Противотанкист. Книга 3. "Ополченцы"

Глава 8 В заслоне

В заслон выделили роту из первого батальона, ну как роту, сборную солянку из нескольких подразделений, численностью 60 штыков, при одном «максиме», под командованием младшего лейтенанта. Потому старшим и назначили нашего взводного, так как он был кадровым командиром, тем более с боевым опытом. Позиции для обороны выбрал сам комбат, Ванька только приказал, вместо одиночных ячеек выкопать окопы на два, а на флангах на три человека.

Всю прелесть нашей позиции, я смог оценить только на рассвете, рассмотрев открывшуюся панораму в бинокль. Прямо перед нами, с севера на юг текла река Истья, и хоть через неё и был мост, но вот проехать по нему мог только грузовик или лёгкий танк, средний уже вряд ли, так что будем считать её противотанковым рвом. Хоть речка и не сильно глубокая, но берега у неё были местами обрывистые, да и ширина метров тридцать, а где местность понижалась, река соответственно расширялась, а пойма вокруг заболачивалась, так что пехоте через неё тоже переплывать не улыбалось, тем более в середине октября. Единственной переправой оставался мост, а вот на него-то и было нацелено большинство огневых средств. На правом фланге нашей обороны была расположена, поросшая лесом высота 185,0. Вот на этой-то высотке, прямо на лесной опушке, в четырёх сотнях метров от реки, у нас и стоял станковый пулемёт «максим», имея сектор обстрела в стовосемьдесят градусов. Недалеко от него, но ближе к мосту, я установил трофейный МГ. Расчёты располагались в трёхместных окопах, и это была основная позиция. А вот запасных, можно было занимать хоть сколько, так как опушка леса протянулась вдоль просёлочной дороги, через всю высоту. Впереди, ближе к реке расположился третий стрелковый взвод, правда, с одними винтовками, но это тоже неплохо, для автоматов тут дальность до целей большая.

В центре обороны, в сотне, а потом и в двух сотнях шагов от реки напротив переправы, находились позиции первого и второго взводов. Им перепало по одному танковому варианту эмгача. Высотка уже была другая — 180,0. На левом фланге, прямо от моста, начинался лесной массив, растущий вниз по реке, расходящимся клином. Прикрывшись этим леском с левой стороны, под углом к речке и стояла наша сорокапятка. Пушка могла обстреливать как сам мост, так и всё, что находилось справа от него, а вот деревня и всё что слева, в сектор обстрела не входило, мешали деревья, но они же и прикрывали орудие с левой стороны, от стрельбы прямой наводкой. С правого фланга располагались свои, так что стрелять по огневой, можно было только с фронта, из-за реки, но там мы могли достать любую цель, как из пушки, так и из стрелкового оружия. Также мы подстраховались и организовали скрытую огневую точку, в четырёхстах метрах левее моста, на опушке возле реки. Туда мы посадили двух бойцов с пулемётом Браунинга, наказав им стрелять только в крайнем случае. В резерве оставалось только отделение стрелков, которое прибилось к нашей батарее, ну и один трофейный ручник.

Командовал этим резервом я. Мамлей руководил центром обороны. А наш лейтенант находился на высотке правого фланга, где и был КНП. Вид оттуда открывался шикарный, причём как на деревню, так и на Киевское шоссе, и будь у нас побольше артиллерии, хотя бы полковушки, или батальонные миномёты, немцам можно было бы устроить весёлую жизнь. Мелкий осенний дождь, прекратившийся к вечеру вчерашнего дня, с утра зарядил по новой. Поэтому все просёлочные дороги и, без того не отличавшиеся особой проходимостью, стало размывать ещё больше. Вот немцы и сосредотачивали свои усилия, прижимаясь к дорогам с твёрдым покрытием, и ведя наступление вдоль них. Колонна машин, которую мы видели ночью, проехала на север, оставив в деревне какое-то из своих подразделений, но к мосту немцы ночью не полезли, а остановились на западном краю посёлка, видимо на ночлег.

С утра фрицы сунулись на восточную окраину деревни, но красноармейцы их обстреляли из винтовок, и те скрылись за строениями. Правда через несколько минут, открыли ответный огонь из карабинов и пулемётов, но стреляли недолго, и на этом обмен «любезностями» закончился. Потерь у немцев, скорее всего не было, расстояние превышало триста метров, а снайпера из ополченцев были ещё те. Наши же прятались в глубоких окопах, так что винтовочные пули их тоже не задели. Иван, конечно, вставил мамлею по первое число, но в основном за стрельбу без приказа, потому что линию наших окопов было видно невооружённым взглядом, и как-то маскировать их, было бесполезно.

На завтрак у нас был кулеш и компот из сухофруктов, всё-таки рядом находилось три деревеньки, и продуктов насобирали. Наконец-то удалось нормально поесть, а то за последние несколько дней, перебивались в основном сухомяткой, и иногда холодной кашей без хлеба, или хлебом без ничего. Так что немудрёный завтрак из двух блюд, показался царским обедом. Немцы на виду не маячили и активности не проявляли, так что мы успели поесть, а некоторые и покемарить в своих окопах. Моё резервное отделение находилось в лесу на левом фланге, поэтому оставив за себя старшим дядю Фёдора, иду на КНП, чтобы осмотреться и посоветоваться. Назревала у меня одна идея, но чтобы её осуществить, нужно было хорошенько узнать и запомнить местность.

Ещё ночью я подпоясался командирским ремнём с портупеей, прицепив на бок кобуру с «Вальтером» и подсумок с трофейными автоматными магазинами слева. Петлицы-то не всякий в темноте разберёт, а вот пистолет — это уже «офицерская» привилегия, а плюс к тому же ещё и «шмайсер», так что командовал я наравне с лейтенантами, сподвигая бойцов на трудовой подвиг, помогая кому советом, а кому и волшебным пенделем. А то нашлись тут некоторые, себе окопчик выкопали и спать. А товарищам помочь? Тем более для пулемётов запасные позиции нужны. Мои «резервисты» копали окоп для наблюдательного пункта, а часть рыла запасные позиции для пулемётов, хотя их и предполагалось использовать в контратаках. И что им теперь, сидеть и ничего не делать? Так что тёмное время суток наступило по команде отбой, для всех одновременно, причём ближе к утру. Добравшись до КНП, и в течение часа изучив местность, а также понаблюдав за противником, я увидел ещё кое-что интересное. Во-первых, на нашем левом фланге пойма реки была заболочена, причём болото было с той стороны и уходило вниз по течению. Во-вторых, справа в трёх километрах от НП возле самого шоссе находился какой-то населённый пункт, от которого в сторону реки уходил просёлок и, судя по всему, он должен был пересечься с дорогой, проходящей вдоль берега по опушке леса. Немцы, сидя в посёлке, особой активности не проявляли, да и было их, судя по количеству автотранспорта немного.

— Вань, ты деревню возле тракта и просёлок от неё в нашу сторону видел? — советуюсь я с командиром.

— Конечно, видел. А что не так с этим просёлком?

— Идёт он в сторону реки, и скорее всего не просто так, там может быть ещё один мост или брод через реку, поэтому нужно проверить, что к чему, а то обойдут и ударят с фланга или тыла.

— А кто пойдёт?

— Я могу. Возьму пару бойцов из резерва и пробежимся с ними по опушке, если что, пришлю «Говоруна».

— Какого говоруна? — не понял Ванька.

— В смысле связного. — Что-то я часто оговариваться начал и уже не замечать этого, то ли расслабился, то ли нервы сдают.

— Ясно. — О чём-то задумавшись и вглядываясь в указанном направлении, говорит взводный. — В общем, бери всех своих, посмотришь там, что к чему, если что — действуй по обстановке.

— Я тогда позвоню Мишке? — показываю я на аппарат. — Чтобы туда-сюда не бегать. — Лейтенант кивает, а я уже кручу ручку (телефонные аппараты и катушки с проводом мы забрали с собой и протянули связь по позициям).

— Второй у аппарата. — Откликается сержант Волохов.

— Это четвёртый. Миша, моих посылай всех в деревню. Пусть экипируются по полной боевой и мухой туда, только скрытно. Я там всех буду ждать.

— Понял. Жди. До связи.

— До связи. — Кладу я трубку на аппарат.

— Я в Шилово. — Предупреждаю я взводного. — Пока мои подтянутся, заодно с местными поговорю, проводника пошукаю.

— Иди. Как только определишься по месту и решишь, что делать, пришлёшь своего «говоруна» с донесением.

Козырнув, я вылезаю из окопа и прямо через лесок топаю в деревню. Шагов через двести узкая полоса деревьев кончается, пройдя ещё столько же по стерне поля, подхожу к крайней хате и, постучавшись, вхожу внутрь. В кухне на табурете сидел крепкий с виду дедок и что-то чинил, орудуя толстой иглой.

— Здорово диду.

— И тебе не хворать, солдат.

— Допустим, не солдат, а сержант, а на ваши деньги — унтер.

— Унтеров вместе с погонами ещё в семнадцатом отменили, а в нонешной геометрии я не розумию.

— А пан что, до семнадцатого таки нигде не служил? — Задаю я провокационный вопрос.

— Когда я служил, то мы немца до Москвы не пропустили. — Язвит старик, не прерывая своего занятия.

— Вот и мы не пропустим, а потом сами в Берлин войдём.

— Вошли тут намедни одни, на танках были, да видать ночью дорогу перепутали, и вместо запада на восток рванули. — А вот это уже интересно. Нет, следы гусениц-то я видел, когда переходил через дорогу, только узких, да и колея от колёс грузовиков была накатана. Но может дед про другие танки говорил? Ладно, качаем дальше.

— Это такие маленькие, с пулемётами, которые меньше полуторки?

— Нет, там ещё большие были. С пушками и гусеницы широкие, спрашивали, — где керосина взять? — Интересное кино. А как они через мост проехали?

— И что? Большие танки через ваш мостик прошли? Да по нему и на телеге-то ехать страшно, того и гляди развалится.

— А кто те, парень, сказал, что оне по мосту ехали? Тут у нас брод имеется. А мост справный, так что не наговаривай зря.

— И где тот брод?

— Возле Павловки.

— И как до той Павловки добраться?

— А как хошь. Хочешь лесом. А хочешь берегом, и там и там версты две будет.

— А лесом, это та дорога, что прямо от вашей деревни?

— Прямо по ней и дойдёшь.

— Спасибо. Товарищ штабс-капитан. — Кидаю я пробный шар. — А танков у нас нет, так что бежать нам не на чем, мы пока тут повоюем. — Хотевший что-то сказать старик, аж поперхнулся и закашлялся на полуслове.

— Честь имею! — прикладываю я руку к пилотке. И развернувшись через левое плечо, выхожу из дома. Пофиг, что автомат висит на правом плече и по уставу отдавать воинское приветствие не положено, мы не на плацу. Краем глаза успеваю заметить, как дедок вскочил с табурета и вытянулся по стойке смирно. И что меня дернуло наехать на этого деда, хотя какой он нафиг дед, меня просто сбила с толку его окладистая борода, «а судя по ушам, этому зайцу лет триста», — как говорил Василий Иваныч про осла, вот и этому «зайцу», чуть за пятьдесят. У нас в дивизии есть люди и постарше, и ничего, воюют, а этот сцука язвит ещё. — До Москвы допустили, — если ты такой умный, так возьми винтовку и иди, воюй за свою Родину, а не рассуждай, сидя на печке, либераст туев. И пофиг, каким ты там был в гражданскую: белым, красным, или серо-буро-зелёным, враг сейчас общий. За фрицев сейчас вся Европа воюет, а потом ещё туева хуча всяких там хиви и остальных гомосеков. А этот… Сначала сидим, рассуждаем, а потом, когда враг придёт, идём в полицаи работать.

Завёл меня этот бывший офицер. Но я и сам какой-то заводной стал, буквально с пол оборота. Нервы совсем расшатались, или так потери подействовали. Была батарея, — один бой, и остался взвод, была дивизия, — три дня, и на полк не насобирать. Походу игры кончились, и началась тяжёлая, изнурительная работа под названием — война. Самое хреновое, что своих убитых даже хоронить не успеваем, так, прикопали чуть-чуть в окопчике и всё, или в бой, или отход. А некоторые так и остаются лежать на нейтралке. Ладно, всё, проехали. Вон и моя пешмерга поспешает, хватит ныть, пора за дело.

Построив отделение в одну шеренгу, начинаю со своей любимой присказки.

— Ну что, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет поработать? — дядя Фёдор ржёт, остальные удивлённо поглядывают друг на друга. Оглядываю строй. Девять человек, почти у всех немецкие винтовки и карабины, пулемёт у самого рослого бойца, узнаю рожу Малыша, правда в каске и трофейной плащ-палатке, он похож на хулигана Федю, а если точнее — на актёра Алексея Смирнова. Каски у всех. Также вижу пару патронных коробов с пулемётными лентами. А больше под плащ-палатками ничего из вооружения не разглядеть. Красноармейцы подобрались все молодые, парни лет двадцати, видимо не из ополченцев-добровольцев, а призывники. Ну, нашим легче, молодые организмы ещё не измучены нарзаном, и в начальниках никто из них не был, тем более выжили в нескольких боях, так что можно сказать — везунчики.

— Гранаты у всех есть? — Бойцы молчат. Некоторые вразнобой отвечают, кто да, кто нет. Зайдём с другой стороны.

— У кого нет гранат. Два шага вперёд. — Четверо выходят из строя. Хреново.

— Встать в строй. Лопатки у всех?

— Да, — отвечают бойцы. Ну, хоть с этим всё нормально.

— Равняйсь. Смирно. Вольно, разойдись. Можно покурить и оправиться. — Показываю на стоящий неподалёку навес, так как дождь всё ещё идёт. Зову Федора и дальше расспрашиваю уже его.

— Федя, как у нас с патронами и что с противотанковыми гранатами?

— Штук по полста на винтовку и около тысячи к пулемёту. Гранат больше нет.

— Малыша каким ветром надуло?

— Взводный распорядился. У пехоты свои пулемётчики нашлись.

— Хорошо. Сейчас дуешь к лейтенанту, скажешь ему, что в двух километрах вверх по реке брод, и мы там займём оборону. Потом найдёшь нашу запряжку с передком, и едете вот по этой дороге в деревню. — Показываю ему направление и сам просёлок. — Мы будем уже на месте. Насчёт гранат и бутылок с горючкой спроси у сержанта Волохова и старшины батареи.

— Всё понял, — отвечает боец.

— Тогда дуй прямо на КНП. — Дядя Фёдор убегает, а я строю бойцов в колонну по два и веду занимать позиции.

У брода мы были примерно через полчаса, сначала дошли до Павловки, а потом свернули налево, и по следам танковых гусениц добрались до нужного места. Бойцы отделения заняли позиции по опушке леса справа от дороги, а я отошёл немного влево, прихватив с собой Малыша, чтобы провести рекогносцировку и «узнать», — где надо копать? Русло реки здесь шире чем у моста, но по-видимому и мельче, так что брод в этом месте образовался не просто так. Наш левый берег будет покруче, зато правый полого спускался к реке. На той стороне слева от дороги росла небольшая роща, а вот справа, лесной массив был гораздо больше, и тянулся в двухстах метрах от берега. С нашей же стороны, деревья подступали вплотную, но и лесок кончался буквально метрах в пятидесяти правее просёлка, да и то, там росла в основном молодая поросль и кусты. Небольшая роща, назовём её ориентир №1, находилась в четырёхстах метрах от брода, но это потому, что река в этом месте прогибалась дугой в нашу сторону. Дорога же из Павловки шла под углом градусов сорок пять к реке и проходила вдоль северной опушки рощи, заканчиваясь в населённом пункте Ивакино, до которого было километра полтора, и в трёхсотметровый промежуток между лесными опушками деревня просматривалась в бинокль.

Я уже заканчивал свою рекогносцировку и решал, где надо копать, когда прибежал Малыш, и позвал меня с собой, при этом он только показывал пальцем направление и, разводя руки в стороны как настоящий рыбак, заикаясь, произносил только два слова.

— Там… Во-о… — Заинтригованный таким поведением бойца, иду за ним.

— Йапонский городовой… Вот ни фуя себе, сказал я себе. — Мой унтер-офицерский загиб от избытка чувств, был довольно замысловатый, Емеля аж рот раскрыл от изумления. И не мудрено, так как уперевшись в ствол сосны своим острым «клювом», стоял танк Т-34. Скорее всего, водила слегка промахнулся мимо брода, а выехав на сушу, как волк на катке, врубился в подлесок, и если бы не толстое дерево, то у местных была бы новая дорога. Видимо всё это происходило ночью, так как днём тут мог заблудиться только слепой. Гадать не будем, подойдём ближе и там разберёмся. Обойдя тридцатьчетвёрку по кругу, я убедился в правдоподобности своей первоначальной версии. Судя по всему, танк недавно побывал в бою, и обе фары с него были снесены попаданиями бронебойных снарядов и пулемётными очередями. Люк мехвода был закрыт, так что закарабкиваюсь на жалюзи, и пытаюсь открыть башенный, который тоже оказался заперт, причём изнутри. Хорошо, тогда мы пойдём другим путём. Нахожу в инструментальном ящике железяку потяжелее и стучу по крыше башни, приговаривая при этом.

— Сова, открывай. Медведь пришёл. — Никакой реакции на это не последовало. Тогда долблю по люку гораздо сильнее, а кричу уже громче.

— Эй, чумазые, просыпайтесь!!! Вы нарушили правила уличного движения! Предъявите ваши права. — Прекратив барабанить, прислушиваюсь. Из танка доносятся какие-то звуки, поэтому продолжаю начатое.

— Мазута, вылезай оттуда, фрицы уже за рекой, сожгут к херам вашу таратайку. — И добавляю крылатую фразу на русском командном. И только после этого люк мехвода открывается, а из него высовывается туловище в комбезе и танкошлеме и начинает ругаться.

— Какого буя машину ломаете, махра бестолковая… Но увидев фигуру Малыша, быстро сдувается.

— Лейтенант Иванов, особый отдел Западного фронта. Предъявите ваши документы. — Подхожу я сбоку к танкисту и протягиваю руку. Тот вылезает из танка и, встав по стойке смирно, представляется в ответ.

— Красноармеец Кукушкин. А документов у меня с собой нет. — Шинель у меня под плащ-накидкой, так что знаков различия не видно.

— Что с танком? Где весь экипаж? И почему вы ошиваетесь в тылу, когда другие воюют? — Продолжаю я грузить танкиста, пока он в прострации.

— У нас был приказ на передислокацию, а горючее кончилось, вот все и пошли его искать, а меня оставили охранять машину. — Пытается оправдаться боец.

— Где командир и механик-водитель?

— Сказали, что пошли за солярой.

— А ты чем занимаешься в экипаже.

— Я башнёр, орудие заряжаю.

— Давно они ушли?

— Ещё затемно.

— Орудие в порядке? Как с боекомплектом?

— Орудие в норме, только снарядов мало, и к пулемёту всего десяток дисков осталось.

— Сколько снарядов и каких?

— Дюжина осколочных и пяток бронебойных. — Ну, основное я выяснил, остаются подробности, но это после.

— Вот что, красноармеец Кукушкин. Вы вместе с танком поступаете в распоряжение нашего отряда особого назначения. Приготовьте орудие к бою, расчистите сектор обстрела.

— Красноармеец Малышкин!

— Я. — Откликнулся Емельян.

— Поможете товарищу Кукушкину.

— Есть.

— Надеюсь, топор и пила у вас в хозяйстве найдутся? — Обращаюсь я уже непосредственно к заряжающему.

— Найдём.

— Тогда приступайте к выполнению приказа.

— Есть! — Ответили хором оба бойца.

Пока танкист пытается найти инструменты, даю ценные указания Малышу, чтобы лишнего не болтал, ничему не удивлялся, да и за маслопупом приглядывал. А то видел я, как у обоих глаза округлились, когда я сказал про отряд особого назначения. Так-то Емеля парень не шибко разговорчивый, но мало ли что. Сам же иду командовать своими орёликами, а то что-то я задержался, планировал минут пять оглядеться, а получилось чуть больше. Пройдя вдоль опушки, собираю всех семерых вместе, и отдаю боевой приказ, а попутно нарезаю задачи каждому красноармейцу. Троих я оставляю справа от дороги. Они должны выкопать окоп для пулемёта на самом краю правого фланга, а потом заняться своими индивидуальными ячейками. А четверых забираю с собой, они должны прикрыть левый фланг, вот там и копают, первый в пятидесяти метрах от танка, остальные дальше влево до небольшого оврага.

Разобравшись с обязанностями командира отделения, иду к нашей бронированной огневой точке, а то что-то Малыш и Ко, разошлись не на шутку, устроив лесоповал.

— Шабаш! Хватит природу губить. А то дай вам волю, вы тут все деревья на дрова изведёте.

— Да мы только трошки порубили, чтобы башню развернуть, и самые большие стволы спилили, чтобы не мешали. — Начал отмазываться танкист.

— Вижу уже. Так что молодцы, хорошо поработали. — Хвалю я бойцов, залезая на танк, и осматривая местность в бинокль, уточняя сектор обстрела.

— Малышкин. Топай на правый фланг, там уже бойцы окоп для пулемёта копают. Все трое поступают в твоё распоряжение.

— Есть. — Отвечает Малыш и, прихватив пулемёт, уходит к своей команде. А мы с заряжающим занимаемся маскировкой. Хорошо, что тут в основном росли хвойные деревья, и мехвод вовремя остановился, проехав всего метров десять — пятнадцать, а то пришлось бы толкать танк на опушку, или вырубать просеку в лесу. Сектор обстрела тоже был небольшой, всего градусов тридцать, так что и той просеки, которую проделал танк своим корпусом, нам хватало. Залезаю на место командира, и приноравливаюсь к прицелу и маховикам наводки орудия. В шинели и плащ накидке, в башне конечно неудобно, но внутрь, благодаря большому трапециевидному люку я попал, и на сидушке утвердился, так что и выскочить наружу, думаю, успею. Танк стоит к лесу передом, а к потенциальному противнику задом, но это нормально. Не по политесу конечно, да и кормовая броня на пять миллиметров тоньше, зато в корме у нас двигатель, и ещё куча всяких агрегатов, так что если даже и пробьёт, до нас не всякий снаряд доберётся, главное ближе ста метров не подпускать. Ну а насчёт кормовых баков, тоже фигня, если танкист говорит, что горючка кончилась, то и гореть там нечему. Хотя в любом танке найдётся чему гореть, но и поджариваться тут я не собираюсь. Если уж припрёт, то главное вовремя смыться, а для этой цели как раз подойдёт передний люк мехвода. Так что пока птица мозгоклюй, выносит танку корму, думаю, «мы успеем добежать до Канадской границы». Но это в крайнем случае, и лучше бы до этого не дошло.

Оптимальным вариантом было бы конечно перегнать танк на высоту к командному пункту и устроить фрицам второй «Азенкур», обстреляв автоколонны на шоссе, а позже отбиться от любой бронетехники, которую можно держать на дальности прямого выстрела нашей танковой пушки. Но, на лошадях такую «телегу» не утянешь, да и снарядов для этого маловато. С нашего же места, просматривается только северная окраина деревни Ивакино, а вот шоссе уже нет. Кстати о бэка, надо бы порасспросить танкиста, что у них ещё есть, а то танк это не только повозка для пушки, с него ещё много чего полезного можно поиметь.

— Товарищ Кукушкин, ты насчёт условных знаков в курсе? Показываю кулак — бронебойный. Растопыренная ладонь — осколочный. А то второго шлема у нас нет, и к ТПУ не подключиться. Ну а в бою, не сильно-то докричишься.

— Мы так с командиром и работали, а мне привязанным неловко со снарядами управляться, да на моём месте даже разъёма нет, так что хочешь не хочешь, а в основном жестами переговаривались. А откуда вы столько знаете, товарищ лейтенант? И про пушку, да и про ТПУ. Вы же не танкист?

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. А ответ простой. Нас в осназе много чему учили, так что особо не удивляйся.

— Понял, только меня Витя зовут, а не Гораций. И ещё один танкошлем есть.

— Ну, так давай. Где он у тебя, а то я тут всю голову расшибу, об ваше железо. — Витёк спускается вниз, что-то там ищет, и через минуту возвращается на своё место.

— Вот возьмите, товарищ лейтенант. — Протягивает он мне искомое. — От нашего стрелка-радиста остался.

— А что с ним?

— Покалечило его, снаряд как раз в бульб попал, вот его пулемётом и приложило, да ещё и окалиной по лицу досталось. Когда из боя вернулись, он без сознания был.

— Понятно. Кстати, меня Николай зовут, считай что познакомились, — протягиваю я ему свою руку, — в бою будет не до разговоров, так что привыкай. Да, и скажи мне Витя, — что ещё кроме снарядов у вас есть?

— Гранаты-лимонки штук двадцать, но это для самообороны. Наган у меня и ракетница в башне. Вроде всё. — Ну, ракеты-то я видел, а вот гранаты, это очень даже неплохо. В последних боях, расход гранат, да и патронов был приличный, так что не факт, что Федя много чего привезёт. Кстати, пора бы ему уже появиться, а то скоро обед, а их где-то носит, да и Ваньке «телеграмму» отправить надо, а то у нас танк, а пацаны-то не знают, начнём стрелять, они и растеряются.