Пока было время и возможность, я скорешился с бойцами другого взвода нашей батареи, и из разговоров с батарейцами узнал много нового про дивизию. Получилось так, что десятого октября полк отправили со станции Селижарово, и через Москву, он прибыл под Наро-Фоминск. Разгрузился на станции Балабаново, и на следующий день, совершив марш, сосредоточился в лесу северо-восточнее Боровска, где мы и повстречались. В Балабаново разгружались только передовые подразделения дивизии, все остальные, по мере прибытия, подтягивались вплоть до 13 октября, а 1287-й полк и тылы, были ещё где-то на Селигере или в пути.
Как сообщили по солдатскому телеграфу, дивизионная разведка ходила в город, и обнаружила там около роты немцев. В ночь с 13 на 14 октября, фрицев из городка выбили, «махра» справилась одним батальоном, без помощи артиллерии, так что дивизия занимает оборону одним полком севернее Боровска, а наш полк северо-восточнее города, по берегу реки. Правда, уже на следующий день, немцы ударили двумя полками при поддержке танков и, прорвав оборону 5-й дивизии народного ополчения, захватили единственный мост через Протву, а к концу дня, заняли весь город. Оставшись без снабжения и артиллерии, батальоны 5-й ДНО, отошли за реку юго-восточнее города, и там приводили себя в порядок. Пятнадцатого октября немцы стали теснить нашу дивизию от города, но контратакой прибывшего к исходу дня батальона из 1287-го полка, ситуацию удалось стабилизировать. Шестнадцатого числа, пришёл приказ отбить город обратно, и мы попытались это сделать. Попыток было целых три штуки, но все они кончились с большими потерями, и не принесли никакого результата.
В одной из них принял участие и наш взвод, поддерживая пехоту огнём и колёсами. После десятиминутной артподготовки, батальон, с которым мы взаимодействовали, поднялся и пошёл в атаку прямо с опушки леса. Наступали на северо-восточную окраину города. Видимо для обеспечения скрытности, нейтралка получилась километра полтора шириной, так что немцы пока не стреляли, и стрелковые цепи шли вперёд довольно быстро. Мы также покатили свои орудия, следуя в центре боевого порядка за одной из рот, правда, сразу же отстали, потому что, выкатив пушки с лесной опушки, попали на паханину, а прошедшие накануне дожди, добавили нам «веселья». По пахоте и так-то идти нелегко, а если ещё что-то толкать, то задача усложняется вдвойне, а то и втройне. Сорокапятка, пушка хоть и не самая тяжёлая, а точнее самая лёгкая из наших артсистем, но и пятьсот с лишком килограмм, превращаются в полторы тонны, если их не катить по асфальту, а практически тащить на руках. Через пять минут мы были все перемазаны, пушка тоже напоминала комок грязи, особенно колёса, которые из дисков, превратились в шары, и хоть мы и постоянно счищали с них липкую субстанцию пехотными лопатками, но буквально через пять, десять метров, всё повторялось, да ещё и идти нужно было в горку.
В общем, отстали мы прилично, не улучшило положения даже и отделение стрелков, выделенное нам в помощь, а вот жизнь и здоровье, как нам, так и мужикам, это отставание спасло. После того, как наступающие цепи батальона, миновали гребень возвышенности и стали спускаться к реке, фрицы, подпустив их шагов на пятьсот, открыли шквальный, ружейно-пулемётный огонь. А когда наши залегли, ударили из миномётов и пушек, так что скоро пехота побежала обратно. Видеть бой мы могли, а вот чем-то помочь, ещё нет, пушка была за гребнем, так что стрелять прямой наводкой было невозможно, а непрямой бесполезно. А вскоре это стало не актуально, так как убегающая толпа, была уже в тылу нашего орудия, сопровождаемая пулемётными очередями и разрывами мин. Как-то незаметно, потерялись и наши помощники, так что катим свою «чумазуху», теперь уже обратно.
Что тому послужило причиной, то ли то, что мы спускались под горку, то ли разрывы мин и снарядов неподалёку. Но назад мы свалили быстрее, чем тащились вперёд. Комбат, правда, наехал на взводного, размахивая пистолетом, пытаясь свалить свою неудачу на нас, но не на того напал.
— Товарищ капитан. А где ваши бойцы, которые должны были нам помогать катить орудие? — спокойно спросил у него Ванька.
— А где поддержка огнём и колёсами? Почему вы не уничтожили пулемёты врага? За срыв атаки ты у меня под трибунал пойдёшь, лейтенант! — Не сдаётся командир стрелкового батальона.
— Какая атака, такая и поддержка. Почему не разведали, где проходит передний край противника? Я что ли должен это делать? — Начинает горячиться Иван. — И где ваши пулемёты и миномёты?
— Не твоё дело, лейтенант! — Продолжает «брать на бас» капитан. — Я тебе приказываю. Быстро на высоту! Немедленно подавить все пулемёты противника. — Не знаю, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался командир нашей батареи, капитан Чугунков.
— В чём дело, товарищ капитан? — Подойдя ближе, спрашивает он. — Почему вы распекаете моего подчинённого, и ставите ему невыполнимую задачу?
— Потому что он сорвал атаку моего батальона.
— А где здесь батальон? Я вижу только толпу испуганных людей в форме и без оружия, которая разбежалась после нескольких выстрелов противника. И у меня приказ командира полка, ознакомьтесь, а своих я забираю.
Прочитав приказ и осмотрев своё войско, комбат сдулся и пошёл разбираться со своими подразделениями.
— Командиры рот, ко мне!!! — Слышится рык капитана, а потом громкий мат, которым он кроет своих подчинённых. Справедливости ради, нужно сказать, что сломя голову, бежали не все, да и винтовки остались у большей части красноармейцев, кто-то вытаскивал раненых, кто-то прикрывал «быстрый отход», но паника, это вещь заразная, и если за одним бегущим, побежит другой, то за десятком, уже сотня, а там и вся тысяча. В общем, первая атака сорвалась, а за ней такие же бестолковые, вторая и третья, где батальоны сменяли друг друга, но мы уже в них участия не принимали. Наш взвод, в составе батареи, отвели к деревне Инютино, где мы и заняли позиции, прикрывая перекрёсток дорог. Поздно вечером, в район сёл Ермолино и Русиново, отошёл и весь наш поредевший полк.
Огневые мы теперь копали в полный профиль, с круговым обстрелом и ровиками для укрытия боеприпасов и личного состава. Да и расположили мы их с умом. Командир батареи мужиком оказался толковым, так что орудия мы установили следующим образом. Наш взвод расположился в лесном массиве, левым флангом к основной дороге, а фронтом к второстепенной, идущей от шоссе в деревню Инютино, имея возможность также обстреливать и главную трассу, так как опушка располагалась почти под прямым углом к ней. А вот первый взвод, наоборот, выкопал позиции фронтом к основной, и этот населённый пункт у них был справа. Редкие стрелковые ячейки пехотинцев были расположены параллельно шоссе, где-то метрах в трёхстах от него, а одна рота оборонялась в Инютино. План был простой, если броня едет по главной дороге, то сначала работает первый взвод, а когда танки разворачиваются на него, тогда бьём их в борта уже мы. Если панциры будут атаковать с юга на север, то начинаем стрелять мы, а когда те нас обнаружат и развернутся на нас, то подключится другой взвод. Если же брони не будет, то помогаем пехоте, валить всё, что движется.
Первый батальон занял оборону вдоль северного берега реки Протва, между Ермолино и Русиново, прикрывая дивизию с левого фланга. Второй, занял позицию параллельно Боровскому шоссе, там же в засаде стояли и наши пушки. Третий, был расположен фронтом на запад, от Инютино на своём левом фланге, до стыка с соседним полком на правом.
Немцы пошли в наступление на рассвете 18 октября, в нескольких местах сразу, но по шоссе они не попёрли, а может и увязли в обороне какой-то из наших частей. Зато ударили по первому батальону и, захватив мост через реку, при поддержке танков прорвались через его боевые порядки, и заняли правобережную половину села Ермолино. В дальнейшем фрицы решили захватить деревню Инютино и начали атаку. Впереди двигалось пять танков, а за ними солдаты противника. Когда танки перевалили через шоссе и, поливая пространство впереди себя из пулемётов, рванули вперёд, то ближайшая к ним наша пехота, начала покидать свои стрелковые ячейки и разбегаться в стороны, поэтому открываем огонь из орудий.
Ближний к нам танк в двухстах метрах, поэтому заранее распределив цели, взводный приказывает открыть огонь, а дальше уже командую я.
— Ориентир пять, по танку, зарядить бронебойным, дистанция двести. Орудие!
— Выстрел!
— Откат нормальный. — Следуют ответы бойцов расчёта.
— Есть попадание. Кеша повтори. Стрельба по готовности. — От первого попадания снаряда, танк резко развернуло к нам левым бортом и он остановился, а от второго начал дымить. Не подвёл и Мишкин расчёт, так как второй «панцер» стоял, и весело начинал разгораться. Зато головной фриц, как будто что-то почувствовав, повернулся, и поехал в нашу сторону, постепенно набирая скорость.
— Кешка, право десять. Наводи по головному. Бронебойным.
— Понял командир. — И буквально через пару секунд.
— Выстрел!
— Откат нормальный. — Твою ты за ногу, я не матерюся. Снаряд, посланный с четырёхсот метров, попал точно в лобовую броню, но танк даже не остановился, а вздрогнув всем корпусом, попёр точно на нас, стреляя из пулемётов. — Грёбаная «тройка», лобовую хрен пробьёшь!
— Наводчик, бей по гусянке.
— Понял.
Наконец-то сработала наша засада и в борт бронегансу, с небольшим интервалом влетело сразу два снаряда. С четвёртым, разделались уже совместными усилиями, а вот пятый, всё-таки проскочил в деревню и скрылся за домами. Но пехотинцы, видимо воодушевлённые видом горящих танков, разобрались с ним сами, закидав гранатами и бутылками с горючей смесью, так как столб дыма поднялся выше деревьев. Раз махра занялась нашими прямыми обязанностями, придётся помочь им.
— Федя, берёшь пулемёт и помогаешь гансам бежать в правильном направлении, особенно тем, которые ближе к нам.
— Понял.
— Ориентир три, право двадцать, по пехоте, осколочным, дистанция шестьсот, четыре снаряда беглым. Орудие!
Эту атаку мы отбили, а бойцы первого батальона, контратаковав, вышибли фрицев за реку.
— Товарищ лейтенант. Я сбегаю, займу у фрицев, немного патронов? А Федя потом отдаст, он у нас на это дело щедрый, вон сколько отвалил, некоторые даже всё унести не смогли, лежат себе, отдыхают.
— Иди, только аккуратней и недалеко. Дальше шоссе не лазь, ну и «отдыхающих» успокой, чтобы не орали, если встретишь таких.
— Намёк понял. Разрешите выполнять?
— Топай уже, только быстро.
Прихватив с собой одного из подносчиков, вооружаю его трофейным автоматом и, взяв пустой ранец, идём «мародёрить». Махра уже шмонает сухарные сумки жмуров, но нам они без надобности, главное это патроны и гранаты, так что в первую очередь проверяем подсумки. Немцы хоть и отступили поспешно, но своих раненых всё-таки прихватили, не увидел я также и ручных пулемётов, по крайней мере, целых, хотя во время боя наблюдал их в изрядном количестве, и даже пару штук мы накрыли. Тем не менее, ранец мы набили с лишком и, отправив «ослика» с поклажей на огневую, сказав ему, где меня искать, сам бегу к первому, подбитому нами танку, который так и не загорелся.
Да, это я удачно зашёл. Надо было сразу сюда топать, и не пришлось бы трупы шмонать. Все люки у танка были открыты, но экипаж из него свалил, только парочка убитых панцерманов валялась неподалёку и всё. Сначала я осмотрел аппарат снаружи, первый снаряд попал в носовую часть правого борта, исковеркав трансмиссию. Второй, пробил уже левый борт и, возможно зацепив кого-то из экипажа осколками брони, воткнулся в двигатель. Но камрады своих вытащили и, убедившись, что они мёртвые, оставили на месте, а сами сделали ноги подальше от поля боя. Подтверждение своей версии я нашёл, когда забрался внутрь танка. Там я обнаружил следы крови и разбитую рацию. Боекомплект практически весь был на месте, так что проверяю орудие, повертев маховики вертикальной и горизонтальной наводки. Прокрутив башню на 360 градусов, примеряясь к прицелу, я навёл орудие на шоссе. Ну, что же, стрелять вроде как можно, — а вот насчёт попадать? Там видно будет.
Перебравшись на место командира, я осмотрелся из командирской башенки и, найдя обзор удовлетворительным, занялся своей основной миссией — добычей полезных «ископаемых». Начал я с так называемого «ящика Роммеля», смонтированного на задней стенке башни, и нашёл там кое-что интересное. Убрав это всё внутрь танка, и прихватив парочку специальных мешков с пулемётными лентами, закрываю все люки и возвращаюсь на батарею.
После того как я пришёл на позиции и рассказал Ваньке о своей задумке, немцы начали артподготовку. Хорошо, что небо было затянуто низкими тучами и мелкий осенний дождь сыпал с небольшими перерывами, а то бы налетела авиация. Но и без того, первому батальону, по расположению которого стреляла вражеская артиллерия, досталось неслабо. Потом фрицы перенесли огонь в глубину обороны, но точность стрельбы была никакая, во всяком случае, пока. Всё-таки, от ближайшего изгиба реки до шоссе, расстояние превышало полтора километра, да и наши огневые в лесу, никто ещё не засёк. Гаубицы лупили в основном по деревушке Инютино, так что пока есть возможность, набиваем добытыми патронами пустые пулемётные ленты и очищаем от ружейного сала, подвезённые снаряды. Командир батареи решил разделить остаток БК по-братски, и теперь у нас даже небольшой излишек образовался. Но боеприпасов много не бывает и в этом я убедился в очередной раз, когда мы отбивали вторую атаку.
На этот раз, противник сначала занял плацдарм на нашем берегу реки и, переправившись по злополучному мосту, стал его расширять, наступая параллельно шоссе на посёлок Русиново. Деморализованные артобстрелом, а потом внезапной атакой красноармейцы, быстро отступили, а попросту разбежались в разные стороны, остановившись только на второй оборонительной позиции за Боровским трактом, но некоторые так и продолжили свой драп. Немцы тоже далеко не продвинулись, а захватив как Ермолино так и Русиново, дальше не пошли, а стали закрепляться на достигнутом рубеже и подтягивать резервы. Танков у них на этот раз не было, зато артиллерия и миномёты свирепствовали вовсю, подавляя малейшие попытки к сопротивлению, причём как ротные, так и батальонные, а дальше в дело вступали уже штурмовые группы.
Может быть первый батальон и оказал бы более организованное сопротивление, но большая часть командиров погибла ещё при отражении первой атаки, а также когда отбивали село Ермолино у противника. И хоть победа в бою и воодушевила людей, но последовавший за этим артобстрел и понесённые потери, стойкости в обороне бойцам не добавили. Сыграли свою роль и оборонительные позиции, состоящие из индивидуальных стрелковых ячеек, местами соединённых неглубоким ходом сообщения, о сплошной траншее с отсечными позициями даже речи не было, хотя времени для создания более-менее нормальной обороны хватало, а копать траншеи и противотанковые рвы ополченцы за три месяца научились. Ров копать нужды не было, противотанковым препятствием являлась река, но оборудовать опорный пункт, нужно было сразу. Видимо сказалось отсутствие должного боевого опыта, убыль командного состава в бестолковых атаках, желание поспать, отсюда надежда на авось, поэтому как всегда не успели. Зато немцы успели.
Чем-то помочь отступающему батальону мы не могли, высота насыпи не позволяла нам стрелять через шоссе, но пока махра убегала, мы успели одним орудием сменить позицию и ударить, по выскочившим на дорогу гансам, осколочными гранатами. Так что хвосты мы обрубили, не дав немецким пулемётчикам с удобной позиции, безнаказанно расстреливать наших пехотинцев. Сами мы смотались, буквально с первыми пристрелочными миномётными разрывами, по тому месту, откуда вели огонь. Благо запряжка с передком была рядом, и как только мы отстреляли самых шустрых «шуцев», то сразу прицепили пушку и галопом погнали от дороги, догоняя отступающих, и чуть ли не пинками, загоняя их в лесной массив, справа по ходу движения. Сами же, свернув за ближайшую рощу и скрывшись от глаз возможных наблюдателей, сделали крюк и вернулись к своим, но уже шагом.
Я ехал на передке орудия вместе с ездовым, в очередной раз изображая бегущую мишень, а бойцы моего расчёта, догоняли и конвоировали «бегунков», придавая им правильное направление движения. Когда мы доставили сорокапятку к нашему леску, то отцепив её, с помощью припаханных пехотинцев, покатили по опушке на позицию, а бойцы моего расчёта, несли укупорки с оставшимися снарядами. Поначалу, некоторые попытались возражать, поэтому пришлось провести с ними, воспитательные мероприятия.
— Вы что, сукины дети, до Москвы собрались драпать? Так вот она, уже рядом. До Наро-Фоминска двадцать километров, а там и до столицы рукой подать. Или кто-то домой, под бабскую юбку захотел? Тогда идите, никого не держу. Бросай оружие и вперёд, точнее назад, к мамке или к жане, а мы тут за вас повоюем. Но первый, кто это сделает, получит от меня пулю в башку, да и второй тоже. — Достаю из кармана наган и взвожу курок. Желающих не нашлось, поэтому против моего дальнейшего командования, уже никто не возражал. Ну а когда совместными усилиями, доставили орудие и боеприпасы на огневую, то увидев спокойную и несуетливую работу расчётов, а также командовавшего «офицера» в звании лейтенанта, красноармейцы как-то сразу взбодрились и подтянулись.
На этих бойцов, у меня были свои планы, всё-таки хоть они и отступили, но оружие не бросили, и среди них был даже один пулемётчик с ручником. Правда, сначала я подумал, что это автоматическая винтовка, но когда пригляделся и увидел примкнутые сошки, а также пистолетную рукоятку, понял, что это какой-то пулемёт. Я и раньше видел бойцов с подобными стволами, но в суете сборов и перемещений поинтересоваться, что это за оружие и откуда, у меня не было возможности, да и желания. Так что между делом решаю прояснить этот вопрос.
— Пулемётик-то как, нормально работает?
— Работает-то нормально, правда ёмкость магазина маловата, да и патроны все кончились, а наши, от трёхлинеек не подходят. — Отвечает мне красноармеец.
— А что за патроны?
— Вот, последний. — Достав из кармана шинели магазин и, выщелкнув из него патрон, боец протягивает его мне.
— Так это же обыкновенный, немецкий винтовочный патрон, у нас таких хоть жопой ешь.
— А нам сказали, что это польские пулемёты, и патроны чуть ли не поштучно выдавали. — Ну, йо-пе-ре-се-те и другие буквы, слов нет, одни нецензурные выражения.
— У кого ещё польские винтовки? — «Польские» винтовки системы «Маузера» оказались у четверых из присутствующих, трое были вооружены французскими «лебелями» и двое нашими мосинками. Патронов не было ни у кого, так что распределяем десяток «потеряшек» на позиции, и выдаём им боеприпасы, будут нашим пехотным прикрытием. Народу теперь хватало, так что после разговора со взводным, беру одного подносчика-заряжающего, а также пару пехотинцев, и пробираемся вместе с ними к подбитой трёшке, так как артобстрел закончился, а на западе, со стороны Русиново, раздавался звук двигателей немецких панцеров.
Командира батареи Ванька предупредил по телефону о том, что в одном из подбитых танков будут находиться специально обученные люди, поэтому дружественного огня с тыла мы не опасались. Окопавшихся поблизости пехотинцев предупредил уже я. Боевые порядки оборонявшейся здесь роты, за счёт отступивших уплотнились, а когда бойцы узнали, что их будет поддерживать ещё и танк, то сразу повеселели, и эта радостная весть мигом разнеслась по цепи. Мы теперь находились на самом передке, так что особо рассусоливать, было некогда, поэтому снимаю курсовой пулемёт и, вытащив почти все патроны из боеукладки, передаём всё потеряшкам и отправляем обратно на батарею. Свои «лебели» бойцы оставили на огневой позиции, так что должны утащить всё, думаю, они уже поняли, что патронов много не бывает. Потом быстро осматриваю снаряды и, определив методом научного тыка, где какой, объясняю заряжающему некоторые особенности «салютационной» стрельбы из танкового орудия.
— Смотри, Васёк, если я показываю кулак, то это не значит, что я хочу тебе вмазать, а просто заряжаешь бронебойный, вот этот черноголовый.
— Если растопыренную пятерню, то — осколочный.
— Ну а если ничего не показываю и не матерюсь, то мне писец. Бери ноги в руки и вали отсюда на батарею.
— Понял, товарищ сержант, — отвечает боец.
— Всё, занимай своё место и приноравливайся тут, а я пока огляжусь.
Высовываюсь из командирской башенки по пояс и, накинув на плечи шинель, оглядываю в бинокль прилегающую местность, наметив ориентиры в своём секторе стрельбы. Когда залезали в башню, шинели пришлось оставить снаружи, так как это не самая удобная одежда для работы внутри тесной коробки. Было конечно не жарко, всё-таки конец октября не май месяц, но ещё и не зима, так что пока не замёрзнем, а бой начнётся, так и вспотеем. А вот снаружи прохладно, плюс к тому ветер, хорошо, что дождь кончился, а то было бы ещё и мокро. Перед тем как мы его подбили, танк прошёл линию окопов и остановился в трёхстах с лишним метрах от шоссе, остальные проехали дальше, поэтому до дороги траекторию выстрела мне ничего не перекрывало. Высота насыпи позволяла рассмотреть с моего места на башне всё, что творится за ней, а вот стрелять можно было только по целям, поднявшимся на полотно дороги, или переехавшим на нашу сторону.
Спустившись внутрь, я занял место наводчика, и уже глядя в оптику, стал наводить орудие на намеченные мной ориентиры и определять до них расстояние по шкале прицела. Справа, на четыре часа, стояла деревня Инютино, на расстоянии около километра от меня. На два часа был расположен перекрёсток дорог, ну и на десять видимость мне перекрывал лесок с нашими пушками. Вот в этом секторе, составлявшем угол в 180 градусов, нам и предстояло работать. Можно было крутить башней и на все триста шестьдесят, но это если доживём, и нас окончательно не сожгут. Хорошо, что танк развернуло мордой лица к противнику, всё-таки как я успел заметить, на лобовую броню был приварен дополнительный броневой лист, поэтому навожу орудие на ориентир номер два, он же перекрёсток и, выставив по шкале семьсот метров, ждём гостей.
Верхний люк я не закрывал, во-первых, будет хоть немного светлее, а так как вентиляция не работала, не так душно, да и слышать, что творилось снаружи, мы могли. Освещение в танке было, но я его без надобности не включал. Кто знает, на сколько хватит аккумулятора? А тут и спусковой механизм — электрический, да и подсветка шкалы прицела не помешает. Рёв моторов становится интенсивнее, и в визир моего прицела из-за насыпи дороги вползает танк. Нужный снаряд уже заряжен, поэтому остаётся только совместить риску с целью и нажать на спуск.
— Бах. Дзынь. — Грохнула пушка и звякнула об отбойник гильза.
— Бронебойным. — Сую кулак под нос заряжающему, дублируя команду, не отрываясь от оптики.
— Есть контакт! — Не сдерживаясь, ору я, когда снаряд влетает в борт танка и взрывается внутри. Ищу в прицеле следующий панцер, так как этому правка уже не требуется. Поворачиваю башню правее. С теми, которые ближе, разберутся наши сорокапятки, а вот те, что дальше, уже моя прерогатива. Второй танк я также подловил на шоссе, но с этим пришлось повозиться, потратив на него три снаряда. Первый ушёл выше, вторым я попал, а вот третьим, проконтролировал полученный результат. Прилетело также и по нам, правда, с недолётом, но тревожный звонок прозвенел, поэтому быстро кручу маховик поворотного механизма, наводя пушку на новую цель. А вот тут лимит отпущенного нам на сегодня везения закончился, нас заметили, и в ответ стали прилетать снаряды из нескольких орудий, поэтому привожу в действие план «Б».