Рассвет русского царства. Книга 2

Глава 12

Подготовка к поездке в Кремль напоминала сборы на войну. Только вместо кольчуги и сабли я проверял свой медицинский саквояж — кожаную сумку, сшитую Глафирой по моим чертежам. Внутри, в специальных кармашках, лежали мои главные «аргументы»: скальпели, зажимы, иглы, шёлковые нити в спиртовом растворе, склянка с хлебным вином, порошок из коры дуба и тысячелистника, несколько пузырьков с травами. Всё, что могло пригодиться.

В тот день я проснулся раньше обычного. Сон был беспокойным. Снились Кремль, Франческо с его высокомерной рожей, с которой очень хотелось познакомить мой кулак. Встреться мне такой человек в прошлой жизни, я бы не заморачиваясь настучал ему по голове, чтобы после тот думал, что говорит…

— «Ай, — поймал я себя на мысли, — что сейчас, что в будущем есть люди, которым чревато вбивать науку с помощью кулака! Так что нефиг, Димка, выкобениваться. Терпим, машем ручкой, говорим то, что хотят слышать, и ждём своего часа».

Потихоньку сонливое состояние покидало меня, и я подошёл к корыту, из которого умылся холодной водой, таким образом стряхивая с себя полностью остатки сна. Надел самую чистую рубаху, поверх неё кафтан тёмно-синего цвета, который мне дала вчера вечером Лариска по распоряжению Анны.

— Василий Фёдорович велел передать, что ты должен выглядеть достойно, — сказала она тогда, протягивая свёрток. — В Кремль в чём попало не ходят.

Кафтан оказался мне впору, хотя и был чуть широковат в плечах. Ткань добротная, шерсть… если мне не изменяет зрение с ШЁЛКОМ!

— «Сколько ж она стоит?» — пронеслась у меня мысль. Однако, должен признать, в нём я выглядел представительно. Я застегнул его на медные пуговицы, подпоясался широким кожаным поясом, на который повесил саблю в ножнах. Если уж идти в Кремль, то пусть все видят, что я не просто лекарь. Хотя, вряд ли мне позволят ходить с ней по Кремлю. Но даже это не остановило меня.

Вскоре я спустился вниз. В трапезной уже накрывали завтрак, но аппетита как такого не было. Наверное, сказывалось, что меня ждёт непростой день. Всё-таки Кремль. Великий князь. Мария Борисовна. Было ощущение, что я скоро прикоснусь к чему-то нереальному.

— Митрий! — окликнул меня Ярослав, стоило мне войти в трапезную. Он был весел и бодр, в отличие от меня. — Ты уже готов? Дядя Василий велел передать, чтобы ты был у ворот к полудню. Лошадь тебе подготовят.

— Готов, — садясь напротив него ответил я.

— Не боись, Митрий, — хлопнул он меня по плечу. — Главное, не делай вид, что ты умнее всех. В Кремле этого не любят. Самый умный — это Великий князь, потом его бояре, а потом… — он усмехнулся. — А остальные все неправы, даже если правы, — и рассмеялся своей шутке.

Я тоже улыбнулся, после чего отпил налитого холопками кваса.

— Знаешь, Дим, завидую тебе. В Кремль поедешь, Великого князя увидишь. Я-то там бывал, но всё равно каждый раз, как в первый раз.

Я промолчал, запивая хлеб квасом. Ярослав не понимал. Он не знал, что Мария Борисовна, возможно, отравлена. Что её смерть, это не случайность, а чей-то план. И если я её спасу, то встану поперёк этого плана… Чьего? Этот вопрос пока что оставался без ответа.

Ярослав ушёл, а я остался сидеть за столом, допивая квас. После чего вернулся в свою комнату. Время до полудня тянулось мучительно долго. Я пытался отвлечься, ещё раз проверил свою сумку с медицинскими принадлежностями.

Потом пошёл во двор, проверил Бурана. Конюх уже почистил его, седло лежало рядом. Бурый фыркнул, увидев меня, ткнулся мордой в ладонь, и я погладил его по шее.

— Ну что, дружище, — пробормотал я, — сегодня в Кремль поедем. Ты там не позорь меня, веди себя прилично.

Бурый снова фыркнул, будто понял.

Наконец пробило полдень. Я услышал колокольный звон с Кремля, разносящийся над всей Москвой.

Вышел во двор Василий Фёдорович Шуйский. Он резво забрался в седло, при этом казалось, что нога его совсем не беспокоит. Весь его вид сегодня говорил, что он не был добродушным дядюшкой или хитрым политиком за ужином. Сегодня он был боярином Шуйским, представителем одного из самых могущественных родов Руси. Шуйский был в богатом кафтане вишнёвого цвета с золотым шитьём, высокой собольей шапке. При поясе — сабля в дорогих ножнах. Выглядел, как истинный воевода, коим он, собственно, и являлся.

Ехать до Кремля было недалеко, поскольку подворье Шуйских располагалось в престижном месте. Но этот короткий путь растянулся для меня в вечность. Люди расступались, видя знамя Шуйского, кланялись. Кто-то показывал на нас пальцем, шептался с соседями.

Мы ехали медленно, потому что улицы были забиты народом. Торговцы зазывали покупателей, монахи собирали милостыню, нищие протягивали руки. Запах был всё тот же — смесь навоза, дыма, рыбы, человеческого пота, но я уже к нему привыкал.

Я посмотрел на приближающиеся стены. Это был не тот Кремль, который я видел на открытках или в новостях своего времени. Никакого красного кирпича, никаких звёзд, никакой Спасской башни с курантами. Передо мной лежала крепость Дмитрия Донского — белокаменная, местами почерневшая от времени и пожаров, местами «подлатанная» брёвнами. Стены выглядели мощно. Они видели осады Тохтамыша и Едигея. Они помнили кровь и предательство.

Мы подъехали к Фроловским воротам. Стража, завидев стяг Шуйских, даже не спросила, кто едет. Копья взметнулись вверх, тяжёлые створки со скрипом отворились.

Въезжая под своды башни, я почувствовал, как меня накрывает странное чувство.

— «Бл@ть, ну куда ты лезешь? Ты же токарь с завода, фельдшер-недоучка, человек из двадцать первого века… А сейчас въезжаешь в Кремль 1463 года!»

Если бы мне кто сказал об этом три года назад, я бы вызвал дурку. А сейчас я ехал лечить жену человека, который соберёт русские земли в единый кулак.

Но, как я уже говорил, мне хотелось проверить чего я стою. Чего могу добиться и кем стану. Прожить жизнь так, чтобы потом ни о чём не жалеть!

Внутри Кремль оказался тесным и, как бы это сказать… хаотичным что ли? Это был город в городе. Огромная площадь, вымощенная камнем, по краям которой стояли терема, палаты, церкви. Всё было из белого камня или из дерева, но такого добротного, что казалось, будто эти здания стоят тут веками и простоят ещё столько же. В центре площади возвышался Успенский собор *, если не ошибаюсь, с золочёными куполами, сверкающими на солнце, а рядом другие церкви, колокольни, терема бояр.

(Успенский собор: речь идёт о соборе, заложенном Иваном Калитой в 1326 году, уже значительно обветшавшим. К 1470 году состояние собора ухудшилось настолько, что после крупного пожара треснул свод в приделе Поклонения веригам апостола Петра. Это стало поводом для решения о перестройке храма).

Народу было тьма. Бояре в высоких горлатных шапках, дьяки со свитками, снующие слуги, монахи в чёрных клобуках. И все кланялись. Кланялись Шуйскому, кланялись друг другу, кланялись куполам соборов. Это была натуральная ярмарка тщеславия и раболепия одновременно.

— Впечатляет, да? — заметив моё выражение лица усмехнулся Шуйский.

— Очень, господин, — выдохнул я.

— Это ещё не всё. Вон там, — он указал на огромное здание в дальнем конце площади, — терем Великого князя. Туда мы и едем.

Мы направились к терему. Это было трёхэтажное каменное здание с резными наличниками, высокими окнами, крышей, из тёсанных досок с железными вставками на гребнях и главках. По пути нас несколько раз останавливали: бояре кланялись Шуйскому, о чём-то шептались с ним, бросали любопытные взгляды на меня. Один из них, пожилой мужик с длинной седой бородой, даже спросил:

— Василий Фёдорович, это кто с тобой? Родственник что ль?

— Князь, — поздоровался Шуйский. — Долгих лет жизни. — Нет, это не родственник, а лекарь.

Князь прищурился, оглядывая меня с ног до головы.

— А-а-а, — с интересом произнёс князь, — это тот, что Ярослава Андреевича вылечил? Слыхал, слыхал. — После чего он кивнул и отошёл, а мы продолжили путь.

Наконец мы остановились у парадного крыльца великокняжеского дворца. У входа стояла стража, человек десять, все при полном вооружении. А перед крыльцом стояла группа людей. Одежды на них были такие, что на стоимость одного кафтана можно было купить несколько деревень вместе со всеми холопами и скотиной. Золотая парча, соболя, жемчуг. Они разговаривали негромко, но, завидев Шуйского, замолчали.

Один из них выделился из группы и шагнул нам навстречу.

Это был высокий, статный мужчина лет тридцати пяти. Его лицо, обрамлённое аккуратной бородой, было бы красивым, если бы не печать высокомерия, словно выжженная на лбу.

Я напряг память. Кто это? Для простого боярина слишком горд.

— Спешиваемся, — скомандовал мне Шуйский.

Конюхи тут же подхватили поводья. Я спрыгнул с Бурана, поправил перевязь с саквояжем и одёрнул кафтан. Сердце колотилось где-то в горле.

— Князь Михаил Борисович, — склонил голову Шуйский, но не так глубоко, как остальные. Это был поклон равного равному, ну или почти равному. — Здравия желаю.

Меня успели посвятить в некоторые детали. И эта встреча не была случайной. Благодаря ему мы должны были попасть в покои Марии Борисовны. Ведь это было великий князь Тверской, Михаил Борисович*, БРАТ Великой княгини Марии.

(от авторов: в реальной истории Михаилу в 1463 году было 10 лет. Он стал Великим князем Тверским в 8 лет после смерти отца, Бориса Александровича. НО! В этой истории Михаилу 35 лет. Просим при чтении исходить из этого)

— И тебе не хворать, Василий Фёдорович. — ответил Тверской. — Слышал, тебя новгородцы потрепали?

— Бог миловал, Михаил Борисович. Легко отделался, но, честно, в какой-то момент уже мысленно простился со всеми. Сейчас на месте раны маленькая царапина осталась.

— Царапина, говоришь? — Тверской усмехнулся. — А слухи ходят, что тебя чуть к праотцам не отправили.

— Кстати, — Шуйский сделал шаг в сторону, открывая меня. — Позволь представить тебе, князь, этого молодого человека. Это Митрий, тот самый лекарь, о котором я говорил Великому князю.

Тверской медленно перевёл взгляд на меня.

— Лекарь? — переспросил он. — До меня доходили слухи, но я не думал, что они правдивы. Юнец же совсем.

— Юнец, да удалец, — спокойно парировал Шуйский. — Он спас моего племянника от хромоты, мне ногу лечил и дружинников моих и Глеба Ратиборовича с того света вытащил.

Михаил Борисович скривил губы.

— Слышал я про его «подвиги», — сделал он акцент на последнем слове. Франческо дель Кастелло мне всё уши вчера прожужжал. Говорит, мол, появился в Москве какой-то шарлатан, который режет людей, как свиней, и называет это лечением.

Вот оно. Итальяшка времени не терял.

— Франческо — учёный муж, но, поверь мне, Михаил Борисович, у Митрия золотые руки. К тому же он лечит не по книгам Авиценны, а Божьим даром.

Я нахмурился и бросил быстрый взгляд на Шуйского. Эта дорожка была опасной. Но, видимо, он верил в свои силы, раз не боялся, и защитит от церкви.

— Божьим даром? — Тверской фыркнул. — Или дьявольским наущением? Моя сестра, она Великая княгиня. И я не позволю, чтобы к ней прикасался какой-то безродный выскочка.

— Я здесь не для того, чтобы вредить, а чтобы помочь, — набрался я смелости сказать что-то против.

Тверской уставился на меня с искренним изумлением.

— Ты смеешь мне отвечать? — прошипел он, делая шаг ко мне.

Шуйский тут же оказался между нами. Он не сделал ни одного резкого движения, но его фигура словно выросла, перекрывая меня.

— Михаил Борисович, — голос Шуйского стал ледяным. — Митрий находится под моим покровительством. И он здесь по воле твоего зятя, Великого князя Ивана Васильевича. Если у тебя есть сомнения, давай обсудим их. Но не здесь, на крыльце, на потеху холопам.

Тверской князь замер. Упоминание Ивана III подействовало, как ушат холодной воды. Он смерил Шуйского злобным взглядом, потом перевёл его на меня.

— Хорошо, Василий. Давай обсудим.

Он кивнул в сторону небольшой крытой галереи, где никого не было.

— Жди здесь, Митрий, — бросил мне Шуйский и, прихрамывая, пошёл за Тверским.

POV

Шуйский — Тверской

Шуйский и Тверской отошли в тень крытой галереи, подальше от любопытных глаз. Здесь, среди холодных каменных столбов, гул кремлевской площади казался немного приглушенным.

Василий Федорович шел тяжело, налегая на здоровую ногу, но спину держал неестественно прямо. Михаил Борисович остановился резко, развернувшись к Шуйскому всем корпусом.

— Ты в своем уме, Василий? — прошипел он. — Ты притащил к одру моей сестры мальчишку?

Шуйский спокойно выдержал тяжелый взгляд князя.

— Я хочу, чтобы твоя сестра жила, Михаил, — ответил он ровно. — И ты, если отбросишь свою спесь, поймёшь, что хочешь того же.

— Спесь⁈ — Тверской шагнул к нему, и рука его невольно дернулась к рукояти сабли. — Моя сестра, Великая княгиня Московская! А этот твой Митрий… Кто он? Лекарь-самоучка, нахватавшийся поди вершков у знахарок? Франческо говорит, что его методы — это варварство. Вода и соль! Серьёзно?

— Франческо лечит Марию Борисовну уже полгода, — парировал Шуйский. — И каков итог? Она тает, как свеча. Еще месяц, может, два… — выдержал он паузу, чтобы его слова дошли до Тверского. — И мы будем стоять не здесь, а в Архангельском соборе, провожая ее в последний путь.

Тверской скрипнул зубами. Упоминание о возможной смерти сестры ударило по больному. Но Шуйский знал: Михаил боится не только потери родной крови. Он боится потери влияния. Пока Мария жива, Тверь и Москва связаны неразрывно. А если она умрет, всем договорённостям будет конец. Не его княжеству тягаться с Москвой.

— Ты рискуешь головой, Василий, — произнес князь, отводя взгляд в сторону. — Если этот мальчишка ошибется, если сделает хуже… Иван Васильевич сожрёт и его и тебя вместе с ним.

— Михаил, он просто осмотрит её. И если он поймёт, что с Великой княгиней, тогда…

Тверской перебил его.

— Франческо говорит…

— А если Франческо и есть причина того, что ей становится хуже? — тихо спросил Шуйский.

Тверской замер.

— О чем ты говоришь?

Шуйский оперся плечом о холодную кладку колонны, давая ноге передышку.

— На меня напали по дороге в Москву, Михаил. Новгородцы. Наемники.

— Я слышал, — отмахнулся Тверской. — Новгород всегда точит зуб на Москву. При чем тут моя сестра?

— При том, что они не просто хотели ограбить обоз. Они шли за мной, хотели похитить.

— Похитить? Не убить?

— Не перебивай, — строгим тоном попросил Шуйский. — Мы взяли одного живым. Десятника. Прежде чем он отправился к праотцам, я имел с ним у костра один интересный разговор.

— И что же ты у него выпытал?

— Он упомянул Ливонский орден. И еще одно имя, — сделал он паузу. — Софья.

Глаза Михаила Борисовича сузились. Он был неглуп, этот тверской князь.

— Палеолог? Римская племянница?

— Именно, — кивнул Шуйский. — Папа Пий спит и видит, как бы подмять под себя русскую церковь. А лучший способ сделать это, посадить на московский трон свою воспитанницу. Но есть одна проблема. Место занято. Твоей сестрой.

— Ты хочешь сказать… — голос Тверского дрогнул. — Ты хочешь сказать, что ее травят?

— Я не утверждаю, — осторожно ответил Шуйский. — Но я подозреваю. Франческо итальянец. Он учился в Падуе, бывал в Риме. Кто знает, кому он служит на самом деле? Ивану Васильевичу или тем, кто шлет письма из Ватикана?

Михаил Борисович провел ладонью по лицу.

— Если это правда… — прошептал он. — Если Мария умрет, Тверь потеряет все. Иван женится на гречанке, и мы станем для него чужими.

— Вот именно! Я хочу помочь, и Митрий может помочь!

— А если он шарлатан? — в голосе Тверского все еще звучало сомнение. — Если он просто деревенский дурачок, которому повезло?

— Дурачок не вытащит стрелу из шеи… Дурачок не перережет глотку испанскому мастеру шпаги в поединке. — Шуйский усмехнулся, вспомнив тот вечер в Нижнем. — Поверь, у парня там, — указал он на верх, — есть покровители. У парня есть дар. И, что важнее, у него есть чутье. Он видит то, чего не видят другие. Я ставлю на него свою репутацию. И свою жизнь, кстати, тоже. Потому что, если заговорщики поймут, что мы знаем… следующая стрела может прилететь уже не в лесу, а прямо здесь, в Кремле.

— Ты играешь с огнем, Василий, — прищурился Тверской.

— Я использую нас всех, как наживку, — холодно ответил Шуйский. — Я, Митрий и ты… Мы сейчас в одной лодке. Если Митрий найдет яд или способ вылечить княгиню, мы победим. Если нет… тогда готовься встречать новую хозяйку Кремля. И учи латынь, пригодится…

— Хорошо, — выдавил он. — Пусть смотрит. Но я буду рядом. И если он сделает хоть одно неверное движение, если причинит ей боль… я сам его придушу.

— Договорились, — произнёс Шуйский, и они вместе с Тверским пошли в сторону Митрия.