Рассвет русского царства. Книга 2

Глава 10

— Муж, пойдём, — сказала Анна Шуйскому. — Тебе нужно лечь и отдохнуть.

Шуйский послушно кивнул и, опираясь на жену и костыль, направился к терему. Я с лёгкой улыбкой провожал Шуйского, который ещё вчера, хоть и не бодрым, шагом ходил на стоянке, а теперь покряхтывая ковылял домой.

— «Вот актёр», — подумал я.

— Господин, Митрий, — обратилась ко мне Лариска. — Прошу за мной, я покажу твою комнату.

— А куда поселят моих холопов? — спросил я у женщины. Та быстро посмотрела на обоих, при этом остановила взгляд на Ратмире.

— Когда покажу комнату, узнаю, куда хозяйка скажет их определить.

— Вы всё слышали, — сказал я холопам, после чего пошёл за Лариской.

Мы поднялись по деревянной лестнице на второй этаж главного терема. Коридор был длинным, с резными перилами и небольшими окнами. Пахло воском и ладаном. Стены были обшиты деревом, кое-где висели иконы.

Холопка остановилась у одной из дверей и толкнула её.

— Вот твоя комната. Рядом хозяйка собиралась поселить княжича Ярослава. Если что понадобится, моя комнатка находится по этому коридору в конце.

Я вошёл внутрь и невольно остановился, оглядываясь. Комната была… роскошной. По меркам этого времени, конечно. Большая, метров двадцать квадратных, с высоким потолком. Чисто выскобленный дощатый пол, на котором лежала медвежья шкура. У стены стояла широкая кровать с резными столбиками и настоящим пуховым матрасом, застеленная льняным бельём, с горой подушек. Рядом массивный дубовый сундук для вещей, стол и стул с резной спинкой, полка для книг. А главное — большое окно, заволоченное не бычьим пузырём, а настоящими, хоть и мутноватыми, кусочками слюды в свинцовом переплёте.

— Ого, — выдохнул я. — Спасибо, — сказал я женщине. — А где можно помыться с дороги?

— Я пришлю своего брата, он принесёт корыто для мытья. Хотя… — сделала она паузу. — Вроде бы хозяин собирался топить баню, так что может этого и не понадобится.

— Сообщи мне, как узнаешь. И если баню топить не будут, пусть принесут корыто. — И, совсем обнаглев, спросил. — А вещи постирать…

— Не переживай, как только всё узнаю, я приду за вещами.

После чего она поклонилась и вышла, оставив меня одного.

Я подошёл к окну и выглянул наружу. Отсюда, со второго этажа, открывался потрясающий вид. Прямо передо мной возвышались могучие белокаменные стены Кремля. Я видел сторожевые башни, крыши соборов, чувствовал дыхание этого места. Конечно, он сильно отличался от того, что был в моё время. И в принципе не мудрено, ведь Кремль не раз сгорал практически дотла.

(От авторов.)

Я опустился на стул, провёл рукой по гладкой поверхности стола. После моей скромной избы в Курмыше, эта комната казалась мне царскими покоями. Всё здесь говорило о статусе и богатстве воеводы Шуйского.

Сбросив кольчугу, положил саблю на сундук и, переодевшись в относительно чистую одежду, рухнул на кровать. Тюфяк оказался настолько мягким, что я едва не провалился в него.

— «Господи, как же я устал», — подумал я. Так долго пробыть в дороге, постоянное напряжение, бои, раны, и вот наконец тишина. Я закрыл глаза, собираясь вздремнуть, но тут дверь снова открылась.

— Дим! — не постучав влетел в комнату Ярослав. — Как тебе?

Как же в этот момент хотелось его послать в далёкое эротическое путешествие. При всех плюсах Ярослава, у него не было понимания личных границ. И в этом он не был виноват. Просто, он княжич, и этим всё сказано. Он привык, что перед ним кланяются в девяносто девяти случаях, а не наоборот.

Я приподнялся на локте.

— Роскошно. У тебя такая же? — добродушно спросил я.

— Почти, — усмехнулся он. — Ну что, отдыхать будешь или пойдёшь со мной? Хочу показать тебе Москву.

Я посмотрел на него, потом на кровать, потом снова на него.

— Ярослав, я еле ноги таскаю. Давай завтра? Да и тебе нужно давать ноге покой. Или скажешь она тебя беспокоить перестала?

Он поморщился.

— Ладно, завтра так завтра. Тогда через несколько часов за тобой зайду, в баню пойдём, а потом ужинать. Дядя хочет представить тебя семье, или ты хочешь отсидеться в спальне? — усмехнулся он.

Я вздохнул.

— На все вопросы — да.

— Ну, вот и отлично.

Он ушёл, а я снова откинулся на кровать. Закрыл глаза. Сон пришёл почти мгновенно.

Меня разбудил стук в дверь. Я очнулся не сразу, пытаясь понять, где нахожусь.

— Господин Митрий, — донёсся из-за двери спокойный голос Лариски. — Княжич Ярослав в баню собрался. Просил позвать с собой.

— Встаю, — ответил я.

Пока я спал, Шуйский уже помылся, и в бане были только я и Ярослав. Вот только париться, как мне бы хотелось, не получилось.

— Вечерня скоро. Дядя просил по-быстрому освежиться.

Честно, я прям расстроился. Баня топилась по белому, и полог с лавками присутствовал, и в корыте лежал березовый веник, которым, судя по всему, парился Шуйский… Баня, если не смотреть на печку, была сделана вполне по современным меркам.

В этот момент я поймал себя на мысли о Шуйском.

— «Совсем себя не бережёт. — И тут же себя успокоил. — Хотя, если он дорогу перенёс нормально, то после высоких температур с его ногой не должно быть осложнений».

Вскоре мы с Ярославом, оба розовощёкие, пошли обратно в боярский терем. Помещение на первом этаже было огромным — метров сорок, не меньше. Высокие потолки поддерживались мощными балками из морёного дуба. Стены обшиты деревянными панелями с искусной резьбой: растительные узоры, птицы, звери, переплетённые в сложный орнамент. В центре стоял длинный стол из массива дерева, за которым легко разместились бы человек тридцать. Сейчас же за ним сидело всего восемь человек. Вдоль стен висели иконы в богатых окладах, а в углу, на почётном месте, большая икона Спаса Нерукотворного, перед которой горели свечи.

А запах! Он был потрясающий: жареное мясо, свежий хлеб, мёд, какие-то пряности. На столе уже стояли деревянные блюда с едой, кувшины, чарки. Стол ломился от яств: жареный гусь, запечённая рыба, каша с мясом, пироги с капустой и грибами, свежий ржаной хлеб, мёд в глиняных горшочках, солёные огурцы, квашеная капуста. И, конечно, напитки: медовуха, квас, даже вино в дорогом кувшине.

— Ярослав, Митрий, заходите! — окликнул нас Шуйский, восседавший во главе стола. Рядом с ним сидела его жена Анна. Её присутствие меня удивило. Жена боярина Ратибора, Любава не раз мне говорила, что женщины не сидят с мужчинами за столом, особенно при гостях. Но, видимо, Шуйский не был сторонником патриархальных порядков, или меня и Ярослава не считали за гостей.

Моё внимание сразу привлекли двое мужчин, сидевших сразу за четой Шуйских. Оба были одеты в богатые кафтаны, оба с короткими бородами, широкоплечие, крепкие. И по лицам сразу прослеживались родственные черты с Василием Федоровичем. Те же острые черты, и серые глаза. Чуть поодаль сидела Алёна, которую я не сразу заметил. К ней уже направился Ярослав и сел с ней рядом. Были ещё гости… И я встал, не зная куда мне садиться… Ведь положение за столом я сам не мог определить. И меня снова выручили знания, полученные на уроках с Любавой.

Я подошёл к столу и поклонился в пояс.

— Здравия желаю, господа.

— Садись, садись, — махнул рукой Шуйский, указывая на свободное место рядом с Ярославом. — Познакомься, — указал он на ближайших людей. — Это мои братья. Андрей Фёдорович Шуйский, — он кивнул на мужчину постарше, лет под сорок. — И Иван Фёдорович Шуйский, — указал на второго, который был помладше, лет тридцати пяти, с небольшим шрамом через левую бровь.

Я поклонился обоим, чувствуя на себе их оценивающие взгляды.

— Митрий, слуга ваш, — соблюдая этикет сказал я.

Андрей посмотрел на меня испытующим взглядом. В его глазах читалось любопытство, и он тут же спросил.

— Так это ты тот лекарь, что Ярослава на ноги поставил?

— Я, господин.

— И Василия залатал после боя? — вступил Иван, и в его голосе, как мне показалось, прозвучала лёгкая ирония. — Слыхали мы про бой с новгородцами. Говорят, ты там неплохо себя показал.

— Старался выжить, господин, — ответил я осторожно.

— Молод ты больно для таких дел, — заметил Андрей, не сводя с меня оценивающего взгляда. — Откуда такое умение? И саблей владеешь, и людей лечишь?

Кажется, со мной сюсюкаться никто не собирался. И, кажется, меня решили проверить. Атмосфера стала напряжённой. Вот только Шуйский, сидевший во главе стола, смотрел на меня с весёлым прищуром. Словно всё это было заранее спланировано. И, пока я мылся в бане, он вместе с братьями распределил роли.

— Учился у разных людей, господин, — начал я. — Отец мой, Григорий, десятник в дружине боярина Ратибора Годиновича. Он научил меня владеть клинком и копьём. Семён-лучник обучил стрельбе из лука. Боярин Ратибор тоже руку приложил к моему обучению. А знания о лечении… — я сделал паузу, как бы с неуверенностью, — не иначе чудо со мной произошло. Ниспослал мне Никола Чудотворец знания, и я стараюсь по мере сил своих помогать страждущим.

Ярослав тут же подхватил, не давая повиснуть паузе. И я был благодарен ему за то, что он вступился за меня.

— Да, дядюшка! — обратился он к Андрею Федоровичу. — Отец Варлаам говорит, что это чудо! Что на Митрии благодать Божья!

Средний Шуйский выразительно посмотрел на племянника, и тот осёкся, поняв, что слишком уж горячо взялся за защиту. Я уловил намёк воеводы — не стоит слишком упирать на «чудеса» в кругу семьи.

Иван фыркнул, но в его взгляде промелькнуло любопытство.

— Святой Николай, значит? Удобная отговорка для тех дел, что творишь.

Если бы я не был к этому готов, то, возможно, растерялся бы. Но это было не так. Правда, я ожидал, что этот разговор произведёт несколько позже, но, видимо, Шуйские решили воспользоваться моей усталостью после дороги и посмотреть, из чего я сделан.

— Верить или нет это ваше право, господин. Но Глеб Ратиборович жив и здоров. Ярослав Андреевич ходит без хромоты. Воевода Василий Фёдорович с нами за столом. Мне кажется, дела говорят сами за себя.

Воцарилась тишина. Иван прищурился, изучая меня, но промолчал. Андрей повернулся к старшему брату, Василию Федоровичу, и кивнул, как мне показалось, с одобрением.

— Дерзкий ты больно, — произнёс Иван. — Но есть в твоих словах правда. Дела говорят громче слов. — Он повернулся к брату. — Василий, ты сам всё видел, не испугался, держался ровно. А вот речи… Так не разговаривают вои в его летах. Но, уверен, ты и сам уже это заметил.

Шуйский усмехнулся и налил себе медовухи из кувшина.

— Разумеется, Иван. Но мне кажется так даже и лучше.

Анна, жена Шуйского, в этот момент положила свою руку поверх мужниной.

— Давайте кушать, стынет же всё.

Только тогда мне кивнули, разрешая сесть. Я опустился на лавку между Ярославом и молчавшим до сих пор мужчиной, его мне не представили, но его одежды говорили сами за себя. Это непростой человек. И было даже странно, что я занял место впереди него.

— «Первая проверка пройдена и, кажется, успешно», — слегка улыбнулся я.

После чего дождался, когда Шуйский первый наложит себе в тарелку еды, взял себе немного каши и кусок хлеба. Есть хотелось зверски, но я не хотел набрасываться на еду, как голодный волк. Ужин начался в относительном молчании, прерываемом лишь звуками столовых приборов да негромкими просьбами передать то или иное блюдо.

— Ну что, Митрий, — заговорил снова Андрей, отламывая кусок хлеба. — Василий рассказывал, что ты в том бою с новгородцами хорошо себя показал. Саблей владеешь?

— Стараюсь, господин.

— Кто учил? — вклинился Иван, наливая себе медовухи.

— Как я уже говорил, отец. Он один из лучший воинов в дружине боярина Ратибора Годиновича.

— Ратибор… — Андрей нахмурился, и изобразил задумчивый вид. И я понял, начался второй акт Марлезонского балета. — Слыхал про него. Служил при дворе Великого князя, потом сослан в Курмыш за какую-то провинность, — сказав это, он внимательно посмотрел на меня, ожидая, что я на это скажу.

— Он хороший воин, — осторожно подтвердил я. — И справедливый…

— Справедливый? — усмехнулся Иван, и в его голосе прозвучало что-то циничное. — Это редкость. Обычно кто в силе, тот и прав. Особенно на окраинах, где власть Москвы не так крепка.

Я промолчал, предпочитая не лезть в политические дебри, в которые меня пытались грубо заманить. Но я понимал, что не мне обсуждать человека, находящегося выше меня в социальной иерархии.

И, кажется, Иван понял, что я не повелся.

— Так что там с новгородцами было? — Андрей вернулся к теме, которая его явно интересовала. — Василий говорил, ты там неплохо рубился. Неужто с десяток уложил?

Я почувствовал, как все взгляды устремились на меня. Даже Алёна подняла голову.

— Не считал, господин, — ответил я. — Но… да, несколько человек точно. Все сражались себя не жалея. И если бы не Василий Федорович, который дрался в первых рядах, вряд ли мы выжили.

Но прогиб не был засчитан, и допрос продолжился.

— Несколько и десяток — это разные вещи, — заметил Иван с усмешкой, отпивая из чарки.

Ярослав не выдержал и вмешался, желая меня поддержать.

— Дядя Иван, я сам видел! Митрий рубился так, что мне страшно стало. Честное слово. Он одного за другим клал, и не видел преград. Я думал, что он… что он не остановится, пока все враги не будут повержены.

Иван посмотрел на племянника и покачал головой. Потом перевёл взгляд на меня. В его взгляде промелькнуло что-то вроде уважения, смешанного с любопытством.

— Интересно, — протянул он. — А как насчёт испанца того? Альфонсо, кажется? Слыхали мы, что ты его тоже уложил. В Нижнем весь город только об этом и говорил.

Я кивнул.

— Так вышло, господин.

— Так вышло, — передразнил Иван и расхохотался, хлопнув ладонью по столу. — Слушай, брат Андрей, а мне нравится этот паренёк. Скажи, сколько ты врагов отправил в землю, когда был в его летах?

— Двоих, — ответил Андрей и тут же продолжил. — Испанцы вообще слабаки, — отпил из чарки. — И все эти их шпаги да фехтовальные штучки — ерунда для турниров и показухи. Дай им в лоб русской саблей, и сразу весь их танец кончается. Я видел таких в Литве. Красиво машут клинком, а как до настоящей сечи, сразу сдуваются.

Я был с ним не согласен, но промолчал. Тем более я прекрасно помнил, что испанская дестреза станет очень популярна в Европе.

Но, благоразумно промолчал, тогда как младший брат Шуйского, Иван, поддержал разговор, начатый средним.

— Точно. Видел я их в Новгороде пару раз, когда с посольством приезжали. Кичатся, мол мы мастера клинка. Вся их наука против таких же франтов с тонкими клинками. А попади он на настоящего русского ратника, конец ему.

Но вскоре снова вернулись ко мне.

— «Блин вы мне поесть дадите сегодня?» — отложил я ложку, потому что Андрей обратился ко мне, явно желая услышать моё мнение.

— А ты что скажешь, Митрий? Как тебе испанец показался? Сильный был противник?

— Сложный вопрос. Я впервые бился против человека, орудующего шпагой. И мне показался он быстрым. Наносил уколы так, что не успеваешь отреагировать. Но… — я сделал паузу, собираясь с мыслями, — мне повезло. Я сломал ему шпагу, но даже тогда он постарался меня достать, — приврал я, при этом заметив, что Шуйский усмехнулся, но ничего не сказал против. — Я отправил его на встречу с Богом.

Андрей одобрительно хмыкнул, кивая.

— Иван, а помнишь того литовца, что хвастался своим умением драться на копьях? Как его там… Миколай?

Иван расхохотался, вспоминая.

— Ещё как помню! Хвалился, хвалился, говорил, что ни один московит его не одолеет. А потом ты его с коня одним ударом снёс, да так, что он на спину грохнулся, как мешок с зерном!

Они рассмеялись, вспоминая былые времена и боевые подвиги. Атмосфера за столом заметно потеплела. Анна подливала мужу и его братьям медовухи, следила, чтобы все ели, иногда укоризненно качая головой на их громкий смех. Ярослав украдкой подмигнул мне, давая понять, что всё идёт хорошо.

Но тут Андрей снова повернулся ко мне, и его лицо стало серьёзным, почти суровым. Смех исчез.

— Митрий, скажи-ка, а что ты думаешь о Ратиборе? — спросил он прямо. — Вот честно. Какой он человек? Не как боярин, а как личность?

Это была ловушка, причём топорная. Вроде бы я уже дал понять, что не буду обсуждать боярина. Но то ли алкоголь на них подействовал, то ли рассчитывали, что у меня развяжется язык. Вот только я не пил. Сделал всего пару глотков из чарки, запивая еду.

— Как я уже говорил, боярин Ратибор умён, силён, справедлив к своим людям, — начал я медленно, взвешивая каждое слово. — Он восстановил Курмыш после разорения, укрепил стены, собрал хорошую дружину из тех, кто остался ему верен. Татары его боятся и стараются обходить наши земли стороной. Он жесток к врагам, но к своим людям относится по чести.

— Это всё понятно, — кивнул Андрей. — А лично? Как он к тебе относился? Был справедлив?

— Хорошо относился, — ответил я. — Когда я спас его сына Глеба от смерти, он отблагодарил меня щедро. Дал деньги, разрешил торговать на рынке, защитил от слухов о колдовстве, которые пошли после операции.

— Защитил от слухов о колдовстве? — тут же переспросил Иван, наклоняясь вперёд с интересом. — Это как?

— Когда я сделал операцию баричу Глебу, вырезал стрелу из шеи, люди подумали, что я колдун, — объяснил я. — Боярин Ратибор остановил эти разговоры. Сказал, что это не колдовство, а дар Божий. И людям пришлось замолчать. — О взятке Варлааму я решил промолчать. Не дай Бог эта информация дойдёт до него. И мне не хотелось наживать в нём врага.

— Я слышал эту историю от дьякона Варлаама, — сказал Василий Федорович. — И это может стать проблемой, — посмотрел он серьёзно на братьев

Андрей и Иван переглянулись.

— Услышали, — сказал Иван.

— Завтра узнаю, что известно митрополиту, — добавил Андрей.