Противотанкист. Книга 3. "Ополченцы"

Глава 6 Последний бой батареи

Один раз выстрелить я всё же успеваю, за результатом уже не слежу, так как броня нашего танка зазвенела сразу от нескольких попаданий, причём одна из болванок вломилась в правый борт. Выкидываю на решётку МТО дымовую гранату и, прихватив ещё парочку, со словами — валим отсюда — следом за Васей выбираюсь в боковой люк башни. С моей стороны вылезать было проблематично, потому что оттуда прилетали пули и влипали в броню, а судя по звуку, в лоб корпуса прилетел уже четвёртый или пятый снаряд. Скатившись по крыше моторного отделения, сваливаюсь на землю и кидаю одну дымовуху вперед, а вторую справа от танка. Прикрывшись от обстрела его корпусом, быстро отползаем подальше, в сторону леса.

Как гимнастёрка, так и галифе, сразу напитались влагой, хорошо что ползли по лугу, пожухлая трава хоть и была мокрой, но в грязи особо не извазюкались. Вася, как настоящий друг, вместе со своей, прихватил и мою шинель. Поэтому на первой же остановке в небольшой ложбинке пытаюсь её надеть. Делать это лёжа конечно не очень удобно, но и вставать в полный рост под пулями и осколками — тоже не фонтан. Одевшись и переложив наган в карман шинели, первым делом осматриваюсь. Наш трофей горел, и в нём рвались оставшиеся боеприпасы. Со стороны шоссе немцы вели ружейно-пулемётный огонь, но наступать пока не пытались, оттуда же раздавались и выстрелы из танковых пушек. Красноармейцы редко стреляли из своих трёхлинеек, оставаясь в окопах, а больше я из своей ямки, ничего разглядеть не мог, поэтому пробираемся к себе на позиции, сначала по-пластунски, а потом короткими перебежками.

Добравшись до огневой, сразу иду на доклад к командиру.

— Всё своими глазами видел, — прерывает меня взводный на полуслове, — молодцы, большое дело сделали. А теперь приводите себя в порядок и к бою, немцы опять что-то затевают, того и гляди начнут. — Занимаю своё место в окопе и надеваю сбрую со всей экипировкой. Теперь у меня есть возможность спокойно оглядеться, поэтому достаю из-за пазухи бинокль и приступаю к выполнению своих непосредственных обязанностей командира орудия. Наблюдение веду с ближнего к нам левого фланга. Что мы имеем? Немецкие «шуцики» засели на южной стороне дорожной насыпи, и вяло перестреливаются с нашими стрелками в окопах. В полукилометре от меня прямо на шоссе чадно горит фрицевский панцер, судя по внешнему виду, «чех» — он же Pz-38(t) по немецкой классификации. Я в него точно не стрелял, но если судить по траектории, это наши его уконтрапупили. А что тут гадать, сейчас спросим.

— Иннокентий, твоя работа?

— Ага, — лыбится Кешка, — с первого выстрела. Этот гад выскочил на дорогу, и давай по вас садить, но увлёкся, тут я его и подловил. Остальные-то в основном из-за насыпи стреляли, или на бугорок какой поднимались.

— Спасибо Кеша, выручил.

— Да не за что.

Теперь ясно, кто по нам звонил, как-то ещё в башню не попал, а то тридцать мэмэ сбоку нас бы не спасло, с трёхсот метров точно бы пробил. Хорошо хоть калибр у него всего 37-мм, был бы полтинник… Ладно, не будем о грустном. Что там у нас дальше? Перекрёсток. Ну, этот костёр моя работа. Следующий тоже мой, а вон и ещё один. Прям как в песне — «Взвейтесь кострами, синие ночи!». Правда, тут не ночи, а танки, но тоже неплохо получилось. Вроде всё. Нет. Недалеко от деревни новый дым, но это уже точно не я.

— Товарищ лейтенант. А кто это ещё один танк подбил? — спрашиваю я у Ваньки, указывая на дым.

— Это командир батареи отправил одно орудие первого взвода в деревню, а то пехота там совсем носы повесила без артиллерии. Как видишь, вовремя.

— Понял. Какие будут приказания?

— Принимай тут командование, я ко второму орудию. — Последние слова взводного слились с разрывами первых снарядов.

Взводный убегает, а я принимаю бразды правления. Можно было конечно особо не бравировать уставом, но неподалёку находилось несколько лишних ушей, поэтому пусть сразу привыкают, чем кадровые командиры отличаются от бывших штафирок. А то когда я попал в это время, меня поначалу коробили ответы красноармейцев, которые вместо, «так точно» и «никак нет», отвечали не по тому уставу, к которому я привык. А в этом полку большинство обращалось к командирам и комиссарам вообще по имени-отчеству, и все эти Пётр Петрович и Акакий Макакиевич как-то резали слух.

Очередной артобстрел длился минут десять. Теперь досталось всем: и пехоте впереди нас, и многострадальной деревеньке, прилетело и по нашим позициям. Хорошо, что артиллерия била по всей площади нашего леса, а не только по опушке, и калибр был средний, но всю нашу маскировку, «как Фома буем смело», так что теперь надежда только на окопы полного профиля, и на расторопность расчётов. По переднему краю фрицы гвоздили из миномётов, причём как из ротных, так и из батальонных, поэтому их танки, не дожидаясь окончания обстрела, выехали на шоссе и, спустившись с него, двинулись в атаку. Миномёты сразу же замолчали, а потом и гаубицы. Следом за танками побежала немецкая пехота, как минимум пара рот, а скорее всего батальон.

— Расчёт к бою. — Командую я, не дожидаясь окончания артобстрела.

— Зарядить бронебойным, наводить по головному. Орудие! — Хорошо, что танки те же чехи, так что ещё повоюем.

— Выстрел. — Через несколько, кажущихся часами секунд откликается наводчик.

— Банг! — Звонко раздаётся выстрел.

— Левее ноль пять. Бронебойным. Стрельба по готовности.

— Выстрел.

— Пилять мимо! Кеша повтори!

— Цель та же! Бронебойным! Орудие! — Напряжение достигает своего апогея.

— Выстрел! — Готов.

— Левее ноль семь. Бронебойным… — И тут нас заметили, и не просто заметили, а ещё и обстреляли, но так как фриц пёр прямо на нас и не останавливался, то и его огонь был не точным.

— Выстрел. — Снаряд попадает в гусеницу. Танк резко останавливается, но его почему-то не разворачивает. И тут меня как будто током шандарахнуло. Не успев ничего подумать, я уже командую.

— В укрытие. — Мы успели укрыться в ровиках, буквально за мгновение до разрыва снаряда. От нашей пушки, на месте остались только станины, всё остальное раскидало в разные стороны, колёса отдельно, а щит вообще снесло вместе со стволом. Так как последний танк, в который мы попали, оказался немецкой четвёркой с 75-мм окурком, то и мощность фугаса у него была соответствующая, а промазать с места, находясь в сотне метров от нас, мог только слепой. Промедли мы пару секунд и всё, писец расчёту, а так хоть люди живы. Сорокапятку конечно жалко, хорошая была пушка, но любую вещь можно сделать снова, а человеческую жизнь уже не вернёшь.

Грёбаную четвёрку, добил Мишкин расчёт, стреляя в левый борт танка, но и сам пострадал, не досчитавшись половины личного состава. Да и атаку эту мы в конце концов отбили. Наша пехота на этот раз не побежала, а может быть и не успела, так как танки очень быстро проскочили передний край и нарвались на наши сорокапятки. Ну а наступающих пеших гансов, красноармейцы встретили ружейно-пулемётным огнём, а потом, контратаковав, взяли на штык. И было уже не важно, «на каком глазу тюбетейка», или у кого больше пулемётов, сказалось пока ещё наше численное превосходство. Но и дальше шоссе фрицы нас не пустили, положив на землю как своих убегающих, так и чужих догоняющих из станковых пулемётов. Из девяти танков наша батарея уничтожила семь, но досталось это дорогой ценой. Первый взвод погиб вместе с комбатом, а в нашем осталось только одно орудие.

С наступлением темноты шуршим по нейтралке, собирая оружие, боеприпасы, да и в сухарных сумках жмуров, шарить уже не стесняемся. На ужин был только хлеб и кипяток, так что небольшой приварок не помешал бы. С патронами теперь проблем не было, ополченцы были вооружены польскими трофеями, а также винтовками системы Лебеля, которые пролюбливали в первую очередь. А с убылью личного состава, оставшиеся бойцы старались заменить французские на польские — в девичестве магазинная винтовка Маузера образца 1898 года. Пулемёты были в основном системы «Браунинг» под патрон 7,92×57 мм, так что боеприпасами обеспечили нас немцы, которые в отличие от наших тыловиков, были рядом. С тылами вообще творилось что-то непонятное, приехавший вечером старшина батареи, так никого и не нашёл, по крайней мере, на старом месте, в лесу у станции Балабаново, никого и ничего уже не было.

Ночью пехотинцы сменили позиции, бросив свои ямки у шоссе и, оттянувшись назад, используя подбитые танки, как бронированные огневые точки, выкопав под ними окопчики и установив там ручные пулемёты. Естественно танков на всех не хватило, поэтому большая часть бойцов окапывалась на открытом месте, от «БОТа» до «БОТа», так что оборонительная линия была довольно замысловатой. На левом фланге оборона проходила по опушке лесного массива, приближаясь к шоссе на сотню, а где и ближе шагов и загибая фланг, утыкалась в небольшую речушку, возле деревушки Пекино. Трасса плавно отворачивала на юг, а наша оборонительная линия, соответственно на восток. По другую сторону дороги, тянулся овраг, который повернув под углом девяносто градусов, впадал в реку Протва.

Наш полк находился на стыке с 5-й дивизией народного ополчения, поэтому дальше на юг, Боровское шоссе контролировала уже она. После того как немцы заняли село Ермолино, ширина стыка соответственно увеличилась, мы откатились на север, а 5-я ДНО на восток, так что локтевой связи между нами не было, и разрыв составил около километра, а может и больше. Но и воспользоваться этим разрывом, фрицы особо не могли, лес, речка и болота, такой возможности не давали. Небольшие подразделения, конечно, могли просочиться и «пошалить» в тылу, но нам на эти шалости было глубоко насрать, всё равно от этих тылов толку было ноль целых, хрен десятых, мы их и сами найти не могли, так пусть хоть противник поищет. Нам бы со своими проблемами разобраться.

Пока пехота улучшает позиции, мы ищем снаряды и хороним своих погибших. Приехавший старшина, развил бурную деятельность, поэтому выделив в его расположение людей, в основном примкнувших к нам пехотинцев, а также ездовых, формируем расчёт нашего единственного орудия. Из оставшихся людей создаём нештатный пулемётный взвод, командиром которого Ванька назначает меня. Как единственный выживший «офицер», он поднялся до командира батареи. Во взводе у меня три пулемёта, один из которых мы сняли с подбитой четвёрки, да и патронами нас мёртвые панцерманы обеспечили. В отделении у сержанта Волохова выжили только наводчик, заряжающий и Малыш, который окаянил где-то с пулемётом, поэтому передаю Мишке всех недостающих номеров, забрав себе одного Емелю. Вместе со мной теперь четверо пулемётчиков, снайпер, плюс ездовый и запряжка с передком, вторых номеров я планировал назначить из пехотинцев, но когда вернулась с раскопок бригада «ух», то старшина привёл с собой двух выживших батарейцев из первого взвода, то проблема разрешилась. Один был подносчиком а второй ездовым, причём из разных расчётов. Они-то и рассказали нам о гибели взвода, так как видели всё своими глазами.

Из их сумбурного рассказа, перемежаемого нецензурными выражениями одного, а также охами и ахами другого, поначалу ничего путного понять было невозможно. Но расспросив их по одному, и собрав воедино все их показания, я добавил немного своих предположений, и получилась более-менее, связная история.

«Первым вступило в бой орудие, находящееся в деревне, мужикам удалось подбить один танк, правда не с первого выстрела, поэтому свою позицию они раскрыли, и больше им ничего сделать уже не дали. Сначала их расстреляли оставшиеся танки, а потом по позиции отработала миномётная батарея, накрыв как огневую, так и запряжку с зарядным ящиком. Выжил только один из подносчиков, который в это время бегал за снарядами (как он утверждает) и попал между двух огней. Его же, командир роты, обороняющей деревню, и послал с донесением к нашему комбату. Вот поэтому-то орудие снялось с основных позиций, галопом переместившись на запасную, в деревне. Два танка расчёт всё-таки уничтожил, а вот третий (скорее всего четвёрка) расстрелял всех из пушки и пулемётов. Последним к орудию встал комбат, ему удалось выстрелить и даже попасть, но снаряд раскололся о лобовую броню, не причинив танку вреда, а вот ответный огонь не оставил капитану никаких шансов.»

Фактически батарея перестала существовать, от неё остался один наш взвод, в котором осталось только одно орудие, и две трети личного состава. Но нас никто не расформировывал, и задачи по противотанковой обороне полка с нас не снимали, поэтому будем их выполнять. Остальные сорокапятки были разбиты также как и моя, поэтому в батарее у нас осталась одна пушка, зато с тремя передками, и можно было составить из универсальных ходов зарядный ящик, а не возить бэка на повозке. Но снарядов оставалось немного, поэтому используем обе упряжки с передками, как двуколки для моего нештатного пулемётного взвода.

На следующий день отбиваем несколько атак противника, но какие-то они были вялые, «без огонька», да и без танков. Огня-то как раз хватало, как с земли, так и с воздуха, а вот потыкавшись несколько раз в разных местах немцы, получив отпор, отходили даже не попытавшись продолжить или развить атаку. Зато ближе к вечеру мы получили приказ, отойти за реку Нара, а вот тут-то и начались танцы с бубнами.