Охотники за химерами. Путь в легенду

По следам Древних III

Эпоха Жатвы Октарон

Небо в тот день было цвета сочной мякоти красного яблока – нежно розовым, с ажурными прожилками перистых облаков. Жаркий ветер с ароматом миндаля ласково трепал смоляные кудри Накиланэ. Она заложила прядь за ухо и устремила немигающий взор за горизонт. Интуиция мага просто вопила о надвигающейся беде… нет, катастрофе, судя по тому, как ее потряхивает.

«Стихийные колебания магического поля», так, кажется, обозвали это явление императорские вестники. Лани льстило, что ее называют стихией.

– Проклятье! – за спиной раздался поистине звериный рык. – Какого дракона местность влияет на способность детей к размножению?!

Лани поморщилась, оборачиваясь к Синье, скорчившемуся посреди щепок стола и осколков колб. У него была раздражающая привычка называть созданных им чудовищ детьми.

– Я же тебе говорила, – пропела Лани нежно, – не стоит так переживать из-за расходного материала. Это всего лишь куклы. Твои марионетки. Не больше.

Его взгляд потемнел, зрачок затопил синь радужки.

– Куклы неживые. Они не способны к размножению. А мои дети живые.

Когда метаморф понял, что из-за экспериментов над собой лишился возможности иметь детей, его невинное увлечение по выведению новых форм жизни превратилось в болезненную манию.

Вдали зарокотал раскат грома. Новый порыв ветра принес терпкий аромат зарниц. Древа откликнулись тревожным шелестом листьев. Октарон ждал первую в его истории грозу. И что-то Лани подсказывало, что после нее им придется искать себе новый полигон для экспериментов.

– Нам пора уходить, Синья.

Он покосился на кровавый небосклон, кивнул и собрал разбросанные по полу записи. В его глазах мелькало что-то, что Лани сильно не нравилось. Уж не хочет ли он остаться?

– Лани.

Она обернулась на звук голоса, по-прежнему высокого, но уже не визгливого, как раньше, а певучего, завораживающего. В арке входа, небрежно к ней прислонившись, стояла Эль. Изумрудные глаза смотрели как всегда дерзко, однако за последнее десятилетие появилось в них что-то гипнотическое, что даже Лани заставляло забывать, о чем она думала мгновение назад. Это злило.

Эллемья не просто открыла новую технику управления энергией с помощью гипноза, она стала магистром в этой сфере. А за то, что ей удалось создать мороков – блудов и сирен, гипноз у которых был в крови и не распознавался третьим глазом – Лани готова была придушить ее. Элли отбрехивалась заверениями, что мороки всего лишь неудавшиеся эксперименты, но Лани-то знала, что на самом деле произошло. Эта рыжая гадина создала себе армию!

Синья мазнул по ней равнодушным взглядом, возвращаясь к своим записям. В глазах Элли на миг проскользнули жгучая обида и боль, но лишь на миг. Лани не смогла сдержать злорадной усмешки. Кравани оказался прав. Синьягил остыл к своей спутнице поразительно быстро. Как раз, когда та полюбила его до беспамятства. Элли заметила эту тень злорадства в глазах Лани, сложила руки на груди и ядовито процедила:

– Ты доигралась, наша звездочка.

– О чем это ты? – Лани вскинула черную бровь.

– Я предупреждала тебя, что сделаю, если ты не прекратишь эти издевательства над энергетическим фоном.

В груди Лани что-то оборвалось. Эллемья так и не избавилась от привычки ябедничать учителю. Но Кравани не должен видеть Октарон, он не поймет!

– Ты не посмеешь, – взбешенно прошипела она, стискивая кулаки.

– Уже посмела, – оскалилась рыжая и посторонилась, пропуская в лабораторию их учителя.

Сердце Лани на миг замерло и понеслось вскачь с какими-то перебоями.

– Что же ты наделала, звездочка, – холодные карие глаза воззрились на нее с разочарованием выворачивающим душу наизнанку.

Лани почувствовала, как против воли на глазах вскипают злые слезы. Как в детстве, когда любимый учитель похвалил за домашнее задание всех, кроме нее.

– Я все исправлю, – горячо воскликнула она. – Это всего лишь небольшой побочный эффект!

Ее опыты по переселению части духовной энергии в предметы, а также ее души в чужое тело негативно отражались на состоянии магического поля, в отличие от экспериментов Синьи и Элли. Она знала, что магистр ее за это не простит. Поэтому, желая оградить его от лишних волнений, она даже запретила пустотникам вход в Октарон. Но эта подколодная рыжая змея пустила все ее старания прахом! Кравани с горечью воззрился на алеющее небо за оконным проемом.

– Надо уходить.

Этот старческий, надтреснутый голос болью полоснул по сердцу Лани. Он не понимает.

Они шли подземельями. Лани несколько раз пыталась заговорить с ним, объяснить, что наука всегда требует жертв, но Кравани упорно делал вид, что ее не существует. Это тоже было больно.

Они выбрались у западных стен, когда первая молния ударила в шпиль обители знаний, раскалывая здание. Послышались отдаленные крики. Лани поняла, что не может различить людей, мороков и химер. Перед лицом смерти кричат все одинаково.

До безопасной Пустыни они добрались на птерах. Здесь было целое магическое поле, алела лишь кромка горизонта, шуршали черные пески и было тихо. Пока тихо. Лани спрыгнула с гигантской птицы и нервно расправила полы белой мантии, скрепленной на плечах золотыми бляхами. Она ощущала себя побитым шакаленком, и это приводило ее в бешенство.

А еще отчего-то интуиция кричала, что сейчас она находится в опасности едва ли не большей, чем в Октароне. Ауры коснулась вымораживающая вьюга знакомой пустоты. Она драконом, укушенным за хвост, отпрыгнула в сторону, разворачиваясь к пустотнику. Кравани в бессильном отчаянии сжимал кулаки, глядя на восток.

– Это моя вина, – тихо пробормотал он.

Пустота внутри него, бездонная, которую Лани подарила ему с помощью ритуала, стала медленно растекаться вокруг. Он обернулся, посмотрев ей в глаза мученическим, больным взором.

– Это моя вина, звездочка, что я поверил в тебя!

– Почему ты вечно обвиняешь во всем меня? – не выдержала она, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. – Почему не этого извращенца? Почему не эту скользкую гадину? Ведь чудовищ создали они, а не я!

Синья оступился и неверующе воззрился на нее полубезумными глазами с тончайшей щелью зрачка.

– Мои дети чудовища?

– Чудовище здесь только ты! – Элли ткнула пальцем в Лани, вспыхнув до корней волос.

Магистр махнул рукой, приказывая им замолчать. Вновь устремил взор на расползающуюся по небосводу красноту и ответил:

– Синья создал существ, аккумулирующих магию, способных восстанавливать магическое поле. Элли создала людей, магия у которых в крови, которым не нужны техники, чтобы ей пользоваться. Если кто-то выглядит иначе или обладает необычными умениями, это не значит, что он чудовище. А что сделала ты? Изжила октаронцев, искорежив им резервы? Поиздевалась над магическим полем?

Больно, как же больно. Как же он не понимает, что все, что она делает, она делает ради него. Она просто хочет жить с ним вечно в идеальном мире.

– Еще немного, и я открою секрет воскрешения! Я же просто не хотела, чтобы кто-то еще испытал ту же боль потери любимых, что и я! Почему ты меня не понимаешь?! – вскричала Лани, утирая слезы.

– А почему ты, не понимаешь, что люди в Октароне сейчас испытывают эту самую боль потери? И не из-за «чудовищ», как ты их назвала, а из-за тебя.

Лани закатила глаза. Наука всегда требует жертв!

– А я отвечу, Накиланэ, – голос магистра сорвался. – Потому что тебе давно плевать на боль других людей! Ты забыла о своей цели, хотя продолжаешь прикрываться ею!

– Ты говорил, что я стану великой, когда я была еще ребенком! И я стала великой! Так чему же ты удивляешься?!

– Не удивляюсь, Накиланэ! Сожалею! Я забыл, что великие дела и добрые дела чаще всего не одно и то же!

– Тогда во что же ты верил? Что, по-твоему, я должна была сделать… доброго? – последнее слово Лани выплюнула, как яд.

– Ты должна была сделать Айну лучше, Накиланэ, а не разрушать его!

Он кричал. Страшно кричал. И каждое слово, будто проклятие, навечно впечатывалось в нее, причиняя невыразимые муки. Как он может так с ней поступать? Она же… любит его.

– А где все это время был ты? – захлебываясь слезами, вскрикнула Лани. – Спаситель, дракон подери, человечества, что же ты не остановил меня?! А я отвечу. Ты боялся! Сидел в своем Тироне, лелея свой ставший безразмерным, благодаря мне, резерв, и боялся меня, своего создания! Тебя же рядом никогда не было!

Кравани сразу как-то постарел. Его рука скользнула в широкий рукав мантии.

– Поэтому я и сказал, что это моя вина, звездочка, – голос у него стал ломким, пропитанным сожалением.

Предчувствие необратимого стало явственнее. Он же не может… нет, он не может. Кто угодно, только не он.

– Ты права, я действительно боялся. Только не тебя, а того, что мне следовало сделать с тобой еще десятилетия назад. Все эти годы я надеялся, что ты поймешь, к чему ведут твои эксперименты, одумаешься… Видимо, плохой из меня учитель. Прости, что сделал из тебя… это.

Стилет в его руке мелькнул серебристым росчерком, чтобы в следующий момент оказаться вогнанным по самую рукоять ей в сердце.

– Нет! – слаженный вопль пронзил Пустынь.

Самоуверенный хам и самовлюбленная истеричка, которых она всю жизнь презирала, кинулись защищать ее от магистра, которого она всю жизнь боготворила, а он ее убил. Как странно.

Лани удивленно переглянулась с невесть откуда здесь взявшейся необычайно грустной девчонкой в странной одежде с короткой стрижкой разноцветных волос. А в следующее мгновение ее душа, более не скованная телом, навсегда растворилась в пустоте, последнем подарке ее любимого.

– Что ты наделал?! – Синьягил взревел раненым зверем, кидаясь к опрокинувшейся на черный песок Лани.

– Мы так не договаривались! – истерично завопила Эллемья, закрывая их от ставшего вдруг невообразимо чужим магистра.

– Ты позвала меня, чтобы я остановил безумства Накиланэ. Я остановил! – Кравани вновь повысил голос. – И предотвратил хотя бы часть разрушений, вызванных моей непростительной ошибкой!

– Ты ее убил! – Синья первый и единственный раз обратился к учителю на «ты» и вскочил, хватая его за горло. – Убил в зоне пустоты, где душа растворяется навечно!

– Думаешь, мне легче? – Кравани устало прикрыл веки, даже не пытаясь высвободиться.

– Думаю, да, – Синья сплюнул, отбрасывая его прочь. – Теперь вам легче. Лани была права. Вы трус, и из-за этого все ваши проблемы. Были, есть… и будут.

– Уйдите, магистр, – коротко выдохнула Элли. – Пожалуйста.

Дважды его просить не надо было. Оставшись вдвоем, его ученики опустились на песок рядом с телом. Элли закрыла Накиланэ глаза, утерла слезы, по-детски хлюпнула носом и обернулась к разрастающемуся зареву на горизонте.

– И что теперь делать?

– Мне надо спасти Октарон. То, что еще можно спасти, – Синья отчаянно запустил руки в белоснежные волосы.

– Вернешься туда? – в ее голосе скользнул ужас. – Ты же погибнешь! Или сойдешь с ума от вида гибели родного города…

– Капитан тонет вместе с кораблем, – отрубил он. Помедлил, но все же решился подцепить когтем ее подбородок, скрещивая взгляды. – Но, если я вдруг погибну, то хочу, чтобы ты знала. Если бы не ты, моя драконья личинка, я бы навсегда остался никому не нужным трущобным мальчишкой.

– Прекрати подлизываться, драный пард, – фыркнула она, утыкаясь лбом ему в грудь. – Будем откровенны, если уж кого и благодарить за то, что мы не остались никому не нужными жалкими посредственностями, так это Лани. Она пусть и была сумасшедшей, но все же именно она из нас четверых была истинным гением. Поэтому мы ее и не остановили. Ни Кравани, ни мы с тобой. Ведь ее процесс творения… был прекрасен. Она действительно могла бы стать богом нового мира.

Голос Элли дрогнул, и какое-то время они просто молчали.

– Я верну ее в Аноринор, – наконец, выдохнула Элли. – И постараюсь сделать хоть что-нибудь для предотвращения дальнейшей катастрофы. Только теперь все придется делать втайне. Аладар наверняка заклеймит нас позором за наши опыты. Или вовсе за все, что сделали.

Синья обернулся к Накиланэ, белому пятну посреди черной пустыни.

– А надо бы заклеймить за то, что мы несделали, хотя могли.

Над дюнами вновь повисло молчание.

– Я попробую продолжить ее работу, – тихо пробормотал Синья.

Эллемья скорбно улыбнулась. Он никогда не смирится с потерей той единственной, которая всегда принимала его таким, какой он есть. В отличие от Элли, Лани не пыталась его переделать.

– А я хочу избавить людей от повторения наших ошибок, – призналась она.

Синьягил устало кивнул. Возможно, она права. Люди, к сожалению, ничему не учатся на чужих ошибках. А свои иногда могут обходиться слишком дорого.

Птеры с всадниками взмыли в воздух, всколыхнув черные пески, и скрылись в угрожающе багровеющих небесах. На Пустынь опускалась тревожная тишина. Вокруг растекалась пустота, пожирая магическое поле, оставляя после себя вечный памятник тому, кто хотел зажечь свет, но все спалил, и наступила тьма.