Рассвет русского царства. Книга 2

Глава 9

Дорога до Москвы заняла полторы недели. Я ехал верхом на Буране и Ярослав, к моему удивлению, тоже пересел на коня. Похоже, трястись в телеге ему тоже осточертело. Его нога всё ещё побаливала, но он держался в седле уверенно.

Из Нижнего Новгорода сопровождать нас выехало сорок семь воинов. Но всё равно полностью расслабиться не получалось.

Позади нас, на почтительном расстоянии, ехали мои холопы, Ратмир и Глав. И их арбалеты всегда были взведёнными.

— Митрий, — окликнул меня Ярослав с лёгкой усмешкой. — Ты всё время оглядываешься. Ждёшь новых гостей?

— А ты нет? Мне кажется, после того, что произошло, будет неправильно расслабляться.

Ярослав пожал плечами.

— Знаешь, Дим, я тоже поначалу нервничал. Но потом подумал, что если суждено, то суждено.

— Жить одним днём что ли? — скептично изогнул я бровь.

— Хм… Ну, можно и так сказать. Просто слышал, как отец Варлаам разговаривал с одним из холопов у нас на дворе. Он сказал, что Бог отмерил каждому свой отрезок жизни на Земле.

— Дай, угадаю, — улыбнулся я. — И там говорилось, что это отведённое время нужно прожить достойно, терпеть все тяготы своей жизни и тогда в раю ему это зачтётся?

— Да, — серьёзно ответил Ярослав. — А ты считаешь иначе?

Прежде чем ответить, я немного подумал. Ведь легко можно оказаться еретиком.

— Отец Варлаам наверняка мудрый. Но мне не нравится думать, что моя судьба кем-то предначертана.

— Как же…

— Давай закроем тему, — попросил я у Ярослава. — Честно, я не готов к такому разговору.

Некоторое время мы ехали молча, и вдруг я заметил, как по краю дороги мелькнула тень. Инстинктивно напрягся, и вроде бы Ярослав тоже. Причём, если я просто положил руку на саблю, то он вытащил её уже на половину. Однако, тенью оказался лишь олень, перебегающий дорогу.

— Нервный ты какой-то стал, — шутливым тоном сказал я. — Раньше ты не был таким.

— Ну тебя… — убирая клинок обратно, проворчал Ярослав.

— Митрий, — подъехали ко мне Ратмир и Глав, — можно мы попробуем подстрелить оленя?

Я посмотрел на Ярослава. Мы ещё не покинули земли, принадлежащие его отцу.

— Ты не против?

Он немного подумал.

— Нет. Пусть пробуют.

Глав и Ратмир ухмыльнулись, поклонились и, пришпорив коней, погнались за оленем, который бежал в сторону реки.

Вскоре я потерял холопов из виду, как вдруг Ярослав снова заговорил.

— Слушай, а давай устроим тренировочный бой?

Я посмотрел на него с сомнением.

— С твоей ногой?

— С моей ногой всё нормально, — отмахнулся он. — Она почти не болит.

— Ладно, — кивнул я. — Только не жалуйся потом.

Вечером мы остановили лошадей и спешились на небольшой поляне. Мои холопы вернулись без оленя. Убежал он от них в болото, и они не стали преследовать его там. Так что с парным мясом вышел облом.

Холопы сразу начали разбивать лагерь. Мы же, пока не стемнело, решили немного размяться.

Шуйский посмотрел на нас с интересом.

— Что там у вас? — крикнул он.

— Саблями хотим помахать, дядя! — ответил Ярослав. — Кости размять!

— А-а-а, ну-ну, — усмехнулся Шуйский. — Ладно. Эх, хорошо быть молодым. Только кольчуги наденьте, не хватало вам покалечиться, а то придётся снова в Нижний возвращаться.

Дружинники с интересом начали подходить к нам. Мы же с Ярославом встали друг напротив друга. Я взял свою саблю, он — свою. Вокруг нас собрались почти все, кто с нами ехал. Даже отец Варлаам и Алёна с нянюшками.

— Начали, — сказал Ярослав и сразу пошёл в атаку.

Он был быстрым, это я сразу отметил. Я парировал, отступал, искал момент для контратаки. У меня уже было несколько возможностей для контратаки, но я не торопился, ожидая, когда он начнёт уставать. Ему не хватало… грязи. Той самой боевой грязи, когда ты бьёшь не по правилам, а на поражение. Григорий же вбивал в меня эту науку последние три года, и… мне кажется, прогресс у меня был неплохой.

Ярослав атаковал, я парировал. Я видел все его движения наперёд, читал их по положению тела. И когда он замахнулся для мощного удара сверху, вложив большую силу, я не стал парировать, шагнул ему навстречу, подставив свой клинок под его, и одновременно развернулся, подставив ему подножку.

Он не ожидал такого, потерял равновесие и с грохотом рухнул на траву, выронив саблю.

— Кхм… — прокашлялся он, лёжа на спине и глядя в небо. — Нечестно. Это не по правилам.

— Друг мой, если бы я сражался с Новгородцами по правилам, лежал бы сейчас в сырой земле. — Я сделал паузу. — Если ты вспомнишь, Глав убил вашего противника, метнув в него нож, и тогда я не помню, что ты ему говорил про честность.

— Эм… — успел сказать он. Но продолжить не успел, потому что заговорил Шуйский.

— Племяш, Митрий всё правильно говорит. В бою нет правил. Либо ты, либо тебя. Третьего не дано. — И чуть тише буркнул. — Я думал, уж ты-то это понимаешь.

— Ладно, твоя взяла, — признал Ярослав, принимая мою руку, чтобы подняться.

Вокруг раздались смешки и одобрительные возгласы дружинников. Но один из них, здоровый мужик лет тридцати, которого я позже узнал, как Тихона, подошёл ближе.

— Митрий, — сказал он с лёгким вызовом в голосе. — Не откажешь в чести поучить и меня. — В его голосе не было откровенного вызова, но в глазах его товарищей, наблюдавших за нами, я уловил лёгкое пренебрежение. Мол, кто это посмел княжеского сына по земле валять, и надобно его проучить.

— Да чему мне тебя учить? — удивился я. — Мы так, развлекались просто. Тоже мне нашёл учителя.

— Ээ нет, Митрий, — усмехнулся воин. — Слышал я, как ты Новгородцев, аки капусту рубил. Потом ещё и иноземного мастера клинка в землю отправил. — Он посмотрел на меня. — Не откажи. Честно, хочу посмотреть не столько на тебя, сколько на себя. Силы свои взвесить.

— Нууу, ладно, бери саблю.

Тихон улыбнулся и взял саблю из рук Ярослава. Он встал в стойку и сразу было видно, что передо мной опытный воин, участвовавший во множестве сражений.

— Начали, — крикнул кто-то из толпы.

Тихон не стал ждать. Он сразу пошёл в атаку. Я отбил первый удар, но почувствовал, как в руку немного отдало. Следующий удар пошёл сбоку, с расчётом на мой корпус. Я парировал, отступил на шаг. Тихон давил, используя свою массу и силу, рассчитывая, что я не выдержу его натиска. Его стратегия была проста — задавить противника физическим превосходством.

Но я не собирался играть по его правилам.

Когда он снова замахнулся, я не стал парировать. Вместо этого я шагнул вперёд, прямо под его удар, туда, где замах ещё не набрал силу. И сделал подсечку ногой по опорной ноге. Всё произошло за долю секунды. Тихон не ожидал такого простого и эффективного приёма. Он взмахнул руками, пытаясь восстановить равновесие, и тяжело рухнул на спину, выронив саблю.

На поляне повисла тишина. Дружинники смотрели то на меня, то на своего поверженного товарища с откровенным изумлением. Даже Шуйский, наблюдавший из телеги, присвистнул.

Тихон лежал на земле, глядя в небо, потом медленно сел. Он посмотрел на меня, и я не увидел в его глазах злости или обиды. Только шок и… уважение. Он поднялся, отряхнулся и подошёл ко мне. Потом, к моему удивлению, низко, в пояс, поклонился.

— Благодарю за науку, Митрий Григоьевич, — сказал он искренне. — Знаю я твоего отца, и ни разу его не побеждал. Видимо, и по сей день я ему не ровня, раз его младший сын меня уже побеждает.

Для меня стало откровением, что Тихон знает Григория. И честно, было приятно слышать такую похвалу.

Тем временем я услышал за спиной удивлённый шёпот.

— Видал? Митрий нашего Тихона повалил!

— Да я и не понял, как это вышло…

— А я говорил, что он не прост. После того боя в лесу…

Ярослав подошёл ко мне, хлопнул по плечу.

— Ну, ты даёшь, Дим. Тихон один из лучших воинов отца. А ты его так быстро уложил.

— Просто повезло, — отмахнулся я.

— Ага, как же, — усмехнулся Ярослав.

Ночь прошла спокойно, и по утру мы отправились в дорогу. Пару раз за время пути я пересекался с Алёной. Она ехала в отдельной, крытой повозке, и иногда выглядывала из-за полога. Её лицо оставалось холодным и отстранённым, но я замечал, что она иногда смотрела в мою сторону.

Первый раз это случилось у колодца в одной из деревень, где мы остановились на ночлег. Я набирал воду для лошадей, а она просто проходила мимо, как вдруг остановилась.

— Митрий, — обратилась она ко мне.

Я обернулся. Алёна стояла в нескольких шагах. На ней было простое дорожное платье, волосы заплетены в косу. Без всех этих княжеских нарядов она выглядела… проще. И, если честно, даже симпатичнее актрисы. А её зелёные глаза на закате солнца казались фантастичными.

— Княжна, — поклонился я. — Что-то случилось?

— Хотела спросить, — она помолчала, словно подбирала слова. — Как твоя рука, после драки с испанцем?

— Всё хорошо. Зажило уже, — ответил я. Царапина от испанца и впрямь уже зажила, но вот рана, полученная при сражении с Новгородцами, порой давала о себе знать.

— Хорошо, — кивнула она, и в её голосе прозвучало облегчение. — Я… переживала.

Это меня удивило. После того, как Ярослав представил меня, как гуляку и бабника, я не ожидал от неё никакой заботы.

— Спасибо за беспокойство, — сказал я. — Но всё в порядке.

Мы постояли молча несколько секунд. Атмосфера была, как бы это сказать, неловкой. Дураком я не был, и прекрасно понимал, что сейчас происходит, но я ЧЕСТНО не делал ничего такого, чтобы Алёна обратила на меня внимание.

Алёна посмотрела на меня своими зелёными глазами, и в них мелькнуло что-то тёплое.

— Знаешь, Митрий, ты не такой, каким тебя описывал брат. Совсем не такой.

— Я именно такой, как описывал меня твой брат, княжна, — поклонился я, прекрасно понимая, что ЕЙ я не ровня. И болтаться на суку в мои планы не входит.

Когда я поднял голову, Алёна внимательно смотрела на меня и, кажется, она ни капли не поверила моим последним словам. Тем не менее, она развернулась и ушла, больше не проронив ни слова.

— «Вот тебя мне только не хватало!» — проворчал я про себя.

Дни шли один за другим. Мы старались останавливаться на ночлег в деревнях, но чаще прямо в лесу. Ближе к концу пути, когда до Москвы оставалось дня три, я начал всё больше думать о Марии Борисовне. Эта мысль не давала мне покоя.

Мария Борисовна. Софья Палеолог. Иван Васильевич. Я попал в самый центр исторических событий, которые определят судьбу этой страны на столетия вперёд. Ведь, если я правильно помнил, Марию Борисовну отравят, вот только когда это произойдёт я не знал. Если её травят мышьяком, то в принципе я знаю, как лечить. И уголь активированный, хоть и в примитивном виде, я могу сделать. Промывание желудка, обильное питьё, покой. В общем, шансы есть. Главное убрать первопричину!

Но вот вопрос — а стоит ли?

Раньше я об этом не думал. Просто выживал, прогрессорствовал помаленьку, строил свой маленький мир в Курмыше. Лечил людей, делал арбалеты, учил холопов. А теперь… теперь я понял, что могу изменить всё.

Нет, мои амбиции никуда не делись, и я также собирался прожить свою жизнь на полную, но стоит ли мне начинать именно так? В мои планы входило постепенное вхождение в силу, а теперь…

Ведь если я спасу Марию Борисовну от отравления, она не умрёт. Иван не женится на Софье.

И тут меня прошиб холодный пот.

А что, если, изменив историю, я отменю собственное рождение? Классический парадокс дедушки, о котором я читал в научно-фантастических романах. Если я спасу Марию, изменится вся цепочка событий, и тот мир, из которого я пришёл, может просто не возникнуть. Россия пойдёт по другому пути. Не будет Петра I в том виде, каким мы его знаем. Не будет Российской Империи. Не будет Советского Союза. Мои родители не встретятся. Я не рожусь.

— «ПОЧЕМУ Я РАНЬШЕ ОБ ЭТОМ НЕ ДУМАЛ?» — чуть ли не воскликнул я.

Что выбрать? Позволить истории идти своим чередом, дать Марии умереть, чтобы сохранить своё прошлое и, возможно, шанс когда-нибудь вернуться? Или вмешаться, спасти невинную женщину, но рискнуть собственным существованием?

Я начал перебирать в памяти обрывки знаний по истории.

Софья Палеолог… что я помнил о ней?

Она привезла с собой византийских мастеров, которые начали перестраивать Кремль. Она ввела при дворе византийский церемониал, укрепила авторитет Великого князя. Именно после её приезда Иван Васильевич начал позиционировать себя, как наследника Византийской империи, последнего оплота православия.

А ещё… двуглавый орёл. Это же её герб, символ Палеологов, последней императорской династии Византии. Именно он стал гербом России, который просуществовал века.

«Так что же получается? — думал я, глядя в огонь. — Если я спасу Марию Борисовну, то всего этого не будет? Не будет Кремля, каким мы его знаем? Не будет двуглавого орла? Не будет той России, в которой я родился?»

Но тут же другая мысль: СТОП! Я же сам собирался вмешаться в историю. Сам собирался, перестраивать её под себя. Порох, стекло, фарфор, выплавка стали, дороги, освоение Урала, а добравшись до залежей метала, серебра и золота, я смогу развернуться на полную! Всё это я не раз прокручивал в своей голове.

И спасение Марии Борисовны не идёт в разрез с моими планами, а наоборот. Я надеюсь, что она окажется благодарной женщиной, и с её поддержкой мой социальный статус поднимется.

В этот момент я посмотрел на звёзды. Они были в разы ярче, чем в моём времени. Но мир под ними был другим. Вернее, не так, я был другим, а миру только предстоит стать другим.

Не сегодня, но когда-нибудь… когда в небо поднимется солнце, я на рассвете смогу сказать, что я изменил мир.

С этой мыслью я наконец-то заснул, прислонившись спиной к дереву. И если кто-то посмотрел бы на меня со стороны, увидел бы улыбку на лице.

Москва.

Город поражал своим величием. Я видел Курмыш, Нижний Новгород, даже вражескую Казань, но всё это меркло по сравнению с тем, что предстало передо мной. Москва была не просто большой, она была огромной, живой, дышащей. Она раскинулась на холмах, окружённая мощными стенами, над которыми возвышались бесчисленные башни и купола.

— Ну как тебе, Митрий? — спросил Ярослав, подъехав ко мне ближе. — Впечатляет?

— Слов нет, — честно ответил я, не отрывая взгляда от этого зрелища. — Даже не представлял, что она такая… старая…

— Мощная, да?

— Ага, — ответил я.

Мы въехали в город через восточные ворота, и я тут же окунулся в бурлящий котёл столичной жизни. Стражники, увидев знамёна Шуйского, сразу же пропустили обоз, даже не задавая вопросов. Улицы, хоть и широкие, были забиты народом. Скрипели телеги, сновали туда-сюда купцы в богатых одеждах, на породистых конях. Монахи, нищие. Гул голосов, ржание лошадей, всё это сливалось в единый, оглушающий шум.

Проезжая торговые ряды, в нос ударили запахи рыбы, мёда, воска, навоза, нечистот и гари. Просто чудовищный коктейль…

Я невольно засмотрелся на всё это безумие. В Курмыше ничего подобного не было. Даже Нижний Новгород казался тихой деревней по сравнению с этим муравейником.

Наш отряд, возглавляемый Шуйским, медленно продвигался сквозь толпу. Люди расступались, с любопытством и почтением глядя на знамя воеводы. Крики продавцов смешивались с ржанием лошадей и лаем собак. Кто-то зазывал купить свежую рыбу, кто-то — шкуры, кто-то предлагал мёд и воск.

Наконец-то наш обоз остановился перед массивными воротами. Ворота были не деревянные, как я ожидал, а каменные, добротные, с железными петлями и засовами. А над воротами виднелся герб Шуйских.

(От авторов: Герб князей Шуйских в XV веке, согласно описанию в Гербовнике В. А. Дурасова)

— Приехали, — объявил Шуйский, и его голос прозвучал устало, но довольно.

Створки распахнулись, и наш обоз въехал внутрь.

Подворье оказалось огромным. Целое поместье, больше похожее на небольшую крепость. Двор был вымощен камнем, по периметру стояли каменные и деревянные здания, терема, амбары, конюшни. В центре двора возвышался главный терем — трёхэтажный, с резными наличниками и высокой крышей. Стены были побелены, что делало их почти белоснежными. И за крышами теремов, со двора, были хорошо видны белокаменные стены и башни Кремля, находившегося совсем рядом.

— Красиво, правда?

— Красиво, — согласился я, оглядываясь. — И богато.

Ярослав усмехнулся.

— Дядя Василий, один из самых влиятельных бояр при дворе Великого князя.

Обоз остановился. Тут же к нам бросились слуги, принимая поводья лошадей. Дружинники начали спешиваться, холопы принялись разгружать телеги. Я тоже слез с Бурана, передал поводья подбежавшему конюху. Ратмир и Глав держались рядом со мной, оглядываясь по сторонам настороженно. Для них, как и для меня, всё это было в диковинку.

Из главного, самого высокого терема, вышла женщина лет сорока, в богатом синем платье с вышивкой и с платком на голове. Волосы убраны под платок. Она быстрым шагом направилась к Шуйскому.

— Василий Фёдорович! — раздался её голос, в котором слышалось огромное облегчение. — Слава Богу, живой!

Шуйский, опираясь на костыль, вылез из телеги. Его встретила целая толпа слуг и холопов, которые суетились вокруг.

— Живой, Анна, живой, — он обнял её одной рукой, опираясь другой на костыль. — И почти здоровый.

Она тут же отстранилась и посмотрела на его ногу с тревогой.

— Что с тобой? Ранен?

— Так, пустяк, — отмахнулся Шуйский. — Меня уже залатали, и нога почти не болит. — При этом он показал женщине на меня. — Вот тот юноша, что Ярослава от хромоты лечил. Вот он меня сам зашивал. Хотя, поверь, досталось мне неплохо.

Анна перевела взгляд на меня, и я невольно выпрямился. Её взгляд был… оценивающим. Она оглядела меня с ног до головы, задержалась на сабле, на кольчуге, которую я не снял с дороги.

— Митрий, подойди, — попросил меня Шуйский.

Я подошёл и поклонился в пояс.

— Митрий, слуга ваш, госпожа.

Анна кивнула, но не улыбнулась.

— Слыхала о тебе. Говорят, ты чудеса творишь. Раны зашиваешь так, что люди даже не умирают от горячки.

— Стараюсь, госпожа, — осторожно ответил я.

Она ещё немного помолчала, изучая меня, потом кивнула.

— Лариска, — слегка повысила голос боярыня.

— Да, хозяйка.

— Покажи юному воину его комнату на втором этаже. Поняла?

— Да, хозяйка, — поклонилась холопка.

Перед этим я забрал свои вещи с коня, после чего пошёл к женщине по имени Лариска. И краем глаза заметил, как Анна обнимала Алёну.

— Алёнушка, здравствуй, дитя, — ласково сказала она девушке. — Пойдём в терем, на женскую половину. Устала, небось, с дороги.

Алёна вылезла из повозки. Она выглядела уставшей, но держалась с достоинством. Прежде чем последовать за княгиней, она обернулась, и наши взгляды встретились. Она слегка улыбнулась, тёпло и, как мне показалось, немного грустно. На что я кивнул, не став задерживаться.

У нас были разные пути, и общение с ней ничего, кроме проблем, мне не сулило.