вечно носились какие-то тени, периодически обретая четкость и затягивая в воспоминания.

Поэтому, когда одна из теней опустила на его затылок что-то тяжелое, он обрадовался, уплывая в беспамятство. Кроме него здесь есть кто-то еще. Значит, он не одинок.

Тау

Сердце билось в груди пойманной птицей, перед глазами плясали черные мушки. До боли хотелось обернуться, кинуться на шею сероволосому мужчине с шальной улыбкой и косичками у висков. Осознать, что непрекращающийся кошмар, в котором она жила весь последний месяц, был лишь наваждением. Пусть даже нечеловечески жестокой шуткой! Лишь бы ненастоящим.

Но Тау сдерживалась и не оборачивалась. Ведь когда она пролетит сквозь нематериальный морок (когда, а не если!), умрет на месте от разрыва сердца.

Души коснулось, словно перышком по коже провели, придавшее сил холодное равнодушие. Дышать сразу стало легче, мир перед глазами перестал влажно расплываться. Тау благодарно сжала придавшего ей сил темняка, успокаивающего своей тяжестью. Отстегнула от пояса кнут и не глядя махнула им за спину. Пустота легко перетекла в лезвие, пропоров песок под ногами Раа.

Разбрасываться пустотой на самом деле было не обязательно. Уничтожить целиком морок-блуд, которым являлись Гнусные топи, у нее при всем желании не получилось бы. Но так было проще убедить саму себя в том, что Раа… не существует.

Покосившись за спину, Тау перевела дыхание, черных глаз не наблюдалось. Зато еще три пары – ореховые, карие и серые – смотрели с плохо скрываемым изумлением. Еще бы, она же так легко отказалась от присутствия любимого рядом!

А причина этому была проста. Тау крепче стиснула посох палача. Она истово верит, что Раа и без того всегда незримо рядом. Поэтому ей не составило труда убедить себя, что сейчас перед ней стоял морок, а не настоящий Раа.

Тряхнув косами, она постаралась выкинуть из головы лишние мысли, решительно развернулась спиной к восходу и пошла вперед. Пейзаж вокруг был удручающе однообразен, от этого черного песка и вылинявшего неба уже тошнило. Даже подземелья на нее так не давили.

Хотелось обратно, к разнообразию красок, воде и лесной свежести. Слуха коснулся отдаленный шелест листвы и пронзительный крик парящей в облаках птицы. Журчание близкого ручья и эхо стука кирок о камень. В нос забился одуряюще сладкий аромат сырой земли…

– Прекрати! – вопль Мары вырвал Тау из дремы.

Все закончилось, как отрезало. Вокруг по-прежнему плескалась густая неестественная тишина, голову дурманил почти не ощутимый, но жутко навязчивый запах тлена.

Забавно. Тау с небрежением относилась к близнецам, считая их ни на что негодными высокородными неженками. А оказалось, что характер у них закален покрепче, чем у нее. Потому что Гнусные топи всегда концентрируются на самом слабом духом. Магическое поле здесь резонирует с аурами, считывает эмоции, на основании которых потом создает гипнотизирующие видения.

Дернув талисман-перо в ухе, Тау на ходу обернулась к отряду.

– Что делать будем?

Вопрос отнюдь непраздный. Болота их сразу точно не выпустят. Будет водить кругами, путая север с югом, пока их мозги не превратятся в кисель. Значит, надо думать пока голова работает.

Ожила жадность кладоискателя, погребенная было под многодневной усталостью и скорбью. Мысль о горах стеклярусов, что можно будет выручить за открытие феномена морока, действующего в условиях зоны пустоты, придала сил.

Плевать, что в Эйя ей, похоже, не вернуться. Торговать с родным городом, сидя в Цитадели, можно и через Эйо. Не дождавшись ответа, Тау принялась сама рассуждать вслух, потому что безнадежное молчание давило могильной плитой.

– Припасов нам при должной экономии хватит на неделю. Дай Создатель, этого времени болотам хватит, чтобы напитаться нашими эмоциями, и они нас выпустят. Если попытаемся сразу пойти на юг, то наверняка влияние морока станет сильней. Обратно в Пустынь мы не вернемся. Зато, если пойдем на север, болота нас пропустят, ведь дичь сама летит в силки. Значит, сильно морочить нам головы до определенного момента не станут. Мы заметим ориентиры запада и как только выйдем из зоны пустоты, Синьягил подвесит какую-нибудь иллюзию на горизонте. Будем идти на нее. Неужели Великий Древний не пересилит какой-то морок?

Последняя фраза прозвучала излишне ядовито, но Тау до сих пор не могла заставить себя быть более равнодушной пугающему ее к жестокому безумцу.

– Может сработать, – он плотоядно на нее уставился.

– Пардов нельзя загонять глубоко в топи, они из болот не выберутся, – Аро посмотрел на не подающих признаков беспокойства, развалившихся на песке кошек.

Кай вынул из-за пояса карту, покосился на солнце, проследил примерный маршрут и заметил:

– По прямой до Снежных гор осталось два-три дня. На животных мороки воздействуют не так сильно, как на людей. Можно дать указание Императору, пусть ведет стаю к предгорьям, – Тау поняла, что впервые слышит кличку лигра. – Если выберемся, они нас найдут. Если нет, то в горах полно дичи, они не пропадут. Только седла придется снять.

Тау вдруг осознала, что украдкой улыбается. Раа ухитрился помочь им, даже будучи за краем мира. Не просто так в ней вдруг прежняя алчность до сокровищ проснулась. Не просто так Кай сейчас легко, как дышал, выдал тираду, в которой слов было больше, чем он произносил за весь последний месяц.

Даже не пытаясь скрыть дергающиеся вверх, словно в припадке, отвыкшие от такого уголки губ, Тау направилась к Дикому. Аро и близнецы проводили ее обеспокоенными взглядами. Должно быть, решили, что ядовитые испарения болот уже помутили ее рассудок.

Отстегнув седло, она не сдержала скорбного вздоха, дорогое же! Стащила две тощие седельные сумки (Най и Уна забрали всю добычу, а после отряду ничего ценного отряду не попадалось) и присела перед гепардом. Тот уставился ей в глаза недовольным янтарным взором.

– Найди меня, Дикий, – чмокнула она его в сухой нос.

Гепард фыркнул ей в косы и потрусил за лигром. А Тау, вновь вздохнув от вида брошенного седла, натянула на лицо маску «Теней» и потащилась за Каем на север. Дыр в придуманном ею плане было хоть отбавляй, но все ухватились за него, как утопающие за последнюю соломинку.

Солнце неспешно ползло по небосклону, поджаривая правый бок. Дышать становилось все труднее, влажность Тау не переносила. Через пару часов болота начали оправдывать свое название. Вокруг звенел и жужжал гнус, с изматывающим упорством пытающийся пробиться сквозь плотную кожу доспехов.

Тау стискивала зубы и напоминала себе, что в койках у Подземных было хуже. Остальные тоже являли чудеса выдержки.

Пейзаж начал меняться. Черный песок как-то незаметно стал черной влажной землей с редкими кустиками мхов и лишайников буро-зеленого цвета, между которыми сверкали лужицы трясины. Периодически попадались кусты диких ягод. Желудки сводило от голода, но тянуть их в рот вурдалачьих мозгов не нашлось.

Мара с увеличительным стеклом на глазу скрупулезно изучала спелые алые ягоды, иногда собирая их в отдельные склянки. Тау бросила алчный взгляд на растущую гору редчайших образцов, за которые на черном рынке отвалят гору стеклярусов. Мара клятвенно пообещала поделиться с ней добычей. Тау отказываться не стала, но тяжкого вздоха сдержать не смогла. Цветочек.

Мор тоже иногда закапывался в землю, собирая образцы зараженных мороком минералов. Тау против воли стала следить за ним тщательнее. Уж больно легко было представить, как он подбрасывает им ядовитые камни в сумки.

В чаще они оказались внезапно. Просто в какой-то момент кустики стали чуть выше, чуть толще, чуть ближе друг к другу… и вот уже вокруг непроходимые колючие тернии. Зацепившая капюшон ветка царапнула стекло маски, заставив Тау зашипеть. Помня о своих новоприобретенных способностях, ругаться она теперь боялась. И сначала не поняла, что произошло.

Солнечное сплетение вдруг скрутило так, что во рту собралась горькая слюна, а перед глазами заплясали черные точки. Согнувшись, Тау схватилась за ближайшую опору и грохнулась на колени. Под ногами противно чавкнуло.

– Тихо, малыш, ничего страшного, – бархатный голос ласкал слух. Угораздило же ее схватиться именно за метаморфа! – Мы просто вышли из зоны пустоты.

Слава Создателю! Тау тщетно пыталась отдышаться. Неделя без магии, да еще и с темняком в обнимку… запоздалый страх накатил липкой волной.

– Что у меня с аурой?! – просипела она, впиваясь в руку Синьягила.

– Все в порядке, – тут же отозвался он.

Тау недоверчиво уставилась в синие, как небо над Октароном, глаза в обрамлении белых ресниц, но не увидела в них и намека на насмешку или ложь. Но как такое может быть? У пустотников от длительного магического голодания аура необратимо искривляется, меняя личность. А еще у пустотников не работают благословения и проклятия. И пустотников не получится обратить в химеру. А Синьягил не раз повторял, что из нее вышла бы великолепная нага.

Вот почему он не признал в ней пустотницу тогда, в подземной лаборатории Октарона. Потому что она уже не совсем пустотница. Синьягил помог ей подняться и попытался высвободиться, но Тау лишь крепче сжала пальцы на жилистом предплечье, прищурившись. Он нервно дернул хвостом.

– Я не знаю, как это возможно.

То, что о таком не слышал даже Великий Древний, пугало. В душе царил сумбур из мыслей и чувств. И снова навалилась усталость. Только ей удалось вынырнуть из того болота, в котором она барахталась последний месяц, как она застревает в другом. И в прямом, и переносном смысле!

На самом деле магом ей становиться отчаянно не хотелось, несмотря на то, что иногда она магам и завидовала. А все дело в необходимости жесточайшего самоконтроля, перечеркивающего все прелести обладания магией. В магах он выпестован с рождения, им нет нужды напрягаться, чтобы разделять ругательства и проклятия. А ей придется этому учиться, чтобы (учитывая ее дурные манеры) ненароком не убить кого-нибудь. И на кой дракон ей такое счастье сдалось?!

Вот если бы можно было быть магом и пустотником одновременно… но такое только в легендах и может случиться. А вокруг, как это не прискорбно, суровая реальность. В которой она всего лишь перестает быть самой собой.

Когда разбили лагерь, Тау проглотила первую ложку густой травяной похлебки (ни воды, ни мяса давно уже не было в достатке), и почувствовала, что сейчас расплачется. Ей нужно хоть что-то, связывающее ее с прошлым. Она покосилась на Кая и взмолилась:

– Спой, пожалуйста.

Он не играл на свирели и не пел весь месяц со смерти Раа. Да он и не говорил почти. И Тау не стала бы его просить, если бы не ощущение, что без этого своеобразного якоря она вскоре просто сойдет с ума.

Кай вздохнул, проведя рукой по лицу. Жара чуть спала, но влажность лишь усилилась, отчего дышалось не легче, чем в затхлых подземельях. Гнус по-прежнему вился вокруг гудящим облаком, но изумрудное пламя костра отгоняло мерзкую мошкару. Тау уже смирилась с очередным безрадостным вечером, когда тишину вдруг прорезал трепетный, гипнотический голос.

– Звал за собой вожак,Мира и судеб сотник.Казалось, великий маг.На самом деле пустотник.В душе расползлась хмарь.В шелках был, теперь лохмотник.Отныне стал сам себе тварь,И сам же себе охотник.Он говорил: хочешь быть? Будь!Учил: что есть жизнь? Миг!Ведь каждый сам себе путь,А он нам всем проводник.Его знают все, да.Но не помнит никто, нет.Ведь вина того – тьма,Кто все спалил, зажигая свет.

Тау положила под голову седельные сумки и уставилась в безоблачное небо с мириадами перемигивающихся звезд на черном бархате ночи. Впервые за последний месяц в душу закралась неуверенная мысль, что, возможно, все еще будет хорошо.

На лоб опустилось что-то тяжелое, вызвав перед глазами отражение звездного небосклона. В беспамятство она провалилась мгновенно.